Вот кирпичи. Это красные прямоугольные кубики. Шероховатые на ощупь. Иногда с дырочками. Известно, что они делаются из глины. А еще там всегда живут пауки и сороконожки. И мокрицы. Пауки почему-то всегда черные. Черные пауки любят красные кирпичи. И они холодные. Не на ощупь, а на вид. От них мурашки по коже. И после этого не хочется брать кирпичи. Потому что боишься что паук заползет тебе на руку. И не в том дело, что ты думаешь, что он может тебя укусить. А просто это так холодно. Надо было заставлять себя носить кирпичи с пауками внутри. Потому что все говорили, что это не страшно. И с каждым кирпичом ты надеешься, что, пока ты его несешь, паук догадается не покидать своего места тусовки., а просто затаится, пока ты его не донесешь. И когда ты избавляешься от очередного кирпича, ты говоришь спасибо тому чуваку, внутри. И с трепетом поворачиваешь назад. К следующему. А потом, когда гора кирпичей заканичвается, ты идешь домой и тут тебя пробирает настоящий холод, сотканный из всех маленьких холодков тех маленьких паучков. И ты просто стоишь и дрожишь, как когда ты промерз на морозе, и холод накопился внутри, и ты не можешь от него избавиться в течение какого-то времени. И никому не скажешь, потому что нет слов. Это как ток, ты можешь только ждать, пока он пройдет сквозь тебя и уйдет в никуда. И больше не будет ничего. Ни холода, ни сил вспомнить. Но они там были.

вот так, бля, чтобы вернуться в дневник, поданобилось, чтобы любовь кончилась.

как же это красиво!! безумно. но как отобразить?!

единственное, что я умею делать в жизни - это понимать людей. что с этим делать?

В колонках играет - the adventures of shindig
Настроение сейчас - электрокиберзапредельное

музыка - как наркотик: первая доза самая сильная.

Я только что придумала новое блюдо, назвала его Моченый Джо. Не знаю, почему. Наверное, потому что упомянутый Джо выглядит так, как будто его замочили. Короче, нарезанные сосиски, огурцы и помидоры бросаешь на чистую сковороду, и они там жарятся. Потом я нашла остаток креветочного масла в холодильник и бросила его туда. Возникает впечатление, что у тебя там не сосиски, а рыба. Потом я нашла еще острые вьетнамский соус, и положила его туда. Вьетнамская рыба. А потом подумала, что там еще не хватает лучку. И нарезала его. Ну и вот это все утушилось и ужарилось и возник тот самый вид утомленного Джо. А почему Джо – не знаю. Первое, что пришло в голову. Стало быть, Джо первым захотел, чтобы его замочили и утомили. На вкус напоминает нечто среднее между рыбой по-гречески и тушеной рыбой в томате. Вот.

....

грустно.
хочется у всех просить прощения.
прошу.

