В этом тесном кругу анекдотов не травят

здесь острят с бодрияром в руке

про "троих на снегу" заикнешься поправят

и отправят домой налегке

даже тем у кого резюме то что надо

предстоит нешутейный отбор

и сияет на клумбе цветущего сада

лучезарное имя егор

сказанете не то перекосит ебало

привередливый барин-эстет

словно в тонкой картине под рубрикой "джалло"

засверкает изящный кастет

и прервется кощунственный смех идиота

осквернив на мгновенье умы

и полгода опять не слыхать анекдота

там где юмор не нужен взаймы.

Благословен будь постсоветский глянец

ты дал им старт

стал каждый реднек полуиностранец

познав азарт

шагать в шеренге перевоплощенных

туда куда

без препаратов полузапрещенных

есть поезда

где высмотрев заране комнатенку

живут друзья

давая нерожденному ребенку

развить себя

быть в курсе что волнует тома вулфа

как предок твой

что вычитав значенье слова вульва

тряс головой

остра академическая радость

познанием пьян

хмелея от разгаданных загадок

млел дон гуан

а за спиною скалился змеище

воздев клыки

гальванизируя ручищу

считал кивки.

Умные цитаты

виснут в голове

дохлые солдаты

киснут на траве

дочь имеет мужа

тесть имеет зятя

в коридоре лужа

в балтиморе дядя

ценные заметки

грамотных людей

заменяют в клетке

взрослых и детей

дефицит игрушек

и настольных игр

живопись старушек

нарисован тигр.

Как известно, проповедуя социализм, Джон Леннон голосовал за консерваторов, спасая сбережения.

В эпоху относительной уравниловки такая подробность могла озадачить его здешних поклонников, вызвав балагановское "объясните".

Но в девяностые, проклиная ельцинскую свободу, русские неонацисты от мелюзги, торгующей с рук до более крупной рыбы, переводили выручку в доллары.

Почему-то это совпало с бумом на "серф" - на западе затеяли перезасадку барахла 60-х под культурологическим соусом, внушая студенчеству, что в тогдашней музыке было нечто эзотерическое.

В каких-то интструменталках старые хрычи опознали "Венчурс", и очень этому обрадовались. Радость и скорбь пожилых людей иррациональна.

Чему конкретно они так рады - встрече с прошлым или шансу напомнить о себе, старцы не уточняли, но глядя на их восторг, под старомодную электрогитарку задергалась и часть патриотической молодежи, забыв всё то, что обязан слушать юный фриц - любитель мамин.

Как в случае с Ленноном, расставаться с выручкой не хотелось. И декларируемая любовь к "музыке белого отребья" не заходила дальше приобретения в киоске левых болванок с левой картинкой.

Главное - знакомый с детства саунд "бременских музыкантов" и копеечных "гибучек" с "апачами" и "скачками" в исполнении жалких советских ВИА, прикупленных с получки, потому что в счастливой семье по праздникам и выходным должна играть веселая музыка.

Развратная музыка сытых калифорнийских пляжей действительно какое-то время сопровождала коллективные поносы "отдыхающих" в репродукторах пионерлагерей и профилакториев.

Но к началу 70-х её закономерно начали забывать, игнорировать и стыдиться. Никто не требовал ни "Венчурс", ни "Шэдлус", никто не спрашивал, а стало быть никто и не предлагал. Несмотря на стабильное качество "поздних" альбомов.

Обувая ретро-маньяка, приходилось напрягать красноречие, словно ты продаешь не запад, а записи ансамбля, в котором дулся твой спившийся брат.

Хапали любой сборник ранних Кинкс, тщетно искали Фараонов, Свингов и Лордов, а Венчурс не хавали - имиджу комбо капитально поднасрали своими каверами грановы и слободкины.

Доступность убивает иллюзию мазохиста, а мертвые не испытывают ни экстаза ни апатии.

Копейка свела на нет потребность в однотипной, чисто функциональной продукции The Ventures на фирменных носителях.

Она же возродила к ней интерес, благодаря дешевизне левых сиди и дальнейшей халяве закачек.

