Хлорциан (
Память_огненных_лет) все записи автора
"Нигде радио не значило так много, как в нашем городе в дни войны". Эти слова Ольги Берггольц подтверждены историей. В дни блокады радио помогало людям выжить, не впадать в отчаяние, чувствовать себя связанными со всей сражающейся против врага страной. Но чего стоило это тем, кто делал передачи? Готовил под обстрелом сводки новостей, выходил в эфир во время бомбежек. Узнать об этом можно, прочитав книгу критика Александра Рубашкина "Голос Ленинграда", опубликованную в нынешнем году издательством "Журнал "Нева". Одну из глав этой книги мы сегодня в сокращении предлагаем читателям.
В очерках А. Фадеева, прилетевшего в Ленинград в конце апреля 1942 года, приводятся слова одного из редакторов радио: "В сентябре замкнулось кольцо блокады. Ну и черт с ним, замкнулось - так разомкнется! Никто из нас не верил, что это может быть длительным. Нас тогда сильно бомбили с воздуха и начала обстреливать артиллерия. Ну и черт с ним! На то и война! Еще можно было зайти поужинать в "Асторию", и там, черт побери, еще играл джаз! Потом все это внезапно кончилось, и пришлось потуже затягивать пояса. Но в конце концов все мы были здоровые люди, работы хоть отбавляй. Никто о желудке не думал. Стало меньше хлеба, нет мяса, есть только каша, каши становится все меньше, - но что же поделаешь, на то война. И вдруг на глазах стали выбывать люди, один работник за другим. Мне сейчас трудно назвать тот день, когда я сам почувствовал впервые, что у меня закружилась голова и что я не могу свободно подняться с этажа на этаж"...
Но те, кто еще держался в строю, продолжали работать. "Главное было в том, - говорила О. Берггольц А. Фадееву, - чтобы заставить себя забыть о голоде и работать, работать и поддерживать в твоем товарище этот постоянный огонь". Вот так и жили, работали в постоянно обстреливаемом здании, которое называлось теперь "объектом" и было им по существу - потому что не случайно снаряды плотно ложились вокруг него...
В условиях, когда Дом радио стал военным объектом, а для многих и жилищем, все его сотрудники - дикторы, редакторы, техники, диспетчеры - оказались связаны между собой гораздо больше, чем прежде. Вместе дежурили на крышах, тушили пожары, работали на раскопке дома на углу Кирпичного переулка и улицы Гоголя. Пришлось ходить за водой сначала в подвалы Филармонии, а потом и на Фонтанку, убирать лед и снег в марте сорок второго на участке Невского между Садовой и Садом отдыха...
Радио поддерживало других, но сами работники радио нуждались в поддержке. Формы ее были разные. И тарелка супа, и кусочек сахара, и доброе слово, и доведенное до всех письмо рабочих Кировского завода, которые написали той зимой в Смольный, что они не просят хлеба - знают, его нет, не просят света - знают, и его взять негде, но они просят "Последних известий". Об этом письме ветераны радио говорили мне, сдерживая слезы...
Для передач каждого дня нужны были новая информация, репортажи с места событий, стихи. Чтобы Ленинград продолжал говорить со страной, чтобы работала городская трансляционная сеть, понадобились усилия сотен людей. В начале войны на Ленинградском радио работали 540 человек. 156 ушли в армию и Народное ополчение, некоторые эвакуировались. На первое января 1942 года в штате Радиокомитета состояли 349 человек. Фактически работали еще несколько писателей. Вот на плечи всех этих людей и легла забота - не дать радио умолкнуть. Ведь его голос был голосом надежды...
Но в январе 1942 года случались дни, когда практически город его не слышал. Это воспринималось как огромная потеря, хотя потерь было уже не счесть...
О тех же январских днях сорок второго О. Берггольц вспоминает: "... в тот вечер, третий вечер почти полного безмолвия в Ленинграде (10 января. - А. Р.), в Радиокомитет начали приходить люди с одним тревожным вопросом: почему замолчало радио? Скоро ли заговорит опять? "Нет уж... Знаете, - сказал один старик с палочкой в руке, пришедший откуда-то с Васильевского острова, - если что-нибудь еще надо в смысле стойкости... пожалуйста... еще... и даже с прибавкой можно ждать, но радио пусть говорит. Без него страшно. Без него лежишь, как в могиле. Совсем как в могиле"...
В декабре 1941 года работница одного из заводов Е. Васютина, ставшая писательницей уже после войны, отметила в дневнике: "Я живу не одна. Репродуктор сейчас самое близкое живое существо. Он сообщает необходимые правила поведения в нашей сложной жизни... Он единственный питает меня рассказами, культурой, а главное - это вести с фронта". Пройдет год. Многое изменится в жизни города. Вторая блокадная зима не принесет людям стольких страданий, как первая. И все же, говоря о фронтовой жизни Ленинграда, другая ленинградка скажет о радио: "Ночью шла по городу. Тихо. Слышатся вокруг лишь звуки радио. О верный друг ленинградцев! Спасибо ему. Спасибо работникам радио. Я просто с нежностью думаю о них и тревожусь. Ведь они на опасном посту"...
Дикторы Радиокомитета военной поры навсегда запомнили волнующие эпизоды тех дней. М. Меланед вспоминал: "Как-то во время воздушного налета фашистских стервятников и артобстрела мы с Федоровой читали из радиостудии передачу для партизан Ленинградской области. Вдруг взрыв. Здание нашего Радиодома вздрогнуло, где-то совсем рядом упала бомба, разорвался снаряд. Мы продолжали читать. Взрывной волной выбило оконную раму в студии, осколок попал в дикторский пульт. Но прекратить передачу нельзя: нас слушают народные мстители..."
"Прекратить передачу нельзя" - слова, ставшие как бы паролем Дома радио. Умолкнувшее радио означало беду, случившуюся с городом. Во время сильных бомбежек и так называемых комбинированных налетов (обстрел и бомбометание сразу) люди спускались в бомбоубежище. Но всегда на месте оставался диспетчер - самоотверженный человек, который бесстрашно переносил самые сильные налеты, когда взрывы раздавались в нескольких десятках метров...
Однажды диктор Екатерина Монахова и артист Константин Миронов должны были вести передачу "Письма с фронта и на фронт". К таким передачам внимание было особое: десятки тысяч людей, потерявших друг друга, надеялись услышать знакомые имена. И вот едва передача началась - обстрел. Снаряды ложатся все ближе по улице Ракова, попадают в соседние дома. Но передача продолжается. И это не исключение - это будни блокадного радио.
Во время литературной передачи, которую вел Владимир Ярмагаев, погасла маленькая лампочка, вмонтированная в пульт. Казалось, передача не состоится. Стук метронома заменит голос актера. Но диктор, который был тут же, рядом, сделав лучину из сломанной табуретки, осветил ею пульт. Передача продолжалась...
На пределе сил, теряя сотни тысяч своих граждан, перенес Ленинград зиму 1941/42 годов. Разделяя судьбу ленинградцев, жили тогда работники Дома радио. Этот быт - голод, холод, постоянное нервное напряжение от бомбежек и обстрелов, которыми враг хотел заставить Ленинград замолчать, - во многом определили сам характер передач блокадного радио.
Марина Елисеева
http://lenizdat.ru/articles/1034121/
Хлорциан (
Память_огненных_лет) все записи автора
