(Речь идёт о событиях в Финляндии в 1918 году) ...К началу мая все было кончено, началась расправа над участниками революции и членами их семей: до 90 тысяч человек было заключено в тюрьмы и концлагеря, свыше 8 тысяч казнено. Но помимо красных финнов геноциду подверглось русское население. В Хельсинки и других местах расквартирования б. императорских русских войск были расстреляны сотни русских солдат и офицеров. Они сочувствовали белому движению, но были уничтожены маннергеймовцами только за то, что были русскими. Но самая чудовищная расправа была учинена "белыми" в Выборге. Вступившие в этот многонациональный город (к 1918 году из 19 церковных зданий 11 принадлежали русской православной церкви) германцы и финские националисты осуществили полноценную этническую чистку. Уничтожали всех не умевших говорить по-фински: нейтральных солдат выборгского гарнизона, русских рабочих, служащих и даже гимназистов. За несколько дней было расстреляно 3 тысячи человек. Насмешка истории: польская диаспора вышла на улицы приветствовать позор ненавистных русских, но была также расстреляна: уж больно польская речь напоминала русскую. 

Источник: http://rksmb.ru/print.php?1409

24 декабря 2004 г. Государственная дума приняла закон «О внесении изменений в статью 112 Трудового кодекса Российской Федерации», который 27 декабря был утверждён Советом Федерации и с 1 января 2005 г. вступил в силу. Накануне Нового года произошло изменение количества и состава праздничных дней, в результате чего в начале 2005 г. возникли небывалые по продолжительности каникулы, выполнившие роль «пряника», затмившего главный смысл закона – уничтожение праздника 7 ноября. Вместо него праздничным днём стал день 4 ноября, провозглашённый «Днём народного единства». «Мотором» этого изменения выступили представители различных религиозных конфессий. Не вдаваясь в политический смысл и сиюминутную конъюнктуру этой «реформы», полагаю необходимым дать к ней хронологический комментарий, чтобы разъяснить, какие события в действительности стоят за этим днём.

Осенью 1612 г. Москва была освобождена от поляков войсками второго земского ополчения (Совета Всей Земли) под руководством князя Д.М. Пожарского, князя Д.Т. Трубецкого и земского старосты Кузьмы Минина. Это событие, а равно и последовавшее затем избрание на царство Михаила Фёдоровича Романова, ознаменовало окончание Смутного времени и восстановление российской государственности. Основные хронологические вехи освобождения Москвы следующие:

24 июля – первые отряды ополченцев подошли к Москве,

20 августа – к Москве подошли основные силы во главе с Пожарским,

22-24 августа – разгром армии гетмана Ходкевича земским войском,

22 октября – освобождён Китай-город,

26 октября – подписан договор о сдаче польского гарнизона в Кремле, поляки выпустили из Кремля членов Семибоярщины и остававшихся там русских людей,

27 октября – капитуляция польского гарнизона,

1 ноября – торжественное вступление земских войск в освобождённый Кремль.

Таким образом в этой хронологии выделяются три узловых события:

Во-первых, решающее сражение земского войска с польской армией Ходкевича, шедшей на подмогу польскому гарнизону, удерживавшему Китай-город и Кремль. В результате сражения Ходкевич был разбит и внешняя угроза Москве ликвидирована, что предопределило дальнейшее освобождение Москвы. Это сражение происходило в несколько этапов в течение 22 – 24 августа 1612 г.

Во-вторых, освобождение от захватчиков Китай-города, начавшееся стихийно, но затем возглавленное Пожарским. Пожарский вступил в Китай-город с Казанской иконой Богоматери, которая находилась в русском войске. Он дал обет в память этого события воздвигнуть на Красной площади (на территории Китай-города) храм во имя этой иконы. Это событие произошло 22 октября 1612 г.

Наконец, в-третьих, само освобождение Кремля, т.е. «сердца» Москвы и России, и тем самым завершение освобождения Москвы, которое ознаменовалось капитуляцией польского гарнизона. Договор о сдаче был подписан 26 октября 1612 г., и именно этот день во всех пособиях, справочниках и учебниках российской истории справедливо считается днём освобождения Москвы.

