Автор видео - Е.Л. Огибенин, ныне живущий в Чикаго, был известным российским кинодокументалистом и фотографом, о Н.Д. Грицюке не раз слышал восторженные отзывы от своего отца, новосибирского художника Леонида Огибенина, ученика Казимира Малевича.

Николай Грицюк
(1922 – 1976)

Мне, ... не... стрелю и акыну,
Многим в пику, в назиданье
Подарили вы картину
Без числа и без названья.

Что на ней? Христос ли, бес ли?
Или мысли из-под спуду?
Но она достойна песни.
Я надеюсь, песни будут.

(В. Высоцкий - Н. Грицюку)

Ещё одно небольшое видео Ретроспективной выставки работ Николая Грицюка:

http://video.tcm10.ru/?v=201202131930exhibition

«В советском искусстве 60-70 годов творчество Н.Д. Грицюка представляется явлением необычным, в какой-то мере выпадающим из общего течения. Необычность видится в особом характере его художественного мышления, прибегающего к ассоциациям и уподоблениям, символам и гротеску. Грицюк не избегал натурного письма. С этого собственно и начиналось его формирование как художника. Натурное искусство продержалось в его пристрастиях всю жизнь, составляя параллельный поток искусству ассоциативному. Художнику порой трудно было отдать предпочтение какой-либо из двух страстей. Они равно уживались в его художественном воображении, доставляя ему чистую радость творчества. С дистанции времени видно, что стихией Грицюка было не натурное искусство, а искусство воображения, фантазии, домысла, неисчерпаемый источник которого побуждал фонтанировать его творческое сознание» - В. Манин (из вступительной статьи в монографии Nikolai Grizjuk, Insel-Verlag, Leipzig, 1984).

Звонницы. Из серии Ленинград. 1967

На рассвете. 1971. Из серии Ленинград

Ликование. 1971

 Грицюк Н. Д. Композиция. 40х30 см бумага, гуашь.

Грицюк Н. Д. Русский мотив 56х 49 см. смешанная техника.

Николай Демьянович Грицюк (1922-76) жил и работал в Новосибирске.

С 1960-х гг. в циклах живописных акварелей и темпер разрабатывал свой вариант абстрактно-сюрреалистического авангардизма. Стал одним из лучших мастеров изобразительного искусства Сибири второй половины ХХ века. Его имя стало почти легендой, он оказал огромное влияние на искусство 60—70-х, создав особый мир, который можно постигать бесконечно. Только ради этих картин стоило бы приезжать в Новосибирск. «Лучший отдых — работа». Его труд материализовался в сотни и сотни картин, десятки персональных выставок, которые каждый раз становились событием.

Николай Грицюк — культовое имя для Новосибирска. Его работы представлены в собраниях Третьяковки и Русского музея, знаменитой венской Альбертины и берлинского Альт-музеума, во многих российских музеях, включая Новосибирскую картинную галерею.

О нем написаны книги. В Лейпциге и Париже изданы альбомы. Зрители десятков городов мира от Сибири на востоке до Америки на западе видели его работы. Только за несколько последних лет выставки художника прошли в Новосибирске, Киеве, Вене, Франкфурте, Москве. Сегодня большая часть его наследия находится в собственности семьи, и лишь немногие счастливчики могут их увидеть. Художник такого масштаба достоин собственного музея, толстых каталогов и пристального изучения своего необыкновенного творчества.

 Николай Демьянович Грицюк несомненно был яркой личностью, во многом опередившей свое время. Поэтому не случайно, что и как личность, и как художник он оказал влияние на людей, работавших рядом с ним, молодых художников, еще только начинающих свою творческую деятельность.  Его работы и сегодня выглядят очень современными, и даже по прошествии стольких лет после ухода Николая Демьяновича из жизни, в городе вряд ли можно найти художника, которого можно было бы поставить рядом с ним.

Голубой город. Из серии Москва. 1965г

Москва 1969

"Portrait of Victor Sonora", 1971

"Беседа", 1970

1967.

