Сколько истого пыла, опыт неповторим. Что на первое было, то забыто вторым. Но кого бы ни встретил средь тревожных земель, Остаётся на третье лишь остывший кисель И честна'я маруха с неладами в судьбе, Что несытому брюху воздаёт по губе, Стелит мягко и гладко, но приходишь к утру, Нагрузившись порядком на соседском пиру.
Надлежаще сказуем, превращаясь в петит, В нарастающем зуме шёпот частных молитв, Розных душ эсперанто, применимый раз в год, Но своё оператор непременно возьмёт По тарифу такому, что считай, не считай, Не выходит искомый и растерянный рай. И в полуночи колкой, как в извечном снегу, Засыпаешь иголкой в бессердечном стогу.
Не стоит выделки тулуп, Но не о нём я беспокоюсь. За сциллой и харибдой губ Звереет загнанная совесть До пены и до хрипоты, До мутных сумерек Гекаты, Где брезжит свет в конце пути, И рукоплещут Симплегады.
Вот и окна глоток, Птичьи восторги лета. Сумерек поперёк Чиркнул осколок света. Капельки папирос, Пепельный след на прядке. Слепо дышу взасос Словно в последней схватке. Словно хмельной Алкей, Не угадавший меры. Цифры на потолке, После не нашей эры.
Фамилия из книжки записной Потрёпанного временем айпада, Где прошлое кончается стеной, Не успевая спрыгнуть водопадом. Но вглянешься: на капельке руки Вдруг будто космос отразился целый. И мы на дальнем берегу реки, У будущего мира на прицеле.
Словно первопроблески на снегу Теплоты земной, так и на листке Проступают буквы, торя строку, Чтобы мог другой уже налегке. Но обманчив этой тропинки бег, Незаметно в плечи влипает груз. Дочитать, не поле пройти, не век, Где по пояс или по горло грусть, И мороз покудова врос в ветра. Но печаль отзывчива и светла.
Время делит надвое всё пространство, Чтоб потом ещё, а потом ещё раз. Так до той поры, где уже убраться Можно только в самый последний возраст, Где, сдувая нежно пылинки с мира, Понимаешь то, что слова не в силах, Но пока в глазах горячо и сыро, Там, внутри ничто ещё не остыло.
Кто-то прочь уже из дому, Кто-то в дом уже не прочь, Но впадать не будем в кому, Несмотря на снег и ночь. Просто спустимся пониже, Разрывая круговерть, И тепла чуток надышим, Чтобы время отогреть.
Стихли звуки камертона, Глухо в сумерках души Только сердце из картона Перепуганно шуршит. Память ветхую заденет, И замрёт, как мышь в траве. Только небо холодеет В задымлённой голове.
Жар в крови не гасится мороженым, Чуть полегче в сумерки и в дождь. Заберёшься дальше, чем положено, Чтобы остановиться, где найдёшь Время беспородное, лохматое, Лучше всех подстриженных времён, Чтобы с ним бродить под небом матовым, Путаясь в эклиптике имён.
Покуда даль ещё светла, Твоя непыльная работа: Глядеть, как падает стрела В непроходимое болото. Но даже плеск не услыхать, Но второпях темнеют выси. И долго будут обсыхать Твои несбывшиеся мысли.