INSTITYTKA все записи автора

Зоя Воскресенская...

Почти до последних дней своей жизни ее знали у нас в стране и за ее пределами только как автора книг для детей и юношества.

 

 

 

 

Когда Зоя Ивановна уже была смертельно больна, до нее дошло неожиданное известие, что она «рассекречена». И спешно, несмотря на тяжкий недуг, Воскресенская взялась за перо. «Теперь я могу сказать правду» – так называлось это произведение, увидевшее свет через несколько месяцев после кончины полковника госбезопасности в отставке...

 

 

Родилась Зоя Воскресенская  28 апреля 1907 года – на станции Узловая Бочаровского уезда Тульской губернии, в семье железнодорожного служащего, помощника начальника станции. Детство провела в городе Алексине.

В октябре 1920-го умер от туберкулеза отец, Иван Павлович. Овдовевшая мать, Александра Дмитриевна, с дочерью и двумя сыновьями переехала в Смоленск. Вскоре она тяжело заболела, и Зоя была вынуждена пойти работать, чтобы помочь матери содержать двух младших братьев. Уже будучи известной писательницей, Зоя Ивановна так рассказывала о том тяжелом времени: «Я осталась за хозяйку в доме. Восьмилетний Женя и одиннадцатилетний Коля были предоставлены сами себе, озорничали, приходили домой побитые, грязные, голодные. И здесь выручил случай. Я встретила на улице товарища отца, военного. Рассказала ему о своих бедах. Он велел прийти к нему в штаб батальона. Так я вошла в самостоятельную жизнь».

 

Зоя Воскресенская. / Фото: www.adsl.kirov.ru

 

Зою назначают библиотекарем в 42-м батальоне войск ВЧК. Затем она служила в штабе частей особого назначения (ЧОН) Смоленской губернии, была политруком-воспитателем в колонии малолетних преступников в селе Старожище под Смоленском, трудилась на заводе имени М.И.Калинина в Смоленске, находилась на комсомольской работе. В 1927 году Зоя вышла замуж за комсомольского активиста Владимира Казутина, которого через некоторое время после свадьбы направили в Москву на партучебу. От этого брака у Зои родился сын, которого назвали Владимиром.

В конце 1928 года Воскресенская переехала из Смоленска в столицу к мужу. Однако семейная жизнь не задалась и супруги расстались. Воспитывать сына и ухаживать за ним помогала мама, которая стала жить с дочерью. А та в уже в августе 1929-го становится сотрудницей Иностранного отдела ОГПУ. Руководители ИНО (внешней разведки), судя по всему, обратили внимание на молодую женщину изысканной красоты, удивительного обаяния и острого ума.

Первая закордонная командировка не заставила себя ждать. В начале 1930 года Зоя поехала в Маньчжурию, в Харбин. Занимая скромную должность секретаря советского нефтяного синдиката «Союзнефть», Воскресенская в течение двух лет успешно выполняла ответственные задания Центра во время острейшей борьбы на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД).

Позже в облике знатной баронессы роскошно одетая разведчица появлялась на улицах Риги, в городах и поместьях старой Латвии. Потом Зое довелось работать в Центральной Европе – в Германии и Австрии, на севере континента – в Финляндии и Швеции.

 

В Финляндию Воскресенская прибыла в 1935 году в качестве заместителя резидента. К этому времени она уже превратилась в настоящего профессионала разведки. По прикрытию Зоя Ивановна выполняла обязанности руководителя представительства ВАО «Интурист» в Хельсинки. Ирина (таким был оперативный псевдоним Воскресенской) быстро познакомилась со страной и вошла в дела резидентуры. А в начале 1936 года познакомилась с новым руководителем: на смену отозванному в Москву резиденту приехал консул Ярцев, он же – Борис Аркадьевич Рыбкин. 37-летний чекист имел за плечами опыт и контрразведывательных операций, и длительного пребывания в Иране, где он приобрел несколько надежных источников информации, и спецкомандировок во Францию, Болгарию, Австрию.

