жизнь удалась!

http://alex-the-priest.livejournal.com/269234.html

«Знаки»
Каждый год после Радоницы, сразу же следующим днем, я еду в Покров на старое городское кладбище. Первым делом служу литию на могилках Сергея Иосифовича Фуделя и его супруги Веры Максимовны. Потом навещаю дорогих сердцу людей, кого знал при их жизни и о ком продолжаю молиться.
Большие светлые праздники Радоница и Красная горка превращают старое покровское кладбище в одну сплошную помойку, заваленную остатками еды, пустыми бутылками и грязной одноразовой посудой. Тут и там рядом с цыганскими могильниками сереют горки сгоревшего угля, а то и целиком брошенные одноразовые мангалы.
На фоне привычных глазу захоронений цыганские надгробия нависают громоздкими чёрными параллелипипидами с выглядывающими из них фотографиями усопших. Хотя кладбище официально считается закрытым, число цыганских захоронений из года в год продолжает расти.
Тёплым майским днём, как и прежде, я шёл по тенистым дорожкам и не узнавал старое кладбище. Нарушая всякую логику и многолетнюю укоренившуюся традицию, оно было подозрительно чистым. Коммунальщики сработать так быстро и убрать весь мусор не могли. Неужели в Покрове перестали поминать усопших?
Живых вокруг никого, тишина. Потому, когда откуда-то из кустов меня окликнул негромкий женский голос, то поначалу даже показалось, будто мне это померещилось. Но нет, снова слышу:
- Батюшка, постойте!
Я останавливаюсь и вижу как из-под нагромождения чёрных цыганских могил ко мне пробирается русская женщина, на вид лет тридцати пяти. Она спешит, протискиваясь сквозь ограды. В сложенных пригоршней руках у неё крашеные яйца и конфеты. Обычный пасхальный помин, не хватает только кусочка кулича. Протягивает мне и несколько раз повторяет:
- Всё, что могу, всё, что могу.
Язык у неё слегка заплетается. Она подходит совсем близко, и я ощущаю запах только что выпитой водки.
- Бабушка у меня здесь похоронена. Сама я в Москве живу, с самого рождения, а бабушка, вот. Ели отыскала. Хорошая была старушка, а может, вовсе и не старушка. Всего шестьдесят лет прожила. А в детстве она мне казалась старенькой.
Вот, приехала и поминаю. Почему водкой? А чем же ещё? Вроде так положено, и в кино показывают.
Как живу? Нормально живу. Детей воспитываю, они у меня хорошие, и муж хороший. Только в храм войти не может. Подойти подойдёт, а за порог никак. Раньше пытался себя преодолеть, а сейчас уже всё, махнул рукой.
Молюсь, и дети за него молятся, свечки обязательно ставим. Причащаться? Нет, не пробовала. Так что, за мужа молюсь, а он всё никак. Наверно Бог меня не слышит.
- Одной вам не справиться, надо просить, чтобы помогли. Кого просить? Лучше всего святых. В храме заказывайте им молебны, и сами подходите к их иконам и просите, чтобы они молились о вашем супруге.
- Я знаю, Бога надо просить. Говорят, будто Он отвечает, да только не напрямую, а всё больше знаками. Такими знаками, что становится понятно, мол, правильным путём идёшь дорогой товарищ. Я просила послать весточку, только Он мне не отвечает.
- Да? А то, что священника сегодня на кладбище встретили, разве это не знак?
Знаете что, пойдёмте, покажу вам могилку одного праведного человека. Официально он ещё не прославлен, но за свою долгую жизнь по вере и за страдания, перенесённые за Христа, почитается многими.
Последние пятнадцать лет своей жизни он провёл в этом городе. Был прихожанином здешнего храма. Много писал. После него остался целый чемодан исписанных им тетрадей. Удивительные, скажу вам, эти рукописи. По себе знаю, начнёшь унывать, первое лекарство - бери книжку с его письмами, садись и читай.
Сейчас эпоха интернета, в сети найдёшь всё, что захочешь, есть и книги его, и письма. Запомните это имя, Сергей Фудель.
В следующий раз приедете бабушку помянуть, и к нему на могилку сходите, благо что рядом. Заодно и помощи попросите. Когда трудно, я всегда так делаю.
- Батюшка, - продолжает упорствовать моя новая знакомая, - нельзя ли в этом случае у Бога какой-нибудь знак попросить. Для большей уверенности.
- Ну, вот! Опять вы за своё! Я ваш знак. Идите за мной.

И мы отправились к Сергею Иосифовичу. Я шёл и думал, сколько у священника таких встреч. Вот ещё одна незапланированная. Случайна она или нет? Получит ли наша встреча в жизни этой женщины продолжение, или закончится едва начавшись?
Этим постом проездом в столицу заезжал ко мне один знакомый батюшка. Возрастом почти мой ровесник, а священник он пока ещё совсем молодой. Сегодня мы дружим, а лет десять тому назад это тоже была просто очередная случайная встреча.
Я тогда ещё преподавал в семинарии. Как-то после одной из лекционных пар во время перерыва прогуливался по внутреннему дворику, куда кроме семинарии одновременно выходят мужской монастырь и епархиальное управление. Пока гулял, моё внимание привлекла женщина примерно одних со мной лет, маленького роста и на вид очень несчастная.
Её осанка, руки, её взгляд, всё говорило, что сейчас ей ужасно плохо. То и дело она кидалась то к одному, то к другому проходящему мимо неё человеку в подряснике, что-то спрашивала, ей всё так же, не останавливаясь, отвечали. Она отходила в сторону, но только для того, чтобы дождаться очередного, похожего на священника, и броситься к нему со своими проблемами.
Все, кто подвязается в этом монастыре или работает в епархиальном управлении, уже привыкли к бесчисленным попрошайкам, якобы потерявших билет на поезд, или путешествующих от одного монастыря до другого. Кто-то собирает деньги на «лечение» любимой бабушки, внука, сына, дяди или тёти. И совсем немногие, кто честно признаются, что не на что выпить. Потому в этом маленьком дворике никто никого особо не слушает. Она попала сюда в первый раз, и потому ни о чём таком не догадывалась.
Я был тот, кто, никуда не спешил, и, убивая время до начала следующей лекционной пары, бесцельно бродил по дорожкам дворика. Она меня увидела, а я никуда не побежал. Так случилась наша первая встреча и знакомство, растянувшееся на многие годы.
- Батюшка, беда! Мужа посадить хотят, а он не виновен! Не виновен! Взятку вымогают в пятнадцать тысяч евро, а где их взять?! Подскажите, что делать? Кому молиться? Как мне защитить моего мужа?
Недавно она мне напомнила:
- А ты сказал, и так твёрдо: «Если невиновен, значит, Бог ему обязательно поможет. Не может такого быть, чтобы Он да не помог! Хочешь, вместе будем молимся»? И мы тут же стали просить: «Господи, не оставь Твоей милостью раба Твоего Николая»!
И мужу передай, пусть не унывает и тоже молится вместе с нами».
Только сейчас во время нашей последней встречи отец Николай рассказал мне, что с ними случилось, десять лет тому назад. Тот факт, что его неожиданно отпустили, тогда я воспринял как само собой разумеющийся итог нашей общей молитвы, и даже не поинтересовался, а за что, собственно говоря, его арестовали.
- Меня пригласили на должность управляющего сетью аптек в областном центре. Дело для меня это было новое. Я ещё только начинал входить в курс, как вдруг в одной из вверенных мне аптек при проверке соответствующими органами в продаже был обнаружен один из лекарственных препаратов, недавно внесённых в реестр наркосодержащих, и выведенных из свободной торговли.
Меня вызвали в соответствующий кабинет и предъявили обвинение. Тот факт, что я ещё только вступаю в должность, и ещё не успел разобраться с существующим положением дел, никого не интересовал. Мне говорили, вот, есть состав преступления и должностное лицо, то есть я, ответственное за невыполнение законного требования.
Поначалу это расследование воспринималось мной как недоразумение. Казалось, здравый смысл возобладает, и от меня отстанут, но отставать никто не собирался. Дело всё больше и больше закручивалось, и, наконец, пришло понимание, что со дня на день меня реально арестуют и отправят в следственный изолятор.
К нам в город приехали представители моей головной организации и после переговоров со следователями сообщили об их условии: пятнадцать тысяч евро и дело будет закрыто. Но у меня не было таких денег. Москвичи не верили и убеждали не капризничать.
- Плати и дело с концом.
На одном из последних допросов я сорвался, и, обращаясь к следователям, чуть ли не закричал:
- Не верю, мужики! Не верю в то, что вы на самом деле считаете меня преступником. Мы с вами люди одного поколения, ещё пионерами давали клятву быть порядочными людьми. В комсомол вступали тоже из лучших побуждений. Как же это произошло, что мы вдруг поголовно превратились в подлецов, а? Чтобы целое поколение негодяев. Не может такого быть, не верю!
Один из них выслушал меня и заявляет, будто оправдываясь:
- Я не подлец, я медаль за Афган получил. Если не веришь, шрамы могу показать. Ты-то сам где служил?
- В морфлоте. Три года в атомной подводной лодке. Два раза в автономку ходили.
Всё это время я помнил о твоих словах, не унывать и молиться. Знал, что и ты молишься обо мне. И, несмотря, на отчаянное положение, внутренне оставался спокойным. Верил, Господь не оставит. Даже когда арестовали и отправили в камеру.
Так всё и вышло. Однажды караульный открывает дверь и выкликает мою фамилию.
- Такой-то, с вещами на выход!
Меня снова привели в знакомый уже кабинет. Следователь молча подает мне какую-то бумагу.
- Вот, распишитесь, что не имеете к нам никаких претензий. Получите паспорт, и
вы свободны.
- Свободен?! – Я оторопел. - Как это, свободен? А как же наркосодержащий препарат, который бесконтрольно продавался у нас в аптеке? Что, кто-то всё-таки заплатил?
- Нет. Просто этот препарат вдруг почему-то исключили из списка запрещённых к свободному обороту. Так что, состава преступления, в котором вас обвиняли, больше не существует. Вы свободны.
Ещё не веря собственному счастью, я выхожу из кабинета, уже сам без сопровождающего меня конвоира и направляюсь к лестнице. В этот момент дверь кабинета открывается, выходит мой следователь и кричит мне вдогонку:
- И не думай, я не подлец! Я боевой офицер, за родину воевал! Меня медалью за Афган наградили!
Ускоряя шаг, чуть ли не бегом спускаюсь по ступенькам, а сверху всё тот же отчаянный крик:
- Я не подлец!

