Как и обещал - начинаю выкладывать главы своего первого "пиар-романа", действие коего разворачивается во второй половине приснопамятного 1999 года в России. Все делается с колес и представляет собой большой авторский эксперимент, так что прошу не судить строго. Сегодня - первая глава романа, рабочее название коего - Уровень Стажера. Сразу предупреждаю - букв не много, а
очень много, а будет - еще больше. Слабонервных просят удалиться от экранов, детям читать только под присмотром родителей!
Ну - понеслась.
Алексей Рощин
Уровень стажера
(пиар-роман)
Глава 1. Первый пиар«…Чтоб ты сдох, скотина!»
Константин в гневе кинул трубку на рычаг, чертыхнулся, вскочил с дедовского продавленного дивана и в волнении заходил по комнате. Срочно нужны были деньги – но денег не было. Учителям денег и во время учебного года почти не платили – что уж говорить про каникулы. Стоял знойный август 1999 года, судьба Кости в очередной раз катилась под откос.
А ведь он только было подумал, что всё, наконец, устаканилось! Еще и кризис прошлого года, когда все полетело в тартарары, помог: и развод прошел буднично, без слез и вздохов – люди расставались, как будто сбрасывали балласт с накренившейся лодки своей жизни; и квартира деда как-то очень кстати (ой, нехорошо так говорить) освободилась, и вылетел заодно с давно надоевшей – хоть и «перспективной» работы, да и устроился в близлежащую школу почасовиком, гол как сокол, в квартире деда ничего менять не стал, варил себе пельмени, покупаемые на учительские гроши, и просто наслаждался покоем и тишиной. Никакого ремонта, никакой новой мебели, никаких планов!
Косте спокойствие явно шло на пользу – даже на скудных учительских харчах он неожиданным образом начал округляться, даже полнеть, и в свои неполные 30 окончательно растерял юношескую угловатость и вечную студенческую взъерошенность. Очки, слегка сутулые плечи, немного рассеянный взгляд и вечная полуулыбка Джоконды – Костик смотрел на мир из своей окраинной однушки как на старого школьного приятеля в клоунском костюме, случайно встреченного на улице после 10 лет от выпускного: без страха, с веселым удивлением и легким превосходством.
Впрочем, не в этот день. Звонок по телефону явно выбил Костю из ленивой каникулярной колеи. Не в силах дальше оставаться в четырех стенах, Костик выбежал из квартиры на улицу – прогуляться в парк.
Дверь Костик просто захлопнул, по обыкновению поленившись запирать на ключ. Да и что там было воровать – старые дедовы книжки? Его же цветной огромный телевизор, помнивший еще Брежнева – и главное, такой огромный и тяжелый, что любой вор проклял бы все на свете, стаскивая монстра с 9 этажа? «А вот если бы в квартире лежала, к примеру, штука баксов – скажем, в шкафу? - вдруг спросил себя Костя, сбегая по лестнице. – Небось запер бы замок как миленький!»
Но тут же сам себе горестно возразил: нет, ни хрена. «Если бы в квартире лежала штука баксов – она бы сейчас там уже не лежала. Я б ее забрал и нес бы с собой, чтобы отдать». Увы, тысяча «зеленых» - именно такова была сумма долга. «Так что дверь в любом случае можно было не запирать», - заключил Костик, ударом плеча распахивая дверь подъезда (кодовый замок опять сломался).
В последнее время – видимо, от одиночества – у него появилась эта странная привычка – разговаривать с самим собой, спорить и даже подначивать. «Конечно, запер бы, - солидно ответил сам себе Костик. – Такие деньжищи! А в стране, между прочим, разгул преступности!»
Еще одно преимущество дедовой убогой однушки на окраине, в казенной брежневской девятиэтажке – рядом был отличный, большой почти как лес парк, с прудами и дорожками, конечно, запущенный и заросший донельзя – все «лихие 90е» городским властям было определенно не до парка, у них имелись намного более интересные дела. В дождливое время в нем была непролазная грязь – но сейчас-то лето, солнце! И к тому же будни – то есть парк практически пустой, гуляй не хочу.
