Александр Александрович Блок

Всё, что минутно, всё, что бренно,
Похоронила ты в веках.
Ты, как младенец, спишь, Равенна,
У сонной вечности в руках.

Рабы сквозь римские ворота
Уже не ввозят мозаик.
И догорает позолота
В стенах прохладных базилик.

От медленных лобзаний влаги
Нежнее грубый свод гробниц,
Где зеленеют саркофаги
Святых монахов и цариц.

Безмолвны гробовые залы,
Тенист и хладен их порог,
Чтоб черный взор блаженной Галлы,
Проснувшись, камня не прожег.

Военной брани и обиды
Забыт и стерт кровавый след,
Чтобы воскресший глас Плакиды
Не пел страстей протекших лет.

Далёко отступило море,
И розы оцепили вал,
Чтоб спящий в гробе Теодорих
О буре жизни не мечтал.

А виноградные пустыни,
Дома и люди — всё гроба.
Лишь медь торжественной латыни
Поет на плитах, как труба.

Лишь в пристальном и тихом взоре
Равеннских девушек, порой,
Печаль о невозвратном море
Проходит робкой чередой.

Лишь по ночам, склонясь к долинам,
Ведя векам грядущим счет,
Тень Данта с профилем орлиным
О Новой Жизни мне поет.

Италия, Ровенна. Базилика Сан Витале

Мозаики базилики Сан Витале

Основная тема произведения 1909 г., открывающего сборник «Итальянских стихов», отображает восторженные впечатления поэта-путешественника. Автор, очарованный видами города-мавзолея, признавался в письме, что этот пункт поездки оставил наиболее глубокий след, стал для него «всех дороже».

В стихотворном тексте встречаются упоминания об известных личностях, с жизнями которых связана история древней Равенны. Память о могущественных правителях прошлого нашла отражение в великолепном архитектурном ансамбле, относящемся к раннехристианской эпохе. Лирическое повествование о Равенне немыслимо без дантовской темы: этот город дал приют великому флорентийцу. Разнообразные воплощения мотива культурно-исторической памяти моделируют особую атмосферу, так полюбившуюся Блоку.

Основной элемент структуры олицетворенного образа Равенны продемонстрирован в начальной строфе. Город сравнивается с младенцем, безмятежно дремлющим на руках у матери-«сонной вечности». Спокойствие, тишина, оцепенение — такова общая семантика лексических средств, организующих живописные зарисовки. Картина настоящего противопоставлена бурному прошлому, чей «кровавый след» исчез и забылся.

Изображая убранство мавзолеев, поражающих туристов богатой мозаикой, субъект речи обращается к образам их давно умерших владельцев. По мысли героя, императоры спят. Прохлада, молчание, забвение — все приметы художественного пространства подчинены цели соблюсти вечное спокойствие царственных особ. Мотиву сна покоряется даже природа: море отступает от берега, чтобы не тревожить покоящихся шумом ветра и волн.

Упомянув выдающиеся архитектурные достопримечательности, лирический герой подводит итог увиденному. В эпизоде вырастает грандиозная метафора города-гроба, вмещающая в себя не только древние постройки, но современные реалии: жителей и элементы сельского ландшафта. Безмолвие нарушают лишь торжественные интонации, сопровождающие чтение латинских надписей. Они уподобляются звучанию медной трубы.

В двух последних катренах чуткий лирический герой улавливает некое подобие движения в статичном художественном пространстве. Оно возникает в образе робкой и печальной мечты о недостижимом, которая читается в глазах местных девушек. Еще одно проявление динамического начала связано с тенью Данте, являющейся герою-поэту по ночам.

Текст: pishi-stihi.ru