Зеленый купол. Из серии Переславль-Залесский. 1967

Гурзуфская весна. Из серии Крым. Гурзуф.1963

Композиция. Город. 1967

Весна. Красный камень. Из серии Крым. Гурзуф.1963

В Даниловском монастыре.Из серии Перславль-Залесский. 1969

Памяти погибших космонавтов. 1974

При всей самобытности личности и творчества Н. Грицюка его становление и творческий путь, по крайней мере, в своем начале, достаточно типичны для его поколения. Обучение в Московском текстильном институте на факультете декоративного оформления тканей предопределило интерес к абстрактным, неизобразительным мотивам в позднем, конца 60-70-х годов, творчестве. Но начинал свою деятельность художник в середине пятидесятых годов как мастер городского пейзажа, характерного для искусства того времени, что было связано с массовой застройкой и обновлением городов во времена хрущевской оттепели. Ранние его акварели, особенно виды Новосибирска, вполне вписываются в привычные рамки тех лет. Но уже с первых листов виден особый почерк Н. Грицюка. Он вносит в жанр пейзажа декоративность, многоголосие цвета, уделяет особенное внимание ракурсам и выбору точки зрения. Художник бесконечно варьирует мотивы, при этом никогда не повторяется. Мастер нашел в этом жанре собственный, отличный от других путь, когда конкретный мотив служит лишь поводом для создания цветоритмической композиции.

Неиссякаемый дар импровизации позволял художнику создавать неповторимые, то лирические, то философские, то драматические "портреты" городов, будь то Новосибирск или Переславль-Залесский, Москва или Ленинград, Таллинн или Гурзуф. При этом для творчества Н. Грицюка характерно умение почувствовать и передать особый дух каждого города, тот самый "гений места", который доступен только внимательному и заинтересованному взгляду. Говоря конкретнее, в каждой из серий есть свой нерв, особое состояние, важная черта, точно воплощенная выразительными средствами. В Петербурге - это влажная, туманная атмосфера, растворяющая очертания зданий, создающая особую атмосферу, в Новосибирске - старые домики и новые, высотные дома, Обь, Красный проспект, в Таллинне - остроконечные крыши, определяющие силуэт города, в Переславле-Залесском - соборы, в Крыму - весенняя, пробуждающаяся природа в серии 1963 года, в поздних крымских работах - море и цветы, в Кузбассе - праздничный фейерверк огней расплавленного металла, голубовато-серая дымка, придающая домнам романтическое звучание.

Как и большинство пейзажистов, Н. Грицюк воплощал свои размышления в сериях работ, посвященных одному городу. Это давало ему возможность последовательно проходить определенные стадии в освоении реальных мотивов, постепенно вживаясь в них и все, более отходя от точного повторения того, что он видел перед собой. В самом начале освоения какого-либо места обычно возникали вполне конкретные, узнаваемые натурные зарисовки, затем наступало время обобщения, преображения видимого. В конце пути, как его результат возникают неизобразительные, абстрактные образы, только отдаленно напоминающие реальность, их автор называет "композициями". Именно данный метод работы не позволяет отнести работы Н. Грицюка к чистой абстракции, поскольку в них по большей части присутствуют, порой едва заметные, натурные элементы, однако сильно измененные. В таких работах обычно присутствует ассоциативный подтекст, который оставляет для зрителя свободу интерпретации изображенного, ведь действительность была для художника основой свободного полета эмоций и фантазии, объектом игры, в результате которой нам преподносится мир, увиденный с иной точки зрения, а потому неожиданный и изменчивый.

В русле подобного отношения к конкретным мотивам лежит нетрадиционная технология исполнения работ, характерная для Н. Грицюка. Эмоционально напряженные, дробные, звенящие листы с их многообразием состояний и сложностью цвета создают впечатление, что перед нами живопись. Вместе с тем большинство произведений пятидесятых-начала шестидесятых годов - это акварели. Позднее, стремясь максимально точно передавать свои переживания, художник расширяет диапазон используемых материалов, употребляя гуашь, темперу, фломастер, масло, иногда коллаж, т.е. аппликацию, причем на листе бумаги это причудливо соединяется, иногда в одном листе можно встретить все эти материалы. Художник создает на бумаге преображенную реальность, лепит ее пластически и потому границы различных материалов для него не существуют.

Н. Грицюк принадлежал к числу живописцев глубоко, напряженно и остро размышлявших о современном ему мире. Жизнь человека в городской среде, ее мозаичность и противоречивость - вот тот аспект, который более всего привлекал художника. Город в его работах - это живой, постоянно изменяющийся организм, что очень верно, по сути. Обращаясь к наследию мастера в нынешней ситуации мы особенно ценим у него умение в образах истинного, высокого искусства воплощать сложности и противоречия эпохи. Но, кроме этого, он учит нас нестандартно смотреть на мир, уходить от привычных, накатанных путей, от однозначных решений, как в искусстве, так и в жизни.

Полный текст статьи Р.И. Боровиковой можно прочитать ТУТ

Северная идилия. 1974 г.