Но вот поди ж ты! Достала старая жизнь, потребовала-таки расплаты. «Рад бы в рай, да грехи не пускают!» «Конец идиллии» - Костя по старой привычке придумывал заголовки, на этот раз к несуществующей статье о своей собственной участи (он проработал какое-то время в «молодежной газете» репортером – аккурат до самого развода, и вспоминал это бестолковое время с содроганием).
Он брел, бесцельно сворачивая с аллеи на аллею, предаваясь самым мрачным мыслям, но хотя бы радуясь отсутствию досужей публики. Однако и тут ему не повезло: в глубине парка наткнулся на группку бомжей, оккупировавших пустую полянку, на которой по выходным местные жители жарят шашлыки. Их было трое: два оборванных мужичка в немыслимо грязных футболках (один из них почему-то в зимних ботинках), и с ними испитая женщина в непонятном балахоне, с фингалом под глазом и дико спутанными черными волосами, чем-то похожая на Аллу Пугачеву. Они уже разложили на земле какие-то консервы, обугленные крылья и ножки на расстеленном пакете, пузатые пластиковые бутылки некой «колы» с мутным содержимым, и уже развели подобие костра. Бомжиха что-то весело рассказывала мужичкам, и они гоготали, демонстрируя щербатые улыбки. Костя невольно услышал несколько фраз, проходя мимо.
- Пойло у новых домиков нашла, - радостно докладывала бомжиха. – Буржуи выбросили две бутылки, даже до помойки не донесли! Вот суки! Я смотрю – там все густое и синее. Я сначала подумала – краска, бля! А потом глотнула – нет, ликер!
- Ну ты дура, Алка! – сипел бомж в зимних ботинках. – Кто ж краску пьет??
- А я колой потом разбавила, вот! Самое буржуйское пойло получилось – коктейль! Пробуй, Бидон!
- Э, без меня?!
Веселая перебранка бомжей осталась позади. Костик подивился, что бомжиху-таки зовут «Алка» - как это он угадал? Потом счел, что второго тогда должны были бы звать Филиппом – и расстроился, что это не так. Костя любил вот так невзначай извлекать сюжеты из случайных сочетаний встречных людей – наверно, опять же осталась ненужная журналистская привычка – придавать осмысленность нелепому хаосу мира, пусть даже и в виде заготовок статей; и это при том, что саму профессию журналиста Костя так и не полюбил, а сразу после ухода из газеты и вовсе терпеть не мог.
Но тут его мысли по поводу бомжей потекли вдруг в совсем уж неприятном направлении: «А ведь, возможно, через месяц-другой и я к ним присоединюсь… Да-да. Если братец осуществит угрозу… В сущности, чем я от них отличаюсь – московской пропиской? Разве что… Но на них не висит долг! Они ведь богаче меня, эти бомжи!»Пораженный, он аж замер в глубине московской мини-чащи. Потом он не раз вспоминал тот миг – он стал для Костика чем-то вроде явления Истины: Равнодушное солнце мягко пробивает золотые дорожки сквозь листву, жужжит мелкая мошкара, за зеленой стеной неостановимо ревет МКАД, слегка пахнет гарью… «Ведь точно! – думаю Костя, холодея. – Эти бомжи богаче меня! У них – ноль, а у меня – отрицательная величина!» В своем пединституте он был одним из лучших по математике, чем всегда поражал своих гуманитарных сокурсниц.
«Каждое из этих немытых чудищ богаче меня на 1000 долларов. А если скотина Степа осуществит угрозу – может, даже на полторы. Или на две. Черт знает, как работает этот «счетчик»… Я нищий по сравнению с ними! Они могут даже не пустить меня к своему угощению, своему «коктейлю» - сказав, что им не нужна в их благородном собрании голытьба! И будут правы».
В состоявшемся сегодня телефонном разговоре «братец» не орал, как он делал обычно, требуя немедленно «вернуть должок» - нет, он вел разговор непривычно деловым тоном; собственно, именно это и выбило Костю из колеи. Орущий «братец» раздражал и внушал чувство вины, а вот такой спокойный – пугал.
