|
Указания командирам "Русалки" и "Тучи"
Летом 1893 года учебно-артиллерийский отряд военных кораблей под командованием контр-адмирала Бурачека базировался в Ревеле. В состав отряда входили: флагманский корабль броненосная батарея "Первенец", броненосная батарея "Кремль", броненосец "Русалка" и канонерская лодка "Туча". После окончания летней программы стрельбы, отряд должен был вернуться в Кронштадт. Бурачек дал указание броненосцу "Русалка" и канонерской лодке "Туча" идти соединенно сперва в Гельсингфорс, т. е. кратчайшим путем через Финский залив, а оттуда через шхеры в Биоркэ, где им дожидаться прихода оставшихся в Ревеле кораблей отряда. Биоркэ находился на северо-восточном берегу Финского залива, на расстоянии около 40 км от Выборга, Теперь - это город Приморск Выборгского района Ленинградской области.
Военно-морской суд, разбиравший в январе 1894 года "Дело гибели броненосца береговой обороны "Русалка", признал командовавшего учебно-артиллерийским отрядом контр-адмирала Бурачека виновным в том, что все распоряжения по совместному плаванию броненосца "Русалка" и канонерской лодки "Туча" он сделал не лично или через своего флаг-капитана. Бурачек поручил командиру "Тучи" капитану 2 ранга Лушкову переговорить и условиться относительно плавания с находившимся на берегу по болезни командиром "Русалки" капитаном 2 ранга Виктором Христиановичем Иенишем.
Суд признал контр-адмирала Бурачека виновным в том, что он не принял никаких мер, чтобы лично убедиться, насколько серьезна болезнь командира "Русалки" Иениша и не требовалось ли передать командование "Русалкой" старшему офицеру - капитану 2 ранга Протопопову.
Иениш с августа по болезни отсутствовал на корабле.
На процессе было опубликовано несколько писем, освещающих переговоры Иениша с Лушковым. Приведем отрывки из двух писем.
5 сентября 1893 года Иениш писал Лушкову: "... В настоящее время мое здоровье все еще настолько плохое, что приходится очень заботиться, чтобы сколько-нибудь набраться с силами для перехода на "Русалке" и во всяком случае желательно, чтобы переход этот состоялся как можно кратковременнее. Поэтому, если возможно получить согласие адмирала, я предпочел бы не заходить в Гельсингфорс. Желательно также (по условиям моего слабого еще здоровья не делать ночной выход в море, а назначить его в 9 часов утра, если не будет неблагоприятной погоды..."
И второе письмо командира "Русалки" Лушкову от 6 сентября: "... Совершенно согласен с Вами выходить во вторник, а если погода не позволит, то в среду. Согласен также рассчитать путь для первой ночевки в Гельсингфорсе, второй в Роченсальм и третьей в Биоркэ, если это возможно. Чтобы засветло поспеть в Гельсингфорс, думаю сняться в 9.30, а вам как имеющему меньший ход, может быть полезно сняться в 9 или 9.15. Во всяком случае выходить из гавани лучше вперед вам. В Гельсингфорсе меня смущает только вопрос о представительстве к командиру порта. Делать визит тяжело при моем теперешнем здоровье, а как устроиться прошу вас подумать и при случае переговорить с Николаем Николаевичем (старший офицер "Русалки" - капитан 2 ранга Протопопов), придется ли ему ехать за меня, или поедете только вы и доложите, что я не здоров. Что касается ответственности по ведению "Русалки", то пока я еще не нахожу необходимым передать ее старшему офицеру, так как мне все равно придется находиться на "Русалке". Не откажите в любезности доложить обо всем этом адмиралу".
Как мы видим, в приведенных письмах Иениш много говорит о своем плохом здоровье.
Свидетели на процессе, в том числе и старший судовой врач на флагманском корабле Смирнов, показали, что Иениш страдал хроническими головными болями, часто повторявшимися. В такие моменты он командовать кораблем не мог. Летом 1892 года с ним произошло два припадка. Головные боли были так сильны, что во время артиллерийской стрельбы у Иениша появлялась даже рвота. Но при этом он был психически совершенно нормальным. Болел Иениш и в летнюю кампанию 1893 года.
Контр-адмирал Бурачек, выслушав доклад о результатах соглашения между командирами "Русалки" и "Тучи", дал 6 сентября Иенишу следующее предписание: "Если погода будет благоприятная, завтра утром, по возможности раньше совместно с лодкой "Туча" сняться с якоря и идти соединенно шхерами в Биоркэ, где и ожидать прихода всего отряда. Но если состояние вашего здоровья вам не позволит идти завтра, то предлагаю передать это предписание старшему офицеру капитану 2 ранга Протопопову, которому предписываю вступить на время вашей болезни в командование броненосцем и идти по назначению".
Вечером 6 сентября Бурачек сигналом с флагманского корабля приказал броненосцу "Русалка" и лодке "Туча" приготовиться к походу к 7.30 утра.
