repman все записи автора

Друзья! По уже сложившейся пятнично-субботней традиции Анатолий Одессит предлагает нам экскурсию с тем, чтобы перенестись из шумных городов ближе к природе и красоте окружающего мира!

«Волшебный край! Очей отрада! Все живо там холмы, леса, янтарь и яхонт винограда долин приютная краса».

Так писал о Южном береге Крыма А.Пушкин, который впервые побывал здесь в 1820 г. и был очарован красотой крымской природы.

Люблю этот край. За то, что там горы и море, лес и водопады, вкусные чебуреки и лепешки. За то, что это Крым! Наш Крым!

Вам нужно подняться до солнца, чтобы к моменту его восхождения непременно поспеть к Байдарским воротам. Этот обычай священен для крымских туристов.

Вы идете все в гору и в гору, не видя, не предчувствуя моря; дорога все труднее; вас задвигает все теснее в скалы и в лес, и пейзаж почти исчезает. Трудность подъема настраивает вас на самый прозаический тон и выбивает из головы радостные мечты, с которыми вы, может быть, выехали со станции.

На самой крутизне подъема, где каменные стены заслоняют вам половину неба, трещина, по которой ползет дорога, загорожена тяжелыми каменными воротами, такими же темными и несокрушимыми, как окружающие их скалы. Если бы не правильно тесаные камни, их бы признал за природный туннель. Вот вы под их темной и тяжкой аркой; она так кстати венчает своим мрачным видом мрачную обстановку всего подъема.

И вдруг вы останавливаетесь, и вас чуть не отбрасывает назад от внезапности, от изумления; весь строй прежних мыслей уносится мгновенно, как пыль вихрем, словно вы вдруг попали из одного мира в другой. Вы проехали сквозь Байдарские ворота. Кончилось поднятие, трудность и теснота; горы вдруг широко расступились, глубоко раздались недра земли, и ты, до сих пор тяжко карабкавшийся вверх, вдруг повис, как на крыльях птицы, над необъятной бездной. Эта бездна – целое море, целая страна.

Южный берег Крыма со своими лесами, скалами и деревеньками лежит распростертый глубоко под вашими ногами. Вам вдруг открываются волны Азии и далекие горные мысы, до которых нужно ехать многие дни. Декорация переменяется мгновенно и неожиданно, словно в какой-нибудь волшебной опере.

Голова, не приготовившаяся к неожиданному контрасту, смущается и туманится над этою чарующею бездною; не верится, что нужно, что можно спускаться – туда вниз; оттуда целые поселения кажутся белыми точками, а скалы камешками. Но, помимо крайней неожиданности и резкости перехода, – панорама, открывающаяся из Байдарских ворот, сама по себе одна из грандиознейших, какие где-либо можно увидеть. Я знаю знаменитые живописные места Европы и думаю, что, вряд ли в ней найдется более счастливое сочетание самых противоположных элементов пейзажа.

Гигантская скала Фороса, переливающая всеми цветами яшмы, голая, обглоданная ветрами и водами, выдвинулась в море направо от вас, кажется, всего в нескольких шагах от вас, вся от пяты до макушки видная вам, загораживая все, что за нею – море, небо и скалы. Восходящее солнце ударяет своими лучами прямо в грудь ее.

На голой вершине, на голых боках сверкает солнце, а пята еще закутана в белые туманы, курящиеся над морем. Как клубы дыма, туманы эти свиваются и сползают с неподвижной морской поверхности, и яркая, утренняя синева волн прорывается озерами сквозь редеющую дымку тумана, разрастаясь все шире, сливаясь все ближе. Налево отвесная стена Яйлы, увенчанная, как гривой, лесами сосен, упирается в самые облака и отрезает от вашего взгляда весь горизонт левой стороны.

Слева эта неприступная, подоблачная стена, на которой еще покоятся тени ночи, справа страшный утес Фороса, облитый огнями восхода, составляют чудную рамку этой чудной картины. Угрожающая, надвинутая близость этих твердынь, их резкие краски и громадность очертаний составляют поразительную противоположность с мягкими, туманными тонами, в которых видишь отсюда не бесконечное расстояние море и зеленые скаты Южного берега, будто вставленные в каменную раму.

От Байдарских ворот начинается Южный берег. Екатерина II-я окончила здесь свое роскошное путешествие. Говорят, Потемкин довез императрицу до того самого места, где теперь стоят ворота, и с высоты его царица Севера созерцала райский уголок, добытый для нее кровью ее северных сынов. В то время путешествие по скалам Южного берега еще было невозможно.