- Слушай, брательник, - сказал он сегодня. – Я все понимаю про вас, интеллигенцию хренову. Кризис, все такое – сейчас всем несладко. Орать я устал. И объяснять устал: я бы плюнул на эту сраную «штуку», подождал еще – но времена сейчас не те. Мне и тебя жалко, и маму твою, еще больше тебя… я бы подождал. Но я не могу.
- Степа, я верну! Слово – в сентябре: начнется учебный год, я поговорю с родителями, возьму несколько коррекционных учеников… - лепетал Костя в трубку.
- Ты обещал вернуть еще в июне, - напомнил Степа.
- Но я вернул!
- Вернул 500, то есть треть. А тысячу остался должен!
- Я…
- Хватит! Я все уже слышал. Еще раз повторю: я бы наплевал – но не могу. У меня сейчас у самого весь бизнес на волоске. Ты, бл…., чего – решил, что кризис уже кончился, психолог недоделанный?! Газеты читай! Каждая копейка на счету. Да что рассказывать. Я с тобой трендю – как голубки, бл…, воркуют. Ты б слышал, как со мной люди говорят…
- Если я…
- Заткнись! В общем, так: сам я, как ты понимаешь, мараться об тебя не буду. Опять же – МарьяИванна, зачем мне грех брать на душу? Я твой должок просто продам. Я знаю кому – и уверяю, тебе лучше этих ребят не знать. Они с тобой так, как я, лясы по телефону разводить не станут. И возьмут они с тебя, уж извини, много больше сраной штуки. Сама штука, потом им за их труды, потом проценты…
- Какие проценты? У нас не было уговора о процентах! – пробовал возражать Костик. – Мы же по-братски…
- У нас с тобой не было – а у них с тобой будет.
- Но у меня нет денег! Сейчас – нет! Нам и продать нечего! Ты же знаешь…
- Я все знаю. Перезайми, бл…! И я тебе сколько раз говорил – брось ты это свое дрочилово вместо работы, найди нормальную, как у нормального мужика! Ты ж меня не слушал…
Костик вспомнил, что он читал в книжках про мафию – и пустил в ход последний аргумент.
- Если ты перепродашь мой долг – тебе никто за него не даст полную сумму. Ты получишь на треть, а то и наполовину меньше!! Ты потеряешь в деньгах!
- Блин, а ты сечешь, хоть и психолог, - с ноткой уважения признал Степан. – Тем более – ищи нормальную работу, раз башка еще варит. Но это ничего не меняет: меня и 500 баксов – только сейчас, на руки! – устроят больше, чем эти твои (он передразнил) «в сентябре». Неизвестно какого года!!
- Я…
- Хватит, я сказал. Сроку тебе – два дня. Не отдашь долг – через три дня с тобой будут общаться совсем другие люди. И они, как я, шутить с тобой не будут. Нечем отдавать – продашь квартиру.
И всё, разговор был окончен.
- Скотина! Хрен вам, а не квартира! – шипел Костя в трубку, откуда раздавались уже лишь равнодушные гудки. – Я верну тебе все до копейки! Я тебе в рожу швырну твои поганые баксы! Но после этого мы…
Угрозы «Братца» Степы были вполне реальны, хотя как раз «братцем» он был весьма условным: он приходился пасынком брату мамы, женившимся в свое время на женщине с ребенком. Соответственно, Степа был на несколько лет старше, в детстве виделись они довольно редко в рамках редких широких семейных торжеств. После 1991 года Степан пошел, как он сам это называл, «в перекупы» - то есть завел свой мелкий бизнес, несколько раз, пока Костя учился в своем педе, разорялся, потом снова вставал на ноги, последние годы вроде бы все пошло у Степана стабильно хорошо, но кризис 1998 года подкосил его снова, и к августу 1999 его положение, видимо, еще усугубилось. Так-то Костя мог «братцу» даже посочувствовать, войти в положение, поговорить по душам – но, естественно, не сейчас, когда этот выродок прямо пообещал сдать его бандитам!
И всё из-за смешной для торговца с Черкизона суммы! Поэтому внезапное предательство «братца» просто не умещалось в голове. А тут еще расписка… Как будто он мог отказаться от долга!