   В Новосибирске вышла роскошная книга Замиры Ибрагимовой ««Я пишу настроения». Николай Грицюк и его живопись». Николай Грицюк родился в 1922 году, умер в 1976. Но интерес к его работам не ослабевает. Об этом говорит экспансия его творчества в западном направлении-  выставки в Тарту, Таллинне, Киеве, Франкфкрте, Берлине, Вене, Москве... Количество этих выставок за последние 30 лет больше, чем при жизни автора.

            Николай Грицюк  начинал свой творческий путь как художник-реалист, с нежных акварелей, изображающих родную природу и городские пейзажи в зимней дымке. Придя  с фронта кадровым офицером, он поступает в Московский текстильный институт. После окончания института работает в Ленинградском доме моделей, потом – в Новосибирском.

Льют металл. Из серии "Кузбасс". 1969 г.

 

            Но что-то происходит такое, что примерно с 60 года  у Грицюка появляются совершенно иные, странные в недрах торжествующего метода соцреализма работы. Сначала появляются всё более обобщённые линии нагромождённых сибирских домишек, потом- чрезмерно насыщенные колоритом живые лица хрущёвских машин. Появляется чувственная энергетическая вязь мазков, следующих за формами реальности. Это уже  весело и свежо отдаёт Серебряным веком, Бенуа и Лансере, хотя под кистью художника оживают бедные домики и новостройки панельных домов для пролетариев в морозном обмороке, или крымские кривые улочки советского периода. Потом кисть художника и его глаза становятся абсолютно свободными. Он изображает Москву как коллаж, сотканный из различных фрагментов геометрически обобщённых впечатлений, где растопыривший крылышки светофор соединяется  трубкой-кишечником с маленьким входом то ли в купол московского храма, то ли в дырку метро, советские «москвичи» и зилы обтекаемых форм расплющились весёлыми сине-красными лепёшками, а из горожан и разномасштабья московских домов выстраивается узор в стиле Леже. «Садовое кольцо» 69 года превращено в радостный красно-голубой взрыв словно бы визжащих от переполняющих их жизни, мчащихся потоком машин.        Переславль Залесский  предстаёт сотканым художником из сине-чёрно-голубых полусфер и параллепипедов... Будто художник живёт где-нибудь в Париже, где все пласты авангардной, модернистской и даже потмодернистской культуры ему открыты...

В старом городе. 1967.

            И всё это в Сибири, в 60-е, выглядящие в вбитом нашими художественными школами сознании как апофеоз серо-реалистических полотен с портретами твердолобых рабочих и брутальных колхозниц в резиновых сапогах с маленькими курносыми носами. Пробуждающийся в это время авангард на Неве и лианозовская школа находились в глубоком андеграунде...

            Ещё более кисть художника развивается в надувающиеся брежневской пустотой 70-е. Ленинград на рассвете, над которым порхают золотые облака в виде изогнутых наивных клякс, чем-то напоминающих обобщения Миро, Ленинград с твёрдым красным небом, в котором ликуют самолётики, спутники, Пушкины и всякая забравшаяся туда фантазия. Совершенно безумная по красоте серия «Кузбасс», где домны предстают так, будто их писали импрессионисты, Филонов и  Сезанн в одном флаконе, то  с ребрышками-мазками, ползущими по железным конструкциям, то в виде животрепещущего красно-лазоревого огня, явно зачатого в массовых открытках: «С праздником Великой Октябрьской Социалистической революции!». При этом удивляют в этих почти нефигуративных композициях  до боли точные ощущения того времени. Эти сочетания плотного голубого и серого, напоминающие оперение модной тогда птицы- голубя мира,  или безрадостная ржавчина с телесно-розовой трубой, в технокпатической серой раме, совершенно не пессимистической раме, потому что в 74 заводы коптели вовсю, не чувствуя своей приближающейся через 20 лет гибели... В последние 2-3 года жизни художник  всё больше создаёт работы «Без названия»- абсолютно свободные композиции из фрагментов сознания алых, оранжевых, зелёных тонов, в которых чудятся то сновидческие сплетения Сальвадора Дали, то превратившиеся в весёлые узорчики из пузырьков и гвоздиков- предельно обобщённые людские толпы и сообщества.

            Но какие бы ассоциации не вызывали эти композиции- всё это Грицюк, «грицюковина», как смущённо говорил про себя художник. Мощная, русская, национальная. Чего стоит «Чаепитие в Кремле по поводу встречи Никсона с Брежневым», акварель 1974 года- хитросплетение из лимонного стола, мультяшных узоров из людей и центрального надстольного украшения- то ли самовар, то ли кусок космического скафандра с каким то устремлённым ввысь золотым то ли лебедем, то ли одноглавым орлом.