Ты встаешь утром и не понимаешь, почему не можешь встать. Ты думаешь: сегодня один день из тех, когда ты приходишь в себя медленно. Ухмыляешься. Все равно очухаешься. Это ведь установленный факт. Потом ты думаешь: какое-то легкое недомогание. Но какова его природа? Непонятно. Пока ты один внутри своего жилища, ничего особенного не заметно. И только по часам – немногому из живых организмов в доме, ты понимаешь, что на одни и те же действия, которые ты делал вчера утром и делаешь каждое утро, ушло гораздо больше времени, и ты опаздываешь. Удивление. Ты выходишь на улицу и тут видишь, что все вокруг носятся с бешеной скоростью. Твое личное время замедлилось. В голову лезут философские мысли. Тело посылает странные желания: затереться в пещерку на окраине мира, тепло, тихо, и спать. Минимум сутки. В голове возникает вопрос. Ты прибываешь в институт, тебя мало интересуют цветные картинки. Не прошло и половины первой части занятий, ты ловишь себя на мысли «хочу домой» - небывалое явление. Тело хочет сбежать, но не может, потому что эти курсы важны для тебя. Возникает волшебный обеденный перерыв, но ты не хочешь есть при абсолютно пустом желудке. Что это?.. Ты хочешь какого-то неопределенного воздействия. Тащишься к автомату за кофе. Это было ошибкой. Состояние не проясняется, зато заметно высохло сердце. Ты находишь утешение в том, чтобы почти улечься в стуле. Минимум движений. Ты просто смотришь и слушаешь. Тебе все нравится, лишь бы не двигаться. Вопрос: что это? Ты начинаешь смутно припоминать недавние признаки чего-то похожего на нынешнее состояние. Ты как всегда не веришь. Не, не может быть, ведь если я устал, надо все прекратить, хотя бы на время, а это невозможно! Пусть лучше это будет погода, магнитные бури на солнце, происки гороскопа... Занятия окончились, цель – дом. Забыты все соблазны в лице книжных магазинов. В метро ты вдруг замечаешь, что тебя все напрягает: прикосновения, реплики, пейзаж.. то, что обычно воспринимается в нужных границах мудрого спокойствия. Ты готова наброситься на девушку, занявшую освободившееся место и выкинуть её в окно. Голос разума всё еще проявляет себя в словах «да пусть сидит». Ты видишь метро как потоки биомассы. Этакие черви под землей. Встряхиваешь голову. Тебе рисуются страшные сцены, например, что кто-то (женщина) обвиняет тебя, пытается сорвать с места, а ты – ни тени вины – кидаешься защищать себя с кровавой пеной у оскаленных зубов. Или напротив – полная апатия – пинайте меня, если хотите, не получите никакой реакции от трупа. Одно из двух. И тут ты думаешь: а может, ты устал? Хочется, чтобы тебя никто не трогал, не напрягал, не заставлял решать никакие вопросы, в том числе и отвечать. И ты будешь огрызаться. Но, заклинаю: не проверяй. Надеясь, что тебе повезет и достанется второй вариант моего поведения, можешь нарваться на первый и лишиться глаза или уха. Тело действует рефлекторно. Чисто животный инстинкт – сохранение последнего ресурса организма. Интересно, сколько сейчас людей в метро находятся примерно в таком же состоянии? Если большинство, то это грустно. Этакое необозримое поле печали. Но откуда усталость? Ведь ты каждый день делаешь одно и тоже, от чего вроде бы уставать не полагается. Ты выходишь из метро. Из памяти начинают сыпаться, как осенние листья, картинки, не связанные ничем. Дуб, ясень, яблоня, вишня… и тут: события, мысли, планы, сны. Все вперемешку. И все реальное. Ты не втягиваешься, но и не отстраняешься. Ты просто не можешь остановить поток образов. В голове что-то расслабилось, наверное. Шаги даются с трудом. Ты удивляешься, почему так много времени проходит между тем, как нога отрывается от земли и тем, когда она опускается на неё снова. Память подкидывает факт: но ведь ты ходила тут так быстро! И легко! Ты слышишь собственное отчаяние: но почему же сейчас не могу?! Дом ведь так близко. Но чем сильнее ты к нему стремишься, тем дольше ты к нему идешь. Быстрее идти нельзя, потому что можно упасть. Остается идти так, как можешь. Просто идти, в меру сил наблюдая за направлением. Ты чувствуешь в мозгу высокую ноту и желание рыдать в горло. Ты все еще не хочешь есть. А, понятно: организм не желает тратить лишние силы на переваривание. Логично. В голову приходит слово «логово». Очевидно, логово нужно для регенерации. Хочется бездумно смотреть фильмы. Просто пялиться в экран без одной мысли… Интересно, почему люди смотрят фильмы? Они что, все время устают? О! Ведь у тебя будет отпуск! Которым ты был так недоволен, а теперь… осталось только три дня. Целых три дня! Ты ужасаешься тому, что знаешь, усталость будет нарастать не в геометрической, а в экспоненциальной прогрессии. Так всегда –не дашь организму отдыха, и он просто тухнет, как свечка. Как же я буду что-либо делать? Господи, ты уже видишь свой дом. На тебя лает собака. Ты высказываешься нецензурно. Как интересно, что на пике усталости в организме вышибает все пробки, и он просто защищается. Кстати о пиках. Час пик – это когда в тебя со всех сторон впивается туча пик. Осталось добраться до лифта. Лифт движется так долго, что наверное можно было уже улететь в космос. Но ты все-таки попадаешь на свой этаж. Открываешь дверь и замечаешь, что воздуха не хватает. Почему? Непонятно. Все, чего ты хочешь – принять неподвижное положение. Что и делаешь. Тело плачет. Так что же это такое? И почему?

