ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Бах - та самая соната №4
- Что?.. – переспросил я, хотя прекрасно слышал ее слова. На какое-то мгновение, совсем короткое, в них мне послышалось что-то большее, чем доброта, померещилось, что не все потеряно, что есть надежда, и сердце рванулось из груди, метнулось к ней, но тут же ударилось от клетку из костей, осталось гнить в своей тюрьме из ребер и обливалось кровью, ведь сердце не плачет. Ты сделала из меня сущего романтика, моя дорогая, а я же так и не смог выжечь в твоей душе доброту, как ни старался, на месте сожженных душевных порывов всякий раз пробивались новые ростки доброты. Пожалела старика почем зря. Эта комедия – или же сказка, в которой красавица никогда не полюбит чудовище – имеет свой финал…
- Я не могу выгнать Вас, - повторила Хельга. Моя бедная добрая девочка… Слишком добрая… Несравненно добрая… Ты так идеально подходила, чтобы покончить со мной, только жаль, что не успела… Впрочем, нет, не жаль. И пусть агонии, муки, ад, и наша ночь, как мое самое лучшее и самое горькое воспоминание… Моя добрая девочка, моя дорогая супруга, прости, мне не нужна твоя жалость, я готов к тому, на что обрек себя сам, я готов отдать тебе все, я бы с радостью отдал тебе свою жизнь, но, к несчастью, как раз она тебе и ни к чему… Ты называла меня «сэр» и говорила, что я твой хозяин, но, моя дорогая, все совсем наоборот. Я принадлежу тебе, как ни прискорбно сознавать это, я твой и ничей больше… Только не нужен. Да, я не нужен своей хозяйке, поэтому я должен уйти. Смешно. Да, я бы и сам посмеялся над собой, если бы мне не было так… горько.
- Что ж… моя дорогая, - задумчиво произнес я, глянул мельком в окно. Да, пора бы. – Уже поздно… Давай поговорим завтра, ты еще слаба, и тебе нужен отдых.
- Но… - Хельга поднялась с кресла, сделала было один единственный шаг, но так и замерла на месте.
- Завтра, моя дорогая, все завтра, - завтра… какое удивительное слово, всегда впереди и никогда не сейчас, завтра всякий раз ускользает от нас, его не догонишь, не схватишь за хвост… - Спокойной ночи, Хельга… - прощай, Хельга… Я вышел из комнаты, поплотнее закрыв за собой дверь, и двинулся вперед по коридору. Прикоснулся пальцами к стенам, каждая деталь, каждая мелочь кажется важной, когда знаешь, что смотришь на нее в последний раз. Я зашел в свою спальню, достал из сейфа, что так удобно спрятался за мрачной картиной в золотой раме в стене, бумаги и сел за стол.
Свидетельство о смерти. На имя лорда Джеймса Моргана. Нужно только поставить дату. Так просто. Сегодняшнее число? Да, пожалуй. Или тремя днями раньше. Да и какая разница? Всего лишь дата на бумажке. Теперь ты свободна, моя дорогая, по-настоящему свободна. Вдова Морган…
Мое завещание, согласно которому все мое имущество переходит к Хельге, моей единственной наследнице. Мое завещание – твое будущее, моя дорогая, ты сможешь оплатить лечение твоей чертовой сестры, да что там, ты сможешь оплатить что угодно, ты ни в чем не будешь нуждаться…
Чистый лист бумаги, немного пожелтевший от старости, слишком давно он был подготовлен… Я надеялся записать на нем рецепт Живой Воды перед тем, как умереть… Но сейчас на его гладкую поверхность ложатся ровные строки прощального письма… Не знаю, к чему писать все это ей, не знаю, почему не могу уйти, не написав. Стал романтиком на старости лет, да, пожалуй так, водить гусиным пером по бумаге при дрожащем свете свечей, в котором эти чернила отчего-то кажутся красными как кровь… Почему бы не написать кровью?.. Я все равно не умру. Я все равно умер. Это ведь не жизнь больше, не жизнь теперь… А ты, моя дорогая, непременно будешь счастлива…
Оставил бумаги на столе, ты же найдешь их утром, да? И возле бумаг этот темно-синий пузырек, наполовину пустой или наполовину полный, как тебе будет угодно, на всякий случай… Надеюсь, этот случай не наступит, и тебе не придется встать перед лицом вечности, не придется испытать всю тяжесть бесконечной череды дней, месяцев, лет, веков…
- Вы звали меня, хозяин? - Вилли показался на пороге, учтиво поклонился по обыкновению. Странный он человек, вечно чем-то доволен, даже той же вечностью. И чертовски благодарен за то, что я испытал эликсир сначала на нем, и никогда не испытывал на нем способов смерти.
- Да, Вилли, - кивнул я и, взяв только трость, вышел к нему, протянул руку для рукопожатия. – Поставь то надгробие. И служи ей, как служил мне.
- Слушаюсь, хозяин… - дворецкий ответил мне рукопожатием и не сказал ничего больше.
Я приостановился у окна… Какие виды… Мой сад, мой замок, мое кладбище, с которым связано теперь столько… Прощай, Уорикшир… Прощай, мой маленький мир…
Прошел мимо двери, за которой дремала в объятиях Морфея единственная любимая женщина, или все-таки моя бедная добрая девочка…
Поцеловать на прощанье? Коснуться губами хотя бы щеки? Нет… Я не должен, не имею права, я признан мертвым, а мертвецам нельзя прикасаться к живым, разве не так?
Куда я иду? Да разве это имеет значение? Нет, мне все равно. Любое место для меня отныне ад, любая дорога – раскаленные угли, и каждый вдох – агония, каждый выдох – мука. Сам виноват, сам себя наказал. Пожалуй, сам избрал свою судьбу.
Покинул замок. Не оглянулся. Ушел по-английски.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Ночные снайперы - Россия 37
Холодно. И после этого еще не думать о любви к деньгам - ведь будь их больше, хватило бы и на горячую воду, нормальное отопление, и на то, чтобы вообще достроить этот чертов дом. Впрочем, зачем... Чтобы возить сюда кого-то.... заложников? Ха-ха, надеюсь, что это единственный раз, когда я промахнулся. Все когда-то происходит впервые, и порой только потому что случая повторения этого может не быть. Промахнулся впервые, впервые переспал со своей жертвой, впрочем, раньше я никогда не промахивался и обычно все мои жертвы не жили слишком долго. Ему повезло... ей повезло, что я старею, слепну, и... дурею. Когда-нибудь мне наверное надоест обзывать себя идиотом, но вряд ли это время наступит скоро. Впрочем до этого когда-нибудь нужно еще дожить... Оптимистично.
Вернулся на кухню, по дороге застегивая пуговицы другой рубашки, где кутаясь в свою легкую куртку уже сидела моя заложница, грустно смотря в окно на серое пасмурное небо, и похоже чувствовала сейчас в полной мере сожаление о выпитом вчера. Хорошо, что мне хватило мозгов ограничиться только двумя рюмками и очередного утра в похмелье не предстоит, только слабая, почти не ощутимая головная боль. Зато полное отсутствие всяких мыслей, чувств и что там еще не давало мне покоя еще только прошлым утром? Поставил чайник, закурил и сел на против, внимательно разглядывая ее в холодном ярком свете дня. Теперь я даже нахожу в ней что-то женственное, с чем она похоже отчаянно старалась бороться, уничтожать и искоренять, но оно все равно выбиралось наружу, и было так... пленительно? Кажется я снова теряю голову, не хватало еще и сейчас продолжить это безумие... Не хватало, когда это хрупкое совсем детское тело мокрое после душа так и тянет снова забыть обо всем, поддаться искушению. Снять с нее эту дурацкую майку, куртку, слизывать с нежной кожи ледяные капли, и прямо на этом диване...
От моих уже слишком далеко зашедших мыслей или все-таки фантазий меня оторвал закипевший чайник. Не стал спрашивать, налил две чашки кофе, потом подумал и стал искать в многочисленных кухонных шкафах аспирин или хотя бы аптечку. Как это понимать, черт побери? Заботливость? Или еще лучше чувство вины, за то что я сделал с бедной девочкой? Ха-ха, нет, увольте. Уйти на утро, иногда даже по-английски не попрощавшись, а я почему-то хочу еще, хочу продолжения, хочу ее...
Она взяла кофе длинными тонкими пальцами, стараясь не смотреть на меня, по-прежнему прятала взгляд где-то за окном, лишь бы только не... Забавно.
- Вы должны... проверить счет, - вдруг сказала она, голос прозвучал холодно и отчужденно. Как удар, после сладких стонов, сдавленных криков, впрочем даже эта холодность меня заводит, черт побери. Совсем рехнулся, старый дурак.
- Действительно, - согласился я, потому что понял, что каждая минута здесь насилие над собой, чтобы не броситься на нее, него. И что со мной вообще происходит? Когда я действительно успел превратиться в маньяка? Это не важно. Четыре миллиона, он, она права, нужно подумать о них. Нужно наконец-то закончить с этим, получить свои деньги, и... И?
Около машины, под холодным накрапывающим унылым дождем я все-таки снова сорвался, прижал ее к крылу машины, жадно впился в губы, но она оттолкнула меня и была права. А если кто-то черт побери это увидит, что обо мне подумают? Со стороны невозможно понять, что он, это она, что Паша это Полина, черт побери, и... да какая разница, что они подумают?
Всю дорогу до небольшого города, бывшего районным центром я курил сигарету за сигаретой, лишь бы только как-то отвлечься от мыслей, и... желаний. Черт побери, сложно, когда она сидит на соседнем сидении, бывшая этой ночью целиком и полностью моей, бывшая чем-то большим, кем-то большим, чем просто заложник, чем человек, за чью жизнь мне заплатят четыре миллиона рублей, плюс к тем, которые уже заплатили за смерть... И эти вишневые глаза, безумного цвета, сладкого спелого, напоминающего о позднем лете, почти черные, огромные следят за дорогой, за которой я сам почти уже даже не слежу, все больше бросая на нее короткие, но очень долгие и жадные взгляды. Но одного взгляда мало, ничтожно мало, не так ли...
Я наверное сошел с ума, впрочем куда дальше сходить с него? Окончательно потерял голову и рассудок, и жалкие крупицы самообладания...
Я хочу ее прямо сейчас, прямо здесь. В машине, на скорости сто километров в час, я хочу... Просто хочу, когда угодно и где угодно, снова повторить эту ночь.
Дурак.
Проверить счет, убедиться что никаких денег все еще не поступило. Проклятый “благодетель”, проклятый город, в который нужно было нестись, чтобы узнать разочароваться, проклятый заложник, который оказался заложницей... Лучше не продолжать.
- Похоже, он не торопиться, - хмыкнул я, мы вышли из небольшого отделения банка, я закурил очередную, уже сотую наверное за сегодня сигарету. Радость? Нет, нет, нет, я не радуюсь тому, что у нас еще есть время, еще немного времени, я... а что же тогда именно я делаю? Нужно срочно опомниться. Мне нужны деньги, четыре миллиона рублей, а не бесполезная девчонка, которая считает себя парнем. Этот козел, кем бы он был, тянет время, а оно сейчас бесценно, ведь с каждым днем? - если бы, - часом, я все больше схожу с ума. Что будет когда... не знаю, не хочу думать. Я убью ее, убью, обязательно. Если он не поторопится.
Или... что с ней там еще я сделаю, если он не поторопится?

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Autumn Tears - Remember
Так уверенно направился к двери...
Я чего-то не понимаю, я точно чего-то не понимаю, и вряд ли смогу понять вообще. Забавно, смешно, глупо такой, казалось бы огромный жизненный опыт, и все равно некоторые вещи, поступки, слова словно сказаны для меня на непонятном чужом языке. Чтобы стать светлее и чище, и, несомненно мудрее, нужно пройти по раскаленным углям и я гуляла вдоволь по ним, но... Я все равно не понимаю и не могу понять.
- Стойте, - сказала я быстро, и он покорно остановился у двери, я поймала себя на ощущении, что теперь не он мой хозяин, а я... его? Могу повелевать и указывать и распоряжаться как хочу его жизнью, откуда только взялось черт побери это чувство? Или это новая игра, которая недавно пришла ему в голову, в которой мы меняемся ролями... Это просто невозможно понять. И некоторых людей вообще невозможно понять, просто немыслимо, когда других легко читать, как открытую книгу, которая сама раскрывает перед тобой все свои тайны... Жаль, что мой супруг не из числа этих людей.
Он обернулся, посмотрел на меня... с надеждой? Да, несомненно, с надеждой...
Глупая добрая девочка, как же меня тошнит от твоего гуманизма, от твоих порывов любить и жалеть каждую тварь, каждую не стоящую того собаку. Как меня раздражает твое желание жертвовать собой ради эфемерных и смешных целей... Почему если ты ненавидишь, ты не можешь просто ненавидеть? Раз ты теперь хозяйка и имеешь власть, почему бы не отомстить за все... хорошее. Почему ты пытаешься забыть, закрыть глаза на всю боль и мучения которые он тебе причинил и снова найти в нем что-то человеческое. Нет, нет ничего человеческого в этом человеке, вспомни о том, что он сделал тебе, том, что сделал с тобой, посмотри на свою руку с вырезанным на коже словом ненавижу, посмотри... Вспомни каждую насмешку, укор, унижение, и конечно же...
Не пытайся, черт тебя подери, услышать искренность в его словах, какими бы правдивыми они не казались, это всего лишь очередной обман, очередное бесчестие в которое он хочет тебя втянуть, удержать здесь, оставить при себе, натянуть цепь на шее, чтобы чувствовать свою абсолютную власть... Ненавидь, если ненавидишь, так горячо, сильно у тебя же хорошо получалось, так, как ты ненавидишь эту жизнь...
Замолчи!
Ты не в праве указывать что мне делать, и что чувствовать. Я не буду тебя слушать...
Не слушай. Просто вспомни. Ланселот убил Дракона, а ты готова без борьбы, без попытки освободиться сама снова стать рабой этого Дракона?
Сначала нужно убить Дракона в самих себе...
Если я кого-то убью, то только тебя. Я ненавижу только тебя, так горячо, жарко и безумно, словно это ты причинила мне всю эту боль, ты, ты... Я бы вырвала тебя как сорняк, как дикий цветок, проросший сквозь сердце, если бы только твои проклятые корни не держались так хорошо. Я бы вырезала тебя, как гной ножом, если бы не успело сгнить уже все тело... Замолчи, заткнись, исчезни уже наконец. Ненавижу...
Давай, теперь снова скажи это лучше своему обожаемому мужу, он явно ждет от тебя каких-то слов. Это ведь такие замечательные и сладкие слова, несомненно желанные, которые ты бы могла ему вообще сказать, порадуй его тем, что соблюдаешь его принцип, скажи снова все, что накопилось, наболело. Убирайтесь скорее. Сгиньте. Исчезните...
Это адресовано тебе.
Как же так? Это я унижала тебя, смеялась над твоими переживаниями, это для меня ты была всего лишь глупой красивой куклой, без чувств, без права на свободу... Это я смеялась над твоей болью, которую сама же причинила тебе? Это я обманывала тебя, и заставляла саму жить отвратительной лжи, я угрожала каждый раз, чтобы напомнить о своей власти, что оставлю без медицинской помощи твою сестру? Это я, в конце-концов, взяла тебя силой на святой кладбищенской земле? Так почему ты ненавидишь меня, а не его, почему к нему пытаешься проникнуться жалостью и какими-то еще другими чувствами. После всего, что было?
Зачем ты после удара по левой щеке пытаешься подставить правую?
Заткнись.
Дать ему второй шанс?
Замолчи.
- Нет. Вы не должны уходить, - ты дура, Хельга, ты полная дура, - и я... - чтобы оправдаться, конечно, - не имею никакого права выгонять вас из вашего замка...