Мы с отцом Николаем сидим в детском кафе. Заказали кофе с пирожными, но кофейный аппарат вдруг неожиданно перегорел. Видимо, сразу два попа на одно заведение это уже слишком.
- После освобождения сразу уволился с работы и вернулся к себе домой.
- Не понимаю, сюда к нам, как ты попал?
- Когда мне здесь у вас предложили место управляющего аптеками, я подумал: «Как хорошо! Ведь там совсем недалеко жил Сергей Иосифович. Можно будет к нему на могилку ездить». Очень уж мне пришлись по душе его книги. Почитаю я его как религиозного философа, и как христианина.
Вернувшись домой, немного спустя поступил заочно в Москву в Свято-Тихоновский университет, окончил его и не так давно принял сан.
Я спросил: не пожалел ли он, что решился переехать сюда к нам ближе к Сергею Иосифовичу? Ведь именно здесь на него обрушились все его несчастья, даже чуть было не угодил за решётку. Отец Николай ответил, что много об этом думал, и уже сейчас, после всех событий понимает, не будь бы этого опыта отчаянного одиночества, когда ему приходилось буквально балансировать по лезвию ножа между тюрьмой и свободой, он бы так и не научился молиться. Потому что молитва это крик о помощи, а не борьба между долгом и сном.
- По-настоящему молишься, когда становится страшно. Сейчас я с полной ответственностью заявляю любому, молись, проси, кричи, и тебя услышат. И ещё, без опыта пережитого не думаю, чтобы я стал священником.
Кстати, о молитве. Недавно у нас на приходе случилась такая история. В роддом положили на сохранение женщину уже с третьей беременностью. Папа с двумя старшими малышами остались дома. В это время отец погибает. Дети вообще остались одни.
В таких ситуациях на помощь приходят самые близкие и забирают детей к себе. Но в этом конкретном случае никто из родных не отозвался. Тогда детей взяла их соседка. Она же и организовывала похороны погибшего, стараясь максимально оградить от волнений беременную мамочку. Благодаря этой женщине в своё время на свет появился крепкий здоровый малыш.
Эта соседка наша прихожанка, - продолжает отец Николай, - потому вся история происходила у нас на глазах. Спустя какое-то время случается беда уже в семье у нашей прихожанки. Неожиданно начинает глохнуть ёё собственный ребёнок. Пошли по врачам. Те говорят, помочь можно, но только если они с сыном обратятся в медицинский специализированный коммерческий центр. В область среднего уха нужно вживить специальное приспособление, которое и позволит исправить возникший дефект. Всё упиралось только в стоимость этого приспособления – шестьдесят тысяч рублей.
В наших местах не так много людей, которые могли бы взять и выложить из кармана подобную сумму. Не могла этого сделать и мама заболевшего мальчика. Кредит ей тоже был недоступен.
Однажды перед воскресной службой она подошла ко мне и сказала:
- Я в отчаянии. На моих глазах мой ребёнок становится инвалидом, а я ничем не могу ему помочь.
Тогда я ей рассказал, как сидел в камере следственного изолятора и когда всё вокруг поворачивалось против меня, молился о невозможном, о свободе. И о том, как чья-то рука взяла и вычеркнула из списка запрещённых к реализации именно тот препарат, из-за которого мне грозило восемь лет колонии.
- У таких, как мы, надежда одна, на Бога. Во время литургии встань напротив иконы святителя Николая и умоляй о помощи.
После службы она подходит к кресту, прикладывается и на моих глазах достаёт из куртки пачку зелёных тысячных купюр, перетянутых тонкой резинкой.
- Я уже пересчитала. Здесь шестьдесят тысяч.
- Откуда!?
- Не знаю. Сунулась в карман за носовым платком, а нащупала деньги.
- Наверно кто-то знал про твою беду и незаметно подложил тебе эти деньги. Не могли же они просто взять и материализоваться из воздуха.
- Думаю, что не могли. Только я ничего не почувствовала. Тот, кто подложил эту пачку, действовал как самый ловкий карманник.
Я не знаю, что это за феномен, и как его объяснить, - продолжал отец Николай, - и не пытаюсь ничего объяснить. Знаю одно, ещё перед началом службы денег в кармане не было, а после службы они появились.

Теперь вот новая встреча с незнакомой мне женщиной на кладбище. Я веду её к Сергею Иосифовичу. Веду и сомневаюсь, правильно ли я поступаю? Ведь она выпивши. Только другого такого случая уже не будет. Когда мы ещё с ней встретимся?
Пробираемся по узенькой тропочке, петляющей среди старых ржавых оград. Замечаю, многие захоронения восьмидесятых годов уже заброшены. Человеческий век недолог. Двадцать лет и вечная память превращается в вечное беспамятство. Память только у Бога. Нет молитвы, нет и памяти.
Подходим к сени, что накрывает сразу обе могилки – Сергея Иосифовича и Веры Максимовны.
- Я буду служить заупокойную литию, а вы стойте рядом. Эти люди настоящие христиане и умеют любить. Не сомневаюсь они сейчас где-то рядом с Христом. Попросите их похлопотать о ваше муже, они не откажут.
Служил я долго, потому как на всяком прошении поминал ещё и всех, кого помнил, с кем дружил и кого отпевал, упокоившихся здесь же на этом кладбище. Я и забыл о моей спутнице. Обернувшись, обнаружил её за своей спиной. Вернувшись к реальности, удивился, что она до сих пор не ушла. Мне показалось, что она протрезвела, и я сказал.
- Простите, совсем о вас забыл.
Она, не обращая внимания на мои извинения, указывает пальцем на крест над могилой Фуделя.
- Смотрите, я родилась в день его смерти! Знаете, что это такое? Это же знак!
Когда я уходил, она оставалась стоять на месте. Подумал, а что, это тоже добрый знак, может, именно сейчас в эту самую минуту начинается очередная, уже новая история длиною в жизнь.

http://alex-the-priest.livejournal.com/268329.html

«Яйцо всмятку»
Полина на кухне наблюдает за мамой. Та наливает воду и ставит кастрюлю на огонь.
- Мама, а что ты будешь делать?
- Яйца вот собираюсь варить.
- А. И мне тогда свари одно.
- Ты же не ешь яиц, говоришь, что не любишь.
- Я люблю, но только всмятку. Свари мне одно яйцо всмятку.
Мама засекает время и, положив в кастрюлю одно лишнее яйцо, достаёт его из кипятка чуть раньше остальных.
Через несколько минут мама очищает остывшее яйцо от скорлупы и отдаёт его Полинке.
- На, как и просила, всмятку.
Полина сидит за столом. Перед ней тарелка с яйцом. Девочка, поглаживая ладошкой, катает яйцо по тарелке.
Мама увидела и спрашивает:
- Ты же просила, чтобы я тебе сварила яйцо. Сказала, что любишь есть яйца всмятку.
Полинка, продолжая катать яйцо:
- Мама, я не есть, я катать люблю яйцо всмятку. Оно такое мягенькое, тепленькое, – она берёт яйцо и осторожно прижимает его к щеке.

«Впечатления от полёта»
После возвращения из очередного вояжа в Черногорию Полина идёт со встречавшем их в аэропорту дедушкой, и держит его за руку.
Дедушка говорит:
- Полина, ты чаще меня летаешь на самолётах. Тебе не страшно летать?
- Нет, дедушка. Я люблю летать на самолётах.
- Любишь? А что ты любишь?
- Смотреть в окошко.
- И что ты сегодня там видела?
- Сегодня я летела на самолёте и видела планету. Она была светло-розовая.
- Планету? Как ты хорошо сказала, - восхитился дедушка, - а как она называется?
Полинка не задумываясь:
- Она называется Москва!
В этот момент их догоняет Алиса.
- Дедушка, я летаю, как ангел, - и она, расставляя руки в стороны, начинает кружить на месте.
- А я, как архангел, - заявляет Полинка, продолжая идти с дедушкой за ручку.

«Ночной кошмар»
Утром мама будит Полинку и спрашивает:
- Сегодня ночью ты почему-то плакала. Наверно увидела во сне что-то страшное?
- Да, мама. Во сне я по тебе соскучилась и стала звать.
- А я не приходила, да? И ты заплакала, бедная моя девочка.
- Нет, мама, ты пришла, а у тебя вместо головы был вот этот шарик, - и она показала на шарик из Макдональдса. – Мне стало страшно, и я заплакала.

«Мы пойдём другим путём»
Сегодня у мамы день рождения. Все маму поздравили, а папа подарил цветы. Только одна Полина не поздравила. Вместе с бабушкой девочки гуляют на игровой площадке. Полина качается на качелях.
- Полина, ты забыла, что у мамы сегодня день рождения?
- Нет.
- Почему же ты её тогда не поздравляешь? Ты видела, какой красивый рисунок приготовила для мамы твоя сестра Алиса?
- Да, видела, - отвечает Полина, продолжая качаться на качелях.
- А вот твоя мама, когда она была маленькой девочкой, всегда поздравляла меня, её маму, с днём рождения. Знаешь, как приятно получать знаки внимания от своих детей.
Вот станешь ты взрослой, и родится у тебя твоя собственная девочка…
- Не родится! – Категорически заявляет Полинка.
- Это почему же!? – Восклицает бабушка. – Все так живут, и каждый кого-нибудь рожает.
- А я не хочу так жить! – Упорствует четырёхлетний ребёнок, - мне не нравится такая жизнь!

«Чем пахнут иконы»
Алиса с Полиной приехали в гости к дедушке и бабушке. Вместе с мамой они пришли на службу в храм. Полина очень благочестивая девочка, имея привычку целовать иконы у себя в церкви, она и здесь требует от мамы, чтобы та помогла ей дотянуться до аналоев.
Перецеловав всё, что только можно, Полинка направилась к деду.
- Дедушка, а почему у тебя иконы котлетами пахнут?
- Котлетами?!
- Ну, да, котлетами, - подтверждает дочь, и показывает в сторону, где они с малышами наткнулись на чудо «котлетоточения».
Пошли разбираться. Оказалось, кто-то из прихожан пожарил и принёс в храм котлеты, специально, чтобы помянуть усопшего. Котлеты с чесноком лежали на самом дне корзины, куда складываются приношения. Несмотря на то, что их завернули в бумагу и в два пакета, а сверху ещё завалили конфетами с печеньем, характерный котлетный запах отыскал себе дорогу.
Вот и получалось, если кто наклонялся приложиться к образу, что находится рядом с кануном, то тут же начинал ощущать запах жареного чеснока. Так стоишь, ничем не пахнет, а наклонишься и сразу чувствуешь.
Дедушка поблагодарил Полинку за бдительность. Полина была рада.