Поначалу у нового резидента и его заместителя взаимоотношения не сложились. Будучи холостым, консул Ярцев держался со своей очаровательной помощницей подчеркнуто официально, был крайне требовательным начальником.

О том, как развивались дальнейшие события, рассказывала позже сама Зоя Ивановна: «Мы спорили по каждому поводу. Я решила, что не сработаемся, и попросила Центр отозвать меня. В ответ мне было приказано помочь новому резиденту войти в курс дел, а потом вернуться к этому вопросу. Но... возвращаться не потребовалось. Через полгода мы запросили Центр разрешить нам пожениться. Я была заместителем резидента, и мы опасались, что Центр не допустит такой «семейственности». Но Москва дала «добро».

Так Зоя Воскресенская стала «мадам Ярцевой»

 

Зоя Воскресенская и Александра Коллонтай. / Фото: www.yaplakal.com

 

В Финляндии Ирина осуществляла связь с нелегальными сотрудниками советской внешней разведки и с агентурой, собирала сведения, в том числе о планах Германии в отношении Суоми. Она приобрела немало ценных источников информации. В их числе была жена высокопоставленного японского дипломата. Для решения разведывательных задач Воскресенская-Рыбкина неоднократно выезжала из Хельсинки в Стокгольм, а также в Норвегию, где координировала работу нелегальной разведывательной группы.

А Кин (оперативный псевдоним резидента Рыбкина), который вскоре стал вторым секретарем советского полпредства в Хельсинки, а затем – временным поверенным в делах СССР в Финляндии, по личному указанию Сталина установил секретные контакты и вел весьма деликатные переговоры с высшим финским руководством. Они касались возможности заключения пакта о ненападении и сотрудничестве между двумя странами, недопущении немецких войск в случае войны на финскую территорию, а также взаимного обмена территориями. К сожалению, в силу тогдашнего политического курса Хельсинки эти переговоры не дали положительных результатов.

Позже известный финский политический деятель, президент Финляндии Урхо Кекконен говорил по этому поводу следующее: «Переговоры 1939 года не имели успеха не по вине поверенного в делах России в Финляндии господина Ярцева, а вследствие недостатка интереса к этому вопросу со стороны Финляндии».

«Зимняя война» (ноябрь 1939 – март 1940 года) вынудила «супругов Ярцевых» вернуться в СССР.

Документальные фильмы:

 

 

 

 

 

 

Зоя Воскресенская и Борис Рыбкин. / Фото: www.generalfilm.org

 

С первых дней Великой Отечественной войны Воскресенская-Рыбкина входила в состав Особой группы, возглавляемой Павлом Судоплатовым и занимавшейся подбором, организацией, обучением и переброской в тыл врага разведчиков и диверсантов. Воскресенская, в частности, стала одним из создателей первого партизанского отряда, командиром которого являлся Никифор Каляда, прозванный позже подчиненными из-за отпущенной густой бороды Батей. Легендарное партизанское соединение Бати уже в 1941–1942 годах практически изгнало оккупантов из треугольника Смоленск–Витебск–Орша.

Воскресенская-Рыбкина была также причастна к формированию и заброске в тыл противника одной из первых разведывательных групп, которая, кстати, работала под необычным, церковным прикрытием. Вот как об этом вспоминает в своих мемуарах Зоя Ивановна:

«Я узнала, что в военкомат обратился епископ Василий, в миру – Василий Михайлович Ратмиров, с просьбой направить его на фронт, чтобы «послужить Отечеству и защитить от фашистских супостатов православную церковь».

Я пригласила епископа к себе на квартиру. Беседовали несколько часов. Василий Михайлович рассказал, что ему 54 года. Сразу же после начала войны он был назначен Житомирским епископом. Но Житомир вскоре был занят немецкими оккупантами, и тогда его назначили епископом в Калинин. Он рвался на фронт и потому обратился в райвоенкомат.