«Как будто я могу отказаться от долга! – думал Костя, уныло плутая между деревьев. – Я же приличный… Как там Чехов говорил: «Я – московский студент!» И я тоже – московский и студент. Был… Конечно, я не могу не отдать долг. Хотя… Кто ж знал, что Степа такая сволочь? Натравить бандитов! С такими скотами – надо бы тоже по-скотски! Сказать ему – какой долг? Не знаю никакого долга! Как бы он после такого запрыгал… И пусть бы что хошь со мной делал – я бы только смеялся. Ха-ха-ха!» - тут я даже развеселился на миг сам, совсем некстати.
Да, видимо, сам черт надоумил Степана потребовать расписку. Это было еще год назад, тоже в августе. У Степы было какое-то особо безоблачное настроение, дела, как он говорил, шли «строго в гору» – и Костя это вовремя уловил (хотя пришел на самом деле отдавать предыдущий долг в его контору на пыльном южном конце Москвы, в Чертаново). Хотел отдать 500, но увидел, в каком «братец» настроении – и догадался вместо этого попросить взаймы еще 1000. Был у Костика такой дар – чувствовать настроение других людей. Правда, почему-то он редко проявлялся… Но тут – в яблочко. Попросил – и спекулянт, явно чувствовавший себя в тот день воротилой, а то и будущим олигархом, неожиданно легко согласился! Хотя обычно скрипел в ответ на каждую просьбу одолжить хотя бы сотню.
Отсчитал из пачки почти сразу, без разговоров. И только в последний момент что-то в нем щелкнуло – вдруг потребовал расписку. Никогда ведь прежде… Сумма, сказал, слишком большая. Написали ее, впрочем, весело, шуча и хохоча – он диктовал, Костик писал. Срок возврата поставили от балды – тот самый июнь будущего года. «Я ж тебе раньше верну! – горячо говорил Костя, ставя подпись. – Да я и не сомневаюсь», - отвечал братец, сладко улыбаясь и пряча бумажку. Кто ж знал, что все так обернется: грянуло 20 августа 1998 года – и все у братца полетело под откос.
Костя сам не заметил, блуждая по парку, как вышел к Дальнему Пруду. В выходные возле него всегда была толпа загорающих москвичей (резкий скачок курса доллара заставил многих променять отдых в Турции и Греции на убогий песочек возле дома, на берегу ядовитого водоема) – но сейчас, в среду, условный «пляж» – был почти пуст. Разве что неподалеку расположилось семейство – тощий как Кощей мужик, рядом с ним толстая бабища и с ними уже довольно пухлая девочка лет пяти. Они постелили полотенца, разделись и сварливо уговаривали девочку залезть в воду «ополоснуться», а та, как ни странно, артачилась и упорно сидела, ковыряясь в песке. Родители перешли на крик.
- Я кому сказала! – визгливо орала мамаша. – Лезь!
- Не буду! – отвечала девочка.
- Слушай маму! – злобно приказывал Кощей.
- Не хочу! Она грязная!
«Обезьяны! – думал Костя, проходя мимо. – Как есть обезьяны!» Была у него старая наработанная привычка, очень помогающая, к примеру, во время семейных скандалов. Или когда надо справиться со слишком буйным классом. Или выдержать дурацкие нотации директрисы школы, или пустейшие выступления на каких-то дурацких собраниях… Надо было лишь представить скучных и назойливых людей в виде тех, кем они на самом деле и являются – то есть в виде приматов. Или, говоря проще – обезьян. Это помогает отрешиться и выйти из ситуации, почувствовать себя кем-то вроде зоолога в зоопарке. Что взять с приматов? Визжат, дерутся, ищут друг у друга блох… Можно много не думать – пожать плечами да и пройти мимо.
Вот и сейчас он мигом, очень живо представил все только виденное семейство в их подлинном виде: мама – горилла, отец - большая макака, девочка – мартышка. «Приматы». Фу. Очень помогло. Так Косте было бы жалко несчастную девочку, безнадежно попавшую, как в западню, в семью с двумя идиотами (засада навсегда!) - а так он прошел мимо, чувствуя лишь легкую брезгливость.
