-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-

Было всякое:
и под окном стояние,
письма,
тряски нервное желе.
Вот когда и горевать не в состоянии —
это, Александр Сергеич, много тяжелей.


Айда, Маяковский!
Маячь на юг!
Сердце рифмами вымучь —
вот и любви пришел каюк,
дорогой Владим Владимыч.
Нет,
не старость этому имя!
Тушу вперед стремя,
я
с удовольствием справлюсь с двоими,
а разозлить — и с тремя.
Говорят —
я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!
Entre nous..
чтоб цензор не нацыкал.
Передам вам — говорят — видали
даже двух
влюбленных членов ВЦИКа.

Вот —
пустили сплетню, тешат душу ею.
Александр Сергеич, да не слушайте ж вы их!
Может, я один действительно жалею,
что сегодня нету вас в живых.

Мне
при жизни
с вами сговориться б надо.
Скоро вот и я умру
и буду нем.
После смерти нам
стоять почти что рядом:
вы на Пе,
а я
на эМ.

Кто меж нами? с кем велите знаться?!
Чересчур страна моя поэтами нища.
Между нами — вот беда — позатесался Надсон.
Мы попросим, чтоб его куда-нибудь на Ща!
А Некрасов
Коля, сын покойного Алеши,—
он и в карты, он и в стих,
и так неплох на вид.
Знаете его? вот он мужик хороший.
Этот нам компания — пускай стоит.

Что ж о современниках?!
Не просчитались бы, за вас
полсотни отдав.
От зевоты скулы
разворачивает аж!
Дорогойченко,
Герасимов,
Кириллов,
Родов —
кар он
однаробразный пейзаж!

Ну Есенин.
мужиковствующих свора.
Смех!
Коровою в перчатках лаечных.
Раз послушаешь... но это ведь из хора!
Балалаечник!

Надо, чтоб поэт
и в жизни был мастак.
Мы крепки, как спирт в полтавском штофе.
Ну, а что вот Безыменский?!
Так... ничего... морковный кофе.
Правда,
есть у нас Асеев Колька.
Этот может. Хватка у него моя.
Но ведь надо
заработать сколько!
Маленькая, но семья.

Были б живы — стали бы
по Лефу соредактор.
Я бы и агитки вам доверить мог.
Раз бы показал: — вот так-то, мол,
и так-то...
Вы б смогли — у вас хороший слог.

Я дал бы вам
жиркость
и сукна,
в рекламу б
выдал
гумских дам.
(Я даже ямбом подсюсюкнул,
чтоб только быть приятней вам.)
Вам теперь
пришлось бы
бросить ямб картавый.
Нынче наши перья — штык
да зубья вил,—
битвы революций посерьезнее «Полтавы»,
и любовь пограндиознее онегинской любви.

Бойтесь пушкинистов.
Старомозгий Плюшкин,
перышко держа, полезет
с перержавленным.
— Тоже, мол, у лефов появился Пушкин.
Вот арап!
а состязается — с Державиным...—
Я люблю вас,
но живого,
а не мумию.
Навели хрестоматийный глянец.
Вы по-моему при жизни
— думаю —
тоже бушевали. Африканец!

Сукин сын Дантес!
Великосветский шкода.
Мы б его спросили:
— А ваши кто родители?
Чем вы занимались до 17-го года?—
Только этого Дантеса бы и видели.

Впрочем,
что ж болтанье!
Спиритизма вроде.
Так сказать, невольник чести... пулею сражен...
Их и по сегодня много ходит —
всяческих охотников
до наших жен.

Хорошо у нас
в Стране Советов.
Можно жить, работать можно дружно.
Только вот
поэтов, к сожаленью, нету —
впрочем, может, это и не нужно.

Ну, пора:
рассвет
лучища выкалил.
Как бы милиционер
разыскивать не стал.
На Тверском бульваре
очень к вам привыкли.
Ну, давайте, подсажу на пьедестал.
Мне бы
памятник при жизни
полагается по чину.
Заложил бы динамиту — ну-ка, дрызнь!
Ненавижу
всяческую мертвечину!
Обожаю
всяческую жизнь!


-=-


==================================

.