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора Так тепло… Тепло, до странного приятно и хорошо, такое ощущение, что все проблемы остались где-то далеко, а я сейчас будто в другом мире, в мире, где есть только это странное тепло, совершенно невероятное, необычное, будто тепло окружает меня снаружи и разливается по всему телу… Так тепло, что не хочется открывать глаза, хотя уже минут 5 как проснулся… Так тепло, что страшно пошевелиться, лишь бы не прогнать это чувство, нет, скорее ощущение, что будто и не замечаешь головной боли, похмелья, так тепло, что кажется, будто бы слышишь музыку, да, какой-то военный марш… Или это… сердце?.. Мое?.. Нет, не мое. Тогда…
Я распахнул глаза. Комната, кровать, смятые простыни, небрежно разбросанная одежда и…
Нет, нет, нет!.. Разве это не было только сном?! Да, странным, очень реальным, но все-таки сном?! Черт побери!
Я быстро попятился назад, не веря собственным глазам, рухнул с кровати, не рассчитав, и мне на голову опустилась мужская рубашка. Его рубашка, черт побери.
- Прикройся, - сказал он как-то равнодушно. А чего я ожидал? Нежности, букета васильков, завтрака в постель?! Черт побери! Это все… все, что все-таки произошло между нами, просто ошибка! Просто синдром, просто слишком много водки и… - Если хочешь, душ по коридору…
- Я знаю, - буркнул я, поспешно одел рубашку, повернувшись к нему спиной и направился к двери под тяжелым взглядом его невыносимых голубых глаз. Кое-как дошел до ванной комнаты, закрылся и включил воду. Холодная... Брр! Впрочем, лучше бы я замерз вчера, лучше бы он не промахнулся тогда, лучше бы…
Я стоял под холодной водой, и ее струи стекали по щекам вниз, смешиваясь с предательскими слезами. Идиот, кретин, наивный придурок! И как мне могло прийти в голову такое?! Доказал, блин. И впрямь доказал, куда уж достовернее, неоспоримо, чтобы только Саша убедился… на деле. Черт побери, я же сам… сам начал раздеваться, я же сам его спровоцировал… Или… Да нет, его и провоцировать не нужно, ни к чему. Страшно? Теперь нет, чего мне теперь бояться, самое страшное и, черт бы его побрал, незабываемое уже случилось. Страшное… Страшнее, куда страшнее другое…
Ведь я… Я же сам…
Отвечал на каждый поцелуй, наслаждался вкусом, хотел продлить его сладость…
Отзывался на каждое прикосновение всем своим чертовым телом, потому что все эти ощущения, такие необычные и… приятные… захватили с головой, и весь мир переставал существовать… Это похоже на музыку, но совсем, совсем иначе… И растворялся в его объятиях, забывая обо всем…
Отдался… нет, все-таки отдалась ему. Принадлежала целиком, полностью, без остатка, будто бы была его, только его, будто бы…
Какого черта?! Это бред, полный бред! Как я вообще мог это допустить?!
Так просто отдаться… да еще и кому!.. Я же ненавижу его, ненавижу всем существом, так почему же тогда я… не остановил, не попытался хотя бы убежать, когда еще мог, не сопротивлялся даже… Наоборот, так хотел быть еще ближе… Водка? Помутнение рассудка? Чертов холод, от которого меня смогли избавить лишь его прикосновения, его поцелуи, его чертова всепоглощающая страсть?.. Или…
Или я и сам… хотел его так же сильно, как он хотел меня?.. Нет, не может такого быть. Я же… Я же никогда не испытывал этого… ни к одному мужчине, да и к женщине тоже… Так почему же к нему? Почему мог только кусать губы?.. И даже не вспоминать о своей к нему ненависти?.. Почему же позволил ему со мной делать все, что он хотел?.. Или все, что я хотел, чтобы он со мной делал…
Бред! Идиотизм! Да еще и это похмелье! Голова трещит по швам, разрывается на части. Скорее от мыслей, чем от похмелья, конечно…
Я выключил воду. Неплохо было бы чем-то вытереться… Впрочем, это плен, а не санаторий.
Плен… Да, плен и не более того… И все эти странные желания – стокгольмский синдром, такое случается.
Да и кто сказал, что я этого хотел?.. Нет, нет, не хотел я. Я и не думал об этом, не мечтал еще хоть раз почувствовать вкус его поцелуя и… Нет!
Скорее всего, водка виновата во всем. Никогда больше не буду пить. Никогда не думал, что водка может так на меня повлиять… А минздрав предупреждал. Хотя раньше я не делал по пьяни никаких глупостей… И… Значит, раньше было мало водки! Вот и все! Водка и стокгольмский синдром, на который так удобно все свалить, а я не виноват.
И вообще… Кто бы мог подумать, что он не гей… Кто угодно мог. Но я же идиот, я же вбил себе в голову, что если мужик пристает к мальчику, даже если этот мальчик физически девочка, то он гей. Ну и что с того? Да, идиот, я полный идиот, теперь еще и идиот на утро после…
Первый мужчина, которому я позволил себя поцеловать, первый мужчина, который… Первый и последний. Больше такого не повторится! И вовсе мои губы не просят нового поцелуя, и вовсе чертово тело не будет скучать по его ласкам, и вовсе я не хочу… Хватит с меня таких приключений! Попробовал один раз, каково это, отдался – все-таки отдалась – и все, достаточно, никогда больше. И никогда больше не пить. И уехать, чтобы никогда не возвращаться и никогда его не видеть, этого Сашу, которому я так отчаянно и всецело принадлежал – скорее принадлежала – этой ночью.
Забыть. Да, я должен забыть о том, что было, будто бы этого не было. И он тоже должен. Пусть уж лучше запирает меня в подвале, пусть бьет, пусть угрожает пистолетом. Лучше?.. Можно подумать, что не было так… приятно и хорошо?.. Нет, не было! И пора завязывать с привычкой вести внутренние диалоги!
Кого я пытаюсь обмануть?..
Нет, нет, нет… стокгольмский синдром. Водка. Саша.
А я вовсе не хочу повторения этой ужасной ошибки. Нужно только дождаться денег, и тогда я буду ему не нужен, и тогда я буду свободен, и тогда…
Одел его рубашку снова и вышел в коридор, Саша, к моему удивлению, ждал меня у двери. Я бросил на него всего один, мимолетный взгляд и тут же отвернулся. Не хватало мне еще любоваться на его наполовину обнаженное тело, нет. Бред. Ничего-ничего, меня обязательно вылечат от этого пагубного синдрома, нужно только дождаться.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора “Ненавижу и презираю Вас»… Я же так ждал этих слов, так мечтал услышать их, ощутить в полной мере вкус ненависти в ее глазах, в ее голосе, в каждой клеточке ее желанного, принадлежавшего мне той ночью тела. И вот, пожалуйста. Все желания сбываются. Жаль, что сбываются не вовремя, не так, как мы того хотели… И лучше было бы и вовсе не желать, но, черт побери, ненависть, желание, смерть – три проклятых слова, три глупых истины, что стали ей девизом, как я и хотел. Знать бы тогда, что она вдруг, так внезапно, неожиданно станет для меня единственным по-настоящему важным человеком, единственной женщиной в этой долгой череде страшных и бессмысленных лет, которую я полюблю… И странно, что жил до нее, не зная этого чувства, такого же сильного, какой может быть ненависть, или даже сильнее нее.
- Хельга, сядь! – я застал ее в ее комнате, когда она укладывала свои чертовы безликие тряпки в старый чемодан, мой тон заставил ее посмотреть на меня на одно короткое мгновение, впрочем, мне было достаточно и этого мимолетного взгляда. Я сам усадил ее в кресло, ходил перед ним туда-сюда несколько минут, не в силах произнести слов, но потом все же остановился, посмотрел ей в глаза. Она поднялась, но я взял ее за руку повыше локтя и усадил снова, так и не отпустив руки. Какое странное чувство… будто все в последний раз… и вереница «никогда» в голове…
- Не уезжай… - что за нелепая просьба?! До чего я дошел?! Сидеть в комнате, уговаривать ее остаться… зачем?! Чтобы мучить? Чтобы продолжать мучить ту единственную, кого должен был беречь?! Нет… Нет, нет, нет, я не должен, я не должен мешать ей, я не могу, я не посмею. Я не посмею?! – Или же… - я терял самое важное, что у меня было, но не имел права удержать, лишь разжать пальцы, отпустить, чтобы никогда больше не обрести вновь. Разжать пальцы, выпустить редкую птицу на волю, открыть перед ней изящную дверцу золотой клетки, отпустить… Разжать пальцы, лишиться навсегда того, что и так никогда не было моим. Разжать пальцы… - Хорошо, если ты… хочешь уехать, уезжай, Хельга. Уезжай… - и глаза в глаза, только прошу тебя не отводи взгляда, моя дорогая, не отводи в последний раз, позволь мне чуть дольше насладиться твоими глазами, в которых уместилось столько боли и отчаяния, столько… - Ты свободна, моя дорогая, ты можешь делать все, что посчитаешь нужным…
Она молчала, и ее молчание как дамоклов меч, занесенный над моей головой… Отпустил ее руку и упал на колени перед ней, невыносимо. И что-то внутри, под костяной клеткой ребер отчаянно билось и так же отчаянно замирало, рвалось на части, но все равно не могло остановиться… Бессмертие, вечность, мое наказание за все грехи, любовь, которая так и останется в этой вечности безответной – моя кара, я сам все сломал, я сам все разрушил, я сам виноват.
- Да, без меня ты поймешь, что жизнь не так плоха… - без тебя я пойму, что мой бесконечный ад уже начался. – Без меня ты сможешь быть действительно счастлива… Ты обязательно будешь. Без меня, - она все так же молчала, а я смотрел на нее в немой мольбе сказать хоть слово, хотя бы то же «ненавижу», хоть что-нибудь. Ее глаза… Да, пожалуй, я тонул в кристальной чистоте ее глаз, пожалуй, я все-таки умер, хоть и не мертв, но и не жив… Наверное, так, наверное, это логичный и правильный конец чертовой комедии под названием «Жизнь Джеймса Моргана». – Я не стану держать тебя, но… - в голове промелькнула мысль, даже нет, желание. Да, желание, мое последнее желание. Нет, не умереть, не взять. Отдать. Отдать все, что у меня есть. Отдать ключ от этой золотой клетки, отдать весь мир, отдать и не просить ничего взамен. Как необычно, как глупо и как… благородно? Нет, вряд ли это слово хоть как-то относится ко мне. – Хельга… Ты не веришь, я знаю, я не заслужил твоего доверия, да и не пытался никогда. Я говорил слишком много нелепых фраз, и ты уже не видишь разницы между ложью и правдой… Моя вина. Да и все, что было, моя вина, - еще бы хоть раз коснуться губами ее губ, но нет, даже руки не коснусь, ни к чему портить момент глупым проявлением глупых неуместных чувств. – Знаешь, моя дорогая, за 300 с небольшим лет у меня было много, да что там, очень много женщин, но… ты единственная… я любил только тебя… - и голос срывается на шепот, будто горло сдавили невидимые руки. – Я люблю только тебя… - снова признание, которое ничего не значит, которое ничего не изменит, не решит. Оно будто только коробит ее слух, и она не поймет, что за этими словами, без которых было так легко, стоит чувство, большое, глубокое, как бездна, страшное, потому что настоящее, потому что его нельзя заставить молчать, нельзя уничтожить, нельзя от него избавиться. Как и от вечности, что стелется бесконечной дорогой из раскаленных углей передо мной. И я буду идти по этой дороге босиком, но никогда не пройду ее, потому что у ада нет конца, есть только начало, и человек, наверное, должен сделать все, чтобы не допустить этого начала, а я сам торопил, а я сам шагнул навстречу агонии, и она с радостью приняла в свои мучительные объятия, хотя бы она, ведь Хельга никогда не ответит. В ее ледяном сердце теперь лишь светлая любовь к Инге и колючая ненависть к своему старому мужу.
Она продолжала молчать, и все, что мне оставалось, тонуть в ее глазах, захлебываться этой ненавистью, этим презрением, понимать, что ничего больше не будет, кроме бесконечности страданий. Заслужил, сам виноват, сам себя наказал. Это высшая справедливость, разве нет? И я приму ее. Уже принял.
- Да, Хельга, ты можешь уйти, хотя… - всего лишь коснулся пальцами ее прохладной ладони, как на меня поднялись снова ее глаза, полные ненависти и, пожалуй, непонимания. А быть может, только ненависти. Да, моя ледяная принцесса, да, это самый лучший выход. Единственный выход. – Лучше уйду я. Да, Хельга, я уйду, навсегда уйду и… не побеспокою тебя больше, ты не увидишь меня, никогда не увидишь, ты же этого хочешь, ты же за этим собралась уезжать… Да, лучше я… Я уйду… и оставлю тебе все. Замок, деньги, подвал, Вилли… Все. И оставлю тебя. Да, моя дорогая, да…
Безумие?.. Разумеется, они были правы, все те, кто звал меня безумцем. Они были чертовски, бесконечно правы… Я безумен и я безумно люблю. Настолько, что отдам все без сожаления, расстанусь со всем, что было мне так важно, так дорого, так необходимо… Безумие. Да, безумием было и то, что я предпочел одну-единственную ночь последней возможности, последней надежде на покой. И не могу жалеть об этом, и не могу не жалеть. Эта любовь сделала меня таким несчастным и таким счастливым, даже сейчас, когда должен оставить ее навсегда…
- Хельга, я уйду сегодня же, сейчас…