«Ностальгия»
Дедушка приехал в гости к своим девчонкам. В тот день Алиса была, как обычно, ровна и весела, а Полинка откровенно грустила.
- Что грустишь, дружок?
Полина молчит, потом вздыхает:
- Хочу быть маленькой.
- Маленькой?! Так и ты и сейчас у нас небольшая.
Полинка подходит к своей фотографии. Она висит на стене. На ней Полинка ещё совсем крошка, в ту пору она ещё только ползала. Дитя сосёт палец и смотрит на фотографа.
- Подними меня, дедушка, - просит девочка.
Дед берёт внучку на руки. Полинка с умилением смотрит на своё изображение. Потом вздыхает:
- Хорошее было время.

http://alex-the-priest.livejournal.com/267287.html

«Рыжики»
Детство моё прошло в Белоруссии. Вслед за папой мы переезжали из одного места на другое, жили в разных домах и в разных гарнизонах. Бывало, снимали и частное жильё. И, куда бы нас ни забрасывала судьба, сколько себя помню, неизменно каждый год мы исправно выбирались в лес за грибами. Можно сказать, я вырос в лесу и задолго до того как пошёл в первый класс уже умел отличить ядовитый гриб от съедобного. Собирать любил, а есть не ел.
Однажды, мне тогда было лет десять, не больше. В дверь позвонили. Открываю, на пороге стоит соседская бабушка с тарелкой в руках. Улыбается:
- Дома кто есть?
- Нет, никого нету.
- Тебя тоже нет?
Я засмеялся.
- Что же, тогда я к тебе, - и подаёт мне тарелку с маленькими оладушками, непонятного грязно оранжевого цвета. – Это рыжики. Покушай, очень вкусные грибы. На будущее, решил приготовить: солишь, в муке обвалял и на сковородку. Можешь поперчить.
Уже на кухне бабушка смотрела как я расправляюсь с её «оладушками» и продолжала рассказывать.
- Самый чистый гриб. Во время войны мы в партизанском отряде рыжики только и жарили. Разложишь на протвинь и на огонь. Главное, чтобы муки хватило.
Мне так понравились жареные рыжики, что кроме них я никаких других грибов и видеть не хотел. Но в природе случилось что-то непонятное – рыжики исчезли. Во всяком случае, из наших мест точно.
Уже потом, когда в начале восьмидесятых я переехал сюда в Россию, поселился и зажил в окружении бесконечных лесов, уже здесь я снова ринулся искать всё те же рыжики. За тридцать лет бесплодных поисков лишь однажды, это ещё в те далёкие советские годы, нашёлся один единственный гриб, дающий на срезе рыжее молочко, да и тот оказался совсем гнилым. Но желание вновь положить в рот и похрустеть жареным рыжиком не оставляло. Наверно чтобы ощутить и напомнить вкус, памятный ещё с детства. Во всяком случае, почему-то для меня это было важно.
Почему так дорого то, что напоминает о детстве? Впечатления, запахи, вкусы, прикосновения. Смеющиеся глаза, дождь сквозь солнце. Всё это незабываемые мгновения того времени, когда ты был счастлив. Детство, даже если оно военное и голодное, всё равно счастливое, потому что дети умеют мечтать. Взрослые мечтать разучились, а память о том времени, когда они были счастливы, осталось. Рыжики это тоже оттуда.
В этом году грибов уродилось на удивление много. Всё лето у нас вдоль дорог стояли машины грибников. Думаешь, ну, всё, после такого нашествия ни одного гриба, даже самого завалящего, не останется. А в лес зайдёшь, так хоть косой их коси.
Первая волна колосовиков началась ещё в июне. Увидев людей, возвращающихся с корзинками полными грибов, я тоже решил отправиться в лес. Спланировал предстоящую неделю так, чтобы в конкретный день иметь свободное утро и уже предвкушал предстоящий поход, как вдруг раздался телефонный звонок. Звонил мужчина.
- Здравствуйте, батюшка! Вы не подскажите, как бы нам маленькую покрестить? Возраст около двух лет.
- Очень просто. Находите крёстных для своего ребёнка, звоните мне. Мы встречаемся, я провожу с вами беседу, и мы договариваемся о дате крещения. Крещение у нас по субботам.
- Скажите, а родной маме нужно присутствовать на беседе?
- Маме в первую очередь. Она в основном и воспитывает младенчика, и водит в храм.
- Боюсь, у нашей мамы не получится. Не сможет, хотя и мечтает побывать на крещении. И в субботу крестить у нас тоже не получится. Я увезу её в областной центр на химеотерапию. После всего этого, она вообще не скоро в себя придёт.
Побудет немного и снова в больницу. И так всё по кругу. Год назад хотели крестить, да жена заболела. Отложили до лучших времён, а лучших времён всё не видать. Мама у нас молодец, держится, только силы у неё уже на исходе.
Мы договорились о встрече. В тот же день папа девочки приехал вместе с крёстным отцом. Решили, что в качестве крёстной возьмём бабушку, а крестить придётся в единственное свободное утро. Другого времени у меня не было.
Назавтра день выдался солнечным и тёплым. Не жарким, а именно тёплым. Самая подходящая погода отправляться за грибами, но вместо леса, пришлось брать велосипед и ехать в церковь.
В назначенное время я увидел их гуляющих по дорожкам во дворе храма. Среди прибывших было несколько молодых женщин, но маму я узнал сразу по бледной коже и платку, повязанному так, что открытым оставалось только одно её лицо.
Во время крещения ребёнок соглашался сидеть на руках у одного только папы. И хотя мама находилась здесь же рядом, девочка признавала только отца. Ещё запомнил вязаную крючком красивую шапочку на голове у ребёнка. Было видно, что шапочка ей очень нравиться. Потому, когда нужно было окунать малышку в купель, она обеими ручонками ухватилась за головку и смешно запричитала:
- Моя сяпка! Моя сяпка!
Я видел, как преобразилась мама. Как она смеялась, то и дело щёлкая фотоаппаратом. Потом, уже в самом конце, молодая женщина закашлялась и выбежала из крестильной часовни.
Пока ребёнка одевали, я вышел вслед за мамой. Она стояла на улице и плакала.
- Даже если всё складывается именно так, то я хочу чтобы ты знала. Мама и дитя это единое целое, и разделить вас ни у кого не получится. Вернёшься из больницы, позвони мне. Готовься к исповеди, я приеду и причащу тебя.
Сегодня твоё дитя стало Божиим, ты тоже должна принадлежать Ему.
Она перестала плакать.
- Я сама приду. Хочу, чтобы в храме.
Но в храме я её уже больше не видел. Не знаю почему, но она не пришла. Я помнил её имя и поминал на литургии. Что с ней, я не знал, поскольку жили они в другом городе.

Дважды за всё лето я ходил в лес за грибами. Помню, в первый раз собираюсь и чувствую, как внутри пробуждается долгожданное чувство охотничьего азарта. Вот, сейчас оседлаю велосипед и отправлюсь туда, где «охотился» в прошлом году, там я наверняка нарежу целую корзину белых. Смотрю на часы. Семь утра. Не поздно ли я собираюсь? Какая-нибудь ранняя пташка наверняка уже подбирается к этим местам. Надо спешить!
Неожиданно звонок в дверь. Что такое, кому я понадобился? Открываю. Никого нет, зато на пороге чья-то заботливая рука оставила большой мешок полный белых грибов. Опять Ивановы удружили, больше некому. У них дача в лесу. Места заповедные. Там грибов тьма тьмущая. Значит, пошли за белыми и не смогли остановиться. А куда столько?
Осознание приходит потом, когда садишься всю эту гору обрабатывать. Режешь, режешь, а ей ни конца ни края. И думаешь потом, куда бы это пристроить?
Я в растерянности. Нет, ну надо же так всё испортить! От прежнего радостного возбуждения не осталось и следа. Что делать, идти в лес или садиться перерабатывать содержимое мешка?
Появляется матушка быстро входит в курс происходящего:
- Иди в лес, погуляй, помолись. Тебе это нужно, а я займусь грибами.

В конце августа пришла моя очередь отправляться в командировку. Я должен был служить в одном храме шесть дней подряд утром вечером. Перед самой поездкой знакомая верующая женщина попросила причастить её мужа.
Они встретились поздно, когда обоим уже было хорошо за сорок, оба одинокие. Дети выросли и разъехались, от этого одиночество ощущается ещё острее. Вместе они прожили восемь счастливых лет.
Я приехал. Он встретил меня с огромной радостью, словно мы знакомы уже целую тысячу лет. Вслед за женой он тоже пришёл в храм, только молиться они ездили в другой город.
Он и раньше причащался, но впервые священник сам пришёл к нему в дом. Всю жизнь, будучи технарём, этот человек выращивал цветы. Здесь у него на даче одних только тюльпанов росло больше двадцати сортов, а ещё пятьдесят сортов лилейных, а ещё гладиолусы. И таких «ещё» можно перечислять, мне показалось, до бесконечности.
Он знал свой диагноз, но не боялся. Я принял его исповедь и причастил.
- Теперь, батюшка, я очень хочу, чтобы ты посмотрел на это чудо. Весной этого года я ездил в Голландию, специально посмотреть на тамошние тюльпаны, и снял о них целый фильм. Знаешь, это чудо! Мне очень хочется, чтобы кто-нибудь его увидел.
Человек с надеждой смотрел мне в глаза, а у меня в тот момент не было никакой возможности остаться. Совсем не было.
- Прости, но сейчас я должен идти. Завтра на неделю уезжаю в командировку, а когда вернусь, приду и мы станем смотреть твой фильм о цветах. Я обещаю.

