Ног у совы две,
грудь у нее одна,
рук у совы нет,
а жопа почти не видна.

Есть у совы голова,
к ней прикреплен клюв,
ушей у совы два,
поэтому чуткий слух.

Сзади у сов хвост,
слева одно крыло,
справа еще одно.
У сов маленький рост.

Есть у совы спина,
часто бывает живот,
есть у совы слюна
(если залезть в рот).

Перья у сов есть,
шерсти у них нет.
Сова — это просто жесть,
а я охуенный поэт.

Трубач с гитаристом стоят в переходе.
Они нам играют, мы мимо проходим.
И музыка льется, потом затихает.
Ее повторяем, дополнив стихами.

И вот уже песня, отмыла от грусти.
С ней солнечный лучик мы в душу пропустим.
Глаза заблестят, и остаток пути,
Мы сможем с улыбкой до дома пройти.

 

Звезда не знает, что она звезда.
Ей нужен кто-то, чтоб сказал об этом.
Иначе утра серая вода.
Ее утопит под мостом рассвета.

Ей нужен кто-то, для кого она
–И боль, и страх потери.
Ей нужен тот, кому она нужна.
Кто в час разлуки не закроет двери.

Но, а светить себе – какая ерунда!
Ведь тот, кто светит, тот не видит света,
И если ты кому-нибудь звезда.
Не забывай, пожалуйста, про это!
 

По-моему, это судьба... Мне даже стихи(совершенно случайно ) попадаются о ней, родимой^^

В стране восходящего солнца,
Где сакура пышно цветет,
Живут почему-то японцы,
Печальный и странный народ.
Печально сидят на татами
И смотрят на каменный сад,
Печально бредут к Фудзияме,
Печально плетутся назад,
японские танку слагают,
Несущие грусти клеймо,
Печально всю жизнь изучают
Дзюдо, айкидо и сумо.

(Ф.М.Достоевский)

Крошку-ангела в сочельник
Бог на землю посылал:
"Как пойдешь ты через ельник,
- Он с улыбкою сказал, -
Елку срубишь, и малютке
Самой доброй на земле,
Самой ласковой и чуткой
Дай, как память обо Мне”.
И смутился ангел-крошка:
"Но кому же мне отдать?
Как узнать, на ком из деток
Будет Божья благодать?”
"Сам увидишь”, - Бог ответил.
И небесный гость пошел.
Месяц встал уж, путь был светел

Угости меня, друг, сигаретой -
Я безумно хочу закурить.
Я не верю в дурные приметы.
Я не верю, что можно любить.

Возразишь: " Ну а как же Булгаков?
Маргарита и мастер его?
Мир жесток и всегда одинаков,
Но ведь он без любви - ничего!"

Хорошо, пусть по - твоему, ладно...
Почему же тогда Я одна?
Мне противно, обидно, досадно,
Чем я хуже, чем лучше она?

" Да ничем ты не лучше, не хуже,
Просто лгать каждый дурень - мастак.
Поразвесила, глупая, уши
И лапшу собираешь в кулак...

Ты не веришь приметам, преданьям,
Ты не веришь, что можно любить,-
И не надо! Но дай на прощанье
Слово мне, что не будешь курить!"

Очень люблю это стихотворение. Цепляет, в нем нахожу частичку себя....
 

Яшмовых одежд стих легкий шорох.
О, какой тоскою полон я,
Не сказав любимой,
Что осталась дома,
Ласкового слова, уходя...

   

Прошедшей ночью в том доме над самой рекою
Я пел до рассвета, так было стихов твоих много.

Слова разлетались под красной резною решёткой,
И падали рифмы пред быстро-бегущей рекою.

И чисты и чётки, в гармонию звуки сливались.
Возвышенно-тонки, вошли в совершенное мысли.

Ты взял в свои песни сияние белого снега,
Для них захватил ты лазурного облака прелесть.

В них каждый отрезок - литая из золота строчка,
Узоры двойные - нефритом скреплённые пары.

Ветров сразу восемь возникло в холодной пустыне,
В пять радужных красок зажжённый пожар полыхает.

Петлей ледяною, свиваясь, звук стынет за звуком,
Жемчужною низью круглятся за знаками знаки.

В поэмах созвучья сплетаются вышивки тоньше,
Их кости и мышцы нежнее и мягче, чем хлопок.

Бурлят и клокочут, вздымаясь кипящей волною,
Поют, разливаясь, сильней, чем свирели и струны.

Медовый источник забил, из земли вырываясь,
Напев величавый нисходит с высокого неба.

И духи и бесы, внимая, как будто рыдают,
И рыбы-драконы, услыша, застыли в молитве.

В кругу своём звёзды смятенно сбиваются в толпы,
Луна, опускаясь, на время осталась послушать.

Растрогались гуси - они тишины не нарушат.
Грустят обезьяны - и те погрузились в молчанье.

И льются ручьями у ссыльного странника слёзы,
Свой путь прерывает торговца проезжего лодка...

О песнях украдкой певицы тебя умоляют.
Мы внемлем неслышно тоскующих жён перепевам.

Косыми рядами стих пишут на стенах белёных,
Короткие строфы на красной бумаге выводят.

Вкус мяса забудешь в часы наслажденья стихами.
Болезни проходят, как только за песни возьмёшься.

Чжан Цзи их узнает - и падает ниц от восторга,
Ли Шэнь их услышит - и всё забывает от счастья.

Путь-дао извилист, но гений на нём лишь воспрянет,
В свободе от службы поэзия станет призваньем.

Велением неба твой голос величия полон,
По правилам жизни влачишь свои дни в неудачах.

Я вижу, как слабы стихи, что написаны мною,
Я знаю всю силу души и талантов другого.

В старанье, в работе хоть мы и добились того же,
Но тонкость и грубость всё с разных сторон повисают.

Мы, каждый, имеем по тысяче созданных песен,
Заброшены оба на берег далёкого моря.

И головы наши от песен всё больше белеют,
И взглядом любовным мы оба сквозь даль проникаем.

Нам письма к поэтам мешают трапезовать утром,
И в поисках слова мы глаз по ночам не смыкаем.

На старости платим долгов поэтических бремя,
Навечно связали мы судьбы свои с письменами.

Мы часто вздыхаем о Чэне - мыслителе мудром,
Всегда мы тоскуем о Ли - небожителе павшем.

Их громкая слава лишила успехов житейских,
И горечь раздумий небесный им век сохранила.

Им не было счастья в их пору найти пониманье.
Что им после смерти любовь или жалость потомков!

Скорбим друг о друге сегодгя и мы точно так же:
В Пэньпу я в изгнанье, ты в ссылке своей в Тунчуани.

Поэма о вечной любви"

Дали клятву друг другу двое.
Клятву, над коей и время не властно.
Тёмною ночью, немой и безлюдной
Их прозвучали слова.

Если судьба мне стать птицей парящей,
Стать бы мне птицей пиикджо*.
Если судьба мне стать древом растущим,
Стать бы мне древом ёллиджи**.

Небо с землёю в вечном единстве
Друг к другу тянутся, тянутся страстно.
Только любовь их печальною будет,
В вечном единстве и вечной разлуке.
 

*Пиикджо - пара птиц, имеющих по одному крылу и одному глазу, которые всегда живут вместе и олицетворяют вечную любовь.

**Ёллиджи - деревья, которые растут парами, сплетаясь корнями друг с другом.
 

Настроение сейчас - все тоже....