Вообще-то Костя придуривался тогда сам перед собой этими своими как бы бесцельными блужданиями. В глубине души он точно знал, куда шел – и только лишь оттягивал момент встречи. Он шел к дальнему концу пляжа, зная, что там в последнее время часто лежит и загорает СуперДевушка. Только днем, только в будни. Она – какой-то осколок другой жизни на грязном московском песке. Костя, уже давно изнывавший от своего слишком аскетичного образа жизни и уже почти оправившийся от травмы семейного быта, видел ее два раза – и был потрясен ее купальником, точнее – практическим отсутствием оного. В Москве, он знал, такие купальники не носили, даже, наверно, не столько из консерватизма, сколько из чувства самосохранения. Тонкие ниточки на груди и на бедрах, соединяющие крохотные полоски ткани – столько голого женского тела сразу..! А ведь это окраина Гольяново, тут не Сан-Тропе – людей нет, полиции тоже… Но девица, похоже, была отчаянная – ей было все нипочем.
СуперДевушка томила молодой мужской организм неимоверно, всю неделю. Она снилась по ночам – и дедов диван жалобно стонал, с трудом вспоминая, видимо, еще деда с бабкой проказы на нем – ШО, ОПЯТЬ?! А Костя мучительно не мог понять - как она залетела сюда? У нее украли ее билет в Ниццу или на Багамы? Ее бросил любовник – саудовский принц или владелец казино «Вулкан»?! Но почему она сразу же не нашла другого?
И почему она не боится – бывать здесь одна и в таком виде? Она б еще голая загорала!
«Увижу такую – красивую, юную,
Души не растрачу, изнасилую,
И в душу насмешку плюну ей!» - вспомнились вдруг Косте строки Маяковского, великого пролетарского поэта.
Прежде он все не решался подойти – считая себя инвалидом любовно-сексуального фронта с долгом в целую штуку баксов, из задрипанной квартиры и даже без машины. Кто он для такой красотки? Учитель – то есть самый презираемый член общества наравне с врачами, а хуже только менты. Не подходил, трезво понимая свое настоящее место в мире.
Но не в тот день. Косте только что, после встречи на полянке с бомжами, явилась Истина – и в него вселился черт.
Костя смело уселся на песочек рядом с феминой – которая, надо отдать должное, даже головы не повернула в сторону внезапно образовавшегося соседа. Так и продолжала лежать на животе.
- Э-эээ… Ну, как водичка? – спросил новоявленный кавалер.
Ответа не последовало. Похоже, отдыхающая все еще надеялась, что молчание в ее случае – золото. И не зря: Косте вдруг мучительно захотелось уйти. Собрав всю волю в кулак, он все ж остался на месте и собрался даже продолжить заигрывание. Вопрос, правда, прозвучал уже довольно сварливо – с такой интонацией в транспорте спрашивают у задумавшегося пассажира, выходит он, черт возьми, на следующей или нет?!
- Девушка! Я вас спрашиваю: вода как? Не холодная?
- Я что, похожа на градусник? – отреагировала она на этот раз быстро, но так же не поднимая головы.
Сраженный, Костя умолк, не в силах придумать столь же остроумный ответ. Пауза затягивалась, обретший Истину герой-любовник с каждой секундой чувствовал себя все более глупо (он к тому ж никак не мог решить, надо ли пялиться на почти ничем не прикрытую попу «отдыхающей» - а пялиться хотелось нестерпимо) – но тут диспозиция резко изменилась.
- Ба! Толян! Ты глянь, какая краля у нас тут загорает! – раздался чей-то грубый возглас.
- Ого! – одобрительно откликнулся второй. – Такую задницу я видел последний раз у моего дяди в гараже – он на нее дрочит каждый раз, когда его тетя Дуся из дому выгонит!
- Мужики! – заорал третий. – Чур, если на отсосать – я первый!!
Костя повернулся и поднял глаза – к ним быстрым аллюром приближалась троица накачанных парней лет 20. Как он их не видел и не догадался о приближении? Они, видимо, вышли из-за деревьев совсем недалеко – и оказались, мягко говоря, приятно удивлены видом почти обнаженной красавицы, разложившей свои прелести прямо перед ними, на доселе так скучном и почти пустом пляже.