Между тем, с 1649 года день 22 октября отмечается Русской Православной Церковью как празднование Казанской иконе Божией Матери (в память избавления Москвы от поляков в 1612 году) – «в благодарение за Её чудесное вспомоществование в освобождении града Москвы от иноземных захватчиков». Таким образом – это праздник Русской Православной Церкви, отмечаемый, как и все даты церковного календаря, по старому стилю (т.е. по Юлианскому календарю).

В нынешнем, XXI веке, как и в прошедшем XX, день 22 октября Юлианского календаря (старого стиля) соответствует дню 4 ноября в Григорианском календаре (новом стиле) (разница – 13 дней). В XIX веке, например, этот день соответствовал бы дню 3 ноября Григорианского календаря (разница – 12 дней), а в XVIII – 2 ноября (разница – 11 дней). Следовательно, день Казанской Богоматери отмечается 22 октября (т.е. 4 ноября нового стиля для XX и XXI веков) по старому стилю. Празднование дня 22 октября в день 4 ноября является празднованием по Юлианскому календарю (старому стилю).

Русская Православная Церковь живёт по Юлианскому календарю. С 1918 г. гражданским же, государственным календарём в России является Григорианский календарь (новый стиль). Для того, чтобы перевести дату Юлианского календаря на Григорианский нужно прибавить определённое число дней в зависимости от века, в котором произошло то или иное событие. Если переводить даты 1612 г. со старого стиля на новый, то следует прибавлять 10 дней, поскольку эти события относятся к XVII веку. Таким образом, при переводе даты старого стиля на новый для 22 октября 1612 г. (старого стиля) мы получаем 1 ноября 1612 г. (разница – 10 дней). Следовательно, по новому стилю (т.е. по Григорианскому календарю) освобождение Китай-города произошло 1 ноября.

Освобождение же Кремля произошло 26 октября по старому стилю (по Юлианскому календарю, а в Григорианском календаре этому числу для XX и XXI вв. соответствует 8 ноября) или 5 ноября по новому стилю (по Григорианскому календарю). В первом случае мы дату старого стиля соотносим с новым стилем, во втором – переводим на новый стиль.

В 1995 году был принят закон «О днях воинской славы (победных днях) России». В числе прочих в законе отмечен день 7 ноября – «День освобождения Москвы силами народного ополчения от польских интервентов (1612 год)». Все даты этого закона, как уже неоднократно отмечалось в литературе, даны по старому стилю, т.е. по Юлианскому календарю. Таким образом, в качестве дня освобождения Москвы был принят день 25 октября старого стиля (которому соответствует 7 ноября нового стиля для XX и XXI вв. – разница 13 дней). Но на самом деле 25 октября никакого значимого события не произошло. Поэтому данная дата закона «О днях воинской славы России» с исторической точки зрения неверна.

В качестве даты освобождения Москвы от поляков в 1612 году могут выступать или день 22 октября (Освобождение Китай-города, церковный праздник Казанской Богоматери) или день 26 октября (Освобождение Кремля).

День 22 октября по старому стилю (Юлианскому календарю) приходится на 4 ноября нового стиля (Григорианского календаря), а по новому стилю (Григорианскому календарю) – на 1 ноября.

День 26 октября по старому стилю (Юлианскому календарю) приходится на 8 ноября нового стиля (Григорианского календаря), а по новому стилю (Григорианскому календарю) – на 5 ноября.

Поскольку государственным календарём в Российской Федерации является новый стиль (Григорианский календарь), то и гражданские праздники должны, по логике вещей, отмечаться по Григорианскому календарю.

Церковные же праздники – православные – отмечаются по старому стилю, т.е. Юлианскому календарю, мусульманские – по календарю Хиджры, буддистские – по тюрко-монгольскому календарю и т.д. Но это всё не государственные, не гражданские календари.