Я спросила его, согласится ли он взять под свою опеку двух разведчиков, которые не помешают ему выполнять долг архипастыря, а он «прикроет» их своим саном. Василий Михайлович не сразу согласился, подробно расспрашивал, чем они будут заниматься и не осквернят ли храм Божий кровопролитием. Я заверила его, что эти люди будут вести тайные наблюдения за врагом, военными объектами, передвижением войсковых частей, выявлять засылаемых к нам в тыл шпионов.

Епископ согласился...

Руководителем группы назначили подполковника службы внешней разведки Василия Михайловича Иванова (оперативный псевдоним – Васько). Вторым членом группы стал Иван Васильевич Куликов (оперативный псевдоним – Михась) – 22-летний выпускник авиационного училища, являвшийся с начала войны сержантом истребительного батальона войск НКВД...

...Группа сложилась дружная, удачная. 18 августа 1941 года ее направили в прифронтовой Калинин. Службу они начали в Покровской церкви Пресвятой Богородицы, но 14 октября вражеская авиация разбомбила ту церковь, и епископ со своими помощниками перешли в городской собор...

Разведгруппа оперативно выполняла задания Центра. Разведчики налаживали связи с населением, выявляли пособников оккупантов, собирали материалы о численности и расположении немецких штабов, складов и баз с военным имуществом, вели учет прибывающих пополнений. Собранные сведения немедленно передавались в Центр...

...Результаты работы разведгруппы был убедительными. Кроме переданных в Центр шифрованных радиодонесений, Васько и Михась выявили 2 резидентуры и более тридцати агентов, оставленных гестапо в тылу советских войск, составили подробное описание мест тайных складов оружия: гитлеровцы, видимо, еще надеялись вернуться в город».

Каждый из сотрудников Особой группы тоже готовился к тому, чтобы в любой момент направиться за линию фронта. Не была исключением и Воскресенская-Рыбкина. Она разучивала роль сторожихи на переезде у маленькой железнодорожной станции в тылу у немцев. Однако судьба распорядилась по-другому.

 

Борис Рыбкин проходил в это время подготовку для работы в Швеции. Он должен был туда выехать советником посольства и резидентом. Руководство разведки приняло решение направить вместе с ним жену. Так в конце 1941 года корпус иностранных дипломатов в Стокгольме пополнился «супружеской четой Ярцевых».

Вновь обратимся к мемуарам Павла Судоплатова. «В дипломатических кругах Стокгольма, – говорится в них, – эту русскую красавицу знали как Зою Ярцеву, блиставшую не только красотой, но и прекрасными знаниями немецкого и финского языков. Супруги пользовались большой популярностью в шведской столице».

Официально госпожа Ярцева (Ирина) занимала должность пресс-атташе советского посольства. По линии разведки она являлась заместителем резидента. Сбор разведывательной информации, активная вербовочная работа, поддержание контактов с участниками антифашистского сопротивления в ряде европейских стран – таков неполный круг оперативных вопросов, которыми ей пришлось заниматься в Швеции. Не будет преувеличением сказать, что во многом благодаря усилиям «супругов Ярцевых» Швеция до конца войны так и осталась нейтральной, а Финляндия до срока вышла из гитлеровской коалиции.

В марте 1944 года Рыбкины возвратились в Москву. Борис Аркадьевич курировал заброску нелегальной агентуры и разведывательно-диверсионных групп в оккупированные немцами страны Восточной Европы. Зоя Ивановна занималась аналитической работой, а после окончания войны являлась заместителем, а затем начальником немецкого отдела внешней разведки.

27 ноября 1947 года муж Зои Ивановны, начальник одного из ведущих оперативных отделов внешней разведки полковник Борис Рыбкин погиб под Прагой при исполнении служебных обязанностей. Официальная версия – автомобильная катастрофа. Правда, в нее Зоя Ивановна не очень верила, хотела провести самостоятельное расследование. Но ей не позволили.