По классификации Кости это были, безусловно, «гориллы». С почти одинаковым выражением на широких лицах, маленькими глазками, в которых уже разгорался похотливый огонь, могучими ручищами и почти лопающихся на могучих грудях майках. Майках! Даже не футболках! «Кто они? – мелькнула паническая мысль в голове у незадачливого кавалера. – Бульдозеристы?!»
Передний самец гориллы даже свистнул – видимо, призывно в его понимании. На Костю,правда, они почти не смотрели (не находили ничего особо интересного в сутулом очкарике); их жадные взгляды были прикованы к девице, которая, надо отдать ей должное, вынырнула-таки из своей неги, тревожно уселась на песке и, видимо, впервые за день наконец почувствовала себя голой.
Костя прикинул: безусловно, против разгоряченной троицы у него не было никаких шансов. Если честно, у него не было бы шанса даже против самого мелкого из троицы. Звать на помощь тоже было бессмысленно, поскольку некого. Семейная пара из папы-павиана и мамы-макаки была довольно далеко – да и чем бы она могла помочь? Мелькнула мысль, что в такой дурной день должно будет случиться еще и самое главное пока унижение в Костиной жизни (помимо морального краха и банкротства) – но оставался один, последний шанс спасти девушку. Три парня были уже в трех шагах, когда Костя решился реализовать свой безумный план.
- Сучка!! Шлюха ты поганая! Тварь! Вот ты где скрываешься! Разлеглась тут, паскуда!
Костя отвернулся от набегающих жеребцов и бешено уставился на девушку – которая явно не ожидала такого всплеска от своего на вид вполне безобидного соседа.
- На меня смотри, шлюха! Я тебе везде ищу! Убежать вздумала?! На пляже отсидеться??
- Да что…?! – вскинулась та, явно ничего не понимая. Подошедшие почти вплотную парни тоже приостановились от неожиданности. Костик, не давая ей закончить, влепил девушке смачную пощечину.
- Шлюха!! – проорал он в третий раз (благо, на пустом пляже можно было орать совершенно невозбранно). – Ты чем меня наградила, тварь?? Я убью тебя, паскуду, прямо здесь!
- Я???! – жалобно воскликнула девица, окончательно теряя не только весь свой шарм, но и, видимо, всякую ориентацию в пространстве. – Да я ведь тебя…
- Молчи, сука!!! – Костя рявкнул так, что сам себе удивился. И, внезапно повернувшись к подошедшим, продолжил почти плаксиво…
- Парни! Парни! Вы видели ее? Вы видели эту суку?? У нас же с ней… у нас с ней всё… я думал, она приличная… Я не знал, что к ней и прикасаться стремно…
- Да ты чего, мужик? – с недоумением спросил самый рослый из троицы, которого, видимо, при других обстоятельствах можно было бы назвать Ильей Муромцем. – Ты чего бабу п….шь?? Ох…л совсем?!
- Бабу??! – все с той же слезой в голосе прорыдал Костик. – Это не баба! Это змея под видом бабы! Ты посмотри на нее – она сама еще гладкая! А я… Я весь в парше! Я чешусь уже неделю! Посмотри, брат!
Костик начал судорожно выдергивать футболку, заправленную в джинсы. Футболка почему-то выдергивалась плохо. Краем глаза Костик подметил, что трое «богатырей» смотрят на его потуги с легким страхом и брезгливостью.
- Заразила, сука! Дрянь! С утра анализы получил!! Полгода теперь лечиться!
Костик в экстазе схватил бесстыжий предмет своих ночных грез за голые плечи и начал трясти, потом как бы в отчаянии толкнул – абсолютно опешившая «девушка-градусник» кулем повалилась на песок.
Трое «богатырей» застыли в недоумении. Девушка лежала на боку и начала всхлипывать; самое удивительное, что у нее на боку действительно вдруг проступила какая-то сыпь… или прыщи. Костя тяжело дышал.
Первым очнулся правый «богатырь» в красной майке: ростом он был пониже всех, но вид имел самый похотливый. В иной раз Костя окрестил бы его «Добрыней Никитичем». Добрыня с досадой сказал:
- Ну это, пацаны… Может, она нам тогда хотя бы отсосет? А?