            За подобную вольность в это время в Москве и Ленинграде оторвавшихся от реализма художников пытало и терзало всякими штучками пакостное КГБ. Грицюк рисовал всё, что хотел, у себя в маленькой мастерской у гастронома в Новосибирске, в двух шагах от Академгородка.  «За стеной больших домов, В темноте прямых углов, Приютился дворик- Непонятный, воровской- Крыши пополам с тоской»,- так написала об этой культовой для Новосибирска по тем временам мастерской Грицюка Галина Шпак. Несмотря на ощущение подпольности и тоски, света и радости от общения с неофициозной, истинной художественной и интеллектуальной элитой того времени, судя по воспоминаниям современников художника, было куда больше. Булат Окуджава и Владимир Высоцкий, академик  Роальд Сагдеев, поэт Илья Фоняков, писатель Николай Самохин, просто хорошие друзья- Александр Русов, Эдуард Гороховский, Давид Шимилис, Иен Лисицкий- физики и лирики, художники и научно-технические интеллигенты посещали это островок культуры.

            «Очарование атмосферы тех лет- в неутолимой жажде общения с близкими по духу, в кристаллизации небольших сообществ, рассеянных по огромной стране островками неофициальных сокровищ... Нам в Новосибирске дарован был Грицюк»

«Центром маленькой «солнечной системы»» был «Художник в его полутёмной тогда мастерской, куда за светом и теплом шли многие. Работал больше всех. Слушал лучше всех». Следует отметить лёгкий язык, которым написана эта толстая книга о жизни художника. Замире Ибрагимовой удалось не только собрать при помощи вдовы Грицюка – Валентины, и его детей- Тамары и Анатолия- большой подробный биографический материал, включающий даже отзывы посетителей выставок мастера, но и создать интересное свидетельство о жизни отечественной художественной богемы 60-70-х.

             «..У мастерской был двор- ящично-бутылочная изнанка гастронома «под часами», со всеми прелестями заприлавочного неугомона», -одно это сочное описание легко переносит сегодняшних читателей в советскую атмосферу 30-летней давности, не говоря уже о крупицах редко произносимых ёмких фраз неразговорчивого, безостановочно работающего  на износ художника, любовно собранных автором монографии. «Мне интересно с физиками. Они мыслят самостоятельно и не боятся высказывать вслух то, что думают». Любимая присказка Демьяныча, как звали Грицюка близкие: «Не балуйтесь»- не тратьте сердце на мелкие случайные страсти.

            Феномен Новосибирска, в котором небольшая отдушина свободы  в годы развитого социализма давала яркие плоды, ещё ждёт своего исследователя. Работы Грицюка спустя десятилетия, становятся всё более интересными. В них совершенно нет тоски и мрака, которыми часто насыщен русский андеграунд 70-80-х. Может быть потому, что маргиналом в социальном смысле Грицюк не был. Мастерскую не отбирали, из Родины не выпирали. Нет и дешёвого близорукого энтузиазма шестидесятников, который выглядит сегодня таким наивным и глуповатым. Зато есть удивительно глубокие и точные осязания времени, в котором он жил, переданные через картины, то ли теряющие фигуративность, то ли стремящиеся к абстракции. «В современных вещах должен присутствовать секс. У тебя, старик, это есть. Жаркие у тебя вещи»,-  эта забавная фраза одного из современников Грицюка очень точно передаёт ощущение внутреннего радостного полыхания, которое истекает из полотен скромного с виду художника с простым лицом- «никаким», «без особой привлекательности», как пишет о нём его вдова Валентина Эдуардовна.

            « Подарили вы картину

Без числа и без названья.

Что на ней Христос ли, бес ли?

Или мысли из-под спуду...»,- написал Высоцкий Грицюку. Можно только завидовать и радоваться тому, что эти мысли Николая Грицюка, радостно вырвавшиеся «из-под спуду», продолжают вращаться  сегодня в разных частях света.

Статья Николай Грицюк

О Николае Грицюке из ЖЖ

http://academgorodock.livejournal.com/77206.html

http://old.ict.nsc.ru/win/elbib/hbc/hbc.phtml?12+411+1

Живопись Николая Грицюка

Портфолио Грицюка в Le Vall Art Gallery

Видео О Грицюке в ТВ  программе "Вести"