Как ни великолепно отсюда зрелище моря, но я больше смотрел назад, чем вперед; я не мог оторвать глаз от скалы Фороса, господствующей над всем пейзажем. Утесы, камни целым потоком сбегают от него вниз к морю, и дорога вьется между этих живописных утесов, обегая их то справа, то слева.

Деревеньки, виноградники, лесные участки в далекой глубине тоже лепятся между этим хаосом камней, который составляет характер местности. Это поколенье Фороса, которое он расплодил до самого моря, до тех красивеньких маленьких голышей, которыми шуршит береговой прибой. Вообще, может быть, ни в какой части Крымских гор нет такого хронического состояния разрушения, как в скалистых горах между Байдарскими воротами и Алупкой.

Бесспорно, это живописнейшие места Южного берега. Только здесь от Байдар до Алупки, от м.Ласпи до м.Ай-Тодор, берег можно назвать строго южным.

Если тебе хочется, читатель, в наш обыденный и прозаический век погрузиться на несколько недель в живой родник неподдельной красоты, неподдельной поэзии, – тебе нечего искать Италии и Андалузии, ты найдешь все, чего жаждешь, у себя на родине, на Южном берегу Крыма.

Екатерина II назвала Крым жемчужиной своей короны, но она видела только издали, с высоты утеса, тот волшебный уголок, который можно назвать жемчужиной самого Крыма. Италия, читатель, не поразит тебя так, как поразит наш Крымский Южный берег. В Италию ты переходишь через целый ряд постепенностей и подготовок...

...Красота и новизна не разом усиливают свой тон, а густеют незаметно с твоим движеньем к югу. Уже Саксонская Швейцария, уже Рейн, уже Шварцвальд настраивают твою душу на поэтический восторг, говорят тебе о том, чего ты не испытал, не ведал. Швейцария еще дальше околдовывает твое воображение, и ты переваливаешь в Италию, уже переполненный впечатлениями всевозможных красот природы, всевозможными наслаждениями форм, красок, тепла и света...

...Чуждые тебе народы, незнакомые обычаи, неведомые места пройдут перед твоими очами в несколько очередей, прежде чем ты взглянешь на сицилианку и неаполитанского бандита...

Но Южный берег Крыма восстает перед твоими очами, пред душою твоею, во всей своей изумительной нечаянности, как что-то нежданное, негаданное, непохожее ни на что, тобою прежде виданное, не подготовляемое ничем, тобою только что пройденным.

После беспредельного однообразия малороссийских и новороссийских степей, после унылых и безводных солончаков Перекопа, выжженных солнцем, ты попадаешь вдруг в бушующее изобилие воды, зелени и утесов. Русская равнина превращается в швейцарские пропасти, швейцарские вершины гор. Черная грязь делается камнем. Серенькое, низенькое небо севера раздвигается в глубокую синеву итальянского неба; яркие краски, резкие, рельефные тени ложатся там, где ты до сих пор видел бесцветность и плоскость.

Вот что, читатель, в одно и то же время смущает и чарует твою фантазию, когда ты переносишься на Южный берег Крыма. Между твоим настоящим и твоим прошедшим разверзается бездна, и ты чувствуешь себя в плену у какого-то нового для тебя мира. Оттого ты смотришь на все, как во сне, обольстительном и невероятном сне.

Ты долго будто не веришь волшебным декорациям, развертывающимся кругом тебя: этому синему морю, слитому с небом, этой подоблачной стене скал, этим деревенькам-игрушкам, которые словно уронил кто в хаос утесов и зелени.

Зато, когда ты покидаешь Южный берег, когда волшебные декорации остаются вдали от тебя, душа твоя томится по ним, как по потерянному раю; мнимое сновиденье делается действительным сновиденьем наяву; оно дразнит тебя своими картинами, яркость которых закутана теперь туманом, но которые тем привлекательнее и назойливее, чем они стали неопределеннее. Люди, пожившие в Крыму и изведавшие наслаждения, которые дает только один Крым, никогда не забывают его; они, как евреи на реках вавилонских, "сидяху и плакаху, егда помянути им Сиона".

Мыс Ай-Тодор делает решительный перелом в Южном береге; от него берег поворачивает уже к северо-востоку целым рядом дугообразных заливов. Оттого вы ясно видите Ай-Тодор из-за Алупки, и из-за Ялты.

Редко где найдется столько развалин самого разнообразного характера, как на этом плоском и высоком мысе, далеко выдающемся в море. Тут и кладбище, и развалины храма, и циклопические памятники; тут были находимы колонны, водопроводы, статуи, монеты.