Для определения даты празднования освобождения Москвы в 1612 г. следовало бы прежде всего решить, по какому календарю праздновать этот день – по церковному или по государственному. Во-вторых, следовало определить, какую дату считать таковой – 22 октября, православный праздник Казанской Богоматери, установленный в память освобождения Китай-города, или день 26 октября, когда был освобождён Кремль, т.е. подписан договор о капитуляции польского гарнизона и освобождение Москвы завершилось. Затем же, в зависимости от решения этих двух вопросов, определить саму дату.

Освобождение Китай-города, день Казанской Богоматери – 4 ноября по старому стилю, 1 ноября – по новому;

Освобождение Кремля – 8 ноября по старому стилю, 5 ноября – по новому.

День же 7 ноября в качестве такового праздника выступать не может, потому что он не связан ни с каким событием 1612 года.

Как видим, Государственная дума проигнорировала все эти вычисления ради быстрого выполнения политического заказа. И теперь день 22 октября / 4 ноября (по старому стилю) обрастает собственной псевдоисторической мифологией. В частности находятся и среди профессиональных историков люди, утверждающие будто бы этот день отмечался как государственный, а не только и даже не столько церковный праздник в дореволюционной России, чего в действительности не было. Стоит напомнить, что в православном церковном календаре существует целый ряд подобных памятных дней, связанных с праздниками различных икон Божией Матери, как например, 21 мая/3 июня – Владимирской иконы Божией Матери – «празднество установлено в память спасения Москвы от нашествия крымского хана Махмет-Гирея в 1521 г.»; 23 июня/6 июля – также Владимирской иконы – «празднество установлено в память спасения Москвы от нашествия хана Ахмата в 1480 г.»; 19 августа/1 сентября – Донской иконы Божией Матери – «празднество установлено в память избавления Москвы от татар в 1591 г.»; 26 августа/8 сентября – Сретение Владимирской иконы Пресвятой Богородицы – «празднество установлено в память спасения Москвы от нашествия Тамерлана в 1395 г.»; с праздником Положения честной ризы Пресвятой Богородицы во Влахерне (2/15 июля) связано спасение Москвы от нашествия татарского царевича Мазовши в 1451 г. Но все эти даты оказались вдалеке от пресловутого 7 ноября, да к тому же могли затронуть «национальные чувства» российских мусульман, прежде всего татар. Этим, и только этим объясняется выбор 4 ноября (праздника Русской Православной Церкви – Казанской иконы Божией Матери, «в память избавления Москвы и России от поляков в 1612 г.») и скоропалительное, совершенно искусственное превращение его в «День народного единства» (относительно единства, это ещё один такой же миф, потому что в 1612 г. часть населения тогдашней России Совет Всей Земли не поддерживала).
 

Источник:  http://kogni.narod.ru/time4.htm

Ливонская война стала "делом всей жизни" Ивана IV (И.И. Смирнов), а К. Маркс замечал, что ее целью "было дать России выход к Балтийскому морю и открыть пути сообщения с Европой".

Ливония, созданная в XIII в. немецкими рыцарями-меченосцами, представляла собой в XIV в. слабое государство, по сути разделенное между Орденом, епископами и городами. Орден возглавлял его лишь формально. Вместе с тем Орден, опираясь на поддержку других государств, препятствовал установлению контактов России с западноевропейскими странами.

Непосредственным же поводом к началу Ливонской войны послужил вопрос о "юрьевской дани" (Юрьев, впоследствии названный Дерпт (Тарту), основал еще Ярослав Мудрый). Согласно договору 1503 г. за него и прилегающую территорию должна была уплачиваться ежегодная дань, что, однако, не делалось. К тому же Орден заключил в 1557 г. военный союз с литовско-польским королем. В январе 1558 г. Иван IV двинул свои войска в Ливонию. Начало воины принесло ему победы: были взяты Нарва и Юрьев. Летом и осенью 1558 г. и в начале 1559 г. русские войска прошли всю Ливонию (до Ревеля и Риги) и продвинулись в Курляндии до границ Восточной Пруссии и Литвы.