кто уходит в тень, вызывает большее любопытство, чем тот, кто выходит на свет. просто потому, что никому не понятно, зачем ему это нужно.
просто когда тихо ходишь, больше видишь.

Не отказывай себе в своем искусстве, в чем бы оно не состояло, пусть даже просто в глядении на жизнь.

Влюбленности все еще случаются.
Первый раз. Ко мне оборачивается лицо. В голове мгновенно устанавливается пустота. Улыбка с лица втекает в пустоту и заполняет её, не остановленная ничем. Щелк. Организм вспомнил о себе. Но глаза уже намертво приклеились к улыбке. Теперь глаза – сплошной вопрос. Улыбка говорит: добро пожаловать. Располагайся. Ты думаешь: не может быть, чтобы человек вот так вот тебе не сопротивлялся. Я – жертва вселенской мягкости и обворожительности. И я располагаюсь в буквальном смысле. То есть, человек имеет все мое расположение. Без оглядки. Рыбы в воде, птицы в небе. И все такое. Безусловность. Все неудачно зародившиеся вопросы сами с готовностью утопились в океане бессловесного спокойствия. Вот уж, поистине, когда не нужно говорить. Вдруг это становится понятно. И еще понятно, что день прошел. Уголок глаза фиксирует направление стоп. Ты пялишься на улыбку. У себя в голове. Ты еще не понял.
Все не так. Личное и бизнес. Страх. Мнения. Оставляешь за бортом. Но стараешься забыть. Уговори себя, что это не нужно. Кто нужнее? Да, ты прав. Хочу быть левшой.
Много дней.
Бизнес и личное. Удивленный огонек. Получится? Я использовала своих друзей. Огонек разросся. Потом был этот ужасный день, мутный и мрачный, который осветило только рисование на многострадальной левой руке. Сознание двоится. Мозг рушится. Звонки. Убить себя. Расстелить куском кожи по полу и молить на коленях. Что-то вроде этого. Невроз выродился в физическую тошноту. Мысленный разговор. Апатия. Ожидание завтра как рассвета.
День наступил, и жить было легко. Я отказалась от того, что не хочу. Я ждала звонка и хватала трубку, преисполненная чувства вины за то, что не минутой раньше. Я не понимаю, почему ты обо мне помнишь. Мчусь.
Я здесь. Телефон садится. Строчу сообщения и выучиваю наизусть номер. Ну что, разве люди не дадут мне один раз позвонить? Только один. Я на всех входах в метро.
Как это определить? Это должно было случиться. В один прекрасный момент голова должна была повернуться в нужном направлении. Поле зрения должно было заполниться. Но почему это всегда так неожиданно, даже если ждешь? Это было еще хуже, чем я думала. Она была еще лучше. До тебя уже дошло. Зачем так сразу? Глобальное разоружение. Ты напоминаешь себе потерявшегося ребенка. Похоже на возвращение домой. Роднее не бывает. Упасть на грудь и разрыдаться. Но стоп. Глазам больно. О, нет. Она вся в черном. Точеная шагает через трассу, уверенно взмахивая ручкой навстречу потоку. Мне захотелось заорать: вы потрясающе выглядите! Мне хотелось задать ей кучу вопросов, все равно каких, лишь бы поговорить. Я выдумала кучу предлогов для извинений. Потом мы стали искать транспорт и направление. Я предложила взять машину. Но она взяла её сама. Она бросает мусор в окно.
Она такая быстрая.
Я всегда стесняюсь разговаривать.
Лифт – это когда ты видишь только пол.
22 – это номер моего дома.
Как курить в чистом подъезде?
Она берет и закуривает.
Вот так.
Мы ждем. Она извлекает из сумочки бумажный лист и присаживается на ступенечку. Вот так. Никому не прощаю остроносые туфли. Но ей они идут. Черные.
Почему ты разговариваешь со мной так легко? Почему ты мне доверяешь?
Она поднимается и уходит встречать других. Указывает мне на листочек. Я усаживаюсь на след её задницы. Когда она вернется, я встану и предложу ей сесть. Естественно. Так же естественно она откажется.
Я встаю: садись. Выражение глаз растекается приятным холодком по коже. Все предсказуемо. Конечно, у неё есть еще один лист. Еще много листов. Но я все равно приучен уступать дамам место. Я задвигаю себя наверх.
Она садится, а у меня ощутимо расширяются зрачки. Потому что на ней красное белье. Идеальный красный треугольник в дуге черных брюк и майки. Красиво. Интересно, какой у неё лиф? Тоже красный? Было бы не дурно. Хм.. Но если брать, что и маникюр у неё красный, вполне может быть. Я сижу и обдумываю своенравность мира. Красный с черным не всегда, оказывается, означает вамп. Что ж, миру снова удалось меня удивить.
Ужасно хочется её сжать.
Но у её мужа день варенья.