Несомненно, что здесь был когда-нибудь христианский монастырь во имя св.Феодора; также несомненно, что здесь было в древности постоянное и значительное поселение и, конечно, крепость. От Ай-Тодора до Ялты берег можно назвать царским.

Это область царских дач.

Кто будет в Ливадии, тот, конечно, сам досыта набродится по ее паркам, увидит богатство ее тропических растений, фонтанов, статуй, цветников.

Обязательно побывайте в Гурзуфе - это одна из живописнейших и оригинальнейших местностей, которую не забываешь, увидев раз.

Если вы попадете в гурзуфский парк лунною ночью, вас особенно поразит длинная, вьющаяся аллея, тесно обставленная черными стрелами кипариса. Из роскошного барского парка, с высоты широкой террасы дома, вам откроется как на ладони татарская деревня Гурзуф, лепящаяся по голым скалам морского берега.

Изгрызенные временем высокие конические утесы, торчащие прямо над волнами моря, венчают эту характерную деревушку, сплошь полную татарской грязи, тесноты и пестроты. Художник-турист не оторвался бы здесь от своего карандаша. На самом пике утеса еще высится полуразвалившийся замок, и от него сбегают по неприступному обрыву обломки стен, башенок и лестниц. Это древняя Горзувита, когда-то колония греков, потом генуэзцев, защищавшая доступ к заливам Гурзуфа и Артека, богатым рыбою и прекрасными пристанями для судов. Вы должны вдоволь полазать по скалистым проулочкам деревни для изучении татарских типов, татарской жизни, и докарабкаться до Гурзувитской цитадели.

Ваш трудовой пот будет вознагражден тем поистине чудным видом, который откроется вам с вершины пика разом и на лесную Яйлу, и на парк, и на деревню Гурзуф, и на синее море, усеянное белыми мотыльками парусов.

Миновав уютную дачку султана Крым-Гирея, сбежавшую на самое взморье и спрятавшуюся там в складках берега между густыми фигами и орехами, вы поднимаетесь в Артек княгини Потемкиной.

Это уже вполне царство Аю-дага.

С одной стороны к Аю-дагу жмется Артек, в другой – Партенит Раевского.

Партенит – поселение глубокой древности (В.Р.: Мы там уже бывали, не так ли?).

Некоторые ученые думают, что храм девственной богини тавров, в котором совершалась драма Ифигения и Ореста, стоял около нынешнего Партенита, на Аю-даге, а не на мысе Партениум в Георгиевском монастыре.

Не знаю, есть ли гора в Крыму живописнее Ай-Петри.

Она вовсе не так близка, как кажется вам из Алупки.

Вы можете догадаться об этом по тонко-синему тону ее красок. Она кажется близкою потому, что стоит над всем и за всем, что вы отсюда видите, – загораживая небо, почти нависая над головою вашею.

Мне кажется, что и замок князя Воронцова замыслен в дико-поэтическом стиле Ай-Петри. Он носит на себе тот же общий характер пустынной и недоступной грандиозности, как и гора, здесь царящая.

Он сложен из тяжких камней неразрушимого серого трахита и высит свои башенки, свои капризные уступы крыш, свои затейливые мавританский трубы из яркой чащи парка, точь-в-точь как поднимает в облака свои красиво выточенные пики, там позади, – такая же серая, такая же вековечная скала, под пятою которой он теперь красуется.

И тогда вам становится ясно, что от самых волн моря, через роскошь всех княжеских дворцов, через все эти пруды, фонтаны, цветники и гроты, через мечети и храмы, леса и обвалы, все растет и поднимается туда вверх, к царственной горе, к поднебесью, где купается в глубокой синеве юга белый венец ее скал, – растет и поднимается чудная красота, недоступная описанию.

В одном небольшом рассказе я не мог охватить всю красоту Южного берега Крыма.

Южный берег – это громадная теплица России, в которой горячее южное солнце и влажные испарения южного моря, защищенные, как ширмою, подоблачною стеною гор, выгоняют из крепко связанных туков каменистой почвы все те произрастания, которых не может дать наша холодная, открытая ветрам Русь, и в которых настаиваются, в течение долгих крымских жаров, душистость запаха, сладость соков, жирная густота масел, яркость красок, крепость и хмельность вкуса.

В России только один Крым, и в Крыму только один Южный берег. Когда мы привыкнем ценить не одни выгоды барыша и не одни утехи чрева, Южный берег обратится, без сомнения, в одну сплошную дачу русских столиц. На нем не останется клочка, не обращенного в парк, в виноградник, в жилье...

 Источник