На самом деле, меня ждала она. Та самая мамочка, чью девочку я крестил два месяца назад. Вчера она позвонила мне и сказала:
- Батюшка, нет сил. Не приеду.
- Тогда я сам к тебе приеду. Жди меня завтра.
Для умирающего человека даже один это уже срок. За один день в его жизни может многое поменяться.
Я застал её лежащей в постели. На голове крохотный ёжик чёрных волос. И угадывающееся под пледом, маленькое, словно у ребёнка, тельце. Она не высохла, подобно другим страдальцам, только дышать ей удавалось с большим трудом.
- Вот, батюшка, всё ухожу. Нет, за себя не боюсь. За эти дни я много что передумала и поняла, я верю Христу, и хочу быть с Ним.
В этот момент открывается дверь и появляется манюня. Смешная. Русые кудри выбиваются из-под любимой вязаной шапочки. Она улыбается и показывает мне пальчиком:
- Мама.
- За неё боюсь. Всё думаю, как сложится теперь её жизнь? Кто ей меня заменит?
И всё-таки, хорошо, что после меня будет жить мой ребёнок. Это важно, чтобы после тебя что-то оставалось на этой земле.
На самом пороге, перед тем как мне уже уйти, она окликнула меня:
- Батюшка, ты веришь в чудеса? Может, ещё случится чудо?
- Чудо? А почему бы и нет?
На следующий день я уехал в командировку. Утром шёл служил литургию, потом до вечера уезжал в какой-нибудь монастырь, благо в тех местах их немало.
Как-то заехал в одну женскую обитель, большую и очень красивую. Помню время, когда на месте, где сейчас находится монастырь, вообще ничего не было, пустое место. Богоборцы потрудились и, действительно, не оставили от святыни камня на камне.
Я люблю здесь бывать. Когда-то в монастыре служил мой хороший знакомый, и я его навещал.
Помолился у мощей святых преподобных, и выходя из храма услышал, что кто-то окликает меня по имени.
- Отец Александр! Вот так встреча!
Поворачиваюсь и вижу знакомого батюшку с жёлтым крестом на груди и нескольких женщин.
- Мы здесь в паломничестве, и в программе нашей поездки значится выступление в монастырском приюте. Воспитанницы приюта обещают дать нам концерт. Если хочешь, пойдём с нами.
Я согласился и отправился вместе со всеми. Нас провели в небольшой зал, где дети уже стояли, готовые показывать нам своё умение. Потом они пели и даже танцевали. Концерт мне понравился, и я совсем не жалел, что согласился пойти в приют.
В самом конце представления вдруг заиграла такая зажигательная музыка, что не только детям, но даже мне старому человеку захотелось вскочить и вместе с ними запрыгать под «Цыплёнка Пи». Плясали все, даже самые маленькие.
- Посмотрите, посмотрите на маленькую Олечку! – Умиляется матушка воспитательница, - смотрите как танцует наша маленькая Олечка! Малышке всего два годика, а она уже танцует, точно она взрослая.
А та самозабвенно, как это умеют делать только такие вот крошечные человечки, подпрыгивала и в такт музыки размахивала ручонками.
«Цыплёнок Пи! Цыплёнок Пи! Цыплёнок Пи»!
После концерта я ещё успел съездить в лес за водой на святой источник и даже походить поискать грибы. Грибы попадались, но собирать их не стал, куда бы я их потом дел. Лес, тишина, а в памяти у меня всё продолжает звучать песенка про цыплёнка Пи и маленькая счастливая девочка, танцующая в сиротском приюте. Танцуй, цыплёнок. Детство, даже сиротское, всё равно счастливое, потому что оно живёт надеждой.
Зазвонил телефон. Подумал, надо же, и здесь нашли.
- Батюшка, она умерла. Как умерла? Лежала у себя в комнате. Вдруг ей показалось, что маленькая заплакала и зовёт маму. Она бросилась к ребёнку, а я в это время шёл по коридору.
- Куда ты?
- Она плачет и зовёт меня!
- Успокойся, никто не плачет. Тебе просто показалось.
- Нет, нет, я же слышу! – И начинает падать.
Я подхватил её, а она уже не дышит. До последнего дня вставала, сама ходила в туалет. Первый раз я нёс её на руках. Она такая лёгенькая.
Батюшка, ещё при жизни она просила, чтобы отпевали её именно вы.
- К сожалению, ничего не получится, я сейчас в командировке и вернусь только через неделю.
- Батюшка, она просила, только вы. Пожалуйста.
Что я мог сделать? Когда ты не по своей воле находишься в командировке, от тебя ничего не зависит. Специально просить день и ехать отпевать усопшую? Но у них в городе есть свой храм и есть свои священники.
Пока я так размышлял, снова зазвонил телефон. В трубке голос епархиального секретаря.
- Батюшка, у меня к тебе просьба. Послезавтра будет проходить одно мероприятие, там у вас в районе. Владыка благословил тебе присутствовать и выступить с сообщением.
- Если меня здесь кто-нибудь заменит, то я с удовольствием.
- Не беспокойся, замену найдём.

Через день, вернувшись с мероприятия, я отпевал её у нас в храме. Вёл службу и всё вспоминал её слова: «Батюшка, ты веришь в чудеса»? Поверишь, если именно в этот день, вместо того, чтобы служить сейчас далеко от дома, я, как ты хотела, отпеваю тебя, здесь в нашем храме.
Мы встречались с тобой всего два раза, а молиться о тебе мне теперь предстоит всю оставшуюся жизнь.
Несколько дней спустя я шёл по городу и вдруг услышал задорную песенку всё про того же весёлого «Цыплёнка Пи». Это детские аттракционы, что периодически курсируют у нас здесь по району, приехали в город и расположились в самом центре. Здесь же и надувной батут. Подошёл ближе и смотрел на детей. С тех пор как у меня появились собственные внучки, я люблю смотреть на детей. Каждый из них для меня откровение.
Радостная малышня прыгает на надувном батуте. Среди них я замечаю девочку и узнаю её по характерной шапочке, вязаной крючком. Ей очень хорошо, она прыгает и хохочет.
Пройдёт ещё совсем немного времени, и она обязательно спросит:
- А где моя мама?

Вернувшись домой из командировки, я первым делом позвонил тому человеку, которому обещал, что приду смотреть его фильм о Голландии. Он обрадовался моему звонку, а когда я пришёл, то долго рассказывал о своих любимых цветах, о голландских тюльпанах, и про селёдку, которую голландцы запросто, как мы мороженое, поедают, разгуливая по улицам городов и разглядывая достопримечательности.
Еще он рассказывал об Италии, показывал мне кадры, отснятые им в Венеции. Мы смотрели на гондольеров, ловко управляющих своими знаменитыми лодками, и слушали пение уличных музыкантов.
Этот человек прожил красивую жизнь. Я видел как преобразилось его лицо, и глаза. В них снова поселилась радость.
Прощаясь, он сказал, что найдёт в себе силы и обязательно привезёт в храм цветы.
- Есть такие многолетники, очень красивые. Их называют безвременники. Обычно они цветут где-то в октябре, когда все остальные уже отцвели. Самое главное, за ними совсем не нужно ухаживать, они крайне не прихотливы.
Пускай они растут у вас рядом с храмом. Мне хочется, чтобы после меня остались цветы, они напомнят вам обо мне.
Вчера Нина, наша староста, машет мне рукой и кричит:
- Батюшка, иди чего покажу! Красота-то какая. - И показывает мне на полянку необычных цветов, напоминающих самые первые весенние подснежники или пролески. Только цвет у них нежно сиреневый с голубым отливом.
- Третьего дня прихожу в храм и вижу, кто-то, видать у себя выкопал, и привёз нам какие-то корневища. Думаю, наверно цветы. Чтобы не пропали, подкопала вот здесь на полянке, и там, на клумбе и там. Даже не поливала. Вчера прикопала, а сегодня гляжу, а они зацвели. Все зацвели одновременно.
- Это безвременники, подарок одного доброго человека. Он хочет, чтобы люди смотрели на эти цветы и хотя бы иногда вспоминали его самого.
- Но мы даже не знаем его имени.
- Это не важно, его имя знает Господь.

Моя Полинка, ей четыре с половиной года, вместе с бабушкой гуляет во дворе. Смеркается. Она слышала разговоры взрослых и знает, что умер дедушка.
- Бабушка, а дедушка умер?
- Да. Старенький дедушка, тот что жил в Белоруссии, ты должна его помнить, он умер.
- Я помню старенького дедушку. И где он сейчас?
- На звёздочке. - Дитя задирает головку и смотрит в небо. – Вон на той самой яркой, - подсказывает бабушка.
- А ты тоже умрёшь?
- Да. Придёт моё время, и я тоже уйду на звёздочку.
Полинка начинает всхлипывать:
- Бабушка, не умирай.
- Понимаешь, это невозможно. Каждый человек когда-то умирает и уходит на Небо.
Малышка перестаёт плакать. Она думает и заявляет:
- Но без моего разрешения ты не уходи на звёздочку. Ладно?
Теперь я знаю, только тогда мы имеем право уйти, когда нам это позволят наши внуки.

В четверг после уборки в храме, собираемся в трапезной и садимся обедать. Тётя Рая, рассказывая об очередном своём походе в лес, между прочим, упоминает:
- Кстати, батюшка, твои любимые рыжики пошли. Вчера я их целую корзинку нарезала.
- Рыжики?! Да быть такого не может. Последний раз я видел рыжик, чуть ли не полвека назад. Наверно ты его с волнушками спутала.
- Ага, спутала. Что-то, а рыжика от волнушки я всегда отличу.
Только через несколько дней я смог попасть на место, о котором рассказывала тётя Рая. Ходил и мечтал найти хотя бы несколько рыжиков. То и дело на глаза попадались белые. Приходилось отвлекаться и собирать боровики.
И всё-таки я их нашёл. Целую пригоршню. Хорошие, без единой червоточины. Подносил к лицу, и, вдыхая их удивительный аромат, вспоминал своё далёкое детство, и папу, с которым мы обычно вдвоём ходили по грибы.
Вечером того же дня, вернувшись домой, я отделил свою драгоценную находку от остальных грибов и пожарил их в масле. Сложил в маленькую баночку и поставил в холодильник. Скоро в гости приедут ребята, я хочу угостить их моими любимыми рыжиками. Пусть они их тоже попробуют.
Они станут есть, а я расскажу им как сорок шесть лет назад бабушка соседка позвонила мне в дверь и угостила жареными рыжиками. А пока я ел, рассказала мне о своей жизни, о войне и партизанском отряде. Только сейчас я понял, зачем она всё это рассказывала мне, соседскому мальчишке.
Кто-то может подумать, что рыжики это просто грибы. Нет, рыжики – это целая жизнь.

