Единственный, пожалуй, итог этого года, который стоит того, чтобы его упомянуть: я по совокупности происшедшего смогла сформулировать одну вещь, которую, в общем, давно знала и так - по крайней мере, я ею руководствовалась в той или иной мере большую часть осмысленной жизни. Вещь простая, на самом деле: выпрямляться можно из любого положения.
И неотменяемое знание: я несводима к сумме моих потерь, травм и обломов. Они могут случаться и случаются, но определяет меня не это. Категорически иные вещи меня определяют.
Может твориться любая жесть, в том числе та, которую невозможно предвидеть, которую невозможно предотвратить, от которой нельзя уклониться, и она может вполне внезапно пробить что угодно из того, что важно или дорого, вообще никогда не знаешь, где рванёт. Можно беречь и беречься, но никаких гарантий же. Но вот что можно сохранить в ситуации, когда начинает сыпаться и обваливаться - это себя. Для начала просто не рушиться. Оставаться живым, оставаться в сознании, оставаться вштыренным, открытым, и присутствовать в том, что происходит. Потому что это, то, что реально в моей власти сохранить - и это то, что я потом реально могу дать тем, кто рядом - свое вполне живое, вовлеченное, заинтересованное присутствие.
У меня нет выбора, например, терять или не терять то, что мне дорого, но всегда есть выбор, проваливаться или не проваливаться в чувство потери. Или тревоги. Или ещё чего. Именно поэтому в ночь, когда умерла Пуля, я не плакала и не пила, но приготовила ужин, а на следующий день не отменяла планов, и все прошло хорошо и правильно. Не потому, что я её не любила или мне не было больно - такое не может не быть больно - но потому, что вокруг были живые, и мне было, что дать им, и они имели значение, эти важные для меня люди, и Линдал рядом, и вот это все. Я четко чувствовала эту грань: когда можно соскользнуть в скорбь и утрату с некоторым даже облегчением, снять с себя некоторые обязательства, лечь и не открывать глаза, и это, безусловно, приняли бы, потому что да, реально плохо. Но правда в том, что весь мой прежний опыт потерь говорит о том, что а) больно обязательно будет и б) где-то за год это пройдет. Поэтому нет смысла ни сопротивляться этой боли, ни проваливаться в неё - сейчас именно так, через год непременно будет заметно легче, это надо просто переждать и пережить - и, вооруженная этим знанием, я вполне могу выбирать то, как именно провести этот год. Потому что сколько лет мне осталось даже в лучшем случае? Ну пусть сорок, пусть даже сорок пять, если совсем повезет, это реально немного, и я не хочу, чтобы хоть что-то из этого было прожито мимо жизни. И мимо тех, кто рядом и кто важен.
И я понимаю, что у нас в самое ближайшее время по ряду причин все будет исключительно непросто, но у меня есть эта упрямая злая готовность сохранять нас живыми, лёгкими, вштыренными и полностью присутствующими в том, что происходит. Потому что это - единственное, что по-настоящему можно сделать, то, с чего начинается все остальное, то твердое, от чего можно оттолкнуться. Я всегда знала, что очень живучая, но эта живучесть дорога мне не только как свойство, но и как принцип - не рушиться, выпрямляться из любого положения, дышать, делать то же, что и всегда - и даже более того. И раз за разом начинать заново. Тюлень, к слову, был очень про это. Да и Корвин был про это. А Пуля просто жила так, как будто непрерывно всей собой выговаривала: "ништяяяяяк".
Завтра вместо всякого предновогодия мы поедем в больницу к одной нашей подруге, некстати затеявшей сегодня сломать себе пару костей, и оставаясь при этом на связи с другой подругой, которой может потребоваться помощь другого рода, потому что так уж вышло. Это, я считаю, прекрасное завершение странного года, очень, я бы сказала, симптоматичное. Я бы даже сказала, что мне почти весело. Не очень празднично, но определенно почти весело. Есть в этом что-то от интонации Шерлока из одноименного сериала, от этого его бешеного "Merry Christmas!"
... And a happy New Year, конечно же.
http://irondragonfly.livejournal.com/836336.html
oz_forest, каковая есть любитель, ценитель и стабильный поглотитель глинтвейна.