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора Дорога до Уорикшира казавшаяся одним мгновением, когда мы ехали сюда, теперь вдруг обернулась маленькой вечностью. Я неотрывно следила за проносящимися мимо пейзажами, стараясь даже не смотреть на своего супруга, даже не думать о нем и его присутствии здесь. Впрочем, я вообще старалась сейчас не думать, слишком мучительными были почти все мои мысли, от которых не могли увы меня отвлечь сдержанно зеленые унылые луга за окном и темные леса, таящие в себе страшные и пугающие тайны. Англия... Когда-то я мечтала попасть сюда, зачитываясь древними легендами и сказаниями о рыцарях, друидах, короле Артуре... Думала ли я когда-то, перелистывая так нравившиеся мне “пустые холмы”, что онажды окажусь здесь, и не в качестве бесполезного туриста, чтобы однажды вернуться домой, а... навсегда? Страшно подумать. Какое жестокое и горькое слово, сколько в нем... несбывшихся мечт, неисполнившихся желаний? Как заклинание, как темная магия, как приговор, словно я теперь на вечно прикована к этой проклятой стране, к этому проклятому графству, замку и... его хозяину? Я позволила себе посмотреть на него, и тут же встретилась с ним взглядом, поспешно отвернулась снова к пейзажам за окном. Он смотрел на меня, неотрывно, кажется все это время, почти даже не следил за дорогой, и это раздражало, пугало и настораживало меня. Я не знала и не знаю чего мне ждать, и что ждет меня по возвращению в Уорикшир, ведь я снова стану только безвольной куклой, не способной... Я снова связанна по рукам и ногам, акцентом на слове “лучший”... Чертова лучшая клиника, чертова медицинская помощь которая снова нужна моей сестре, которая стоит денег, которые снова обязывают меня вернуться в этот проклятый тысячи раз проклятый замок и, снова повесив на лицо вежливую улыбку изображать примерную жену. Изображать?
Странно, но кажется это было куда проще, когда мой супруг был отвратительным немощным безумным стариком, все его странности хотя бы можно было списать на возраст. Впрочем... если верить его словам, а мне очень сложно верить им, запутавшись в этой паутине из лжи, он гораздо старше тех лет на которые выглядел, и это оправдание по-прежнему имеет силу... Оправдывать? Зачем. Я просто не хочу, я...
Ненависть гораздо проще?
Ненависть. Желание. Смерть.
Похоже тебе очень понравились предложенные жизненные преоритеты, и ты готова следовать им и свято чтить? Не ты ли пыталась в самом начале заставить себя полюбить старика, стать смиренной и покорной, его оправдать? Почему теперь тебе это так сложно...?
После того, что...
Ах, да эта сладкая или какое бы другое слово подобрать, ночь на кладбище? Холодный ливень и жаркий пыл проклятого англичанина, и конечно же этот приятный отвратительный грех... Почему ты не думала о том, что он имел на это полное право, во-первых как хозяин, для которого ты прежде всего вещь, во-вторых как муж... Первая брачная ночь, не так ли? Помнишь, тогда в день свадьбы ты была смиренно готова к этому, но... Важно не это черт побери! И замолчи уже не конец. Я действительно не имею права обвинять его в этом, во всем виноват проклятый обман, да черт бы его побрал. Эта паутина лжи которую он плел так старательно и долго, весь этот нелепый маскарад и поистине театральное действо. Зачем было впутывать меня в это, почему нужно было столько лгать, нельзя было сказать самого начала, просто... развлечься таким образом? Доказать очередной раз, что здесь я всего лишь вещь, собственность, кукла и со мной можно поступать как угодно, как вздумается играть в разные самые жестокие игры. Ведь я сама подписала себе приговор добровольно, сама отдалась в его руки, в его владение лишив себя права на свободу, на другую жизнь... Я могла отказаться, но... Инга.
Я сама избрала эту судьбу.
Она вернулась, она жива, все эти врачи и дорогостоящее лечение помогли ей, мои страдания, мои пролитые слезы оправданны, не в пустоту... Я должна быть счастлива, и черт побери благодарна, только... кому? Врачам, которые утверждали, что надежды нет, что она - кошка Шредингера, своему супругу, который... Нет, нет, нет. Это была всего лишь сделка. Мои жизнь, душа, тело в обмен за... деньги? Это еще лучший расклад событий, который мог со мной случиться, ведь мне пришлось продаваться не бесчисленному количеству мужчин, а только одному... И все равно больно, и грустно, и все равно бесчестие. Еще большее бесчестие быть собственностью человека, который отрицает существование этой самой чести, долга, достоинства, любви... Любви?
Кажется, я скоро тоже начну отрицать ее существование, слишком сложно верить в него, когда ты начинаешь на личном горьком опыте осознавать что то, что мы зовем любовью всего лишь инстинкт размножения, животное желание... Желание. Действительно.
Ненависть. Желание. Смерть... А я ведь наконец-то усвоила это, как вы хотели, мой дорогой супруг.
Машина остановилась, за стеклами автомобиля в своем спокойном, словно спящем великолепии застыла природа Уорикшира - высокие вековые деревья, густые кустарники, как колючая проволка оберегающие покой хозяев замка. И конечно же сам замок, высокий, мрачный, кажущийся отсюда еще более древним, чем он был... Интересно, а кто старше, он, или мистер Морган... Нет, совсем не интересно. К чему мне это?
Он хотел помочь мне выйти из машины, но я игнорировала его руку, выпрыгнула сама, поморщилась от боли. Раны быстро затягивались, но все равно все еще причиняли слишком много неудобств... Просто оставаться в больнице было нельзя, было рискованно и опасно. Это слово на моей руке, эти шрамы, я рисковала оказаться потом в одной палате со своей сестрой. Без малейшей возможности на побег... А здесь у меня будет столько вариантов. Эти сверкающие столовые ножи, старинные ружья, висевшие на стенах, холодные воды реки Эйвон... Смерть... сладкое желанное слово, одно из трех проклятых слов... Впрочем, неотрывно связанное со вторым. Желание, назойливое, отчаянное, как паранойя, требующее утоления, как жажды... Наверное его можно сравнить со страстью, только не стоит, оно все-таки намного сильнее страсти.
И я исполню его, черт побери, исполню... Зачем продолжать эту глупую бессмысленную агонию под названием жизнь. Мне невольно вспомнились слова мужа, показавшиеся странными, абсурдными, почти безумными, после всего что он говорил раньше, да и ввиду последних обстоятельств... Разве может моя жизнь быть чем-то другим, кроме страдания, мучения, боли? Счастье глупое бессмысленное слово, абстрактное, эфемерное, придуманное поэтами и бардами, как, впрочем и любовь... В этой жизни нет ничего хорошего, и я уже давно поняла это. Есть только ненависть, горькая, жгучая, уничтожающая даже меня саму, изнутри. Есть желание, не важно какое, просто желание, на исполнение которого мы работаем всю свою жизнь, и есть... смерть. Не больше чем точка в конце. Не больше чем освобождение от этого глупого круговорота... страданий в природе. Смешно. Нелепо...
Мне снова стало плохо, потемнело глаза, пересохло в горле, я потеряла равновесие, попятилась и облокотилась на крыло машины, чтобы не упасть на землю. Сэр Морган наклонился надо мной и заглянув в глаза спросил, словно это имело какое-то значение:
- Тебе плохо?
- Хорошо, - слабо пробормотала я, хотела снова подняться, собраться с силами, идти сама. Слишком слаба, ведь эта рана... смертельная. Я могла быть мертва, я, черт побери, могла быть мертва, если бы не он, если бы он не спас меня. Зачем? Только потому что понял, что я хочу смерти и это единственное чего я вообще хочу? Мне было как-то странно так долго смотреть ему в глаза, я пыталась понять, что вложено в этот взгляд, но не могла, то что я видела в нем совсем не вязалось с этим человеком. В нем нет ничего человеческого, ни капли жалости, сострадания, и пора бы уже наконец-то понять это. После всех его слов, всего что было...
Я обещала себе, еще очень давно, еще когда все только начиналось, что однажды больше не буду сдерживаться, однажды выскажу все в лицо, все свои настоящие чувства спрятанные под маской спокойствия и смирения, но только после пробуждения Инги... Кажется этот момент настал. Глядя в глаза. В этой непростительной близости. После всего, что было, перед тем, что еще могло было бы случиться...
- Я хочу сказать вам, сэр, - пауза, долгая мучительная, но странно говорить это и держать все еще держать себя в руках, - что... я ненавижу и презираю вас, и меня совершенно не пугает ваша власть над моей жизнью. Я сама в силах обеспечить содержание своей сестры, мне не нужны ваши деньги, ни цент... Я не хочу доставить вам удовольствие дав почувствовать хоть на время хозяином моей жизни или жизни моей сестры... И я... не намеренна больше оставаться в этом замке, ни минуты... Я сейчас же собираю вещи, и уезжаю... - я хотела сказать что-то еще, но решила, что и этого вполне достаточно, и быстро, как могла, как позволяла сильная ноющая боль там, где прошла пуля пошла к замку, не дав ему ответить и произнести хоть слово.
Это безумие с моей стороны, поступать так, но у меня нет другого выхода. Впрочем, выход есть всегда, и я могла бы остаться здесь, продолжать изображать из себя примерную жену, со стиснутыми зубами переносить все унижения и насмешки, упреки и обвинения, но я не вижу в этом смысла. Я уеду отсюда, больше никогда не вернусь в этот замок, никогда... Какое сладкое слово, не правда ли? Впрочем скоро у меня будет еще больше этого слова, когда я сдам Ингу в приют, только ей станет лучше, чтобы она забыла про меня, чтобы у нее была другая судьба, и...
Останусь наедине с тысячами способов и вариантов, из которых должна буду выбрать только один, самый точный, самый верный...
И я открою эту дверь, отправлюсь к тем, кто уже давно покинул этот мир, грустный, страшный, неправильный.
Я сама избрала эту судьбу.
Ты сама избрала эту судьбу.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора Ты сам виноват, дурак, ты... черт бы тебя побрал, мой дорогой заложник. Ты совершил огромную, нет, просто коллосальную ошибку... Если ты хотел сказать какую-то чушь, ты мог ограничиться ей, но давать мне повод... Опрометчиво, я бы сказал. Один разделяющий нас шаг, легко преодолеть, и я, впервый раз, за все это долгое время, отметил что намного выше тебя ростом. Тонкие музыкальные, черт бы побрал и их, пальцы сжимают край длинной мешковатой майки, а эти вишневые глаза так близко... Легко скользнуть пальцами под эту легкую ткань, сбросив его руки, чувствовать эту нежную горячую кожу... Ему же было холодно, или водка сделала свое дело? Или... Как много этих или, слишком много...
Докажешь? Ты сам предложил, сукин сын, на свою беду, по неимоверной глупости, с самого начала отметил, что ты думаешь чувствами, а не головой, ну и хорошо. Ты сам предложил... только вот? Что... Впиться губами в губы жадным поцелуем, обхватить его обеими руками, оторвать от пола и вжать спиной в стену рядом с диваном... Диван? Нет, нет, нет, стоп... Я с трудом заставил себя его отпустить, отстранился, и наверное, выглядя как последний маньяк, сказал, улыбаясь одержимо, безумно, и похоже его испугала моя улыбка, так что он даже сопротивляться не решился:
- Диван это... банально, - я резко опустил его обратно на пол, схватил за руку и быстро повел в глубину дома, в темноту корридора, который казался особенно ночью, жутким, страшным, чуть ли не лабиринтами гестапо. Да, я же обещал ему в самом начале эту игру... Лучше бы мы играли в нее, черт... Может еще остановиться пока не поздно? Нет, не хочу, не буду.
Третья дверь по корридору, просторная полупустая комната с занавешенным плотными тяжелыми шторами окном, и самое главное кровать. Еще более банально, чем диван, да какая собственно разница?
- Вы что не понимаете? - мой пленник словно опомнился, попытался освободить свою руку, попятился в темноту, но я держал его слишком крепко, - я говорю правду, я совсем не тот, кто вы думаете, я не...
- Вот мы сейчас и проверим, - перебил я, втолкнул его в комнату и закрыл дверь, хотя вряд ли в этом была надобность, кто станет нам мешать, забавно это однако звучит, - ты собирался доказать... - или все-таки собиралась? Нет, не верю я в эту чепуху, похоже мальчику тоже нужно завязывать с алкоголем... и? Мне все равно? Поздравляю, Сволочь, к сорока годам ты хоть что-то поменял в своей жизни, добро пожаловать в число людей, считающихся в обществе сексуальными меньшинствами... Глупо звучит, действительно, но поздно об этом думать, я сам виноват, он сам виноват...
- Это правда, - упрямо повторил Павел, в полумраке комнаты ярко блестели его глаза.
- Конечно, - согласился я, хотя прозвучало это, как будто бы я говорил с сумасшедшим, с которым нужно во всем соглашаться, чтобы он не начал буйствовать, и он тоже это почувствовал, и кажется разозлился.
- Вы ненормальный, - заявил он, и наверное был прав, - отпустите меня отсюда... я не тот, кто вам нужен...я...
- Ты слишком много болтаешь, - усмехнулся я, - это раздражает... - и пришел к выводу, что нужно лишить его возможности болтать вообще, уверенно подтянул его к себе, поцеловал. Снова теряю голову, не могу остановиться, а стоило подумать все-таки о том, кто он, и кто я, и что я вообще делаю... Все больше теряя контроль над собой, растворяясь в этой жажде, руки снова сами скользнули ему под майку лаская худую напряженную спину, задирая легкую ткань все выше и выше... Сначала он еще пытался сопротивляться или делать вид, что сопротивляется, а потом похоже и сам вошел во вкус. Он сам этого хотел, чтоли, всеми этими намеками и попытками раздеться? За что боролись на то и напоролись, подожди, щенок сейчас мы наконец-то избавимся от этой проклятой такой ненужной одежды, и от всего что могло бы нам помешать. Мы повалились на кровать, по-прежнему не отрываясь друг от друга в каком-то полном бесконтрольном безумии, словно забыв о том, что я все-таки должен был его убить, что он мой заложник, что я его бил и обращался зверски и вообще черт подери... Мальчик? Нет, только на словах. Я наконец-то стащил с него злосчастную майку и только тогда с трудом заставил себя оторваться от его губ.
- Ты действительно говорил правду, - расхохотался, это смутило его, точнее ее, она попыталась как-то прикрыться руками, но это было бессмысленно, все равно уже обратной дороги нет.
- Да... - слабо пробормотал он, она черт побери, впрочем это не имело значения, тяжело дыша, - отпустите меня, я не тот, за кого вы меня принимали, я не тот, кто вам нужен... я...
- Ты именно тот... та... кто мне нужен, - заявил я.
- Нет... - он. Она, теперь я окончательно чувствую себя сумасшедшим, проще говорить об этом человеке вообще оно, отчаянно покачала головой, и повторила с завидным упрямством, - вы же гей, и я вам не интересен, потому что я вовсе не...
- Кто тебе вообще это сказал? - снова подтянул ее, или его, совершенно без разницы к себе, коснулся губами ее напряженной шеи, заставив вздрогнуть, - знаешь... детка, - еще один поцелуй, еще немного и я вообще потеряю способность разговаривать, и его тоже ее лишу, - ты единственный мальчик, которого я хочу... - даже досадно немного, я же уже даже настроился на смену ориентации, ха-ха, дурак, поправил себя, - девочка, - на этом словарный запас, как и желание разговаривать закончилось, я снова впился губами в его, ее губы, обхватил руками это хрупкое угловатое совсем еще детское тело, прижал к себе. Нет, не думай, дорогой мальчик, что этим все ограничится, теперь ничего, ничего не мешает мне делать с тобой что захочу... Безумно звучит, не правда ли? Но кто сказал, что с моей несчастной столько раз ударяемой о разные предметы головой все нормально, покажите мне этого человека. Ха...
Удивительно как ей удавалось обманывать окружающих, меня... только вот природу обмануть не удалось, не удивительно, что с самого начала меня так влекло ее совсем мальчишеское тело. Но нужно отдать ей должное, она неплохо справлялась с этой ролью, просто прекрасно... Роль. Не больше, чем роль. На самом деле все-таки девочка, черт побери, нежная, беззащитная... Нравиться, чертовски нравиться пользоваться ее беззащитностью, беспомощностью передо мной, жадно целовать, обжигать прикосновениями замерзшее тело, стаскивать оставшуюся, явно лишнюю одежду, потом с себя, все больше терять голову, задыхаться... Как сладко знать, что я могу делать с ним, с ней, что хочу, что сейчас он полностью и целиком мой, гораздо больше чем под дулом пистолета, чем со связанными веревкой руками, странное слово - мой, хотя точнее моя, просто никогда не приходило в голову применять его к кому-то.
- Теперь я тебе верю... - с трудом оторвавшись, горячим обжигающим шепотом, слегка касаясь губами не проколотой мочки уха, дыша часто, отчаянно глотая ртом воздух. Он... она только кусала губы, только слабо дрогнули темные ресницы, скрывавшие от меня эти сводящие с ума вишневые глаза. Ее тонкие пальцы сжимали простыню, а вторая рука у меня в волосах. Ты бы сделал... сделала вид что сопротивляешься, что не хочешь этого, не хочешь меня также, как я хочу тебя. Зачем? Не знаю... все-таки я должен был убить тебя, ты мой заложник, я же держу тебя силой здесь, бил по лицу, этому красивому лицу... снова в губы, как будто без этого сжигает жажда, хотя она и так сжигает меня... я могу утолить ее только тобой. Мой мальчик... нет, все-таки девочка, точнее уже женщина. И все-таки смешно применять это слово к тебе, глупо как-то... какая ты женщина, черт подери... вот Валентина, или Лера или любая из моих баб да, а ты... может быть это и делает тебя не такой, не таким как все, особенным? Тебе не нужно быть даже мальчиком, чтобы отличаться от всех бесчисленных людей побывавших в моей постели... Или? Еще не хватало тебе, Сволочь, еще сейчас в любви признаться своему заложницу, заложнице то есть, для последнего завершающего аккорда собственного идиотизма...
Нет, это всего лишь... страсть. Да, пожалуй так. Страсть безумная, заставшая потерять последние остатки мозгов, самообладания и что там еще мешало мне стать полным идиотом? Страсть единственное оставшееся вообще чувство и желание сейчас... Во всем мире. И в этом мире вообще нет ничего кроме меня, его. Ее, и может быть еще этой кровати, но она совсем не важна... Гораздо более значимо ее хрупкое тело, непривычное к ласке, к нежности, губы непривыкшие к поцелуям, но готовые искренне и отчаянно отвечать на каждый поцелуй, и это желание сделавшее нас одним существом... Не знаю, сколько времени мы провели в этом забытье, полном и бесповоротном безумии, но казалось, что всего лишь одно короткое мгновение. Когда мы наконец-то насытились друг другом, и лишенные сил уснули в тесных объятиях, за плотными занавесками была глубокая ночь, и над зеркальными водами залива горели, отражаясь в спокойной воде тысячи, миллионы, миллиарды звезд.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора Я должен спастись. Иначе… Черт побери, мне и думать не хочется о том, что будет… Будет?!
Впрочем, раз он гей, то… я могу быть в безопасности, да. Я ведь, черт побери, физически… Полина, девочка Полина. Значит, нужно всего лишь объяснить ему это, и он отстанет. Да, какой ему толк от Полины, если он гей…
Холодно, черт побери, огненная вода растекается внутри, а все равно холодно… Почему так холодно?! Так не было раньше… И потом… должен был уже привыкнуть к холодам за свои долгие 19 лет… Очень холодно.
А как же его шашни с этой продавщицей? Или… Может, и не было ничего, может, они сидели на кухне и за чашкой чая обсуждали мужиков?.. Ха. Как бы я хотел в это верить. Хотел?.. А чего бы я вообще хотел?! Выбраться отсюда, уйти навсегда и никогда, никогда больше не видеть его?.. Нет, для начала я хотел бы согреться. Чертов холод. Чертова дрожь. Чертова правда, которую мне не хочется говорить, о которой так хотелось забыть, чертова правда, которая должна мне помочь…
- Я не тот, за кого Вы меня принимаете, - продолжил я, выпил снова. Не могу согреться, просто не могу. И водка не помогает. Впрочем, нужно просто больше водки, да. Сразу сказать, как есть? Нет, сначала обойдемся без. – Я не гей, - Саша хмыкнул и покачал головой. Интересно, а что у него с лицом? Кровь, ссадины… Может, по дороге на озере он приставал еще к какому-то, черт побери, мальчику?! И тот ответил ему грубым отказом?! О чем я думаю?..
- А разве тебя кто-то спрашивал? – усмехнулся он. Черт побери, ему все равно что ли? Хотя да, конечно, кто будет спрашивать заложника – согласен ли ты, глубокоуважаемый Павел, переспать со мной? – ха-ха, что за бред, черт побери?! Мое согласие или же мой отказ – все это не имеет для него никакого значения, он все равно сделает это, пусть силой, но получит то, чего хочет. Только он-то хочет мальчика, а я, как это не прискорбно, не мальчик вовсе, пожалуй, единственный раз в моей жизни, когда я благодарен судьбе за слово «женский» в графе «пол».
- Вы не понимаете! – как-то слишком громко, резко. Кажется, водка начинает свое черное дело… Только все равно холодно, слишком холодно… Дрожу и обнимаю себя за плечи, не отвожу взгляда ни на секунду. Для убедительности. А не потому что мне нравится… смотреть на него? Ха-ха, разве что на ссадины на его чертовом лице, теперь знает, каково это. Глотнул еще немного, и Саша вырвал бутылку из моих рук и налил себе в рюмку 50 грамм. Да уж, присоединяйтесь, Сашенька, а то, что я в одиночестве как последний алкаш пью. Холодно… До чего же холодно. Пальцы холодные, будто не мои, и руки дрожат, когда снова беру бутылку… от холода ли?.. Да, конечно, от чего же еще?! – Дело в том, что я… - а признаться куда сложнее. И признаться самому себе. Вспомнить снова о ней, о той, которую убил в себе. Черт побери… Холодно… Как же холодно… - Я – Полина!.. – закрыл лицо ладонями, не думал, что так тяжело говорить. – Меня зовут Полина, я… я девочка… - тут рыдать в пору, но нет, нельзя, нечего давать волю чертовой слабости.
Ну давайте же, разочаровывайтесь во мне, махните на меня рукой, заприте в подвале, держите там до тех самых пор, пока не получите выкуп… Ну же…
- Ты? – он посмотрел на меня снисходительно, опрокинул рюмку и снова покачал головой. – Да ты гонишь! – что?! Он не верит?! Какого… - Ты на себя посмотри! Какая из тебя девчонка?! Посмешище. Мог бы придумать что-нибудь получше!
- Да я Вам правду говорю! – вконец сорвался на крик, сделал еще пару глотков из бутылки. Чертов холод! Когда я уже согреюсь?! Достаточно согреюсь, чтобы суметь добавить на его лицо еще пару синяков за недоверчивость?! Черт побери… - Я – Полина!
- Паша, зачем ты несешь этот бред? – он налил себе еще.
- Я Вам еще раз повторяю, - я перевел дух, разминая оледеневшие пальцы, тяжело вздохнул и снова посмотрел ему в глаза, он сидел напротив, и я бы мог дотянуться до него рукой… к чему это?! Нет, нельзя было пить… Я в этом чертовом доме и трезвый-то думаю не о том, а тут… - Меня зовут Полина, а Вы… Вы же гей, и я Вам не интересен, потому что я вовсе не…
- А с чего ты взял? – поинтересовался Саша, наблюдая, как я в очередной раз приложился к бутылке. Нет, мне определенно хватит!
- Вы же ко мне… в общем… приставали… и эти Ваши… поцелуи… - ну и где моя решимость?! Опустил голову, смутился, идиот, кретин, слабак! Ни на что не годный… Давно бы мог придумать способ, как убежать или… Как же холодно! Какого черта эта водка действует только на мозги и ни хрена не греет?!
- Погоди, Паша, мы все-таки о тебе говорим, а не обо мне. Что ты там выдумал? Мог бы наврать, что смертельно болен, СПИДом, к примеру. Выглядело бы куда правдоподобнее.
- Я говорю правду! – повторил я, куда деться от его глаз? Что это за взгляд?.. Черт побери, вот от такого его взгляда мне становиться еще холоднее… или наоборот? Жарче? Сам не могу понять… Но, в любом случае, я должен его убедить, иначе… Впрочем, он же и сам узнает, когда… кхм… приступит… Но тогда, черт побери, тогда его прикосновения, его поцелуи… Пытка. Так что лучше я сам, да. Еще пара глотков, для храбрости. – Я – Полина! Хотите, чтобы я доказал?! – да уж, звучит, мог бы для приличия хотя бы говорить о себе в женском роде, идиот.
- Доказать? – ухмыльнулся Саша. – И как же? Будешь вышивать крестиком?
- Нет, я… - черт побери, решиться. Я поднялся с дивана и шагнул к нему ближе, расстегнул молнию на куртке. Отлично, теперь я еще и устраиваю для него бесплатный стриптиз, браво, Пашенька, нет слов. – Я… докажу…
- Продолжай, - он улыбался, хищно, да, как маньяк. Чертова водка, это она подсказала мне такую идею. Чертов синдром. Чертов Саша, старый гей, сейчас убедитесь. Я снял куртку, бросил ее небрежно на пол. Холодно? Да плевать, и пусть окончательно замерзну, пусть заболею и умру. А чего мне бояться?! Да и он сейчас поймет, что я не тот, кто ему нужен, и тогда… Набрал в легкие побольше воздуха, взялся пальцами за подол майки, приподнял, обнажая живот и нижние ребра, но остановился. Черт побери, черт побери! Да не могу я! В голове туман от водки, в голове пары алкоголя, а я все равно не могу. Никогда не раздевался перед мужчиной, да и перед женщиной тоже… А сейчас… перед ним… разве я могу?! Черт побери… Зажмуриться бы и проснуться, понять, что все это просто сон, страшный и странный сон, вернуться в свою жизнь, вернуться туда, где нет этих глаз, голоса, пальцев, где нет Саши… Холодно… И все равно холодно... Хотя внутри все горит, и эта пауза… слишком затянулась. Я просто идиот. – И что же ты остановился? Может, тебе помочь?