В мире существует великое подражание. Кто слушает музыку, начинает играть или петь, кто читает, начинает писать.

Видишь ли, мама, в этих шатких книжках я нахожу себе опору.
Все находится друг в друге.
Жизнь надавала мне пощечин, не развив во мне ни мазохизма, ни садизма, как ни странно. Это были отрезвляющие пощечины. Но в конце концов я поймала прут, потому что надоедает, когда бьют, даже в лучших целях.
Самое больше потрясение – когда меняют веру. Мою веру меняли много раз. В результате все слилось в серую массу, из которой возникают всякие вещи, и туда же исчезают.

Любовь не требует доказательств. Она либо есть, либо её нет. А вера – личное право каждого.

Я поняла сегодня: в моем случае возраст измеряется чем-то другим. Пониманием каким-то, мудростью что-ли. У мудрости может быть разное лицо: детское, старческое. Она может быть одета во что угодно. Она может чем-то обладать или нет. Поэтому им непонятно. Они измеряют возраст другими вещами.

Это и есть настоящие детские страшные сны, когда ты не хочешь, чтобы оно происходило, и наблюдаешь, как оно начинает происходить. И ты испытываешь страх, потому что тебе больше нечего противопоставить происходящему. Выходит, люди испытывают страх, потому что им больше нечего противопоставить происходящему?

У людей совсем нету воображения. Человеку свойственно толковать все, чтобы себя успокоить. Каждый толкует, исходя из личного опыта. Больше из ничего.
-Почему криво написано?
-В поезде трясло.
Ненавижу толкования и оценки, потому что они всегда неверны. Люди исходят из того, что уже знают, но никто из них не знает, что внутри тебя. Они говорят: у тебя мелкий почерк, это значит то-то и то-то. Но это не значит ничего, кроме того что когда-то я училась конспектировать и сознательно уменьшила почерк. Они обижаются, когда я не останавливаюсь у них. Они не понимают, что я просто люблю самостоятельность. Они берутся толковать всё. А мне надоело повторять одни и те же объяснения.

Всё мне будет нравиться, потому что всё будет являться частью правды.
Волшебное слово для меня – всегда бы так.
Что ты делаешь все время? – Ты все время грустно смотришь прямо перед собой. Теперь уже и внутри. Почему – потому что я не такая. Не таких много. Все не такие. Да, я тоже.
Она хочет получить денег, чтобы подкормить свое рыхлое тельце. Интересно, в какой момент происходит переход от биологического организма к чистой мыслеформе? Биология вызывает отторжение, мысль – притяжение. Впрочем, бывает и наоборот.
Всю жизнь чего-то звучит просто. Но ведь если подумать, то чел каждый день, каждый час и минуту протяженно, капля по капле испытывал это. Во что растянулось его время?

Рассматривание узоров на полу – всю жизнь рассматриваешь узоры на полу, потому что правила приличия. Узоры на полу бывают разные. И еще потому что ждешь. И еще потому что взгляд цепкий. Внутренняя поверхность нижней и верхней челюсти.

Люди учат друг друга зависимости. Больше ничему. Потому что если не будет зависимости, развалится государство. Очевидно зависимость нужна, чтобы слабые могли выжить за счет сильных. Таким образом, мораль – полностью искусственное создание.

Люди похожи на свой город. Они тут родились. А я ничто, ни на что не похожа, потому что родилась в Туапсе и не могу сидеть на месте.

Жизнь, время – это какой-то огромный шар, который, начиная с момента рождения, все время надувается.