http://alex-the-priest.livejournal.com/266475.html

«Случай в городе Минске»
На моей памяти не так много мест, где побывав однажды, мне бы хотелось появиться вновь. Минск – одно из них. Проведя в Белоруссии всё своё сознательное детство и даже юность, я впервые оказался в этом городе, уже, будучи студентом института.
На третьем курсе неожиданно для себя и честно говоря, совершенно незаслуженно, я вдруг стал победителем общеинститутской олимпиады по биологии. И меня как занявшего первое место отправили в минский университет на республиканские состязания. Там я себя ничем не проявил, зато впервые прошёлся по улицам столицы Белоруссии. Помню, как я восхищался, это же надо, какой огромный город!
Хотя всё познаётся в сравнении. В одной только Москве сегодня живёт народу больше, чем во всей Белоруссии вместе взятой. Но по сравнению с моим родным городом Гродно Минск и тогда казался огромным.
В следующий раз в Минск я попал уже после окончания института, когда был призван на службу в ряды Советской армии и после некоторой подготовки прикомандирован к штабу Белорусского военного округа.
Целых полгода, проживая в казарме военного городка где-то на самых окраинах, добирался общественным транспортом до здания штаба, что до сего дня продолжает располагаться в центре Минска рядом с театром оперы и балета. Сегодня, я подозреваю, это уже целое министерство обороны.
У меня, в отличие от других, имелось разрешение на круглосуточное пребывание в городе безо всякого сопровождения, чем я и пользовался. За свои последние полгода службы в штабе, я объездил весь город и побывал во множестве музеев.
Проходя широкими проспектами в окружении красивейших зданий, не верилось, что летом 1944 года после немецкой оккупации в городе оставалось всего что-то около семидесяти не разрушенных строений. Среди тех, что чудом сохранились, был и костёл. Тот, что из красного кирпича, на площади Независимости, в самом центре города рядом с домом правительства.
В те годы я был совсем далёк и от церкви, и от веры, но мне было радостно, что храм уцелел. Правда, костёл приспособили для каких-то светских нужд, но снаружи он совсем не изменился. Может, только кресты поснимали.
Почему-то уже тогда у меня было предчувствие, что всё это временно, что придёт такой час, и храмы снова станут храмами. Тем более, что Серёжа Гвоздёв, тогда он работал экскурсоводом в художественном музее, рассказал мне историю появления на свет этого необычного костёла.
Я был молод, и ещё не пережил опыта потери самых близких, но понимал, как важно, что бы этот храм продолжал стоять в самом сердце белорусской столицы. А история его такова:
В конце девятнадцатого – начале двадцатого века жил в городе Минске счастливый человек, аристократ и владелец огромного состояния. И всё у него было хорошо, и жена красавица, и дети, мальчик и девочка. Человек этот радовался, что есть у него наследники, которые унаследуют богатства, нажитые предками, и продолжат его дело. В письмах он порой сравнивал себя с веткой, покрытой зелёными листьями.
Неожиданно умирает мальчик, ему было всего двенадцать лет, и звали его Симеон. Но ещё оставалась дочь, умница и красавица. Родители, переживая постигшую их потерю, благодарят Бога, что у них такая дочь. Они надеются, придёт время, девочка выйдет замуж и родит им внуков. Не сын, так внуки продолжат делать общее дело.
Но счастье отвернулось от этой семьи. Восемнадцатилетняя Елена заболевает неизлечимой болезнью и тоже умирает. После смерти дочери отец напишет: «растеряв зелёные листья, теперь я лишь засохшая никому ненужная ветка».
Незадолго до своей кончины девочка во сне увидала храм, необычной формы и очень красивый. Она умела рисовать. Взяв карандаш, девочка изобразила храм, привидевшийся ей во сне.
- Папа, я видела прекрасного ангела. Он взял меня за руку и подвёл к храму, очень красивому, раньше я таких не видела. Вот так он выглядел внешне, а таким он был изнутри.

Серёжа Гвоздёв, знакомый экскурсовод из художественного музея, рассказал, что после смерти дочери этот человек решил строить храм, именно такой, каким запомнила и нарисовала его дочь. У него появилась очень важное и нужное дело. Он должен был построить церковь, и он сделал это, выразив в ней всю свою любовь к своим рано ушедшим детям и не рождённым внукам. В 1910 году в центре Минска был освящён костёл в честь святых Симеона и Елены. Центральная башня, словно родительская поминальная свеча в пятьдесят метров высотой и рядом с ней две одинаковые башни поменьше, в народе их так и зовут, Симеон и Елена.
Всего через семь лет начнутся прежде невиданные по своей жестокости гонения на веру, но храм устоит, и во время хрущовских гонений, когда только у нас в центре города Гродно взорвут два красивейших храма, тоже. Ещё через Минск дважды пройдёт война, ничего не щадя и всё сметая на своём ходу.
Удивительно, но костёл «из красного кирпича», память родительской любви к детям, так рано покинувшим этот мир, остался стоять невредимым. Рядом с ним вырастали громадные тяжеловесные здания, свидетели победоносной сталинской эпохи. Сегодня они, словно неповоротливые утюги, со всех сторон окружившие храм, замерли и стоят на отдалении, будто не смея к нему приблизиться.
Будучи солдатом, я много раз приходил сюда на площадь, чтобы специально посмотреть этот костёл, но войти внутрь у меня ни разу не получилось. Светская контора, располагавшаяся тогда внутри храма, существовала по какому-то только ей одной известному графику, и двери всякий раз оказывались запертыми.
Последние несколько лет, приезжая в Беларусь, мы старались хотя бы на денёк остановиться в Минске и посмотреть город. Правда, не всегда это получалось. Бывать приходилось урывками, и что-то толком увидеть не удавалось. Потому собираясь этим летом вновь ехать в Гродно, мы специально запланировали остановиться в Минске и провести в нём два полноценных дня.
Мы уже отправлялись, но отец вдруг почувствовал себя очень плохо. Сестра позвонила и попросила меня приехать как можно быстрее. Я так и сделал, а матушке с ребятами велел заехать в Минск.
- Мы там и без вас справимся, а вы поезжайте и посмотрите город. Каких-то особых исторических достопримечательностей и дореволюционных построек в нём почти не осталось, но кое что сохранилось. В частности, здесь в самом центре города стоит костёл «из красного кирпича». Даже ради одного его стоит побывать в Минске. Историю этого храма я собирался вам рассказать на месте, но, видите, не получается.
Так что вот вам задание: найти этот храм, самим узнать его легенду и рассказать её мне.
Наивный человек. Хотел заинтриговать свою молодёжь, забыв, что сегодня никаких тайн уже больше не существует, и для того, чтобы получить исчерпывающий ответ достаточно просто «загуглить» вопрос.
Через три дня, встречая их в Гродно, я поинтересовался:
- Как вам понравился Минск? Не жалеете, что заехали?
- Нет, конечно, не жалеем. Город замечательный, - и они принялись делиться впечатлениями. – А ещё с нами там произошёл один удивительный случай.
Проспекты в Минске непривычно широкие и расстояния от одного дома до другого совсем не такие как в других местах. Мои спутники знали об этом, потому специально захватили с собой в поездку самокаты. Самокаты их здорово выручали, особенно когда они отправлялись гулять с детьми в парк Победы.
В первый же день своего пребывания в Минске, накатавшись, они отправились пообедать в одном из кафе. Расположились все вместе за одним большим столом и сделали заказ. Отдельно для детей и отдельно для взрослых.
Заказ получился большой, потому запутавшись в подсчётах, девочка официантка подала окончательный счёт с сумой значительно меньшей, чем следовало. Рассчитавшись за обед, в момент когда моя молодёжь уже покидала кафе, дочь, засомневавшись, предположила:
- По-моему, девочка ошиблась, мы наели на большую сумму.
И она принялась подсчитывать, сколько они на самом деле должны были заплатить. Даже в прикидку со всеми округлениями итоговая сумма оказалась больше, как минимум, на треть.
- Вы меня подождите, а я пойду и доплачу.
Вернувшись в кафе, она подозвала официантку и сообщила той об ошибке. Девушка смутилась и одновременно обрадовалась, поблагодарила мою дочь и, расчувствовавшись, попросила:
- Можно я вас обниму!
- Знаешь, папа, когда тебя обнимают с чувством искренней благодарности, то появляется желание снова и снова делать добрые дела.
Доплатив необходимую сумму, и уже собираясь вернуться к ожидавшим её спутникам, она вдруг услышала:
- Ты это видел?! Нет, ну не дурра, а? Ей повезло вытащить выигрышный билет, а она сама, по собственной инициативе от него отказалась!
Дочь глянула в сторону говорящего, и увидела здесь же недалеко от неё за столиком двух молодых людей.
Один из них, обращаясь к собеседнику, не стесняясь, что его услышат, и, не обращая на мою дочь никакого внимания, громко вслух комментировал происходящее.
Другой, не соглашаясь с ним возражал:
- Выигрыш для одного оборачивается бедой для другого. Поставь себя на место потерпевшей. Разве ты не понимаешь, что возмещать недостачу придётся этой самой официанточке. Сомневаюсь, чтобы у неё была такая большая зарплата.
- И что? Да, сегодня она окажется в проигрыше, а завтра ловко обсчитает клиента или получит хорошие чаевые, и останется выигрыше. Пойми, вся жизнь состоит из потерь и приобретений. Теперь эта благородная, - он тут же заключил это слово в кавычки, - девушка сама что-нибудь да потеряет. Судьба предложила ей предварительную компенсацию, а она от неё отказалась. И всё это из-за чувства ложного благородства.
- Нет, я всё равно не согласен, - продолжил другой молодой человек. – Разве можно предугадать, что сейчас ты что-то найдёшь, а завтра потеряешь?
Матушка с внучками, гуляя, ещё заходили в православный храм, прикладывались к иконам и ставили свечи. Потом они все вместе вернулись к себе на съёмную квартиру, и здесь дочь, проверяя почту на мобильном телефоне, обнаружила странное письмо.
Кто-то неизвестный зашёл к ней на страничку в «Контакте» и спрашивает, не была ли она, москвичка, сегодня в минском парке Победы, и не теряла ли она там свои права на вождение автомобиля?
- Ну и вопрос, - удивился мой ребёнок, но на всякий случай проверила документы. Паспорта и свидетельства о рождении на детей всё оказалось на месте, а прав нигде не было.
- Тогда, - ответил ей незнакомый адресат, - жду вас в пять часов вечера там-то и там-то всё в том же парке Победы.
Взяв денег, чтобы выкупить потерянный документ, они вместе с Полинкой, оседлав самокаты, помчались на указанное место встречи. Там на условленном месте их уже поджидал молодой человек.
- Сегодня еду на велосипеде по парку и вижу, валяются на асфальте чьи-то права. Я забил ваше имя в поисковик и вышел на вашу страничку в соцсетях.
Вот вам права, возьмите и больше, пожалуйста, не теряйте.
Дочь в растерянности:
- У меня есть деньги, давайте я вас отблагодарю.
- Нет, не нужно никаких денег. Знаете, у меня сегодня большая радость, именно сегодня я сам сдал на права и получил вожделенное свидетельство. Просто представил, как человек, приехав на машине сюда к нам в город, вдруг остаётся без прав на вождение автомобиля. Чужая страна, другие законы, что делать, к кому обращаться?
Потом вы вернётесь назад к себе в Москву и пойдете стоять в очередях, чтобы снова выправить документы. Представил себя на вашем месте, и мне стало вас жалко.
Очень здорово, что вы нашлись и ваши права нашлись, а у меня получилось сделать доброе дело.
Растроганная словами молодого человека дочь только и нашлась, что попросила:
- Можно, я вас обниму? Просто так, в знак благодарности.
Во всей этой истории потерпевшей оказалась только одна Полинка. Разгоняясь за мамой на самокате, она где-то незаметно обронила свою любимую овечку. Игрушка так и не нашлась, а Полинка проплакала весь вечер.