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора Живая вода… Эликсир бессмертия… Цель всех алхимиков прошлых лет…
Я все-таки не напрасно создал ее. Ради одного только спасения Хельги стоило создать это зелье… Хотя с другой стороны, если бы не создал, и не пришлось бы… Впрочем, ничего не пришлось бы. Я бы догнивал в могиле на кладбище, на фамильном кладбище, которое теперь приобрело для меня какую-то особую ценность… Незабываемо, незабвенно. Непростительно… Так много слов с частицей «не», так много слов… А есть еще «никогда». Да, никогда больше. И что теперь?.. Да, да, круги ада, бесконечная агония… А я готов, а я согласен, а я не жалею. Хоть и понимаю, что все сломал. Так просто. Ведь сам говорил ей когда-то.
Каждый может сломать что-то. Уничтожить. Убить. Иногда для этого не нужна даже причина.
Я сидел в больничном коридоре, на плечах белый халат, в голове мысли, почему-то о ней все до единой. Сентиментальный старик.
- Ваша жена очнулась, - подошедшая незаметно медсестра оторвала меня от своего бесполезного занятия, и я поднял глаза. – И хочет Вас видеть. Можете зайти.
- Спасибо, - из вежливости ответил я, поднялся как-то растерянно – хочет видеть? Меня? Нет, это невозможно – и шагнул в палату. Бедная моя Хельга… Дорогая моя Хельга… Все равно не моя Хельга…
Провода, трубки, больничная койка, сигналы подключенных к ее измученному хрупкому телу аппаратов. Я сел рядом на стул, не взял ее за руку, не мог. Теперь это роскошь – касаться ее, теперь я не могу, не имею права. Да и раньше не имел, не мешало. Хотелось сказать ей очень многое, снова говорить о своей бесполезной любви, которая просто ни к чему ей, говорить, что все будет хорошо, что теперь все будет по-другому, что мы будем жить гораздо лучше прежнего, но… сам не верил в будущее, будто перед глазами только темнота, беспросветная, затягивающая бездна, и никаких надежд, ничего больше.
- Как ты? – спросил вместо этого как-то тихо, почти шепотом.
- Где Инга? – она ответила вопросом на вопрос. Дорогая, тебя кроме Инги хоть что-то еще интересует, черт побери?! Инга, Инга, Инга… Мне в пору ненавидеть эту маленькую дрянную девчонку, по вине которой ты едва не погибла. Ей ты простишь все, не так ли? Ты даже и не подумаешь изменить к ней отношение, что бы ни случилось… И знаешь, я ей завидую, черт возьми. Потому что именно ей досталась вся твоя любовь, потому что ей принадлежит твое проклятое ледяное сердце, потому что ты навсегда ее, а не моя… Я бы придушил эту маленькую дрянь своими руками, но нет… не могу, ты же так любишь ее, а я же так люблю тебя… Вот он круг ада. Один из девяти. И я пройду их все, я буду проходить их снова и снова. И, черт побери, та ночь, когда мы были только вдвоем во всем мире, когда ты принадлежала мне хотя бы этим своим сводящим с ума телом, когда я понял, что принадлежу тебе всецело… Она того стоила. Самая жестокая и самая желанная, счастливая-несчастная, непростительная и неповторимая.
- Ей нужна психологическая реабилитация, ты же понимаешь. Сейчас Инга в клинике, в самой лучшей, естественно, там есть все условия, да это и не клиника даже, скорее санаторий. Правда пока тебе лучше не навещать ее. Ей нужен прежде всего покой, а не чувство вины перед тобой.
- Да, я… я понимаю… - она не смотрела на меня, смотрела на провода, опутавшие ее тонкие руки. Хочешь снова попробовать в деле это горькое-сладкое слово «самоубийство»? Нет, детка, я не позволю тебе, я не допущу.
- И я прошу тебя. Живи, Хельга, ради той же Инги хотя бы, но живи, - прошептал я, наклонившись чуть ближе. Ее тонкая изящная ладонь… Коснуться бы в последний раз… В последний? Да, наверное, так было бы лучше. Для тебя. – Жизнь, она ведь гораздо лучше, ты поймешь это. Да, поймешь со временем. Просто дай ей шанс, и она откроется тебе, распустит павлиний хвост радостей, счастья, она заиграет всеми возможными красками, и ты полюбишь ее. И не будешь думать о смерти. С тобой рядом будет твоя сестра, она непременно поправится, и вы обе будете счастливы.
- Счастливы? Радости? Краски? – бледные губы шевелились, едва слышный голос, и глаза по-прежнему прикованы к аппаратам. – А как же ненависть, желание, смерть?
Что я мог ответить? К счастью, не пришлось. В палату зашел врач, смерил меня недовольным взглядом. Похоже, ни один муж прежде не устраивал в этой больнице такой переполох.
- И когда Вы выпишите мою жену? – нахмурился я, обернувшись на него. Врач тяжело вздохнул и подтвердил мои догадки словами.
- Что же Вы такой беспокойный, я понимаю, Вы очень любите свою жену, но это не повод устраивать в нашей больнице скандал за скандалом, - он покачал головой, а Хельга непонимающе посмотрела на него, когда он упомянул о любви. – О выписке говорить рановато, но, учитывая последние обстоятельства, я могу сделать исключение. Ей пойдет на пользу пребывание на свежем воздухе, так что… - врач многозначительно замолчал. Да, конечно, Уорикшир…

