Иногда раздражающие вещи делают, тем не менее, нас сильнее. Не очень убедительно? Тогда слушайте...

Секрет силы

В далекой-далекой восточной стране жил Сенсей. Жил он себе по-восточному, обучал Страшно Эффективному Единоборству восточных молодых людей и ничему в этой жизни уже не удивлялся. Но однажды издалека пришел к нему ученик славянский и жестами попросил стать его учителем. Очень озадачен был Сенсей таким учеником и его просьбой, однако взялся за обучение. Месяц учит, два учит... А ученик крепость рук обнаруживает непревзойденную и уже ломает кирпичи и деревянные брусья не напрягаясь. Крепко задумался Сенсей, чему учить такого способного ученика, да ничего путного и не придумал. Тогда сказал он ученику: «Не могу я тебя ничему новому научить, ты и сам сильный боец. Но скажи мне, где ты приобрел такую твердость рук и точность удара?» Усмехнулся ученик и ответил: «Десять лет утром и вечером борол я коварные стеклянные двери подземных святилищ далекого города». Конечно, редко кто так московский метрополитен называет, но восточный антураж обязывал...

Термоядерный синтез, расщепление ядра... Чушь все это. На свете есть реакции и помощнее. И вы их знаете.

Выброс

Больше всего это походило на мощный бесшумный взрыв. Слепящий горячий свет возник без видимых для всех причин и рванул по паутинке астральных связей, наполняя всех и вся на своем пути безотчетной эйфорией, странным счастьем, беспричинным рвением сейчас же изменить мир к лучшему. Ломая панцири цинизма и растапливая лед одиночества, свет бежал оттуда, где ему было нестерпимо тесно. А после того, как ударная волна рассеялась, все задетые Выбросом люди непроизвольно качнулись в обратную сторону, к эпицентру. Туда, где встретились и полюбили друг друга два человека.

Очень длинная микрозарисовка. Длинная. Да. Очень. Как главная героиня.

Однодневка

Она рождается каждое утро. И умирает каждую ночь. За сутки она проходит суматошное детство, нервную юность, флегматичную зрелость и усталую склерозную старость. Все ненавидят и проклинают ее, а она вновь и вновь вырастает и старится, вырастает и ссыхается... Все уж как-то привыкли к ней. Как к природному явлению. К стихии. Сделать поправку на нее - обычное, уже рефлекторное действие. Рождение утром, вымирание ночью. Она живет всего день, но - каждый день. И завтра снова тысячи людей будут наблюдать ее рождение и угасание, проходя мимо. Она снова родится и снова умрет. Пробка на Щелковском шоссе.

Только смелым покоряются моря. И не только моря. И вообще - смелее!

Неизвестность

Неизвестность пугала до дрожи в коленках. Если бы он не сидел, ноги уже отказали бы ему. Он не знал, что перед ним. Состав, происхождение - никакой определенности, одни догадки, каждая страшнее предыдущей. Вот угораздило же! Впрочем, сам виноват. Нечего было выпендриваться. Надо было как все. Как всегда. Но дороги назад нет. Он дрожащей рукой поднял вилку и вонзил ее в нечто, что в столовском меню было обозначено как «Фриттата».

Иногда вот странно люди себя ведут. Очень странно...

Стена

Стар и млад, здоровый и хворый - все стояли плечом к плечу, в несколько рядов, с явным намерением нас не пускать. Стеклянные глаза. Лица с выражением парового пресса. В воздухе одно желание - смять, сломить, впихнуть пришлых незнакомцев обратно. Стена лиц. Стена тел. Разве не очевидно, что если мы пройдем, им же будет лучше?! Счет шел на секунды. Я набрал воздуха в легкие и гаркнул:
- Разойдись!
И упрямо двинулся вперед, ведя людей за собой, раздвигая стену зомбированных тел, прочь, вон из этого душного вагона метро...

Очередное. Лирическое, леденящее.

Жертва

Я провел озябшими пальцами по ее гладкому изогнутому боку. Еще теплая. Несколько секунд я грелся этим призрачным теплом, а потом... Потом я убрал руку. Короткое движение - и она запылала. Она сгорит, освещая все вокруг. Маленькая жертва во имя меня. Во имя моего удобства. Прищурив привыкшие к полумраку глаза, я стал разуваться. Жертва безмолвно горела, и на это было больно смотреть. Да и небезопасно это - смотреть на горящую стоваттную лампочку в коридоре...

Невесело как-то на улице. Хочется слегка подправить картинку за окном.

Остров

Остров был практически необитаем. Ну не считать же его обитаемым, если единственный обитатель на нем - обросшее человекоподобное существо? Существо было несказанно радо необитаемости своего клочка суши. Ведь пусть этот клочок был площадью всего в тридцать пять квадратных метров на высоте седьмого этажа посреди равнодушного мегаполиса, это был самый настоящий необитаемый остров с широким подоконником и размеренно меряющим каплями вечность текущим кухонным краном...

Увидел на днях одну картину... Точнее, это мы с вами видим нередко, но обычно нет времени вглядываться. Ну я вгляделся и...

Последний

Вокруг него стояли молодые, сильные, высокие... И смотрели. Смотрели своими одинаковыми укоризненными лицами на него, последнего. Конечно, среди них ему не было места. Сам он был невысокого роста и чувствовал себя неуютно среди этих молодчиков. Он немного съежился, будто бы извиняясь, что ему приходится находиться рядом. «Акселерация» - мелькала иногда у него мысль. А они смотрели. Просто смотрели и ждали. День за днем три высотки равнодушными пластиковыми окнами глядели на покосившийся от старости деревянный старенький двухэтажный дом. На последний старый дом на улице. И ждали, когда его не станет.

Очередное озорство по мотивам реальных событий.

Линька

Стало заметно теплей, и она потянулась всем своим (достаточно длинным, надо заметить) телом. От этого неспешного, неотвратимо мощного рефлекторного движения старая кожа пошла трещинами и местами стала отваливаться кусками. Шоссе сбрасывало старую асфальтовую шкуру и ждало, когда вырастет новая...

Очередная микрозарисовочная запись.

Работа

Работу свою я люблю. В ней ничего сложного, но должен же кто-то это делать? Нет, вместо меня могли поставить кого-то другого, не такого подвижного, а старомодного и основательного. Это такие, знаете, на которых где залезешь, там и слезешь. Консерваторы, одно слово. Лишнего движения от них не дождешься, все приходится практически самим делать, с их молчаливого согласия. А я вот... Привыкли уже ко мне. К моему темпу работы. Настолько привыкли, что замечают только мое бездействие. И страшно ворчат, если вдруг я не работаю. Хотя от моего желания расписание работы мало зависит. Подали напряжение - двигаюсь, отключили - стою. Что вообще может зависеть от желаний простого эскалатора метро?..