Мы с дочерью шли по улицам старого Гродно.
- Папа, сперва я не хотела тебе ничего рассказывать, боялась, ты станешь меня ругать, но подумала, может эта история сама по себе будет тебе интересна.
- Ругать? Что ты, я давным давно уже никого не ругаю, тем более тебя, маму двоих детей. А случай да, интересный. Видишь как получается, совершённый тобой добрый поступок, получил немедленное доброе воздаяние. Может, ради этого вы в Минск и заезжали.
- Ты полагаешь, что это такой закон, по которому Небо воздаёт добром за сделанное добро?
- Ты мне, я – тебе? Как-то всё это слишком просто. Для начинающих подойдёт. Мне кажется, сильных Бог выводит на иной уровень общения с Самим Собой.
Кстати, помнишь, я хотел, чтобы вы нашли историю костёла святых Симеона и Елены. Вам удалось что-нибудь разузнать?
- Разумеется, через пять минут после того нашего разговора я вошла в интернет и прочитала её в Википедии. Потом мы специально с детьми ездили смотреть этот храм. Его полностью отреставрировали, и, наверняка для тебя это станет сюрпризом, рядом с костёлом установили фигуру бронзового ангела.
- Ангела?! Здорово! Уж не того ли, что являлся во сне умирающей девочке?
- Никто не знает, кто именно являлся Елене. Но памятник установлен Архангелу Михаилу, поражающему копьём змия. Змий как символ зла.
Конец июля. Стоит тёплая летняя погода. По ночам идут дожди. Кругом зелень травы и зеленые листья каштанов. Через две недели умрёт мой отец, но тогда он ещё был жив.
- Последнее время, приехав в Гродно, я часто думаю об этой истории. Такая отчаянная трагедия. Разрушенное счастье, родители, оставшиеся без детей, и непререкаемое торжество смерти.
Там, где Бог там гармония и там движение вперёд. И вот всё рухнуло, и нет никакого будущего. Тебе это ничего не напоминает? Ведь это же вновь и вновь всё повторяющаяся история ветхозаветного Иова.
Добрый католик, богатый и всеми уважаемый человек. По воскресеньям вместе с семьёй он отправляется в костёл на молитву. Его девочка рисует красивые картинки. Их продают на благотворительных аукционах, а вырученные за них копеечки идут на помощь бедным. Он и сам делает немало доброго.
Мирная благочестивая жизнь. И вдруг беда, да какая. Впору начать бить себя в грудь, да кричать, как тот Иов: «За что?! Господи»!
Мне даже страшно представить себя на месте этого отца. Но вместо упрёков он принимает решение строить храм. Вопреки гибельному отчаянию, он начинает созидать. Заметь, такой грандиозный храм выстроили всего за пять лет. Нашу сельскую церковь богатейшие князья Прозоровские строили аж двадцать семь лет.
Любое строительство требует денег. Если церковь возводили в течение трёх десятилетий, значит, ей занимались между делом, когда позволяли обстоятельства. Он за пять лет вложил в стройку всё, что у него было. В этих стенах его боль, его отчаяние и упование на Бога. Это не просто храм, это его вызов, брошенный торжеству смерти.

Сотню лет храм простоял в самом центре Минска, теперь уже города миллионника. Все эти годы костёл мозолил глаза сперва большевикам, потом эсесовцам, и снова большевикам. И никто не дерзнул к нему прикоснуться. Мины, снаряды, бомбы, выжигая всё пространство вокруг, ложились рядом с его стенами, а он устоял. Жертвенная родительская любовь сильнее любого зла.
Спасибо что не забыли мою просьбу и побывали с ребятами в костёле «из красного кирпича». Буду в Минске сам непременно схожу и полюбуюсь на ангела.

http://alex-the-priest.livejournal.com/266230.html

Целую неделю был в командировке. Отслужил подряд шесть литургий. Все дни провёл в одиночестве. Вчера подошёл к иконе святителя Николая и подумал, что, как было бы хорошо съездить в Италию и помолиться у его мощей.
Одна единственная мысль, и всю ночь во сне я добирался до Бари.
Уже 24 дня как умер отец. Помню его и молюсь каждый день, а во сне так ни разу его и не увидел.

http://alex-the-priest.livejournal.com/265910.html

«Вестник»
На Преображение Господне, отслужив литургию, поехал в другое село, в храм к нашим ближайшим соседям. Накануне отец благочинный позвонил и благословил меня принять участие в отпевании бывшего настоятеля этого храма отца Агафона. На покой тот ушёл лет пятнадцать назад, но я ещё застал его служащим священником. Близко мы с ним не соприкасались, но сослужать приходилось. Много лет я о нём ничего не слышал, думал, что отец Агафон уже помер, ан нет, оказалось батюшка дожил до восьмидесяти восьми годов и скончался в доме для престарелых.
На отпевание отца Агафона я опоздал, потому как после праздничной литургии отпевал ещё и у себя в храме.
Приезжаю в соседнее село. Тамошняя церковь стоит отдельно от жилых домов в окружении огромного действующего кладбища. Здесь же и дом священника. Получается, что живёт человек прямо посреди могил вместе с матушкой и детьми.
Как-то я его спросил:
- Бать, не страшно, покойники по ночам не беспокоят?
Отец Пётр рассмеялся:
- Однажды владыка задал такой же вопрос нашему знакомому отцу Н.. Его тогда из городского храма перевели служить на кладбище. Мол, каково тебе здесь, обстановка не угнетает?
«Владыка, что вы?! – Замахал руками отец Н., - здесь на кладбище я только и ожил»!
Я замечаю в сенях у него небольшой топор, в углу прямо возле входной двери.
- А это тебе зачем, если покойников не боишься?
- Так это больше, чтобы живых припугнуть. Бывает что и безобразничают.
- Тогда, может, лучше ружьё? Вверх пальнёшь для острастки, всех и распугаешь.
Отец Пётр вздыхает:
- Нет, никого этим не испугаешь. Грамотный у нас теперь народ. Прежде чем храм ограбить, он же всю сопутствующую литературу прочитает. Помнишь отца Г.? Он ведь тоже здесь когда-то служил. И у него было ружьё, как ты говоришь «для острастки».
Однажды ночью, заслышав шум, берёт он свою двустволку и отправляется на разведку. И что ты думаешь, на самом деле воры.
Отец Г. как закричит. Схватил ружьё точно палку и в атаку. Один разбойник убежал, а второго он догнал и перетянул его ружьём по спине. Да так, что у ружья приклад отломился.
- Больно-то как, - причитает разбойник, и продолжает. - Поп, а поп, что же ты так дерёшься-то, а? Ты книжки свои почитай! Нельзя вам попам народ колотить, а ты бьёшь, да ещё и так больно. Эх, креста на тебе нет…
Представь, когда это было. А сейчас повсюду интернет, так что, кричи, стреляй, никто нас в серьёз не испугается.
Подъехал к храму, вышел из машины и стал облачаться, так чтобы войти, и не медля присоединиться к молящимся. Откуда ни возьмись рядом появился Андрюха, бригадир похоронной бригады. От него разит перегаром.
- Ты чего опаздываешь? – Видит, что я облачаюсь, тут же предлагает, - давай помогу. А что, я умею. Мы сегодня ночью старенького батюшку с отцом Петром вдвоём облачали и в гроб укладывали. Если что, я и тебя облачу.
- Спасибо, Андрюша. Никогда в тебе не сомневался.
Он берёт мою фелонь и сопровождает меня до входа в церковь.
На удивление в храме много народу. Священническое отпевание длится очень долго. Многие устали и примостившись где только можно, сидя слушали отпевание.
Уже похоронив старенького батюшку Агафона, отец Пётр мне сказал:
- Он умер совсем неожиданно. Месяца не прошло, как мне на почту прислали его фотографию из дома для престарелых. Такой он бодренький в подрясничке сидит в кресле на службе. И вот, на тебе. Совсем неожиданно.
На помин никто из отцов не остался. Оно и понятно, у всех дела.
- Хоть ты останься, - попросил батюшка. – А то как-то нехорошо получается.
Я остался.
- Согласись, - продолжает отец Пётр, - тоже чудо. На улице тепло, в храме тепло. Тело усопшего вообще никак не обрабатывали, а оно не смердит.
Стали мы с Андрюхой его облачать, думал, подризник резать придётся, а нет. Тело мягкое, сгибается в суставах. Облачили без проблем.
Мы поговорили с батюшкой на эту насущную тему, вспомнили как хоронили других наших собратьев священников. Потом отец Пётр проводил меня до машины. Я уже стал разоблачаться, и в этот момент к церкви подъехал квадроцикл с двумя дачниками, мужчиной и женщиной.
- Батюшка, нам ладану надо купить.
Отёц Пётр пошёл с дачниками в храм. Открывает входную дверь. Втроём они проходят внутрь, а ещё через минуту батюшка возвращается на паперть и кричит мне:
- Как хорошо, что ты ещё не уехал! Иди посмотри, тебе будет интересно!
Я захожу в храм и вижу сидящую на возвышении под иконами белую голубку. Дачники радостно фотографируют птицу. Она сидит спокойно и никак на них не реагирует. Я не удержался и тоже сфотографировал.
- Смотрите, у неё на лапке кольцо. Видимо это декоративный голубь, весь белый, а головка тёмная.
- Вот, только откуда он здесь взялся? Тринадцать лет служу в этом храме, и ни разу не видел рядом с ним голубей. Галки, вороны, этого предостаточно, а голубей нет. Как-то ведь залетел, а мы его не заметили, - недоумевает отец Пётр.
Много раз я слышал, что после смерти праведников, сразу или во время похорон, рядом с гробом, а то и в комнате в доме с закрытыми окнами, люди видели непонятно откуда появившуюся белую голубку. Думал, что это такое благочестивое преувеличение. Оказывается, на самом деле, бывает. Но вслух предположил:
- Может, из дачников кто голубей держит?
- Может, и держит, - отозвался отец Пётр, - народу здесь много, кто кроликов, кто поросят.
Мы посмотрели друг на друга и одновременно перекрестились:
- Помолись о нас грешных, батюшка Агафон.