Угроза полного разгрома заставила ливонцев просить перемирия. В марте 1559 г. оно было заключено сроком на полгода. Начавшиеся в 1560 г. военные действия принесли Ордену новые поражения: были взяты крупные крепости Мариенбург и Феллин, в плен попал сам магистр Ордена Фюрстенберг. Результатом компании 1560 г. стал фактический разгром Ливонского ордена как государств. Однако земли его перешли под власть Польши, Дании и Швеции, а последний его магистр - Кетлер - получил лишь Курляндию, да и то находившуюся в зависимости от Польши.

Таким образом, вместо слабой Ливонии у России оказалось теперь три сильных противника. Правда, пока Швеция и Дания воевали друг с другом, Иван IV вел успешные действия против Сигизмунда II Августа. В феврале 1563 г. он взял Полоцк. Но уже в начале следующего года русские войска потерпели ряд поражений (битвы на р.Уле и под Оршей). Тогда Иван IV попытался восстановить Ливонский орден, но под протекторатом России, а с Польшей повел переговоры. Условия мира царь обнародовал на Земском соборе 1566 г. Они оказались неприемлемыми, и собор высказался за продолжение войны: "Государю нашему тех городов Ливонских, которые взял король во обереганье, отступиться непригоже, а пригоже государю за те городы стояти". В решении собора также подчеркивалось, что отказ от Ливонии повредит торговым интересам.

В 1568-1569 гг. война принимает затяжной характер. А в 1569 г. на сейме в Люблине состоялось объединение Литвы и Польши в единое государство - Речь Посполитую, с которой в 1570 г. удалось заключить перемирие на три года. В мае того же года Иван IV наконец-то создает в Ливонии государство под покровительством России во главе с братом датского короля Магнусом.

Тем временем, в 1575 г. в Речи Посполитой закончился период "бескоролевья" (1572-1575 гг.). Королем был избран (а претендовал на польский престол и Иван Грозный) Стефан Баторий. Его избрание означало возобновление войны с Польшей. Однако еще в 1577 г. русские войска занимали почти всю Ливонию, кроме Риги и Ревеля, который осаждали в 1576-1577 гг. Но этот год был последним годом успехов России в Ливонской войне. В 1579 г. возобновила военные действия Швеция, а Баторий возвратил Полоцк и взял Великие Луки. В августе 1581 г. началась осада Баторием Пскова. Псковичи поклялись "за Псков град битися с Литвою до смерти безо всякие хитрости". Клятву они сдержали, отбив 31 приступ. После пяти месяцев безуспешных попыток поляки вынуждены были снять осаду Пскова. Но шведами в это же время была захвачена Нарва.

В январе 1582 г. в Яме-Запольском (недалеко от Пскова) было заключено 10-летнее перемирие с Речью Посполитой. Россия отказывалась от Ливонии и белорусских земель, но ей возвращались некоторые пограничные русские земли.

В мае 1583 г. заключается 3-летнее Плюсское перемирие со Швецией, по которому уступались Копорье, Ям, Ивангород и прилегающая к ним территория южного побережья Финского залива. Русское государство вновь оказалось отрезанным от моря.

Источник: http://rushistory.stsland.ru/War/war2.html

Вместо эпиграфа: "Мы могли бы найти место на стороне Рейха почти такое же, как Италия и, наверняка, лучшее, нежели Венгрия или Румыния. В итоге мы были бы в Москве, где Адольф Гитлер вместе с Рыдз-Смиглы принимали бы парад победоносных польско-германских войск" (Павел Вечоркевич).

