Сканни (Японские_чтения) все записи автора
Документальная повесть. Как и обещала, пишу о книге не-японского писателя, но книге о Японии. Каким-то боком.
Знаете, я не люблю советских писателей, рассказывающих о зарубежье, о зарубежных деятелях искусства, культуры, науки, писателях, да пусть даже президентах! И точно так же не люблю тех из них, кто рассказывает об СССР, о своих писателях, кто дает рецензии на книги.
Потому что все это делается через ужасную искаженную призму, которая вдруг куда-то испарилась за прошедшие 10 лет, да, именно 10, ибо первые годы было просто по привычке, по инерции продолжено было писать «советским стилем».
Да, собственно перейдем к предмету разговора. То это относят к очеркам, то все-таки сливают в повесть, но, как бы там ни было – во-первых – о Японии там написано очень мало. Львиная доля впечатлений отдана «америкашкам», оккупировавшим тогда Японию, коллегам-писателям – Горбатову и Симонову. Дороге. Тайге. Впечатлениям от книг. И везде это отвратительное желание выискать «происки буржуазии», что бесило меня и портило впечатление от книги. «Я не знаю, что было правдой и что неправдой в свидетельствах, какие мы получали и какие нам переводили наши переводчики в Японии» - пишет Агапов. О, да! Попасть в оккупированную страну, занятую злейшими на тот момент врагами СССР – США, и пытаться понять культуру японцев, их дух – униженный, оскорбленный, но не сломленный (вспомните героя Мисима, топтавшего по приказу офицера американской армии японскую проститутку в романе «Золотой храм») – это невозможно. Так Агапов ни черта о Японии и не понял. Не понял эту великую страну, древние традиции, культуру, людей. Ни капельки. Да, пытался понять. Честно пытался, со всей своей советской идеологией, приверженностью идеям равенства и братства, своим коммунистическим складом ума. И не смог. Надо было отбросить все это – а он не мог. Так жил.
И объявлял все явления культуры японской – чушью. Нереальностью. Жестокостью даже порой.
Хэйан – да, хороша была эпоха – в Киото рождалась классическая литература Японии (тут он упоминает Сэй Сёнагон), ах хороши были дамы, имеющие влияние, но! – спотыкается он – они же эксплуатировали рабочий класс!
Феодализм, ступивший вслед за Хэйаном на землю японскую, на японский престол – вульгарность и варварство! Бычьи портреты генералов – как выражается Агапов. К ним он вообще относится не объективно и не научно – «Кровавые псы! Тупые мерзавцы!». Кто бы знал, что пятьдесят лет спустя так будут говорить об элите советского общества – о власти, о Сталине… это он читает Инадзо Нитобэ – и поражается его приверженности кодексу самурая. Говорит: «человек респектабельный… она (книга) оставила во мне черное ощущение… мне не хотелось бы обращаться к книге… Нитобэ».
Период нищеты Японии, период ликвидации армии, Хиросима, Уэно, Отряд Обороны Против Голодной Смерти. Слезы и стенанья повсюду, слезы вызванные американцами. При всем при этом непонятно, кого Агапов недолюбливает больше – Японию за ее агрессию, направленную на СССР и сторону Германии, принятую во второй мировой, или США за их оккупацию территорий Японии, военные базы и наглость военных. И, разумеется, самоотверженные японские коммунисты – в душе и без нее – жаждущие рассказов о Ленине и революции.
Тории. Ворота без створок и забора. Буддистские храмы. Часовни. Все это Агапову тоже непонятно – богов он считает злыми и бесчеловечными. Исключение делает в этом плане лишь для скульптур Энку, называя их наиболее приближенными к «народу» - короче, к крестьянам.
Агапов заинтересовался и философией дзэн – разумеется, нельзя было обойти вниманием такое явление в культуре Японии. И, не поняв великих коанов Нансэна заключает: «…не как приобщение к космическому сознанию, а как личное спасение от мирской докуки», раз и навсегда вычеркивая полезность дзэна для людей. Не понимает и чайной церемонии – не чувствует отдохновения от забот, и сравнивает тяно-ю с игрой в шахматы. Не принимает пилюль, выданных ему врачом тибетской медицины – «мало ли чего они там намешали!» - древнейшая медицина в мире (и, скажу честно, лучшая!) падает жертвой недоверия советских медиков, которые, по-видимому, даже не смогли разгадать состав пилюль.
Кое-что он все-таки понимает – и в японской живописи, и в искусстве стихосложения, но… недостаточно этого, чтобы понять Японию. Особую страну. Особую культуру. Тонкую и неповторимую. И, в результате заключает писатель: «…эта особость сразу становится опасным для соседей мифом…начинается провозглашение всякого вздора, вроде того, что, мол, именно этот народ «избран», а следовательно, имеет какие-то права сверх тех, которыми обладают другие». Да, обжегшись на молоке…
Но это только лишний раз подтверждает то, что ничегошеньки Агапов в Японии не понял.
ЗЫ. Прошу прощения за то, что, возможно была излишне резка в своем мнении, я ведь могу обидеть потомков этого, несомненно, достойного писателя, но эта вещь ему совсем не удалась.
Но прочесть это стоит. Хотя бы для того, чтобы знать как это: пишешь книгу об одном, а в результате получается совсем другое, с вплетением каких-то бессмысленных сюжетов, параллелей и искажений.
Сканни (Японские_чтения) все записи автора
quelle (Японские_чтения) все записи автора
Мог ли японский бибилиофил и мультимиллионер Ки-но Кавабаки подумать, что случайно обнаруженный им во время прогулки по киотскому книжному развалу пергамент X века вызовет эффект разорававшейся бомбы в японской литературной среде? Вряд ли, однако - факт, сборник танка Рубоко Шо, изданный под названием "Ночи Комати, или Время Цикад", послужил причинами многочисленных исследований и перевернул сложившиеся устои.
Otaku_sanctuary я уже спрашивала, интересны ли будут кому-нибудь записи о книгах, 12 человек ответили, что им это было бы интересно. возможно, у кого-то из них тоже есть своя книжная полка и желание поделиться информацией с читающими? 