Весной 1953 года умер Сталин. Воскресенская-Рыбкина так рассказывала об этом периоде: «После траурных дней стали приоткрываться черные страницы неоднозначной личности «отца народов». Начались аресты тех, кто участвовал в расправах 1937–1938 годов. На Лубянке поспешно освобождались от старых кадров, увольняли, как это обычно у нас делалось, всех подряд. Под подозрение брали каждого».

В конце августа 1953 года арестовали генерал-лейтенанта Судоплатова. На отчетно-выборном партийном собрании, где полковника Воскресенскую-Рыбкину выдвигали в партком управления внешней разведки, Зоя Ивановна выступила в защиту своего товарища и сказала о нем добрые слова. На следующий день ей объявили, что она увольняется «по сокращению штатов». До пенсии Зое Ивановне оставалось проработать около года. Будучи волевым человеком, она стала ходить по инстанциям, добиваясь справедливого разрешения своего дела. Ее направили в распоряжение ГУЛАГа.

Полковнику Воскресенской-Рыбкиной предложили поехать в Воркутинский лагерь для особо опасных преступников на должность начальника спецотдела, которую занимал старший лейтенант, ожидавший замены. Она дала согласие, хотя выше майора по званию в Воркуте никого не было. Говорят, когда Зоя Ивановна приехала туда, все мужчины-офицеры оказались сраженными наповал. И в 48 лет Воскресенская-Рыбкина по-прежнему отличалась яркой красотой.

В 1955 году Зоя Ивановна вышла в отставку и занялась литературной деятельностью. Скончалась 8 января 1992 года.

 

Предоставим слово

Зое Ивановне Воскресенской 

МЕМУАРЫ ЗОИ ВОСКРЕСЕНСКОЙ "ТЕПЕРЬ Я МОГУ СКАЗАТЬ ПРАВДУ"

 Вальс у Шуленбурга

 

В середине мая 1941 года я была приглашена к начальнику Главного управления контрразведки комиссару П. В. Федотову. С контрразведкой у меня никогда не было никаких контактов, и я не могла понять причину вызова.

Спустилась двумя этажами ниже, вошла в приемную.

– Майор Рыбкина? – секретарь вскочил со своего места. – Пожалуйста, пройдите, комиссар вас ждет.

Я прошла через тамбур с двумя дверями. В просторном кабинете кресла и стулья были обтянуты белоснежными чехлами, на обширном письменном столе возвышалась лампа под зеленым абажуром и стояли две хрустальные чернильницы в бронзовой оправе. На столике, примыкавшем к рабочему столу, шесть или восемь телефонных аппаратов. Между двух окон на стене большой портрет Сталина. На другой стене в темной раме портрет Ленина. В общем, обычный генеральский кабинет.

Петр Васильевич поднялся из-за стола, вышел навстречу, пожал мне руку, пригласил занять место у журнального столика, сам сел напротив.

Я видела его впервые. Он походил на директора школы или преподавателя вуза. Мало что выдавало в нем комиссара госбезопасности, хотя он был в военной форме с тремя ромбами в петлицах.

Петр Васильевич сразу перешел к делу. Контрразведке нужна моя помощь. Гитлеровская Германия, желая опровергнуть распространяемые слухи о якобы готовящемся нападении на СССР, решила продемонстрировать верность заключенному в 1939 году советско-германскому договору и прислала в Москву, что весьма знаменательно, делегацию, но не экономическую или политическую, а группу солистов балета Берлинской оперы. Германский посол Шуленбург сегодня дает обед в их честь; на обед приглашены звезды нашего балета.

– И мы очень просили бы вас, – сказал Петр Васильевич, – быть среди приглашенных на этот обед.

– В качестве кого? – удивилась я.