"Героические черты характера польского народа не должны заставлять нас закрывать глаза на его безрассудство и неблагодарность, которые в течение ряда веков причиняли ему неизмеримые страдания. В 1919 году это была страна, которую победа союзников после многих поколений раздела и рабства превратила в независимую республику и одну из главных европейских держав. Теперь, в 1938 году, из-за такого незначительного вопроса, как Тешин (имеется в виду Тешинская Силезия) поляки порвали со всеми своими друзьями во Франции, в Англии и в США, которые вернули их к единой национальной жизни и в помощи которых они должны были скоро так сильно нуждаться. Мы увидели, как теперь, пока на них падал отблеск могущества Германии, они поспешили захватить свою долю при разграблении и разорении Чехословакии. В момент кризиса для английского и французского послов были закрыты все двери. Их не допускали даже к польскому министру иностранных дел. Нужно считать тайной и трагедией европейской истории тот факт, что народ, способный на любой героизм, отдельные представители которого талантливы, доблестны, обаятельны, постоянно проявляет такие нехватки почти во всех аспектах своей государственной жизни. Слава в периоды мятежей и горя; гнусность и позор в периоды триумфа. Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнусных! И все же всегда существовали две Польши: одна боролась за правду, а другая пресмыкалась в подлости" (Уинстон Черчилль. Вторая мировая война. Кн.1. М., 1991. С.147).

Появление 28 сентября 2005 в официальном органе Польской республики - газете Rzeczpospolita - интервью профессора Павла Вечоркевича многих людей, незнакомых с природой воинствующего польского национализма, повергло в шок. Наивные ожидали того, что проявится, наконец, "другая Польша". Та, которая, по словам Черчилля, борется за правду. Этого не произошло... Потому что в нынешних условиях этого не могло произойти.

Наивным людям в России, да и не только в России, давно пора понять и принять как данность, что Польша переживает сейчас период "триумфа", опять-таки с собственной точки зрения, а потому ненависть к таким соседям, как Белоруссия и Россия становится важнейшей составной частью польского политического мышления. Roma locuta, causa finita.

Во всем и всегда виновата Россия, как бы ни называлась эта страна. Спорить о нестыковках и бессмыслице, навороченной на страницах польского официоза, абсолютно контрпродуктивно. Прежде всего потому, что мы имеем дело с изложением весьма своеобразного символа веры, включающего в себя несколько несущих составных. К востоку от Буга для носителей этой религии начинается нечто абсолютно ифернальное, темное, злое, дикое - эдакий Lebensraum для польской культурной и политической активности, которую, соответственно, оправдывает все. Даже союз с Гитлером, об упущенной возможности которого так грустит г-н профессор. Естественно, что об ответственности Польши за развязывание Второй мировой войны, о ее участии в Мюнхенском разделе Чехословакии не сказано ни слова. Вернее - почти ни слова, так как налаживание союзнических отношений с нацистами при уничтожении другого славянского и к тому же преимущественно католического государства названо всего лишь "увеличением границы". Никаких моральных терзаний по этому поводу ни г-н профессор, ни интервьюировавший его журналист явно не испытывают и даже не пытаются задуматься о том, насколько изменилась ситуация в Европе после того как Германия, Польша и Венгрия вместе совершили это преступное деяние. Преступное именно с точки зрения интересов тогдашней Варшавы, получившей "увеличение границ" на несколько месяцев, и не заметившей или не сумевшей заметить (или понять?), что означал переход к Германии военных заводов в Брно (обеспечивших 1/3 потребностей вермахта в стрелковом оружии и артиллерии), 1500 танков и бронемашин чехословацкой армии (гораздо более современных, чем те, которые состояли на вооружении у поляков) и т.д.

Очевидно, когда речь идет об увеличении границ Польши в любом направлении, в Варшаве начинает действовать "готтентотская мораль": "Что такое добро? Это когда мы отнимаем коров у зулусов. А что такое зло? Это когда зулусы отнимают коров у нас". Совершенно очевидно, что отнятие Западной Белоруссии и части Украины у советских республик, Вильнюса у Литвы, Тешинской Силезии у Чехословакии были актами исторической справедливости и безусловного торжества справедливости, а последовавшая после 1945 г. кровавая и геноцидная депортация германского населения Шлезена и Поммерна силами новой польской власти (при широко известном сопротивлении Советской Армии и протестах даже советского НКВД) - проявлением "польской терпимости".