На другой день утром адмирал Бурачек подошел на вельботе к обоим кораблям, чтобы выяснить их готовность к походу. Оказалось, что "Русалка" готова, но ее командир еще не прибыл с берега, а на "Туче" командир находился на месте, но еще не подняты пары. Контр-адмирал не дождался приезда Иениша, не удостоверился, позволяет ли состояние его здоровья выйти в море и не следует ли отложить поход. Бурачек уехал на берег, не дав никаких новых указаний флаг-капитану.
Погодные условия в день отплытия
Следственная комиссия в своем окончательном заключении отнесла погодные условия к основным причинам гибели броненосца. Она изложила свое мнение следующим образом: "Комиссия пришла к заключению, что судно это обладало такими конструктивными особенностями, которые совместно с долго прослужившим корпусом должны были вызвать большую осторожность в выборе погоды и времени для отправления его через залив в осеннее время. С полночи 7 сентября барометр колебался, и дувший южный ветер в 7 часов утра был обозначен на судах отряда тремя баллами; в 9 часов утра на броненосце "Первенец" сила ветра показана в 3-4 балла, а на лодке "Туча" - 4 балла. На Ревельштейнском маяке сила ветра обозначалась: в 7 часов - 3 балла, в 8 часов - 6 баллов, в 9 часов - 7 баллов и в 10 часов - 9 баллов. Само собою разумеется, что на кораблях отряда не было известно как оценивает силу ветра плавучий маяк. Но в силу того, что отряд находился на рейде, совершенно закрытом от южных ветров, уместно предположение, что в открытом заливе ветер дует по меньшей мере на два балла свежее, нежели под берегом. Время для подъема якоря было выбрано слишком позднее: в Финском заливе перемена погоды в большинстве случаев происходит около полудня. Следовательно, надежнее всего было сняться с рассветом, при чем, идя даже по 6 узлов, суда могли быть на месте к полудню или 1 часу пополудни. На самом же деле броненосец и лодка не были готовыми к походу даже к 7.30 часам... и снялись только в 8.30 часов. Барометр колебался, следовательно, нужно было непременно ожидать перемены погоды ... Командир погибшего броненосца капитан 2 ранга Иениш по мере удаления из-под прикрытия берега сам должен был взвесить условия предстоящего перехода и как лицо... ответственное за судно и находящийся на нем экипаж, должен был вернуться на Ревельский рейд. Итак, комиссия заключает, что основная причина гибели броненосца береговой обороны "Русалка" заключалась: 1) в недостаточно правильной оценке обстоятельства погоды в утро 7 минувшего сентября; 2) в позднем выходе броненосца с Ревельского рейда и 3) в нерешительности или неуместном риске покойного капитана 2 ранга Иениша, побудившими его продолжать идти в море, несмотря на невозможные для того условия".
Выступая на заседании суда, Бурачек пытался доказать, что сила ветра была утром лишь 1-2 балла и будто бы в журнале "Первенца" сделана ошибочная запись. Он говорил, что в течение августа не было тихого дня. Еще 2 сентября бушевал шторм до 10 баллов и 7 сентября он считал относительно тихим днем. Вот выдержка из выступления Бурачека: "Взвешивая все обстоятельства, становится ясным, как ограничен был для меня выбор погоды для отправления "Русалки" и "Тучи", когда на шее висели "Первенец" и "Кремль" с их старыми котлами, с которыми при их слабых машинах и малом ходе предстояло прокачаться в море не менее 25-30 часов при переходе из Ревеля в Биоркэ".
Это плавание не было чем-то из ряда вон выходящим или каким-то особым рейсом кораблей типа "Русалка" и "Туча", а обычным, совместным возвращением после учебных стрельб в Биоркэ или прямо в Кронштадт, какие совершаются из года в год.
Суд признал контр-адмирала Бурачека виновным в том, что он, назначив 6 сентября уход броненосца "Русалка" и лодки "Туча" из Ревеля, не отменил своего приказа утром 7 сентября, в связи с крайне неблагоприятными условиями погоды, тем более, что повода для немедленного отправления кораблей не имелось".
Командир "Тучи" не выполнил приказа
Контр-адмирал Бурачек дал командирам "Русалки" и "Тучи" команду идти из Ревеля соединенно.
Что значит в военно-морском деле плавать соединенно? На этом вопросе на суде подробно остановился обвинитель контр-адмирал Скрыдлов. Идти соединенно значило следовать на таком расстоянии друг от друга, чтобы в самый густой туман мог быть услышан со спутника сигнал, сыгранный на рожке. Это правило, хотя и относится еще к парусному плаванию, ясно указывает, какое расстояние надо соблюдать при совместном следовании.
В заключении комиссии по этому вопросу сказано: "В морском уставе не имеется указания, как должны действовать командиры судов, когда им предписано идти соединенно, но самый смысл этого слова указывает, что такие суда ни в каких случаях, кроме самых экстренных, не должны разлучаться между собою, а целью этого может быть только взаимопомощь". Поэтому обвинитель считал, что расстояние между кораблями не должно было превышать 2-3 кабельтов.
Как же на самом деле происходило соединенное (совместное) плавание "Русалки" и "Тучи"?