Предложение придало Костику дополнительные силы. Он вскочил на ноги.
- Отсосет?!! О, эта сука – классная соска!! Вам мой член показать? Показать?! – орал он, наступая на троицу. Те, сами того не замечая, попятились.
- Сейчас! Сейчас вы увидите, что эта тварь сотворила! Сейчас!!
И Костя отчаянно принялся расстегивать джинсы и рвать из пазов ремень – в явном намерении действительно показать член.
- С него капает второй день! А запах? Хотите понюхать?!!
- Уйди, ссыкун!! – опасливо заорал доселе молчавший «Алеша Попович», с самым простецким и даже слегка дебиловатым лицом. – Уйди от меня, не трогай!
- Нам твой х..й ни в х…й не вперся, - рассудительно пробасил тот, кого мы обозначали как «Илью Муромца». – Закрой поддувало, братан.
Добрыня смачно сплюнул.
- Ну может, тогда утопим шкуру?
Ему явно хотелось сделать с девушкой хотя бы что-то, на его взгляд, интересное.
- Я ее сам утоплю! – заорал уже малость охрипший Костик. – Утоплю и отсижу! Мне все равно уже жизнь не мила. Всю жизнь испортила, шлюха! От кого подцепила? От Автандила??
- Тьфу, - сплюнул на этот раз уже Муромец. – Еще и Автандил!
- От черных самая гнусная зараза, - авторитетно подтвердил «Алеша Попович». – Мой дядя в гараже рассказывал…
Его слова окончательно разрешили ситуацию.
- Ладно, очкастый… - неожиданно сочувственно пробасил «Муромец». – Ты, это… разберись тут сам. Мы пошли.
- Идите, ребята, - в голосе Кости сквозило неподдельное отчаяние. Троица как-то нерешительно топталась на месте.
- Может, помочь? – спросил Добрыня. – А?
- Да нет, справлюсь, - благодарно улыбнулся Костя. – Только, знаете, одна просьба…
- Какая? – настороженно повернулся «Муромец».
- Если что – вы меня здесь не видели. Хорошо?
- Хорошо, брат! – кивнул Муромец.
И они ушли. Издалека донеслось:
- Горе у человека…
- Да, попал…
- Если б моя Танька так – я б ее тоже своими руками задушил…
Костя – в наполовину расстегнутых штанах – бессильно опустился на землю. Девица, свернувшаяся на песке калачиком («в позе эмбриона» - автоматически отметил Костя), внезапно перестала всхлипывать и резко села.
- Они ушли? – спросила она.
- Да, - безразлично ответил Костя. Его немного потряхивало.
- Я б тебя за пощечину убила, - задумчиво произнесла она. – И ведь больно, сука!
Костя лишь пожал плечами, тупо глядя на воду.
- Но я сразу поняла, что ты задумал. Хотя мог бы и предупредить! – без всякой логики заявила она.
Еще помолчали.
- Меня зовут Катя, - сказала Катя.
- Костя, - без всякого выражения произнес Костя.
- И что теперь? – несколько нервно поинтересовалась девушка.
- Я… пойду, - сказал Костя, поднимаясь на ноги. На девушку он старался не смотреть. Ему почему-то было ужасно стыдно.
- Ну… иди, - сказала девушка, с каким-то даже разочарованием.
- Прости… те! – прошептал Костик. И быстро пошел прочь, на ходу удивляясь, что у него не осталось ни малейшего романтического настроения.
Впрочем, выйдя из парка, он нащупал в кармане бумажку в 50 долларов – свои последние деньги – и поднял голову, а свет открывшейся сегодня Истины снова озарил его. Он решительно направился к остановке троллейбусов. Он точно знал, куда ему теперь идти.
Солнце уже слегка задевало краем крыши многоэтажек, но до конца дня оставалось еще предостаточно времени. Костя шагал к остановке, сунув руки в карманы и не замечая ничего вокруг – когда к нему через два ряда с визгом шин рванула черная иномарка. Черный Ауди резко затормозил почти у его ног, задев колесами бордюр. Костя еле отскочил и, с бешено колотящимся сердцем, уставился на Ауди.
Планы менялись.
https://sapojnik.livejournal.com/3481537.html