http://alex-the-priest.livejournal.com/265383.html

«Река»
На следующий день после похорон отца мы снова поехали на кладбище. Я служил литию. Резкий ветер не давал разгореться свечам и рвал венки, обвязанные тонкой проволокой вокруг деревянного креста с табличкой.
Почему-то для меня самым трудным было видеть эту табличку с именем отца и датой его смерти. Он прожил долгую жизнь. Рядом с ним я уже и сам стал дедушкой, успел состариться и поседеть. Я привык к тому, что отец всегда есть, а теперь его не стало.
Вечером сестра доставала из шкафов папины вещи, а я укладывал их в мешки. Всего набралось три больших мешка из плотного пластика чёрного цвета. Это ещё не считая тяжёлой шинели старого образца с полковничьими погонами. Сорок лет она невостребованной провисела в шкафу.
Помню, ещё в далёком детстве, сколько было радости, когда папе, наконец, дали полковника. Командир дивизии взъелся на своего зама и ни в какую не соглашался подписывать документы на присвоение отцу очередного воинского звания. А когда позвонили из вышестоящего штаба и в приказном порядке потребовали подготовить представление, командир неожиданно «заболев», улетел в отпуск.
Тогда в ситуацию вмешался один маленький человек. На самом деле, Василий Андреевич, прапорщик из строевого отдела, был совсем крошечного роста. Главным достоинством его характера было совершенное миролюбие, и ещё умение расписываться как за самого командира части, так и за всех его заместителей.
Он тогда в штабе дивизии подошёл к моему бате и тихо сказал:
- Не переживай. Документы на тебя уже пошли по инстанциям.
Это начальник мог задурить и упереться, а в обязанности товарища прапорщика из строевого отдела входило исполнить распоряжение вышестоящего кадрового органа, точно и в срок, вот он его и исполнил.
Короче, вернувшись из отпуска, командир в первый же день на общем построении вынужден был зачитать приказ министра обороны и поздравить моего отца с присвоением ему очередного воинского звания. Поздравлял, и, наверное ломал голову, когда же это он расслабился и согласился поставить подпись? Благо, что человек он был сильно пьющий, а когда запивал, то и не помнил того что делал.
Папа всю жизнь гордился, что он, мальчик из глухого украинского села, три года прожив в оккупации под немцем и семь лет, отслужив в солдатах, не только стал офицером, но даже дослужился до такого высокого звания. Он и меня зауважал, узнав, что сан протоиерея по старой табели о рангах приравнивался к армейскому званию полковника.
- Да? Ну, тогда по полной.
Вспоминаю, какие были страсти. Сколько переживаний, а теперь отцовские кители и рубашки с погонами я укладывал в большие чёрные мешки и увозил с собой, чтобы сжечь, здесь у нас в деревне за храмом на костре.
В день отъезда рано утром я отправился на стоянку, чтобы забрать машину. От въезда на охраняемую стоянку до маленькой речушки, под названием Лососянка, что протекает здесь же рядом, всего метров триста.
Нам уезжать, а я ни разу к ней не спустился. В детстве, мы там только и пропадали. Купались, ловили пескарей. У меня была самодельная удочка. Удилище я вырезал из орешника. Настоящие бамбуковые, длинной в несколько колен, имелись только у старших ребят. Но удить пескарей на Лососянке они считали ниже своего достоинства и отправлялись на Неман за «серьёзной» добычей. А мы, мелкота, натаскаем пескариков, разведём костёр и жарим их прямо на огне. Вкусные. Даже без соли они были непередаваемо вкусными.
Я спустился к речке, и проходя мимо кнэски подумал, а ведь эта кнэска сбрасывала нечистоты сюда же в речку и в годы моего далёкого детства. Получается, что и купались мы и рыбу ловили всего лишь в сотне метров от неё вниз по течению. И ничего, никто из нас ничем особо не болел. И взрослые не предупреждали купаться хотя бы чуть выше от места канализационного стока.
Кстати, отец рассказывал, что где-то здесь, чуть ли не в этих самых местах в годы первой мировой войны, переправляясь по мостику через речку, в воду опрокинулась подвода с полковой кассой. Лошадь оступилась, вот подвода и опрокинулась. А моего дедушку Фёдора выбрали хранителем полковой кассы. Он как был в шинели и сапогах, так и бросился в реку спасать казённые деньги. Ящик вместе с телегой вытащили на берег и поехали дальше.
Наши войска тогда наступали, потому разводить костёр и сушиться было некогда. На дворе стояла поздняя осень. Шинель с сапогами так и высохли на дедушке. Зато потом всю оставшуюся жизнь он мучился болезнью лёгких. Только, кто тогда на фронте обращал внимание на такие мелочи.
Я вышел к реке. На этом месте раньше стоял большой деревянный мост, по нему даже грузовики переезжали. Теперь того моста уже давно нет, а на его месте - узкий мостик для пешеходов, велосипедисты им тоже пользуются.
Сколько раз мы с папой ходили этой дорогой через реку на гараж и обратно. Я маленький. Помню, подбегу к речке раньше отца, остановлюсь на мостике и жду его. Так стоять скучно, вот наберёшь слюны побольше, плюнешь с моста вниз на воду и смотришь затем, как плывёт вниз по течению твой «кораблик». Папа увидит и учит меня:
- Сынок, в воду плевать не надо!
В ответ я озорно смеялся и продолжал бежать впереди отца.
Дурацкая привычка плевать с моста вниз на воду так осталась со мной на всю жизнь. Идёшь, бывало, по большому мосту через Неман. Мост высоченный. Станешь посередине реки, смотришь, словно завороженный, на текущую внизу массу воды. Снова возьмёшь и плюнешь. Зачем? Традиция уже, что ли?
В том году, казалось бы, уже взрослый дядька, поехал в Италию. Во Флоренции стоял на мосту над рекой Арно. Посмотрел вниз на её зелёные мутные воды, не утерпел и тоже плюнул, но это скорее от презрения. Наслушавшись музыкальных произведений, ожидал увидеть величественное и хрустально чистое, а увидел что-то отвратительно зелёное и дурно пахнущее. Правда, матушка заметила, и я получил от неё нагоняй.
- Ты что делаешь?! Тем более здесь, в чужой стране!
- Так это же Арно! Вспомни, в арии у классика, там всё про неё написано. Коварная подлая река, унесшая множество человеческих жизней. Может, я специально сюда для этого и приехал.
- Для чего ты сюда приехал?
- Сказать этой реке всё, что я о ней думаю.
Матушка махнула рукой, и мы отправились дальше. Туда, где весной следующего года произошло обрушение набережной реки Арно. Это совсем недалеко от знаменитого старинного моста. Говорят, будто, обрушение произошло по вине прорвавшейся трубы городского водопровода. А мне кажется, что всё это проделки всё той же реки. Люди превратили её воды в зелёную жижу, вот она им и мстит.
В заметке про обрушение набережной я прочитал, что мэрия города Флоренции обратилась к горожанам с просьбой временно убрать свои машины с набережной. Странная просьба. Неужели итальянцы сами бы не догадались, что лучше пока не ставить свои автомобили там, где они в любой момент могут оказаться в яме?
Раннее утро. Я один стою на мостике через Лососянку и смотрю на воду. Неожиданно метрах в пяти от себя замечаю одинокую утку. Она держится неподвижно на одном и том же месте. Утка внимательно меня рассматривает.
Как хорошо, что я не охотник и не способен убить живое существо. Жизнь, что может быть важнее?
Смотрю на воду и вспоминаю, как вчера на кладбище я обложил камушками папину могилу. Представил себя со стороны. Точно маленький ребёнок, что играется в песочнице.
Если бы я мог себе это позволить, то расположился бы рядом с могильным холмиком. Сидел бы так, и никуда бы не уходил.
Но нужно идти. Я всегда куда-то спешу, на службу, на требы, встречи, беседы. Помахал утке рукой и возвратился на стоянку автомобилей. Иду и вдруг понимаю, я не плюнул с мостика в воду. Подумал, сегодня папа был бы мною доволен.
Мы возвращались в Москву. Сколько раз в своей жизни я представлял себе, как еду хоронить отца. Помню телеграммы, что приходили в часть моим товарищам сослуживцам и просил, чтобы Бог сберёг моих родителей. Господь меня услышал. Мои папа с мамой прожили очень долгую жизнь. За все эти годы я много раз представлял себе, как еду хоронить отца, но ни разу, как буду возвращаться обратно.
Нам «повезло». День, когда мы возвращались домой, стал самым дождливым за всю историю ста тридцати лет метеонаблюдения за столицей. Все, кто знал, что мы именно сейчас направляемся в Москву, старались предупредить нас о случившемся катаклизме, уговаривали остановиться и переждать стихию. Но мы продолжали ехать. Не от того, что мы такие смелые, а потому, что срок, на который мне разрешили оставить приход, уже подошёл к концу.
Впереди, сколько бы мы ни ехали, всё небо над дорогой было покрыто чёрными грозовыми тучами. Всё это время где-то перед нами не переставая лил дождь. Мы видели мокрый, покрытый лужами, асфальт, машины, из-под колёс которых поднимались тучи мокрых брызг, но самого дождя мы не видели. Он упорно «уходил» от нас, опережая всего на несколько километров. Но я понимал, что наше везение когда-то неминуемо закончится, и мы войдём в зону непрекращающегося тропического ливня. И тогда машина из наземного транспорта превратится в подводную лодку. Любой водитель знает, чем это чревато.
Как я тогда молился. Понятно, молился молча про себя, чтобы не беспокоить матушку. И вдруг, в какой-то момент, вновь ощутил себя тем самым весёлым озорным ребёнком, который бежит по дорожке впереди отца. Он бежит и знает, что за спиной у него папа. Его папа самый сильный и самый смелый. С ним ничего не страшно. В любой момент отец придёт на помощь, обнимет и защитит.
- Папа! Мой папочка! Я знаю, ты каждое утро и каждый вечер вставал на молитву и молился обо мне, и не только обо мне. Сейчас ты уже в раю, попроси, чтобы Господь меня укрепил.
Бывало, в детстве мне от тебя и перепадало. Так то же за дело. Ты видишь, я наконец стал послушным, и сегодня утром, уходя от реки, даже не подумал плюнуть в воду.
В тот день нам с матушкой повезло. Дождь мы так и не догнали, и уже ночью благополучно добрались до дома.
Сегодня после молебна я соборовал на дому и причащал старого больного человека. Мне позвонила одна моя знакомая и попросила придти к своей свекрови, бабушке восьмидесяти двух лет. После причастия старушка сказала:
- Батюшка, знаю, что жизнь заканчивается, а умирать не хочется, да и страшно. Ещё бы пожить.
- Мне тоже бывает страшно. Наверно этот страх от маловерия. Порой представляется, что жизнь каждого из нас точно река. Берёт своё начало где-то там далеко во времени и уже никогда не кончается. Сейчас вы остановились, словно перед запрудой и не видите, что там дальше, где то русло, по которой жизнь продолжит катиться вперёд. Не нужно бояться преодолевать препятствия. Только бы вода в твоей реке оставалась чистой и прозрачной.
Прощаясь, я ей сказал:
- Я папу на той неделе схоронил. Сегодня уже семь дней, а он мне ещё ни разу не приснился.
Бабушка задумалась.
- Моя мама умерла, когда мне было только семнадцать. Прошло уже шестьдесят пять лет, а я её ни разу так и не увидела.
Спускался c четвёртого этажа вниз по ступенькам и думал: шестьдесят пять лет, это же целая вечность. Папа, так надолго не оставляй меня. Ты же видел, я исправился, и больше никогда, обещаю тебе, никогда не плюну в реку.