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Ночные снайперы - Время года зима
- Дурак, - пробормотал я в слух. Чувствовал, как у меня вдруг начинается истерика, самая настоящая, если бы мне вообще было знакомо каково это. Впрочем, знакомо, если не путать конечно с болевым шоком... Первое убийство на войне. Глупый мальчишка - студент медицинского института, над трупом убитого им человека, смутно помню что-то такое. Слова в голове - я... убил, его, он же мог жить, он имел право на жизнь, и прочий бред. Разговаривать в голос, кричать, ненавидить себя - только в первый момент, биться в этой самой истерике, а потом, к счастью прошло, и голова благополучно вернулась на место, впрочем, судя по глупости моих поступков никакой пользы это не принесло. Просто сейчас трясуться руки, от злости, от... не знаю от чего.
- Дурак, - повторил я, и сам не отдавая себе отчета в своих действиях со всей силы ударился головой об ножку стола, которая как назло оказалась рядом. К сожалению сильная резкая боль не привела меня в чувство, только из рассеченной брови быстро заструилась кровь, я попытался остановить ее, но потом плюнул. Мазохистские наклонности? Какая ерунда по сравнению с тем, что со мной происходит... А что со мной происходит? Я всего лишь хочу... что я там хочу? Затащить в койку мальчика. И, пожалуй, самое ужасное, что мальчика, да. Меня никогда черт подери не тянуло, а теперь... Свалить на старость? Вряд ли. А что тогда?
А у него самые красивые глаза, которые я когда-либо видел, честно, я вообще раньше не придавал значения глазам людей и тем более мальчиков, и у него такой взгляд, что...
На этот раз удар был нанесен уже своей рукой, и помимо лица болеть начал еще и кулак, но эта боль хоть немного привела меня в чувство. Я что, действительно рехнулся? Сижу здесь, набиваю себе синяки и думаю о проклятом заложнике? Я не хочу о нем думать, и не собираюсь вообще... Он только мой заложник, он только четыре миллиона рублей, которые я получу и успокоюсь. Только... Ну-ну.
Я только попробую, только убежусь в том, что... что? Что к старости лет я не превратился в гея, или нет, простите, педофила. Единственный вариант проверить таки? А есть ли еще какие-то варианты? Тихо сходить с ума, воевать с собой?
У него тонкие музыкальные пальцы, которые так владеют гитарой, словно она продолжение, часть его хрупкого еще совсем детского тела, под тонкой тканью растянутой майки и широкой бесформенной куртки, драных джинсов, всего что, наверное так приятно снимать...Черт побери! Даже этот бесполезный кусок фанеры в этих руках способен рождать музыку... Которую я ненавижу! И вообще что за глупая сентиментальность?! Что за бредовые мысли?!
Это не мысли, это желания.
Хочу и все...
Еще один удар, на этот раз пистолетом, и только теперь я мог в полной мере ощутить какой он тяжелый. Все, на этом лучше остановиться, а то смешно будет на утро наблюдать свое лицо, которое я же сам себе и разбил в кровавое мессиво. Нервный старый придурок, растерявший остатки самообладания и... трезвости мысли? Может быть как раз алкоголь довел меня до этого? Все, завязываю пить.
Закурил, опомнился, а ведь он куда-то убежал, его нужно идти искать. Заставил себя подняться с пола, отбросил назад упавшие на лицо украшенное свежими синяками и ссадинами волосы и быстро, даже не потрудившись надеть куртку вышел на улицу. Куда он мог побежать? Сам же ответил на свой вопрос, заметив тонкую фигурку под холодным светом звезд на краю озера. Чертов романтик.
Он сидел обняв колени руками прямо на песке, сжимая в зубах давно догоревшую сигарету и трясясь от холода. Да, здесь действительно очень холодно, даже у меня сразу начался сухой болезненный кашель... Проклятый бронхит о котором я уже даже и не помню.
Я протянул ему пачку сигарет, в знак перемирия и сказал:
- Пойдем. Здесь слишком холодно...
- Я никуда не... - начал было мальчик, но я перебил:
- Не вздумай со мной пререкаться, щенок. Ничего не стоит мне... - продолжать было не обязательно, он сам поднялся с песка, кутаясь в легкую курточку, все-таки взял протянутую ему пачку, закурил и быстро и покорно пошел к дому. Отлично, хотя бы не пытается спорить больше.
Я проводил его до кухни, как тюремного заключенного, отметил, что даже при возвращении с улицы его не стало меньше трясти. Промерз до костей, черт побери, сам виноват, кто просил его бежать туда, да и сидеть еще на берегу... Я беспокоюсь?! Нет, нет, нет. Просто если четыре миллиона умрут от простуды будет обидно, ведь это я не опомнился вовремя,
это я вел себя так, что... Никто не в праве запрещать или указывать мне, как себя вести.
Я поставил на стол перед ним бутылку водки, ту, вторую, к которой мы даже еще не прикасались и рюмку.
- Выпей, чтобы согреться, - я поставил чайник, хотя догадывался, что раз есть водка надобность в нем быстро отпадет. Мальчик, не поднимая на меня взгляда взял бутылку, и игнорируя рюмку отпил прямо из горла. Поставил ее на стол, спрятал лицо в ладонях, посидел так некоторое время, а потом снова выпил. Только после очень долгой паузы он наконец-то убрал руки от своего лица и, смотря мне в глаза долгим неотрывным взглядом сказал:
- Я не такой, как вы думаете...

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - И. С. Бах (Морис Жендрон - виолончель) - Сюита для виолончели соло № 5 До минор:
Нет... Опять? Ну почему, почему я опять возвращаюсь к жизни? Черт бы побрал этих врачей, эту проклятую медицину, моего проклятого супруга, голос которого я смутно, но все же различала среди чужих голосов. Что мне еще нужно сделать с собой, чтобы никто не помешал мне умереть, в голову не приходят уже даже никакие способы, хотя я большой специалист в... смерти? Ха-ха, смешно.
Тебе снова становиться смешно, не кажеться, что это признак помутнения твоего рассудка?
Замолчи, заткнись уже наконец, мне все равно. Все равно, ты слышишь? Ты, гнусное, отвратительное, гнилое существо, часть меня, может быть даже лучшая, монстр из зеркала, древнее скандинавское божество, зеркальный, черт тебя подери враг. Все равно, все...
Ненависть. Желание. Смерть.
Одно из моих самых заветных желаний, впрочем, пожалуй даже самое заветное, сбылось, и теперь осталось другое, которое исполниться, обязательно исполниться... Чертвертая попытка самоубийства за этот день? Пусть сорок четвертая, пусть шестьдесят шестая, пусть... Я доведу дело до конца, я обещала, я поклялась, я... Я сделаю это наконец.
Смех быстро сменяется слезами и сильной острой болью, без сомнения я снова возвращалась в проклятую реальность, которую так отчаянно и сильно желала теперь покинуть, также, пожалуй, сильно, как хотела возвращения из комы сестры... Она вернулась, она жива, ей больше ничего не грозит, я отдала свою жизнь, судьбу, счастье, свободу, чтобы она могла ожить, и теперь мне больше ничего не нужно, кроме смерти разве что. Сколько способов я знаю еще, сколько способов испробую, по выходу из этой проклятой больницы...
С трудом открыла глаза, вздохнула полной грудью, оглядела все еще расплывчатую палату, ее белые стены, узкое окно, капельницы, аппараты, проводки... Осторожно пошевелила пальцами, но тут же почувствовала на себе чей-то взгляд, и заметила его обладателя. Рядом с моей постелью, внимательно следя за каждым моим движением сидела медсестра, среднего возраста, с худым вытянутым лицом, выдававшим в ней жесткого и равнодушного человека.
Ко мне приставили охрану? Чтобы я... А что будет дальше, палата самоубийц? Я не сомневаюсь, что это дело рук сэра Моргана, которому очень нравиться продливать эту агонию, называемуюмоей жизнью, не сомневаюсь что он не перед чем остановиться, чтобы дать мне это единственное, чего я жажду всем своим естесством... Зачем? Как же так легко отпустить куклу, над которой так приятно издеваться, как же можно так легко позволить ей сбежать, ведь тогда, наверное, придется тратить время и силы на поиски новой... Или мои страдания как-то особенно приятны чертовому лорду так, что их нельзя заменить чем-то другим?
Ненависть.
Какое сладкое сжигающее тебя изнутри чувство, не правда ли!?
Пальцы безвольно сжались, это было, пожалуй, единственное, что еще слушалось приказов разума, и, заметив это моя сиделка произнесла скрипучим голосом, выразительно посмотрев на провода, отходившие от руки:
- Захотела снова в реанимацию?
- Нет, - слабо пробормотала я, слова обожгли пересохшее горло, свой собственный голос казался чужим, непривычным. Я подумала о том, что им ничего не будет стоить засунуть меня в палату самоубийц, и там... жизнь там, наверное, гораздо больший ад, чем моя жизнь здесь, по крайней мере одного у меня там не будет точно - малейшей возможности прекратить наконец-то эту глупую больную клоунаду, под названием жизнь. Нужно делать вид, что я хочу поправиться, нужно... выйти на свободу из этой больницы. Тогда в моем распоряжении будет огромный выбор способов...
Сверкающее, словно зеркало лезвие ножа, холодные воды реки, залива, моря. Веревка, газ, огромный ассортимент ядов и веществ, которые могли бы помочь мне в моем отчаянном желании, ртуть, передозировка лекарств, смертельная доза морфия... Выстрел, крошечная дырочка в виске, самый надежный и верный вариант. Прыжок с моста, крыши... И еще тысячи разных вариантов, которые даже не приходили мне в голову, но обязательно придут, окажись я на свободе.
- Где моя сестра? - спросила я, будто медсестра может знать, и она действительно не знала, пожала плечами. Повисла некоторая пауза, в которую все внутри меня рухнуло - какая к чертям смерть, если с Ингой не все впорядке, если она снова... впала в кому? Или что-то страшнее? Этот пистолет в ее руках, темный переулок, что с ней стало потом, после выстрела... Я... как это не печально не имею права даже на мысли о смерти, пока не убежусь в том, что с ней все в порядке. Да и если в порядке, то что будет с ней дальше, когда я умру, кто позаботиться о ней, если не я... Одна, в далике от родной страны, без знакомых друзей и родственников, еще слабая после долгой комы, что она будет делать, если я брошу ее?!
Нет, лучше не думать об этом...
Лучше не думать вообще о своем, то есть ее будущем, у меня то его нет, и не было. Неужели я думала, что все так просто - она очнеться и все, эта огромная ответственность, как бетонная глыба упадет с моих плечей?
Все, больше не нужно думать о ней, можно стать эгоисткой, можно...
Можно.
Я больше не способна сделать ничего для нее. Все что было в моих силах - сделанно. Теперь я для нее только обуза, такая же, какой и она была для меня. Если я умру, она станет сиротой, ее определят в приют, откуда ее, может быть заберут новые родители, у нее будет другая семья, другая жизнь... Она будет счастлива, и не стоит больше беспокоиться о ней.
Все решено.
Я хочу... и... я должна умереть. Должна - какое грустное и тяжелое слово, но мне никуда не деться от него, потому что это последнее, что я сделаю для нее, ее благополучия и дальнейшей жизни.
- Сказать вашему мужу, что вы очнулись? - оторвал меня от своих мыслей голос медсестры, я посмотрела на нее гневным испепеляющим взглядом и отрезала:
- Нет, - еще только этого мне не хватало. Обрадовать лорда Моргана тем, что его кукла, собственность, вещь, снова способна развлекать его своими переживаниями и своей нелепой жизнью? Не за что... Если бы у меня была такая возможность, а она, наверное у меня будет, я сделаю это, я убью себя у него на глазах, ведь это наверняка будет достаточно интересным зрелищем, чтобы развеять его чертову скуку?
Впрочем, подумав я все-таки сказала снисходительно, вспомнив о том, что он наверняка что-то знает о местонахождении моей сестры:
- Да, скажите... - наверняка его позабавит и то состояние в котором я нахожусь сейчас, ведь это не правда ли забавно, все эти трубочки, проводки... кукла, как она есть, - и... - сложно это говорить, ведь у меня лгать получается совсем не так хорошо, как у него, - я хочу его видеть.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Бетховен
Дата конца.
Написана карандашом в уголке белого листа, на нем едва намеченный набросок старой церкви. Осенний ветер вырывает его из рук, хочет затянуть в круговорот желтых сухих листьев. Круговорот так похож на смерч. Смерч так похож на смерть. Немного кружится голова, и кажется, что земля уходит из-под ног. Все дальше, дальше, но этот чертов день все ближе, ближе. Растрескавшийся асфальт под ногами, грязный, серый, растрескавшаяся земля, прорывающаяся из-под нее наружу раскаленная магма перед глазами. До сих пор. Хотя она видела все это так ярко и ясно минут 10 назад. Целых 10 минут, маленькая вечность, а вечность кончится так скоро. Или не она вовсе. Всего лишь жизнь всего лишь на земле. Всего лишь. Не более того. На площади от Сатурна до его самого большого кольца уместился бы миллиард таких планет, как Земля. Подумаешь, одной меньше… Нет, не позволять себе такой роскоши, как равнодушие. Не время.
Она постояла еще немного у кладбищенской ограды, вслушиваясь в крики встревоженных воронов. Может быть, и они знают? Нет, едва ли… едва ли кто-то, кроме нее, почувствовал начало конца, пропустил его через себя, так, что душа содрогалась, как от холода. Она посмотрела в серое небо, над головой эти желтые листья. Пляски смерти, почему-то эти слова пришли на ум. Она тяжело вздохнула и прижала к груди альбом с рисунками. Может, все эти люди… людишки… правы, и просто похолодало? Всего лишь. Октябрь. Быть может, скоро зима? Может, ее неслышные шаги заставляют трепетать в тяжком ожидании конца?
Нет, едва ли. Просто они не могут даже представить себе, что случится. Они не способны. Озабоченные своими проблемками, они живут и думают, что жизнь прекрасна, что так будет всегда, что миру ничего не грозит, если даже топтать его ногами, если плевать на него, если жечь заживо. Но мир отомстит. Непременно. Не выдержит. И уйдет в бездну, унося с собой тех, кто никогда не сможет понять простых истин.
Она остановилась у ворот, железных, тяжелых и открыла альбом снова. Торнадо. Потоп. Землетрясение. Извержение вулкана. Метеорит. Кровь, кровь, смерть, смерть… Наброски катастроф. Она видела их сегодня. Она видела их и знала, когда увидят другие. Что теперь? Ждать?
Мертвая земля, мертвые люди, мертвое небо над головой. Перед глазами. Снова и снова. Она закрыла их всего на минуту, а, открыв, посмотрела из-под густой темной челки на прохожих. Они ничего не знают, они еще ничего не знают. Но даже узнав, не остановятся, не прекратят разрушать себя и планету, не остановятся, пока не смогут сделать это. Она же знает когда. Она знает как. Вот они, чертовы рисунки карандашом на плотной белой бумаге. Страшно? Скорее, предсказуемо. И все-таки слишком скоро, слишком мало времени. С лишком мало, чтобы остановить, слишком много, чтобы насладиться страшно-красивым зрелищем. Это все равно, что стоять на самом краю, на пороге бездны и, улыбаясь, смотреть вниз на пожары до самых небес, на летящую сквозь этажи музыку костра, на танцы пепла и таких вот желтых листьев, вдыхать дым полной грудью, чтобы застревал в легких, и знать, что это не повториться никогда. Потому что ничего никогда не будет. Больше не будет. С наступлением той даты – точной даты, всего несколько цифр – все исчезнет, но не сразу, не вспышкой, мучительно и долго будет растворяться во мраке, распадаться на атомы, переставать секунда за секундой быть тем, чем было, лишаться своей сути. Впрочем, это началось еще давно. Разрушение, постоянное вечное разрушение, войны, попытки покорить природу… Чего еще они ждали за это? Законная расплата, законное наказание… но тогда почему ей так больно было видеть это?! Будто осколком по глазам, слезы на щеках, дрожь по телу. Почему так больно?..
Вся боль земли в одном сердце, все слезы мира в одной слезинке по горячей щеке… Листья, кругом листья. В небе, над крышами домов, в лужах, под ногами. Везде сухие листья, как напоминание. За осенью приходит зима. Лед, оковы мороза, могильный холод. Зима тоже похожа на смерть, сродни ей. Да, зима – это маленькая смерть. Конец – это смерть всего.
Она думала об этом. Она думала об этом и раньше, но теперь просто не могла не думать. Точная дата, точное расстояние.
От ласковой осени до колючей зимы один шаг, от ненависти до любви один шаг, от начала конца до самого порога бездны немного больше. Три шага.
Три, два, один…