– Мы об этом подумали и уже заготовили приглашение. Вы будете представлять там ВОКС (Всесоюзное общество культурной связи с заграницей. – З. В.). Мы надеялись, что вы нам не откажете, и ВОКС уже послал список приглашенных в германское посольство. А вам я вручаю это приглашение. – И он протянул мне продолговатый конверт, в котором значилась моя фамилия.

Я вспыхнула и запротестовала:

– Там могут быть и дипломаты, которые меня знают, но знают под другой фамилией.

– Ах, черт возьми, мы этого не учли.

Он задумался, а я тем временем вертела в руках приглашение, не зная, как поступить.

Наконец, тяжело вздохнув, Петр Васильевич сказал:

– Мы сделаем так. Попросим ВОКС позвонить в германское посольство и предупредить, что так как Рыбкина заболела, то вместо нее будет Ярцева.

– Да это все шито белыми нитками, – рассмеялась я. – Впрочем, меня интересует моя роль в этом деле.

Петр Васильевич принялся популярно объяснять. Мне следует оценить обстановку, настроение, учесть всякие детали, интересующие нашу контрразведку.

Времени для подготовки к званому обеду оставалось в обрез. Понимала, как встретят меня советники Шуленбурга, сотрудники гитлеровской разведки…

 

Небольшое отступление. После войны Петр Васильевич Федотов возглавит внешнеполитическую разведку, будет моим начальником. Это был честный, умный человек, за многие годы работы ставший крупным мастером по розыску и разоблачению засылаемой к нам вражеской агентуры. А мы в разведке занимались розыском в стане прямого или потенциального противника людей, способных быть вашими помошниками, служить нашем делу. Естественно, в этой новой для него области Федотов на первых порах проявлял и осторожность, и подчас медлительность в принятии решений.

Работая начальником германского отдела, я вносила на его рассмотрение различные проекты оперативных мероприятий, направленных на приобретение агентуры, разработку отдельных способов внедрения наших агентов в германские ведомства и т. д. и т. п.

Петр Васильевич обыкновенно прочитывал проект, медленно закрывал папку, говоря: «Это надо обдумать». Проходили дни, недели, а то и месяцы, прежде чем он принимал решение. У меня накопилось несколько таких нерешенных проектов, я собрала их в отдельную папку и, огорчаясь тем, что иные из них уже теряют свою актуальность, сделала на этой папке сакраментальную надпись: «Так погибают замыслы с размахом, вначале обещавшие успех, от долгих отлагательств» (Уильям Шекспир).

И надо же было случиться такому: я поскользнулась, упала и некоторое время вынуждена была лежать дома с ногою в гипсе.

Мой непосредственный начальник Дмитрий Георгиевич Федичкин прислал своего секретаря взять у меня ключ от сейфа, в котором хранились понадобившиеся ему для доклада генералу Федотову документы. Лежали они как раз в злополучной папке.

Я по-дружески попросила секретаря самому вынуть из папки нужные материалы, а папку с надписью Феди-чкину не передавать. Но получилось так, что Федичкин спешил, сам снял печать и открыл сейф. Взял папку и, как потом мне рассказал, отправился на доклад. В кабинете, ожидая, когда генерал освободится, Федичкин аккуратно положил папку на письменный стол, не заметив на ней надписи. Но генерал был не таков. Он весьма внимательно осмотрел папку и прочитал вслух шекспировское изречение. Постучав по привычке пальцем по столу, Федотов заметил: «А ведь Шекспир прав, мы тугодумы, и Бисмарк тоже корил русских что они медленно запрягают…» Федичкин тут же отпарировал: «Но Бисмарк сделал вывод: зато русские быстро ездят…»

 

…Все это сейчас пришло на память из далекого прошлого, а тогда мне надо было торопиться в парикмахерскую и домой, переодеться.

ФЕДИЧКИН Дмитрий Георгиевич (1902 – 1991) – советский разведчик, полковник в отставке.