http://alex-the-priest.livejournal.com/264869.html

«Снова дома»
В этом году мы решили, снова всей семьёй собраться и отправиться в город Гродно проведать моих старичков. В этот раз даже зять согласился отложить дела и выбрался вместе с нами. Он и раньше слышал от нас много доброго о Белоруссии и о белорусах, но никогда там не был.
Запланировали сперва заехать на пару дней в Минск, потом на денёк завернуть на озеро Нарочь, и уже затем остановиться и неделю пожить в Гродно. Я тоже хотел ехать вместе со всеми, но в последний момент позвонила сестра, сообщила, что папа в тяжёлом состоянии и попросила немедленно приехать. Потому в Минск и на озеро Нарочь мои спутники отправились без меня, а я помчался домой к родителям.
Сколько лет наблюдаю за тем, как умирают люди, и не перестаю удивляться, как по-разному мы это делаем. Одни уходят легко и быстро, другие долго и очень мучительно. Вот и сейчас отцу стало немного легче, и у меня вновь появилась возможность побродить по городу моего детства.
Я подсчитал, что уехал отсюда тридцать четыре года назад. И каждый год продолжаю возвращаться в эти места. Поначалу тосковал, и хотелось вернуться насовсем. Сейчас уже не хочу, отвык. Если бы не родители и сестра, то не приезжал бы и вовсе.
Раньше, бывая в городе, встречался со старыми друзьями, сегодня меня встречают только камни. И ещё деревья. Они тоже неплохие собеседники. Ни с кем другим в этом городе, кроме моих родных, я не общаюсь. Не с кем. Новых знакомств заводить не хочется, потому приходится довольствоваться малым, мимолётным разговором с попутчиком в троллейбусе, или с продавщицей в ларьке с мороженым.
Тридцать четыре года. Я ходил по улицам и меня не оставляло ощущение, что это уже совсем не тот город, что я видел когда-то раньше. Нет, камни, памятники, деревья, и даже магазины, всё осталось и стоит на своих привычных местах, а город не тот. Что-то случилось, что-то такое, будто сверху на все эти улицы и дома упала невидимая космическая пыль. Её никто не замечает, но она есть и всё на что она падает, меняется кардинально. Форма прежняя, а сущность становится какой-то иной.
Я ещё не видел такого количества вдруг опустившихся женщин и мужчин. И чтобы они вот так с самого утра приставали к прохожим. Ещё мне то и дело попадались две пожилые тётки, одетые не по сезону слишком тепло. В старомодных шляпах и, словно клоуны, с выкрашенными щеками и густо намалёванными губами. Всегда молчаливые, сидящие неподвижно на стульях уличных кафе.
Я уже видел таких женщин. Это тихие сумасшедшие. В отличие от алкоголиков они ни к кому не пристают. Не видно, чтобы сумасшедшие передвигались от одной уличной кафешке к другой. А где ни появись, «клоуны» уже рядом. Сидят неподвижно и смотрят куда-то в сторону. Это на арене цирка они забавные и смешные, а в реальной жизни с ними лучше бы не встречаться.
В первый же день своего приезда удивился, когда на воротах одного зажиточного дома, здесь же в Гродно, увидел знакомую табличку с изображением собаки. Думал, как обычно, прочитаю: «Осторожно, во дворе злая собака»! Но нет, написано: «Если она тебя не загрызёт, то я тебя точно застрелю».
При виде такого количества бомжей, начинаешь понимать, зачем появляются подобные предупреждения на воротах элитных особняков.
Однажды в магазине, где мы нашим девчонкам покупали недорогую белорусскую обувь, уже расплачиваясь за покупки, я услышал от молоденькой продавщицы:
- Наверно вы из России?
- Что, здесь только русские покупают так много обуви? – Рассмеялись мои спутники.
- Нет, - ответила девушка, - просто, вы другие. – Она подыскивает слова, - культурные, что ли. Вы разговариваете по-другому.
Я удивился, как же это я сам не догадался! На самом деле, ни в троллейбусе, ни в магазинах, ни на улицах, даже в церкви, практически не слышно такой прежде привычной здесь в этих местах правильной русской речи.
И раньше русская речь повсеместно соседствовала с местным наречием. Гродно быстро расстраивался, то и дело в строй пускали крупные предприятия. Нужна была рабочая сила, и в город из окружающих его деревень потянулась молодёжь.
Жильё сдавалось такими же ударными темпами, город прирастал. За каких-то лет десять – двенадцать его население увеличилось, чуть ли не вдвое. Я привык к тому, как говорили эти люди, а говорили они по-разному. Помню, меня ещё тогда удивляло, что деревенские жители, которые везде во всех народах являются носителями языка титульной нации, не общаются на своём родном белорусском языке.
Все говорили на своеобразном русском, обильно сдобренным польскими, белорусскими и немного украинскими словами. В этом языке, который ещё называют «суржиком», почти нет привычных нашему уху мягких окончаний, потому для нас звучит он резко и даже грубо. С непривычки не поймёшь, люди просто разговаривают или уже ругаются.
Я ходил по городу, прислушивался к тому как говорят люди, и убеждался в правоте той девушки из магазина. Это не город стал другим, изменились люди. Когда-то в Гродно и рядом вдоль всей границы располагалось множество советских воинских частей. Большинство тогдашних офицеров приезжали из России вместе со своими семьями. В каждом классе тогдашних школ учились дети военных. Всё это были носители русского языка, а ещё молодые специалисты, приезжавшие по распределению после окончания институтов, учёные, строители, наладчики оборудования. Они приезжали и оставались здесь навсегда.
Время прошло. Те, кто когда-то переехал из России и остался жить здесь в нашем городе, уже умерли. Мы, их дети, в трудные девяностые разбрелись по всему миру. Нас здесь больше нет, и того русского языка, который когда-то раздавался на улицах Гродно, тоже нет.
А польский язык остался. Он всё чаще звучит на улицах и продолжает звучать в костёлах во время богослужений. С детства я немного понимаю по-польски, и когда, приезжая домой, хочу обновить его в памяти, то не включаю телевизор, а иду в костёл, сажусь на лавочку и слушаю проповедь священника. Ксёндз говорит прекрасным литературным языком, и даже мне понятно всё, что он хочет сказать. Костёлы открыты ежедневно, каждый день в них многократно совершаются мессы и звучат проповеди на польском языке. Благодаря костёлу поляки, живущие заграницей, остаются поляками и не отпадают от высокой польской культуры.
До войны город населяла большая еврейская община. Половина всего его населения были евреями. Многие, кто раньше жил здесь и создавал этот город, и кем гродненцы продолжают гордиться, это евреи. Сейчас их почти что нет. Остались только дома, в которых жили эти люди.
Вечер. Мы с детьми прогуливаемся по узкой старинной улочке старого Гродно. Неожиданно открывается, выходящая на улицу дверь, и появляются двое молодых слегка подвыпивших людей. Видят нас и оставляют дверь открытой. Белорусы народ радушный и проявляют это радушие даже к незнакомцам.
- Туристы?
- Точно, туристы.
- Тогда идите во двор и посмотрите, как здесь было раньше. Это бывший еврейский дом, там даже на стене ещё сохранилась еврейская звезда.
Мы проходим внутрь. Действительно на одной из стен под окном кирпичом выложена шестиконечная звезда, «щит Давида». Евреев убили, а дом со звездой остался.
Проводив своих к месту, где они снимали квартиру, я отправился ночевать к родителям. Когда то в нашем доме, он был построен в военном городке специально для семей тогдашних офицеров, жили только те, кто служил здесь же в воинской части.
Сейчас в нашем доме селятся все подряд. Я подхожу к своему подъезду и вижу мальчика лет семи. Он возится здесь же перед входом в небольшой лужице и живёт в моём подъезде в квартире на третьем этаже.
Мне было восемь лет, когда я приехал жить в наш дом, и до сих пор по привычке продолжаю считать его своим. Теперь этот дом принадлежит ещё и этому маленькому мальчику. Он имеет на него ровно столько же прав, сколько и я. Судьбы пересеклись, теперь это наш с ним дом.
Здесь же на лавочке две девчушки лет десяти рассматривают куклу. На кукле красивое золотое платье. Не обращая на меня внимания, одна малышка на таком уже привычном моему уху суржике предлагает другой:
- А давай с тобой играть в «Золушку».
- А как мы будем играть?
- Давай я буду Золушкой. Ты меня увидела, а на мне такое клевое платье. Давай, ты охренела и упала в обморок от моего платья!
Теперь это наш с ними дом.

http://alex-the-priest.livejournal.com/264617.html