Впрочем, в последнем, как теперь становится понятно, виноваты точно не поляки, а Гитлер, не пожелавший правильно понять свои собственные интересы: "Мы могли бы найти место на стороне Рейха почти такое же, как Италия и, наверняка, лучшее, нежели Венгрия или Румыния. В итоге мы были бы в Москве, где Адольф Гитлер вместе с Рыдз-Смиглы принимали бы парад победоносных польско-германских войск. Грустную ассоциацию, конечно, вызывает Холокост. Однако, если хорошо над этим задуматься, можно прийти к выводу, что быстрая победа Германии могла бы означать, что его вообще бы не случилось. Поскольку Холокост был в значительной мере следствием германских военных поражений".

Г-н профессор весьма сожалеет об упущенных для европейской цивилизации возможностях, которые состоялись бы в случае совместного похода на Москву германской и польской армий. Чем бы такой поход закончился с точки зрения современных европейцев? Ну, конечно, самое важное - стал бы возможен совместный парад победителей на Красной площади, который вместе принимали бы фюрер германской нации и маршал Рыдз-Смиглы. На фоне такого достижения, естественно, меркнет решительно все, но чеканная поступь нацистов и поляков по брусчатке могла бы, оказывается, иметь и другие, пусть менее важные, но все же приятные последствия. На мой взгляд, комментировать подобного рода высказывания - задача отнюдь не историка, а скорее психиатра, поскольку иногда некоторые националистические мифы приобретают черты навязчивых психозов.

На самом деле сотрудничество с нацистами в 1938 и 1939 гг. привело Польшу в тупик. Фактически польская дипломатия (которая, кстати, действовала в духе мечтаний профессора Вечеркевича) в значительной мере способствовала реализации внешнеполитических планов Гитлера. 23 мая 1939, т.е. на следующий день после подписания так называемого "Стального пакта" между фашистской Италией и нацистской Германией, на секретном совещании с высшим командованием вооруженных сил союзник и партнер тогдашней Польши Адольф Гитлер заявил: "Польша всегда была на стороне наших врагов. Несмотря на договоры о дружбе, Польша всегда намеревалась воспользоваться любым случаем, чтобы навредить нам. Предмет спора вовсе не Данциг (как считает г-н профессор). Речь идет о расширении нашего жизненного пространства на востоке и об обеспечении нашего продовольственного снабжения. Нам осталось одно решение: напасть на Польшу при первой удобной возможности. Мы не можем ожидать повторения чешского дела. Будет война. Наша задача - изолировать Польшу. Успех изоляции будет решать дело".

Понятно, что для польского националиста, рассуждающего об упущенных возможностях в 1939, вовсе не обязательно знакомство с документами, давным-давно введенными в научный оборот, но все же... Звание профессора должно обязывать хотя бы к чему-то... Совершенно очевидно, что польская политика в чехословацком кризисе способствовала той самой цели, о которой говорил Гитлер, т. е. внешнеполитической изоляции Польши. Но разве это имеет какое-то значение сейчас? Сегодня важно совсем другое - создать начертание врага. Бессмысленное, но безобразное. Вдаваться в анализ картинок г-на профессора не возникает желания, но хочется узнать - каких ради благ в будущем пестуется эта ненависть? Для очередного благородного рыцарского акта, вроде избиения русских детей в Варшаве? Или это демонстрация психологической готовности завершить миссию фюрера германской нации в новых исторических условиях, например, в Белоруссии, и демократизовать злобных варваров силой оружия? Неужели здравый смысл окончательно покинул польскую науку и польскую политику? Если идеалом политики так называемой "новой Европы" является гитлеризм без Холокоста, - а именно такое впечатление складывается от публикации в польском официозе, - то в таком случае ничего хорошего в отношениях между Москвой и Варшавой не предвидится. И результат нового гитлеризма будет прежним.
 

Источник: http://www.polonica.ru/node/138