Сын подмосковного крестьянина-бедняка, переселившегося со своей семьей в начале века в поисках лучшей доли на Дальний Восток. Принимал непосредственное участие в партизанских боях за освобождение Дальнего Востока, был комиссаром роты и комиссаром батареи. После окончания Гражданской войны в октябре 1922 года его пригласили на работу во вновь формирующиеся органы ГПУ в Приморье. Более пятидесяти лет Д. Г. Федичкин проработал во внешней разведке. Был в странах Прибалтики в предвоенные годы и в Италии, после войны в Болгарии и Югославии. В Италии Федичкин находился вместе с Павлом Матвеевичем Журавлевым, а в предвоенные годы был непосредственным начальником Зои Ивановны Воскресенской-Рыбкиной.

События Гражданской войны в Приморье Федичкин описал в книге «У самого Тихого…», вышедшей в издательстве «Детская литература» в 1977 году. В этой работе ему во многом помогала Зоя Ивановна, которая написала и послесловие. В литературной судьбе Федичкина прослеживается та же взаимосвязь, что и у 3. И. Воскресенской-Рыбкиной, – предшествующая служба явилась основой для литературного творчества.

В 1984 году в том же издательстве опубликована вторая книга Дмитрия Георгиевича «Чекистские будни» о работе сотрудников органов государственной безопасности на Дальнем Востоке с середины 20-х до середины 30-х годов.

На машине ВОКСа я прибыла в германское посольство. Одновременно со мной подъехали две машины с солистами балета Большого театра. Запомнилась народная артистка Семенова, она приехала после спектакля, усталая, непричесанная, лицо ее без грима блестело от крема. Балерина Тихомирова была в каком-то затрапезном платье. Появились еще две молодые танцовщицы, был, кажется, и Чабукиани.

Встречал гостей посол Шуленбург. Он был, как положено, во фраке, и его окружали балерины, приехавшие из Берлина.

ШУЛЕНБУРГИ – графский род, принадлежавший к числу древних фамилий в Германии. Свое происхождение ведет от ВЕРНЕРА фон дер III – рыцаря-крестоносца, убитого в 1119 году. Потомство Вернера разделилось на несколько ветвей, в числе которых были графские и баронские фамилии.

Саксонский камергер барон Генрих-Морис фон дер III (1739 – 1808) в 1786 году был возведен в графское достоинство Римской империи. Сын его Людвиг поступил на русскую службу и умер в чине генерал-майора. Род III со стороны России также был утвержден в графском достоинстве и в 1854 году приписан к Черниговской губернии.

Граф Фридрих-Вальтер фон дер Шуленбург, в предвоенные годы посол Германии в СССР, выходец из этого старинного аристократического рода, был воспитан в духе веками складывавшейся германо-русской дружбы.

5 мая 1941 года Фридрих фон Шуленбург и советник германского посольства в Москве Густав Хильгер провели в резиденции посольства встречу с послом СССР в Германии В. Г. Деканозовым, находившимся в то время в Москве, и заведующим отделом Центральной Европы НКИД СССР В. П. Павловым. На этой встрече Ф. Шуленбург рассказал В. Деканозову об аудиенции у Гитлера 28 апреля 1941 года. Шуленбург и Хильгер сообщили ему точную дату готовящегося германского нападения на Советский Союз, предупредив его о том, что они совершают рискованный шаг и делают его по собственной инициативе.

Но И. В. Сталин не поверил и этому.

Граф Шуленбург воспринял начало войны как свою личную трагедию. А еще позднее он стал одним из участников заговора 20 июня 1944 года – покушение на Гитлера. 10 ноября 1944 года Фридрих фон Шуленбург был казнен.

Всех пригласили к столу. С немецкой стороны дипломаты были без жен. Один из них говорил по-русски. А с советской стороны переводчиком пришлось быть мне. Чувствую, в меня впился взглядом сидевший визави, как он потом представился, военный атташе. Он был – мы это знали – главой немецкой разведки в Москве.