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Твое разбитое пенсне
Хм… Цвет коньяка.
Так… Этот хмырь привел подружек. Отлично. Ну, эту я уже видела, с ней даже играть не интересно, рано сдается, а вот этот экземпляр… хм… что-то новенькое. Она сидела напротив меня, и у меня была отличная возможность ее рассмотреть. Симпатичная, кстати. Невысокая с хорошей – даже очень – фигурой. Челка, волосы немного ниже плеч, и цвет такой… Вроде бы блондинка, но потемнее, да, тех барышень, что увлекаются перекисью водорода и которыми увлекаются так часто мужчины. Ее карие глаза – цвета… да, коньяка, какое забавное совпадение – смотрели на меня так же, как я на их обладательницу. Что ж, детка, добро пожаловать в логово азарта и порока. Поиграем? Вроде бы она из приличной семьи, вроде бы она моя ровесница. И это чертовски здорово. Первое – значит, есть деньги. Второе – значит, нет опыта. Не всем же повезло жить, как я живу, ха-ха. Очень хорошо, что ты пришла, дорогая, просто чудесно. Именно тебя мне и не хватало в этом чертовом любимом клубе. Да, именно тебя я ждала, именно тебя я и искала.
Глупую девочку, которую можно легко обдурить в карты. Добро пожаловать, детка, добро пожаловать.
Я улыбнулась ей ободряюще и подмигнула, мисс Наивность покраснела и отвела взгляд. Вивьен, ты дьявол.
Карты раздавал тот, кто победил в прошлом коне, к прошлому я как раз опоздала, есть шанс на следующий.
Мельком глянуть в выпавшие на руки карты – они едва ли имеют значение сейчас – и проследить внимательно, как меняются лица этих людей. Так… У этого ничего, у того – не больше пары. Отлично. Теперь улыбнуться, будто уже побеждаешь, и только тогда посмотреть на карты и прикинуть, что из этого можно получить. Семерка треф, семерка червей, туз пик, туз бубен, король пик. Хм… Две пары. Уже кое-что. Убрать бы отсюда проклятого короля и заменить его на туза или семерку… Нет, «фулл хаус» я себе сделаю позже, сперва нужно осторожнее. Чтобы не спугнуть свою золотую рыбку.
- Поднимем ставки? – предложила я охрипшим голосом. Слишком много никотина. Или коньяка. Скорее, и того, и другого. Образ жизни, черт его побери. – Ну так что? Поднимем? – они отмалчивались, а я так настойчиво повторила свой вопрос, хоть и не было ни цента больше. Моя ставка там, на столе, в куче остальных. И это мое привычное «ва-банк». Наверное, дурная привычка, да? Но я так живу: или все, или ничего. Я так выживаю в этом безумном, безумном, напрочь сошедшем с ума чертовом мире! Да, мне нравится так называть его, и я полагаю, это самое точное его название.
За моими словами последовали ровно шесть одинаковых слов. «Пас». Отлично, ребятам нечего мне предложить, кто бы сомневался, у них на лице все написано. Если ты не умеешь читать по лицам, по глазам, тебе не место за этим столом.
А что скрывают глаза цвета коньяка? Девушка молчала, и с ее губ не сорвалось это горькое для языка, это сладкое для слуха «пас». Она вообще в курсе, во что мы тут все играем? Или никто не потрудился объяснить ей, что это за карточки с картинками и почему нужно отдавать деньги? Что ж… тем лучше.
- Открываемся, - скомандовала я, незнакомка встрепенулась и тут же положила карты на зеленое сукно. А ей везет. Пара. Куда больше, чем у каждого из этих почтенных игроков. Я положила свои. – Ну вот, мне повезло немного больше, - сказала я, сделала из бокала пару глотков – люблю этот вкус, и цвет тоже – и взяла колоду в руки. – Я ставлю все, - да, все, что только что выиграла, и не страшно. Потому что я не проиграю. Потому что я не проигрываю. По крайней мере, пока не напьюсь. Дождалась, пока каждый сделает ставку, впрочем, каждых стало на одного меньше. Кто-то вышел из игры. Так бывает. Чем выше ставки, тем меньше игроков. Приятное ощущение, перетасовать. Всего-то и нужно, что немного ловкости. Впрочем, кого я обманываю? Много, чертовски много ловкости. И еще больше хитрости. – Официант! – позвала я, полуодетая девица подошла и наклонилась ко мне. Отлично. Взгляды мужчин прикованы к ее груди, и за моими руками следят только две пары глаз. Подружка хмыря и мисс Невинность. – Будь добра, налей еще коньяка, - сказала я шепотом. Карты уже лежали на столе перед каждым из игроков, и я наверняка знала, что это за карты. Еще знала 10 карт, что лежали сверху. Всего 10, мало, нужно было тренировать память. Хотя какая к черту память, если есть коньяк и сигареты?
Так… Слева сидит счастливый обладатель пары, справа в одном шаге до «стрейта». Другой ничего не получил, обделен судьбой, бедняга. Четвертый – две пары. Теперь поговорим о дамах. Подружка хмыря – вот уж кому повезло – «тройка». И мисс Невинность. Почти «флэш».
Что у меня? Ну надо же, какое удивительное совпадение. Семерка треф, семерка червей, туз пик, туз бубен… и вуаля, дамы и господа, Ее Величество семерка пик. Мой милый дорогой «фулл хаус». Кто больше?
- Что же, господа? Если нет возражений, я открываю карты, - сказала я, бросила их небрежно на сукно и закурила. Разочарованный вздох со стороны партнеров по игре. Что? Я уже победила? Неужели? Глаза цвета коньяка смотрели на меня. И что? Уж не хочешь ли ты обвинить меня в нечестной игре? Увольте. Моя нечестность – ваша невнимательность, и не более того.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Веня Д`ркин - Anno Domini
- Нет, Верея, твой нос тебе очень идет, - отмахнулся я. Впрочем, мои мысли были далеко от носов. Моя бедная лабораторная крыска пережила этой ночью что-то страшное, а я даже не могу защитить ее. Какой я после этого к черту звездочет?! Ну… то есть ученый, то есть доктор или… кто я там?! Ах да! Какой я после этого к черту хозяин Вселенной?!
Ей было больно. Черт побери, ей вовсе не должно быть больно, чертова Вселенная! Ты что не слышишь меня?! Ей не должно быть больно! Она должна быть счастлива и довольна, и со мной! А что мы имеем? Ни черта! Она недовольна. Она не в себе. И она не хочет со мной спать! Чертова Вселенная, почему ты даешь сбой?! Почему не исполняешь моих желаний ?! Какого черта?! Кто испортил мою Вселенную?! Кто этот негодяй? Я найду его и вызову на дуэль, я убью его, я расчленю его труп и заспиртую по частям, а потом буду нашим с Вереей внукам показывать! Я…
Я же хозяин собственной Вселенной… Значит, я должен убить и заспиртовать себя? Неужели? Черт побери, только суицидальных наклонностей для полного букета мне не хватало! Что дальше? Представить страшно. Ну вот, а это уже фобии… Отлично, доктор Гессе, просто отлично! Ага… Значит, все-таки доктор? Хм… Столько нового узнаешь о себе, когда строчек в диагнозе больше трех…
Винни, а ты?! Какого черта ты не уследил за ней?! Какого черта?! Бесполезный плюшевый… Ах, нет, прости, конечно, ты прав, прости, ты не виноват. Виноват только я. И Вселенная.
Но…
Но?
Но!
Но там, в лечебнице ей было бы только хуже! Эти никчемные ОБЫЧНЫЕ психиатры не могут даже понять природы ее отклонений! Они не в состоянии даже представить себе, что за сила в ее голове. Они ничего не могли бы сделать для нее, только колоть бесполезные лекарства, только делать с каждой дозой из нее растение! Только… Только погубить ее, довести до крайности, довести, быть может, до разрушения или саморазрушения… Нет, нет, нет, я не могу позволить этому чертовски прекрасному непорочному – пока непорочному – созданию завянуть в больничной палате! Нет, я не могу… Это… нечестно. Потому что она такая же, как и я. И как этот чертов Женечка, чьи глаза терпеливо ждет трехлитровая банка у меня в кладовой.
Поэтому я…
- Верея, тебе неплохо было бы принять душ.
- По-Вашему, я так плохо выгляжу? Как же так, Коралл Кларнетович...
…должен изучать…
- Нет, что ты, ты выглядишь… - даже сейчас в крови чертовски… нет, лучше не продолжать, лучше вспомнить про лоботомию, да. - …хорошо, просто кровь надо смыть. А потом мы поедем в кафе, хочешь?
- Лучше в парк аттракционов!
…этого белобрысого никчемного шута…
- Как скажешь, Верея. Я сто лет не был на каруселях.
- Да? Ой, Винни, Винни, а Карлу Коралловичу целых сто лет!
…чтобы помочь своей будущей королеве…
- Так что, Верея? В душ? Ты же не хочешь, чтобы в парке на тебя показывали пальцем, да?
- Это было бы очень невежливо с их стороны. А можно я буду петь песенку, пока включена вода?
…потому что… да, возможно, именно поэтому… молчи, Винни, не говори ей…
- Можно, Верея, конечно, можно, - улыбнулся ей я, невзначай провел рукой по волосам, и она тут же поднялась и выбежала прочь. Я посмотрел на свои пальцы… Частички запекшейся крови…
Нет, нет, нет, я должен, я обязан ее защитить. Кто, если не я? Быть может, этот чертов прекрасный принц? Разве это не его обязанность? А я… звездочет, она же сама это придумала. Всего лишь звездочет. Всего лишь хозяин чертовой Вселенной. Всего лишь тот, кто чертовски хочет… кхм… увидеть в душе, да, было бы неплохо, теплые капли вниз по обнаженной коже, их можно глотать ртом, пар, запотевшие зеркала, и… и мои пальцы, скользящие по ее прекрасным… волосам… и капли с ее кожи на моих губах… и… нет, нет, это бы плохо кончилось, это бы кончилось. И, наверное, моя лабораторная крыска не простила бы мне… вольностей. И потом… мне не следует думать о ней так. Мне не следует думать о ней. Мне не следует думать.
Я поднялся на ноги, тряхнул волосами и открыл шкаф. Таааак… Мы с моей прекрасной крыской, с моей лабораторной королевой… Нет! Наоборот! Мы с моей прекрасной лабораторией, с моей королевской крыской… Да черт! Мозг, соберись! Мы с моей лабораторной крыской, с моей прекрасной королевой – в точку! – идем в парк аттракционов… Едва ли стоит одевать белый халат… Но если я его не возьму, куда же я положу шприцы с лекарствами, со снотворным, с морфием? Впрочем, может, в парке мне это и не понадобится? Нет? Точно? А вдруг что-то…
О чем я думаю, черт побери?
Переоделся в костюм. Обыкновенный, деловой, впрочем, элегантный. Галстук, разумеется, мы же идем в публичное место. И очки, да, куда я без очков. В них все такое желтое.
Посмотрел на часы. Мда… Вышел из комнаты и направился к ванной комнате. Откройся, дверь, откройся, дверь, откройся, дверь! Черт побери, не открывается. Видимо, Верея пожелала Вселенной, чтобы дверь оставалась закрытой до тех пор, пока она не обернет свое, черт побери, достойное лучших экспериментов юное тело полотенцем. Ну что же… У меня будет шанс на вторую попытку «падай, полотенце». Так даже лучше, да… Я отошел к окну и постарался визуализировать образ. Вот полотенце случайно соскальзывает вниз и… И я теряю голову.
Но…
Но?!
Снова но?!?!?!
Да, да, именно но… но я не могу защитить ее. Я могу сделать так, чтобы среди ясного неба разразился ливень. Вот, пожалуйста, говорил же, что могу.
За тонким стеклом холодные капли, хлестал ветер, и вода рекой мчалась вдоль улиц.
Могу сделать так, чтобы все это прекратилось. Так просто. Чтобы вышло солнце и от буйства стихии не осталось и следа, будто солнце светило весь день.
Вот и оно. Вода испаряется быстрее, чем лилась с небо, расступаются тучи, и яркое солнце слепит глаза. Удивленные прохожие озираются по сторонам и ругают синоптиков.
Могу все, но не могу главного… главного?! С каких пор это главное?! Впрочем, мои психозы прогрессируют, и не хочется их останавливать, я не хочу. Мне нравится эта новая болезнь, Верея, та, которой ты заразила меня. С первого, черт побери, взгляда… Или с первой мысли… Что, Винни?! Я о биполярном аффективном расстройстве, и не тебе судить, заразно это или нет!
Могу все, но не могу… черт, повторяюсь!
В общем, не могу защитить ее.
От нее самой.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Бах. Менуэт
Лео оглянулся вслед уходящему напарнику и тяжело вздохнул. Ну ничего, он еще отыграется, да, непременно. Мужчина повернулся снова к монаху и продолжил слушать его высокие речи о том, как нужна эта церковь здесь, и о том, что это богоугодное дело непременно станет гарантией того, что «после смерти бренного тела вечную душу Господь заберет с Царствие Небесное». Лео едва сдерживал усмешку, и монах, заметив, как уголки его губ поползли вверх, нахмурился и покачал головой.
- Я сказал что-то смешное? – спросил он, и в этот момент едва ли был похож на слугу Господа, скорее, уж на парня из трактира. Пивное брюшко, лысина и вселенское недовольство на усталом лице.
- Да, нет, что Вы… - Лео вскинул брови и приложил ладонь к груди. – Моя улыбка выражает светлую радость за мою чистую и непорочную душу, месье, - сказал он без тени усмешки на лице, а в душе разразился хохотом.
- Ах, вот оно что, сын мой… Прости мне мои сомнения, - и монах снова стал монахом, смиренным и вроде добродушным, похлопал Лео по плечу и зашагал прочь, оставив в распоряжении слуги месье Жильмуара инструменты. Лео чертыхнулся беззвучно, взял молоток и, небрежно повесив рубашку на забор, полез наверх по доскам и бревнам. Он остановился метрах в пяти над землей и, обхватив ладонью бревно, оглядел местность. Да, отсюда мир кажется совсем другим. Прекрасный, нетронутый, зеленый… Когда Лео упомянул в мыслях слово «отсюда», он имел ввиду вовсе не место, а время.
- Эй, новенький, не отлынивай, тут работы непочатый край, - окликнул его кто-то из строителей, Лео тяжело вздохнул и взялся наконец за молоток. Неумолимое солнце, которое он никогда не любил, не торопилось садиться за горизонт, и оттого было только тяжелее. Пока Лео, орудуя молотком, проклинал весь мир, все миры и размышлял о том, как поизощреннее отомстить Джону, монахи отзвонили в колокол – он был подвешен на палках – и объявили обеденный перерыв. Впрочем, насчет обеда у Лео были совсем другие планы, хлеб, масло и каша его совсем не прельщали, да и жаркому из баранины, что подавали знати, он предпочел бы нечто другое… Что-нибудь горячее, свежее, со сводящим с ума привкусом железа и запретности, да, кровь, кровь какой-нибудь женщины… Нет, ну их эти мысли о еде, крови здесь не попьешь – слишком много свидетелей, лучше уж продолжать работать. А что? Отстроить эту чертову цер… Ах, простите, божественную церковь. Да, отстроить, передать привет Господу, и людишки эти пусть радуются. К тому же физический труд так полезен. Да, да, строить, строить и строить. Лео только замахнулся молотком, как услышал откуда-то снизу голос, приятный, определенно женский, нежный, бархат, и голос этот определенно был обращен к нему, потому что все остальные строители или добровольцы уже обедали за накрытым столом, и только трудоголик-вампир продолжал возводить церковь, только потому что ему казалось это чертовски забавным.
- Спускайтесь!
Лео вытер пот со лба и посмотрел на обладательницу голоса, она медленно подходила ближе. Длинный темный подол немного развевался от ходьбы, и казалось, что эта молодая женщина не идет по земле, а плывет или летит над нею, узкая талия подчеркнута небрежно так поясом. Лео поднимался взглядом выше и, разумеется, задержал свое внимание на уровне груди, потому что нельзя было не задержать, к тому же его эстетический вкус всегда цеплялся за что-то красивое, а этот «объект» был более чем достоин внимания. Мужчина все же поднял взгляд еще выше. Тонкая шея, тонкая нежная шея… В нее бы так осторожно вонзиться клыками и медленно пить горячую кровь, потом смягчить нежным поцелуем и… Нет, что-то Лео увлекся своими мыслями, голоден, видимо. Лицо этой молодой женщины, особенно прекрасной в одеянии монахини, хоть ее волосы и были скрыты от любопытных глаз, не уступало ее телу, которое Лео с удовольствием бы разглядел без одежды, ах, нет, простите, увековечил бы на портрете. Пухлые чувственные губы, будто созданные для… нет, нет, она же монахиня, значит, для чтения молитвы. Такие черты лица… Такие томные голубые глаза… Стоп! Томные? Хм… может быть, усталые? Или там, просветленные, к примеру? Не так уж и важно, главное, красиво чертовски. Ах, нет, простите – божественно.
- Спускайтесь, - повторила она. Интересно, сколько ей? Лет 25, едва ли больше. – Или Вы совсем не проголодались? Похлебка стынет…
- Мадемуазель… - от одного слова «похлебка» мужчину передернуло, он едва сдержался, чтобы не поморщиться, отложил молоток и еще раз внимательно посмотрел на нее. – Не сочтите за дерзость, но я предпочитаю иную пищу…
- Иную? – переспросила монахиня, почему-то улыбаясь. Лео усмехнулся и ловко спрыгнул вниз, взял свою рубашку и промокнул ею лицо. Жарко, черт побери, в этом Париже, в этом веке.
- Я, мадемуазель, имел ввиду… - кровь, кровь, кровь! И еще, быть может, что-то… - …духовную пищу, - произнес он, с интересом глядя ей в глаза, закинул рубашку на плечо и зашагал следом, когда она повернулась, чтобы продолжить путь туда, где уже давно трапезничали остальные. Молодая женщина шла по земле, и каждый шаг как грация всего мира, всех миров, она молитвенно держала руки на уровне груди, и Лео невольно любовался каждым движением монахини, будто она не человек вовсе, а… ангел? Эта ассоциация показалась ему уместной, и мужчина уже подумывал раздобыть где-нибудь холст, краски или хотя бы лист бумаги и угольки, ему, в общем-то, было все равно, чем рисовать и на чем, но монахиня лукаво – нет, нет, монахини не улыбаются лукаво, ему, наверное, показалось – улыбнулась ему, замедлив шаг, и протянула обтянутую кожей книгу с золотым распятием на обложке.
- Вот Ваш обед, в таком случае, сударь, - сказала она своим чертовски – нет, ну почему именно это слово приходит на ум? – приятным нежным голосом. Лео рассмеялся про себя и открыл Библию на заложенном месте. «Кто посмотрит на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействовал с ней в сердце своем».