И здесь, как пел Александр Лобановский, главное "дешевка, моя милая, дешевка". Только она. Везде и всюду. От пеленки зловонной до смердящего савана.

Череда февральских казней

жить становится опасней

малхамовес куртуазней

в эти тягостные дни

а в апреле выплывают

лед последний задевая

пассажирами трамвая

жертвы мартовской резни

слышен гомон птиц и деток

на шестах окрепших веток

в духе первых пятилеток

славно смотрятся узлы

словно дяди спят и тёти

на весеннем эшафоте

извиваются в зевоте

златоглавые орлы.

С ним явно что-то происходит

что именно не говорит

похерены дневные хобби

ночами долго свет горит

не паникуй взгляни на фото

среди предпраздничной москвы

на тротуар свалилось что-то

не поднимая головы

платили звонкою монетой

síl vous plais un double whisky

tres vite - ну да когда-то где-то

свинцовым золотом тоски

с утра недопитую водку

ретроспективно оплатив

он видит лающую Тётку

её еще не проглотив

но закусив сибирским панком

ночных раздумий колбасу

он вновь зовет её Каштанкой

ныряя в лесополосу.

Сквозь механическую сдержанность

в компактном отзыве эксперта

просматривается рассерженность

похабщиной внутри конверта

как будто малохольный родственник

внезапно грянул по-тирольски

среди беседы о берроузе

смекнув масштабы недовольства

казалось бы пластинка вынута

протерта вставлена вращается

стремянка кем-то опрокинута

дымит бычок доска кончается

колышутся плафоны пыльные

тряпицу влажную маня

слова порою тут бессильны

не протирай их без меня

в ответ конечно же язвительно

словно сигналы запорожца

что перевернут был под витебском

сама протру не дозовешься

эксперты бредят украиною

забыв желязны и муркока

а за стеной непоправимое

трагедия внутри чертога

и никому теперь не слышится

глухое эхо колдовства

в сопротивлении сида вишеса

гримасам раннего вдовства.

Сколько их - перевезены книги

переезду четырнадцать лет

в каждой книге загадки и крики

переплет - молчаливый скелет

опечаткой среди афоризмов

ощущает хозяин себя

доживая речистую тризну

постоянно по ком-то скорбя

зарядив батарейки при горби

не заметил он как подхватил

эстафету томительной скорби

по наклейкам остывших светил

в назиданье тарзанам и читам

и на страх тем кто трезв и умен

был всегда капитально начитан

от проглоченных дат и имен

стало тесно под черепом мозгу

ты бы лучше читал по слогам

изучив травиату и тоску

перейдя на простой бабл-гам

но под гнетом словесной заразы

о прорыве наружу моля

словно червь из невымытой вазы

вызревают чеканные фразы

от которых крошится земля.

"Вглядываюсь в лица караульных: это "отборная" гвардия Смольно­го - все молодежь - двадцатилетние юнцы с прическами a la capoule или с взби­тыми "челками" кудерьками на лбу. Говорят, что в парикмахерских они не стесня­ясь платят по пятерке за пахучие помады, которыми превращают в модные при­чески торчащие белобрысые вихры бывших сапожных подмастерий и лавочных мальчишек-"попихачей". Эти "отборные" - несомненно, деклассированные от­бросы рабочих кварталов, которые имеют вид альфонсов или лакеев в подозри­тельных притонах".

*

Н. П. Огановский

Посетите святыни

в самом центре пустыни

обратился ко мне

репродуктор во сне

по ту сторону сна

назревала весна

за формальной стеной

шелестел мир иной

и не в силах завесу

на всё опустить

я решил это место

таки посетить

пианист-неудачник

балбес-консультант

сценаристик невзрачный

нарко-официант

вот кому они молятся

вот кого они чтут

бесталанным заморышам

поклоняются тут

незнакомы при жизни

меж собою они

а теперь эти слизни

мне кричат догони

словно это чертовски

ужасающий штрих

помнить этих ничтожеств

сразу всех четверых

как утопленник в тине

совершенно пустой

оказался в пустыне

город слывший мечтой.