 

После обеда, далеко не парадного и не рассчитанного на гурманов (блюда были пресные), разговор завязался натянутый, с паузами. Военный атташе несколько раз выбегал, его куда-то вызывали. Один раз, возвратившись, он что-то прошептал послу Шуленбургу, что было уж совсем бестактно с точки зрения дипломатического протокола.

Перешли в зал, где разносили кофе, мороженое и ликер. Военный атташе завел патефон английского происхождения марки «Хиз мастере войс» . На крышке патефона была изображена собака, слушающая звук из граммофонного раструба. Начались танцы. Шуленбург пригласил меня на тур вальса.

На меня напало смешливое настроение. Мой партнер был внимателен, вежлив, но не мог скрыть своего удрученного состояния.

– Не кажется ли вам забавным, господин посол, – спросила я, – что мы танцуем с вами в балетной труппе Большого театра?

– Действительно, забавно, – усмехнулся Шуленбург. – Такое, к сожалению, случается лишь раз в жизни, а я к этому не готов.

– Вы не любите танцевать? – спросила я с наивностью в голосе.

– Признаться, не люблю, но вынужден, вынужден, – еще раз подчеркнул Шуленбург.

И я вдруг почувствовала какой-то иной смысл в его словах, высказанных с горечью.

Танцуя, мы прошли по анфиладе комнат, и я отметила в своей памяти, что на стенах остались светлые, не пожелтевшие квадраты от снятых картин. Где-то в конце анфилады как раз напротив открытой двери возвышалась груда чемоданов.

В это время к нам не подошел, а подбежал запыхавшийся военный атташе:

– Господин посол, вам надо отдохнуть, я похищаю у вас даму.

– Я тоже устала, – ответила я.

Шуленбург ушел в какую-то боковую дверь, а военный атташе сопровождал меня в зал и принялся расспрашивать, в каком отделе ВОКСа я работаю. Я ответила, что в скандинавском. Он подробно интересовался нашими планами, какие намечены вернисажи, какие предстоят гастроли. Я отвечала наобум, что бог на душу положит. У меня не было времени «запрягаться», и вынуждена была «быстро ехать».

Военный атташе снова куда-то исчез. В это время балерина Семенова сказала, что пора бы и честь знать и время отправляться домой. Вышел Шуленбург, гости благодарили за прием. Появился военный атташе, подошел ко мне и злорадно съязвил:

– Мне сейчас сообщили, что театр Станиславского не собирается выезжать с гастролями в Финляндию, как вы изволили мне сказать.

– У вас старые сведения, господин генерал, – ничуть не смутившись, ответила я.

– Сведения самые последние и самые достоверные, – настырно повторил военный атташе.

– А я утверждаю, что именно так. Сегодня днем шеф ВОКСа профессор Кеменов подписал мой план.

Мы распрощались.

Меня ждала машина ВОКСа. В зеркало я видела, что военный атташе, стоя на крыльце, записывал номер этой машины.

Возле моего дома меня ждала другая, служебная машина, на которой я поехала на Лубянку и, как была, в вечернем бархатном платье со шлейфом, пришла к генералу Федотову. Мои наблюдения в германском посольстве и всякие подмеченные детали вполне удовлетворили специалистов нашей контрразведки. Из моего доклада было ясно, что германское посольство готовится к отъезду и вся эта «культурная» акция с Берлинским балетом сфабрикована для отвода глаз.

Шуленбург и его аппарат готовились покинуть Москву.

 

 

Эпизод в немецком посольстве был показан в телесериале

"Начальник разведки" (2022)

 

 

http://nvo.ng.ru/spforces/2007-04-27/7_rybkina.html

 

http://lib.rus.ec/b/97797/read#t6

 

https://kulturologia.ru/blogs/071118/41202/?ysclid=lvyiiz8bdr634202992