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Мой Розовый Фашистик - Под прицелом
Пролог.

Раз, два, три…
Отсчитать до трех, и позволить себе открыть глаза, жадно вглядываясь в зыбкий сумрак комнаты. Жадно вдыхать воздух, чтобы осознать, что это уже стальные объятия реальности, а не сладостные и дурманящие сна. Впрочем, сон, от которого она сейчас очнулась совсем не напоминал обычные и размытые картины волшебного бреда расслабленного сознания, он был слишком похож на реальность…
…Ей снился город, горящий, полыхающий в море огня, город, разрушенный и умирающий, корчащийся в своей последней агонии. Пурпурные небеса, проглядывающие сквозь тяжелые грозовые тучи, в которых зарождались вихри и смертоносные торнадо, в которых зарождался тяжелый как ртуть дождь, как миллионы сверкающих пуль ударявший по полыхающим руинам. Еще вчера бывшими олицетворением благополучия и долголетия, сейчас в них не осталось и тени ушедшего дня. Впрочем, тени как раз остались – тени, которые когда-то были людьми, ослепленные болью и ужасом они метались между полуразрушенных домов, падая на засыпанную камнями землю, исторгая из обожженной груди душераздирающий крик отчаяния.
… Она прижимала пальцы к ушам, чтобы защитить барабанные перепонки от этих страшных и пугающих звуков, от гула падающих самолетов, от оглушающего треска поднимающегося прямо к небу пламени… Но звуки становились прозрачными как воздух, и все равно проникали в ее голову…
Она тряхнула светлыми волосами, села на кровати, заторможенным взглядом блуждая по всем предметам в комнате. Ей по-прежнему казалось, что сон продолжается, что сейчас она встанет, отодвинет тяжелые занавески, и…
….На мгновение тяжелые черные тучи расступились, словно давая ей возможность увидеть за секунду до конца самое прекрасное и в тоже время страшное, что она видела в своей жизни… В пурпурных, пылающих отблесками огня на земле, небесах, выстроившись в ряд, словно соблюдая все законы геометрии, сверкало множество ослепительных солнц. И она не могла даже вспомнить теперь, какое из них еще вчера было другом теперь погибающей планеты, под чьими теплыми лучами когда-то так радостно росли трава и деревья, теперь охваченные пламенем смертоносного жара.
Раз, два, три…
Она заставила себя встать, слегка пошатываясь, босиком дошла до тяжелых занавесок, скрывавших окно. Она поймала себя на каком-то странном, почти неосознанном страхе, увидеть за ним…
Конец.
… Ветер вздымал огромные волны, поднимавшиеся выше шпилей новостроек, и из-за огня волны, казались темно-бордовыми, словно кровь. Впрочем, может быть это и была кровь, умирающей земли, оскверненные недра которой больше не могли сдерживаться под тонкой корочкой обожженной почвы, и теперь спешили вырваться на свободу, к солнцу, которое из друга превратилось в злейшего врага…
Здесь – конец всех меридиан, здесь – стрелки компаса сходятся в одной точке, не в силах больше различать магнитных полюсов, здесь – конец истории, всех календарей и всех цивилизаций…
Здесь – конец.
Вот он – долгожданный Армагеддон, предсказанный столькими людьми в разные годы, разделенные пеплом прошедших столетий и сменившихся эпох… Вот он – тот Апокалипсис, о котором говорили все мировые религии, перекрикивая друг друга в предостережениях и страшных пророчествах…
… Она постояла некоторое время около занавесок, потом решительно раздвинула их в стороны резким и каким-то грубым движением. Вместо чудовищных картин хаоса и разрушения перед ней, за тонкими стеклами лежал спящий город. Он был охвачен огнем, только… Огонь света окон домов, неоновых вывесок, фонарей на спящих улицах… Небеса – темно-фиолетовые, у горизонта казались красными, пурпурными. Ей стало не по себе, она поспешно задернула занавески, поймала себя на мысли, что то, что она увидела сегодня во сне, гораздо больше, чем просто игры разума…
… Разум теперь бессилен, он – обожжен и растоптан отчаянием и страхом. Тонкая черта, отделявшая человека от животного стерта и развеяна по ветру, словно пепел кремации. Ветру, со свистом поднимающему в воздух облака пыли, рваной бумаги, мусора, всего, что было ненужными и смешными напоминаниями о погибнувшей жизни… Все, что еще вчера было важным теперь только грязные кровавые комочки, втоптанные в разбитый асфальт. Все, что еще вчера было смыслом, теперь обесценилось и померкло. Померкла и красота, едва ли способная теперь спасти этот мир… Едва ли вообще кто-то способен теперь спасти его… Реанимация не поможет уже начавшему гнить трупу, и глупо тратить силы на бессмысленную надежду и бесполезные смешные попытки…
Она, словно очнувшись ото сна, быстро подошла к столу, и взяв остро заточенный карандаш поспешно принялась записывать что-то на листе бумаги. Несколько чисел, несколько букв, вместе образовывающие дату…
Дату конца.

Gris_Souris (Сообщество_авторов) все записи автора - Соня! Соня, подожди! – окликнули меня.
Я оторвалась от книги и оглянулась. Меня догоняла Бетти. Интересно, я выгляжу так же ужасно в форме? Жакет, блузка, юбка плиссе. Все из скучной серой ткани.
- Соня! – Бетт остановилась и, опираясь на мое плечо, отдышалась. – За тобой не угнаться! Идешь по коридору, в книгу уткнулась, никого и ничего не замечаешь. И как ты умудряешься не врезаться в стены? Может, если хоть раз врежешься, перестанешь на ходу читать.
- Бетти, я тебя умоляю! – рассмеялась я. – Мы в Академии уже девять лет, я тут все повороты, ступени и пороги наизусть выучила.
- Ладно, неважно! – подруга тряхнула рыжими локонами. – Я вот что хотела тебе сказать, - Бетт понизила голос и воровато огляделась по сторонам. – Нет, пошли в мою комнату, не хочу, чтоб нас подслушали.
Она схватила меня за руку и потащила в жилое крыло, причем так дернула, что я чуть книгу не выронила.
Занятия кончились, впереди выходные и большинство учениц разъехалось по домам. И я собиралась. Осталось только дождаться такси и упаковать кое-какие вещи. И я как раз шла этим заняться, но Бетт…
Она втолкнула меня в свою комнату, которую делила с тихой и незаметной Карен Мастерс и глупенькой Энни Стоун. Обе уехали домой еще утром. Я присела на кровать, закинув ногу на ногу. Бетти села рядом.
- Соня! – в который раз воскликнула Бетт. – Помнишь Сару Торн?
- Высокая, красивая, гулящая блондинка? – я подняла бровь. – Нет, кто это?
- Перестань, - отмахнулась подруга. – Так вот. Я случайно услышала её разговор с Салли Вэйн. Они о тебе говорили.
- Да? – я подалась вперед. – И что же они говорили?
Не поймите меня неправильно, хоть все и считают Сару Торн… ну, не совсем тем, что можно назвать благородной девицей (не знаю, осталась ли в Академии хоть одна воспитанница, не знающая о визите некого юноши в спальню Сары в прошлом году. Говорят, что его поймали, когда он через кухню пытался покинуть Академию незаметно, и тут же сообщили её родителям, и этому бедолаге придется на ней жениться после того, как Сара выпустится из Академии), но её мнение учитывается всеми нами. И это мягко сказано! Она что-то вроде директора, только среди учениц. Попасть в её окружение почти невозможно, разве что она сама тебя пригласит. А учитывая, какая она стерва это невозможно. Об этом мечтают все девушки, начиная с первого курса, потому как если ты дружишь с Сарой – у тебя привилегии. Во всем, что касается очередей, оценок, да и просто в иерархии Академии Сара и Ко всегда на первом месте. И поэтому, как бы противна она мне не была, мне очень нужно было знать её мнение.
- Салли сказала, что ты, кажется, одна из тех, кто остается на выходные, и что тебя можно было бы взять с собой в одно местечко. – Зашептала Бетти. Почему она шептала, непонятно, ведь мы итак одни в комнате, кто мог нас услышать? Но я не перебивала и даже наклонилась ближе. - Что-то вроде казино, кажется. А Сара скривилась и говорит, что мол, Соня сначала побежит у мамочки разрешения спрашивать. Девчонке скоро двадцать стукнет, а самое опасное из всего, что она делала, это кража булочки из столовой четыре года назад. Тогда Салли говорит, что это была не ты, а Джессика Уайльд. А Сара хихикнула, типа, вот видишь, она даже этого не делала. И еще она назвала тебя девочкой-манекеном. Или шаблоном?.. не помню! – Бетт закатила глаза. – А потом они засмеялись и вышли. Ах да! Они в туалете разговаривали. Вот! – подруга выдохнула и тяжело задышала, будто она бежала, а не говорила.
- Манекен? – ошеломленно повторила я. – Я манекен? Я правильная? К мамочке? Да я маму уже месяц не видела! – Я вскочила и забегала по комнате. – Все. Я остаюсь. Я остаюсь здесь на выходные! И… Они собирались в казино идти? Где сейчас Сара?
- Н-не знаю… - удивленно протянула Бетти.
Да, такой она меня видела всего раз. Когда меня несправедливо наказали, на четвертом курсе. Я так гордилась, что за все время моего пребывания здесь у меня нет ни одного наказания и ни одной плохой отметки! Черт! У меня нет ни одной плохой отметки и наказания! Я идеальная!
Я напугала Бетт, взвыв от отчаяния. Не обращая на неё внимания, я вылетела из спальни и направилась в комнату отдыха. Как я и ожидала, Сара уже успела сменить серую форму на элегантное платье бежевого цвета и теперь ожидала свою свиту, нетерпеливо цокая каблучками модных туфель.
- Сара, - начала я робко. Вся моя решимость вдруг куда-то пропала. – Привет.
- Санни – улыбнулась она.
- Соня, - машинально поправила я. Только Сара могла делать вид, что не знает кого-то в Академии. На деле же, она знает все и про всех. – Вы куда-то собрались пойти погулять?
- В театр, - она изящно повела плечиком.
- Да? – я разочарованно вздохнула. – А мне казалось в казино…
- Тсс! – Сара зажала мне рот рукой и огляделась. – С ума сошла?! Ты чего орешь? Это же запретная зона, дурочка!
- Прости, я не забыла, - я невольно понизила голос. – Так в казино, да? А можно мне с вами?
- Ну, - она напустила на себя важный вид. – Во-первых, это не казино, это подпольный клуб. И нас туда проведет мой жених, Ричард. А в-третьих,… ты уверена? Думаешь, мамочка бы отпустила тебя?
Я чуть не зашипела от злости. Но взяла себя в руки и ответила как можно спокойнее.
- Я давно вышла из того возраста, чтоб советоваться с родителями, что мне делать. Я хочу пойти.
- Ну-ну, - хмыкнула Сара, поправляя модную стрижку, - тогда иди и переоденься.
- Э-э-э… - замялась я.
- О, Господи, ладно, иди в этой дурацкой форме, только жакет снимешь, когда придем.
Я кивнула. Вскоре подошли еще Салли и Лейла. Обе одеты по последней моде.
- А больше никто не пойдет? – удивилась я.
Девушки переглянулись, затем снисходительно посмотрели на меня.
- Это же только для посвященных, глупенькая. Считай, что тебе повезло.
И я действительно подумала, что мне повезло. Даже когда мы вошли в прокуренное помещение со строгого вида барменом и полуголыми официантками, я считала, что мне повезло. Когда этот самый Ричард, жених Сары, незаметно положил визитку в карман моего жакета и ущипнул меня, я считала, что мне повезло. И даже когда мы сели за карточный стол и мне дали в руки карты и бокал коньяка, и потребовали делать ставки, а я даже не знала, во что мы играем, я думала, что мне повезло. И когда я встретилась с настороженным взглядом темно-синих глаз парня напротив, мне казалось, я везучая.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Мне сказали слово

1

- Черт побери…

За грязным окном, наполовину прикрытом тяжелой занавеской, опускалось за горизонт, садилось за мрачноватые дома этого чертового района, когда  я обнаружила, что деньги закончились. Ну не то, что бы не было ни цента, на одну ставку хватит. Хотя одной ставки как раз и достаточно. Чтобы получить деньги на новую. Круговорот. Закон жизни. В общем, добро пожаловать в этот безумный, безумный, напрочь сошедший с ума чертов мир. Я успела уяснить за 19 лет, что здесь и почем. За все надо платить. И цена порой куда выше, чем то, что хочешь получить. Впрочем, к чему эта банальная дешевая философия? Лучше подготовиться к вечеру, он обещает быть интересным. И потом… В этом городе самое интересное всегда начинается с заходом солнца.

Так… Что мне понадобится сегодня? Деньги, разумеется, моя заветная ставка, черт подери. Что еще?.. Я обошла эту маленькую коморку, что гордо звалась комнатой, которую я снимала у одной скверной старухи, и окинула ее взглядом. Кровать, узкая, чертовски неудобная, хорошо, что я редко сплю, честное слово. Ха, дурацкая привычка детства – «честное слово» - наивно и едва ли актуально. Впрочем, я не так плоха. Комод, в который умещался весь мой странный, отнюдь не женственный гардероб. Зеркало в полный рост. И пустые бутылки из-под коньяка, разбросанные по полу. Отлично, а я еще удивляюсь, что закончились деньги! Мда…

Я опустилась на пол и вгляделась  через стекло в каждую из них. Неужели ни капли? Я была вчера такой жадной, что сегодня мне совсем нечего пить! Ну и черт с ним, с коньяком. Кому он нужен, когда есть деньги на ставку и заряженный револьвер? О да, кстати, револьвер! Вот она, вещь первой необходимости, если собираешься в подпольный клуб. Да здравствуют подпольные клубы, надежда и шанс юных особ. И не очень юных. Да, это город больших возможностей. Можно выиграть, можно проиграть, можно пропить деньги, а можно… кхм, прокурить, к примеру. Кстати, да, сигареты и спички. Куда я без них? Что-то еще?