"Туча" вышла из Ревельской гавани в 8 часов 30 минут, имея скорость хода около 6 узлов. В 8 часов 40 минут, т. е. 10 минут спустя, двинулась "Русалка", причем ее скорость не превышала двух узлов в связи и продолжительной и сложной уборкой якоря, производившейся при самом малом ходу.
Таким образом, к 9 часам утра "Русалка" прошла не более одной мили. Уже на рейде расстояние между ней и "Тучей" доходило до полутора миль. Это подтверждается показаниями свидетелей. В 9 часов утра "Туча", пользуясь попутным ветром, поставила паруса и ход ее сразу увеличился до 8 узлов.
Лушков хорошо знал, что корабли типа "Русалка" при сильной волне, как это было 7 сентября, должны задраивать люки, а при задраенных люках доступ воздуха к топкам затрудняется и становится тяжело поддерживать нужное давление пара в котлах. Кроме того, при попутной волне "Русалка" сильно рыскала, и это требовало перекладывать руль с борта на борт, что также замедляло ход. Лушков ничего не предпринял для сближения с "Русалкой".
На суде Лушков заявил, что шел впереди "Русалки" в 3 милях, как договорились с ее командиром Иенишем. При этом он ссылался на письмо Иениша, где сказано, что ему "выйти на полчаса вперед". Лушков утверждал: "Я имел ход от 5 до 6 узлов в час. Переводя это на время, выйдет, что за полчаса я мог пройти около трех миль". Лушков говорил, что он не предпринимал ничего для сближения с "Русалкой" из-за того, что все время ожидал сигнала от Иениша, как старшего.
Обвинитель Скрыдлов, выступая на суде, говорил: "Спрашивается, какого же сигнала он ждал? Ведь "Русалка" и "Туча" получили одинаковое приказание идти соединенно, и как покойный Иениш, так и капитан Лушков должны были в равной степени стремиться исполнить приказание адмирала без всяких напоминаний".
Остается непонятным, почему в начальный период плавания от командира "Русалки", как старшего, не последовал сигнал для "Тучи" - придерживаться правил соединенного плавания, т. е. уменьшить расстояние между кораблями.
Около 10 часов ветер достиг почти 9 баллов. Барометр падал, и можно было ожидать еще худшего.
К 11 часам дня во время прохождения Ревельштейнского плавучего маяка расстояние между судами достигло почти четырех миль. Это подтверждается также записью в вахтенном журнале Ревельштейнского маяка, согласно которой "Русалка" прошла маяк полчаса спустя после "Тучи". Со слов Лушкова он несколько замедлил ход своего корабля, так как в поднимавшемся сильном тумане невозможно было увидеть сигналы с "Русалки".
В 11 часов 40 минут туман усилился настолько, что "Русалка" совершенно скрылась из виду. С тех пор "Русалку" никто больше не видел. Это случилось тогда, когда "Туча" считала себя отдаленной от Ревельштейнского маяка по курсу примерно на 10 морских миль, а "Русалка" - около 6 миль.
Лушков считал опасным для "Тучи" идти уменьшенным ходом при шторме и больших волнах и решил, не ожидая броненосца, продолжать плавать отдельно.
Пытаясь оправдать свои действия, Лушков писал в газете "Новое время": "По мере приближения к Ревельштейнскому маяку ветер и волнение моря усиливались с каждою минутою; около 10 часов 30 минут мы встретили транспорт "Артельщик". Командир его, капитан 2 ранга Мельницкий, не задолго перед нашим уходом вышедший в море, предпочел из-за свежести ветра вернуться обратно в Ревель. Сигнал о возвращении, который должен был последовать с броненосца "Русалка", ожидал и я, а потому у меня внимательна следили за всеми ее движениями. Конечно, трудно было лодке "Туча" идти назад против ветра и волнения, но до Ревельштейнского маяка, в случае приказания, я мог еще смело попытаться сделать это.
Ревельштейнский маяк я прошел около 11 часов, и, видя, что броненосец "Русалка", обогнув его, намного отстал от меня, приказал уменьшить ход, так как из-за наступившей пасмурности сигналов, если они и делались в это время, нельзя было разобрать.
В 12 часов, ровно в полдень, пошел частый, но мелкий дождь. Сразу наступила мгла, которая как пеленой закрыла броненосец, и с тех пор никто его больше не видел...
Предоставленный самому себе, я не думал больше о возвращении; при усилившемся ветре (8 баллов) и волнении, машина лодки "Туча" не могла бы уже выгрести, да и лодка подверглась опасности быть залитой. Уменьшить ход и ждать броненосец "Русалка" оказалось также рискованным: с уменьшением хода попутное волнение начало бить в корму и я легко мог потерять руль... "Туча" взлетала на вершину волны, нос или корма ее по очереди поднимались кверху и потом стремглав как бы летела в пропасть. Одним словом, было такое состояние моря, при котором ни один командир, если у него часть команды упадет за борт, даже не подумает спасать ее, чтобы не увеличивать число и так уже погибших людей, Чувствуя себя совершенно бессильным при подобных условиях быть чем-нибудь полезным для броненосца "Русалка", я решил дать полный ход машине и все внимание обратил исключительно на сохранение вверенной мне лодки и ста человек команды..."
|