Люди берутся что-то утверждать, потому что однажды они видели что-то, что напомнило им то, что они утверждают, и оно им понравилось. Теперь они говорят, что им нравится все, что похоже на то, что им понравилось. Вот например, я говорю, серое на желтом – красивое сочетание. Что это? Всего лишь мое кольцо на моем пальце. Из пустоты непонятно, какое оно. Сразу возникает вопрос: почему палец желтый – он что, больной? Желтый цвет применительно к человеческому организму воспринимается отрицательно. Вместе с холодом металла. Но ведь никто не видел того странного освещения, при котором кожа приобрела теплое золотое свечение, а металл утонул в тенях, оставив свету лучшую серебристую (чистую) свою часть. Просто желтым называется большой спектр оттенков, а серым – множество состояний. Стоит увидеть еще одно удачное желто-серое сочетание. Укрепишься в своем мнении насчет желто-серого. А потом уже, не глядя, будешь утверждать, что любишь желтый и серый. Просто потому что помнишь.

Неоднозначность.

Я уже слышала это мнение раньше, как и все другие, но я думала, что просто людей поразил весь тот объем, о котором они не имели понятия по сравнению с теми крупицами, которые были в начале. Крупицы были единственными и поэтому казались огромными, а потом потонули в бездне других крупиц. Это было бы логично. Но оказалось все не так. («Все не так») Оказалось, люди просто теряются. Они обессиливают, утрачивают понимание и говорят, что ничего не знают.
В детстве все представляется логичным, и ты собираешься жить по законам логики. И вдруг ты сталкиваешься с чем-то нелогичным. В мозгу рождается вопрос. Логичная схема мира распадается. И тут ты не знаешь, что делать, потому что никто не знает. Все указатели показывают в другую сторону. Слишком много указателей. А нелогичного все больше. И вот ты уже вообще ничего не понимаешь и не знаешь, что делать, не знаешь того, что знал. И говоришь в результате, что ничего не знаешь.

Сначала интересы возникали, потом они менялись, а потом они стали исчезать. Но почему это происходит? («бери и читай»)
Послушай, я взялась постигать то, что всегда хотела постичь, когда у меня уже нет на это ресурса. Зачем мне ходишь по музеям, изображая благовоспитанного гражданина, стремящегося приобщиться к высокому? В голове все равно ничего не остается. Только раньше надо было время, чтобы оттуда все выпало, а теперь ты просто видишь, что там ничего не задерживается.
Кто сказал, что опыт – это тяжелый груз, который с годами становится все тяжелее? Это так наверное, если все время об этом думать. Но ты – это книжка, которая всегда с тобой. Можно заглянуть в неё, можно – нет. Даже не книжка, просто файл – вообще ничё не весит.

Я думаю: люди по малейшей зацепке пишут целые посты. А я часто ограничиваюсь одним словом. Сначала я думала, что так не пишут. Но потом я подумала: какого хрена? Зачем писать больше. Тогда я решила назвать свою книгу «книга коротких комментариев», делая это не потому что сказать больше нечего, а лишь для того, чтобы люди не ожидали философских дискуссий внутри. Хм. Сильно напоминает дзэн.
Я вижу, как младенец с громкими воплями осваивает деревянную лавку в полном одиночестве, без бабушек и мам. Ходит по ней вдоль и поперек, пытается перелезть через спинку. Нотки в голосе довольно угрожающие. Он высоко поднимает руки и никого вокруг не видит. Я думаю: человек осваивает пространство.
Музыка – это …
Это – когда ничего не можешь. )
Я думаю: вот пришло то время, когда все могут писать то, что приходит в голову, музыку, тексты, картины. Прям как в той песне. Я ждал это время, и вот это время пришло. Могу сказать, что я знала это время. Каким оно должно быть. Но я не знала, что оно придет. Теперь я знаю больше. Что оно еще разовьется. И это развитие будет тем, что мне снилось в детских снах. Это приятно, даже если я уже состарюсь и не смогу бегать по небесным мегаполисам ребенком, как в тех снах. Что ж, физический мир имеет свои ограничения. Зато они остаются. (люди) Тяжело было пережить не свое. Остальное – легко.
Вегетарианство – не дело национальных привычек. Это дело нового осознания. Оно появляется у разных людей во всем мире, и они начинают делать одно и то же.