Я тряхнула короткими темными волосами, чертова влажность делает их волнистыми. Или не влажность? Но должна же я на кого-то свалить то, что меня не устраивает! Я поднялась с пола, пистолет в карман пиджака, одернула ворот рубашки – сколько там пуговиц? А сколько застегнутых? - и сунув деньги – последние, однако - в другой карман к сигаретам и спичкам направилась к двери. Ну что за унылая такая дверь? Что за обшарпанная краска? Мда…

Черт побери! А как же перчатки? Отлично, коньяк привел меня к склерозу. В 19 лет, смешно. Впрочем, кто знает, до скольки я доживу? Нет, нет, неважно сколько, важно как! А я не скучаю.

Одела любимые, а потому потертые и все-таки мягкие кожаные перчатки без пальцев, и вышла наконец из этой дыры. По лестнице вниз, не торопясь, важно так, будто приехала не из той унылой деревни, а из Букингемского – или как там его – дворца. Улица встретила меня прохладным ветром, он растрепал волосы, теребил легкую ткань белой рубашки, развевал полы не застегнутого пиджака. Люблю осень. Октябрь особенно. Желтый листопад, танцы. Да, пожалуй, танцы. Танго желтых листьев в воздухе. И закат сменяется легким сумраком. Романтика, черт ее дери.

Насвистывая себе под нос нелепый мотивчик из тех, что западают в голову, стоит только услышать, я взяла сигарету, покрутила ее пальцами, чтобы и они пропитались этим дурманящим запахом табака, и закурила, чиркнув спичкой. Горький дым. Или все-таки сладковатый, никогда не могла понять, да и едва ли смогу когда-то.

А вот и он, детка, твой чертов любимый клуб. Свернуть за газетным киоском, спуститься в полуподвальчик, в который и в голову никому не придет заявиться, тихий, неприметный, и вуаля. Дымный алкогольный рай. Посередине мое любимое место – карточный стол с зеленым сукном, над ним лампа, она раскачивается из стороны в сторону, форсируя напряжение, играя на нервах. Бармен за стойкой, позади него заветные бутылки, блестит стекло, бокалы, красота, а под стойкой сюрприз для непрошенных гостей, ну не сейчас убеждаться в этом, нет. У меня другие дела. У меня дела рядом с этими вот мужчинами, зажавшими дорогие сигары в зубах, рядом с которыми красивые женщины-куклы приносят удачу и не только ее. Осталось только занять свое место.

О да, Вивьен, тебя ждет веселенький вечер!

Gris_Souris (Сообщество_авторов) все записи автора Какая глупая принцесса! И звездочет не лучше. Нет, чтоб взять и сказать принцессе! Нет! Ему нужно было убить себя, оживить и играть в благородство! Но… Вообще-то, это мало что изменило бы. Принцессы должны жить долго и счастливо с прекрасными принцами, а звездочеты… а что делают звездочеты? А звездочеты должны считать звезды, думать о звездах, предсказывать судьбу по звездам. Вся их жизнь связана со звездами. Холодными, бездушными, далекими и невыносимо прекрасными. А когда звездочет находит время и опускает взгляд на землю, он обнаруживает, что влюблен в принцессу намного младше его, и что прекрасные принцы лезут без спросу, куда не надо. И звездочеты забывают, что когда-то тоже были прекрасными принцами, и сейчас ими являются, просто надо снять расшитую звездами мантию и отложить подзорную трубу. Ну и еще быть посмелее с принцессами. Особенно с исполняющими желания.
- Глупые звездочеты, - пробормотала я, и, свернувшись калачиком, стала думать о звездах.
…Я сидела на залитой серебристым лунным светом поляне, пождав ноги под себя и поглаживая мягкую траву. Деревья вокруг почти не шевелились, тишина. Хотя, не совсем тишина. Сова ухала где-то совсем рядом. Я посмотрела вверх. Красотища! В жизни не видела звезд так близко! Все разных оттенков серебристого льда. Красивые. Холодные, впрочем, я повторяюсь. Интересно, а метеоритный дождь..? Самая яркая звезда вдруг сорвалась с неба и понеслась куда-то прочь от меня. За ней другая, голубая и маленькая, но уже ко мне и спустя секунду разбилась на миллионы серебряных искр у моих ног. Я протянула к ним руку. От звезды осталась только серебристая пыль, от которой веяло холодом. Недобрым, сковывающим холодом. Мои руки стали неметь, и я поспешно отпрыгнула подальше, но уже было поздно. Серебро ползло по коже, впитываясь в нее и заставляя замереть кровь в сосудах. Полная остановка. Я расстегнула серую больничную пижаму (я же её выбросила!) и увидела, что живот уже покрыт серебром. Попробовала сделать шаг, но ноги не слушались. Серебристая пыль поднялась с земли неясным облаком и, перестроившись в тоненькую струйку, понеслась ко мне. Все что я смогла сделать – покачнуться и упасть. Хорошо хоть не лицом в землю. Струйка пролетела чуть дальше, затем вернулась. Я закричала. Захрипела на самом деле, потому что серебро уже добралось до горла. Сейчас оно доберется до сердца и все. ВСЕ. Какой ужасный смысл в этом коротком слове!
Ветер! Мне нужен ветер! Он разгонит пыль! Я зажмурилась, собирая образ в голове, но ничего не произошло. Никакого ветра. Тишина, не считая уханья той же совы и тихого, едва слышного жужжания нити серебристой пыли. Что? Что, я уже даже не могу легкое дуновение ветра пожелать? Я внезапно успокоилась. Ну конечно. Как же я раньше не догадалась? Это же сон. Разве такое бывает в жизни? Нет. Это сон. И ты, Верея, сейчас проснешься.
Я открыла глаза. Серебристая нить изогнулась, насмешливо, как мне показалось, и неспешно превращаясь в облако, приблизилась ко мне. Облако постепенно принимало очертание лица. Знакомого мне лица. У серебряной маски было лицо Вальтера. Злорадно ухмыляющегося Вальтера. Я открыла рот, для удивленного вздоха, когда маска рассыпалась, тут же собралась снова в нить и влетела внутрь меня, завершая начатое.
Виски пронзила резкая ледяная боль, будто в голову с двух сторон воткнули по острому куску льда. Во сне не бывает так больно, но если это не сон… Я умираю…
Я пыталась кричать, но из-за боли и чертового серебра внутри меня, я не смогла издать даже хрип. Нет, нет, нет, НЕТ! Лед все глубже вонзался в голову, причиняя невыносимую боль. Я как-то отстраненно подумала, что ледяные кинжалы слишком глубоко, что мозг почти уничтожен, так почему я все еще жива? И еще подумала, что на поляне все так же тихо, а хруст дробящегося черепа слышу только я. Потому что это мой череп. Эта мысль почему-то показалась мне смешной, и я засмеялась. Молча. Что это бежит по моим щекам, слезы или кровь? Перед моими глазами снова возникла серебристая маска из пыли. Вальтер произнес что-то похожее на мое имя, и еще кажется «проснись». Вот глупая звездная пыль! Сама меня убивает, и велит проснуться. Я хихикнула. Глупые звездочеты, глупые принцессы, глупые звезды.
Боль постепенно проходила, а может я просто переставала её ощущать. Я уже даже не пыталась сопротивляться, просто лежала на траве, на поляне и смотрела на звезды. Вдруг вспомнилось, как лет в десять с девчонками рассказывали друг дружке сны. И я тогда еще сказала, что если человек умирает во сне, то он умирает и на самом деле. Я ляпнула просто так, а позже узнала, что это правда. Я умираю во сне.
Тишину пронзил ужасный, нечеловеческий вопль. О, кто-то еще возжелал падающих звезд. Ну, этот кто-то, по крайней мере, кричать может.
Звездное небо стало таять и превратилось в потолок в гостиной Вальтера, а сам Вальтер появился ниоткуда со стаканом воды, который тут же опрокинул мне на лицо. Я обнаружила, что могу двигаться. И еще поняла, что это я кричу. Тут же замолчала и обхватила раскалывающуюся голову руками.
- Верея, - властно позвал Вальтер, - Проснись и говори со мной. Слышишь? Проснись!
- Говорю, - прошептала я. – Я говорю, говорю, только не делайте мне больно, ладно? Только не снова.
А потом и Вальтера и комнату поглотила тьма.
И когда я открыла глаза, все ещё было темно. Недолго я находилась без сознания. Я лежала на кровати в комнате Коралловича, а сам он сидел в кресле напротив. Задремал, кажется. Потом я поняла, что в комнате темно, потому что задернуты тяжелые шторы, и что уже утро, или даже день. Я тихонько встала, хотела в окно посмотреть. Вальтер тут же открыл глаза и вскочил.
- Ты куда? – Нахмурился Вальтер. – Тебе лежать надо.
- Хорошо, хорошо, - я послушно забралась в постель. – Вальтер Карлович, а что со мной было?
Ха! Солнышко! Что тут с тобой было!
Медведь нагло ухмылялся. Он сидел на прикроватной тумбочке, заслоняя собой часы.
Я не тебя спрашиваю, плюшевый злодей!
Ты тут такое творила! А если бы твой Женечка все это видел?! Ох, он был бы рад такой подруге, я уверен.
- Тебе приснился кошмар, - Вальтер прятал глаза, ему что, неловко?
Да брось, подруга, просто ему смотреть на тебя противно. Псих, он и в Африке псих.
- Это не просто кошмар, - я потерла виски. – Мне было больно, и…
- Каким бы ужасным и реальным не был сон, это всего лишь сон, - он присел рядом. – Твой мозг выстраивал образы, основываясь на чувствах, в данном случае, на боли.
Я заправила прядь волос за ухо. Черт! Волосы испачканы чем-то липким… Я поднесла руку к глазам. Кровь?
- У меня из уха текла кровь? – я даже не удивилась, при такой боли, я бы и вытекающему через уши мозгу не удивилась бы.
- Из носу тоже, - буркнул Вальтер.
- У Вереи нос хорош, но у соседа лучше, - хихикнула я. – Мне нравится Ваш нос, Коралл Карлович! Давайте меняться!

Gris_Souris (Сообщество_авторов) все записи автора Маг невозмутимо пожал плечами. Раньше меняющие цвет глаза напарника его пугали, но теперь он привык.
- У тебя вечно какая-нибудь гадость к слову приходится, - огрызнулся Лео.
- Что? – Джонни сел на кровати и недоуменно уставился на вампира
- А что, не так? – Лео с размаху опустился на единственный в комнате стул. – Ты всегда что-нибудь ляпнешь.
- Ты по-японски говоришь! - хихикнул маг.
- Какого?.. – Лео уставился на свой перстень. – Японский? Сделай же что-нибудь, ты же у нас маг!
- Давай.
Вампир снял перстень и протянул его другу. Тот пошептал над ним и вернул.
- Попробуй.
- Ммм… Мы прибыли в Париж в поисках суккуба, - неторопливо произнес Лео.
- Хорошая фраза для пробы, - поддразнил Джон. – Японский. Видимо перстень разрядился.
- Такое возможно? – вампир недоверчиво сузил глаза.
- Вполне возможно, - кивнул маг, снова удобно устраиваясь на кровати. - Я накладывал это заклятие еще учеником, что было очень давно. Но ты же знаешь французский? Я отключу амулет, а ты своими знаниями пока обойдешься.
- Только без фокусов, Жан – Лео предупредительно погрозил напарнику пальцем и направился в свою комнату.
- Конечно, Леонар, - Джон скорчил гримасу в спину вампиру.
Маг сомневался, что напарник лег спать, поэтому выждав час, спустился в кухню. Темно, хоть глаз выколи, но Джонни не решился активировать «светлячка» - мало ли кто заметит, а им ведь надо соблюдать секретность.
- Ха! Так я и знал! – торжествующе воскликнул маг, заметив темные силуэты на фоне небольшого окошка.
Лео поднял голову, с трудом заставив себя оторваться от горла хозяйки гостиницы.
- Шли бы вы спать, месье, - зло прошипел он, поддерживая женщину, находившуюся в состоянии полуобморока, впрочем, на лице её играла счастливая улыбка.
- Как я могу? – притворно изумился Джонни. – Как я могу идти спать, когда мой слуга доводит барышень до обморока?! Непорядок, Леонар. Вы будете наказаны завтра же. Я урежу вам плату и отправлю на строительство церкви.
- Что ты несе… - начал Лео, но осекся, заметив выразительный взгляд напарника. – Что Вы такое говорите, месье?
- Да, непременно так и сделаю, - с важным видом кивнул маг. – Я видел плакат «Нужны добровольцы на богоугодное дело» внизу, перед входом. Я бы и сам стал добровольцем, но господам не положено строить церкви. Так что ты пойдешь добровольцем вместо меня.
- Да как ты… - задохнулся Лео.
Он аккуратно усадил хозяйку на стул и лизнул ранки на ее шее, которые тут же затянулись и стали почти незаметными. Беззвучно указав сначала на Джонни, затем в потолок, Лео стремительно прошагал мимо важно надувшегося мага, лицо которого ежесекундно искажала гримаса, так как он пытался не рассмеяться.
Вампир ворвался в комнату друга стремительным вихрем. Джонни – ввалился, согнувшись пополам от беззвучного смеха.
- Видел бы ты свое лицо, - выдавил маг, наконец, закрыв дверь. – Ну Вы и животное, друг мой! Вы же кормились не далее как пару часов назад!
- Четыре часа, - стиснув зубы, поправил Лео и тут же возмутился – Ты с ума сошел?! Я не буду строить церковь!
- О, да! – Философски заметил Джон, - Вампир, строящий Храм Господний. Как это… мило – не выдержал под конец и вновь рассмеялся. – К тому же, пообщаешься с монахами, порасспрашиваешь. Может, есть здесь дама, ведущая греховный образ жизни, или смерти странные случались? Монахи охотнее всего будут призывать тебя молиться во спасение души своей от греховных помыслов. И попросят не ходить к грешнице. Даже адрес могут дать, дабы обходил ты сей нечистый дом.
- А что будешь делать ты? – недоверчиво спросил вампир.
- А я отправлюсь на бал, – невозмутимо заявил маг. – Здесь же должны быть балы. А знаешь, что происходит в темных кабинетах и неосвещенных библиотеках в домах, в которых проходит бал? Правильно. Вот там-то я и поищу суккуба.
- Ты читаешь слишком много любовных романов, Жан – издевательским тоном проговорил Лео.
- Я не читаю! – Джонни залился краской. – Это было всего один раз! И я не дочитал!
- Ну конечно, - протянул напарник. – Хочешь пари?
- Хочу, - с вызовом ответил Джон.
- Суккуб – блондинка.
- Рыжая, - фыркнул маг. – На что спорим?
- Проигрываешь – в следующий раз ты мой слуга, а выиграешь – ты хозяин до самого конца поисков, - Лео пожал плечами.
- Идет, - напарники скрепили договор рукопожатием, после чего вампир отправился в свою комнату. На этот раз, он оставался там до самого утра.
- Вперед, мой верный Санчо Панса! – Джонни положил руку другу на плечо. Напарники стояли перед наполовину построенной церковью, где уже вовсю кипела работа. – Трудись во благо народа Франции! И не забудь о суккубе, - добавил он чуть тише.
- Да, месье, - вздохнул Лео и зашагал к монаху, что-то объясняющему одному из строителей.
- Я слышал, вам нужны добровольцы, - вежливо проговорил он на безупречном французском.
Джонни присвистнул. Ничего себе! Даже его амулет (не слабый, такой амулет, кстати) не дает такого идеального произношения, без всякого акцента.
Ну все, слуга занят делом, пора отправляться на поиски бала.