И все таки жить для себя не получается, а жить для кого-то - кого-то не хватает. И когда "снятся странные сны" и в пять утра открываешь глаза с острым чувством тоски и одиночества, да еще и в пятницу)))) И понимаешь, что все что тебя окружает - это фигурки из папье маше, разноцветные фигурки такие....И что некашернее всего, этих фигурок наделала я сама...И себя - смотрю в зеркало - милое такое папье маше) 

 
мне приснилось, что я умерла.
что теперь бестелеса.
а пьеса
начиналась так славно.
так плавно,
размеренно.
а как выяснилось - все временно.
и тем более это шагание
по земле...

 

 я вдруг поняла, что такое, когда "нет слов". не то чтобы их как-то там жалко или что... их просто нет. мысли и какие-то соображения есть, даже ответ вроде как есть, а слов нет. и это же так просто - взять и сложить буквы в слова, потом сложить слова в предложения и далее далее далее. но складывать не из чего, потому что из букв не получаются слова, а те что получаются - совсем не складываются как надо. поэтому я молчу. 
а ты обвиняешь меня в равнодушии, еще в чем-то там обвиняешь. говоришь, что молчание мое для тебя тягостно, и что это ненормально - так мало разговаривать. а я просто не хочу говорить. очень трудно говорить, когда нет слов.

 

Я пишу ему, что без любви, которой я боюсь, как высоты, дорог, острых предметов и насекомых, мне никак. А он пишет, что без нее никому никак. И что я больше других ее достойна. Как никто и никогда достойна. И что все у меня будет. И будет хорошо. Боже, услышь его. Сделай, как он думает. Сделай мне его. А ему – меня сделай из его же ребра. И пусти нас в свой сад. Обещаю не есть яблоко с запретного дерева. Не вестись на змея-искусителя. Сделай просто меня его Евой. И будет мне счастье. А про других думать – это уже твоя забота, Боже. 

обида

я ждала чего-то сидела.
а чего я ждала - не знала.
и сутулой спиной немелой
шершавую стену лизала.

собирала с пола пылинки
на влажные нервно пальцы
и складывала в копилки
успешные все "не сдаться".

на холодном полу бетонном
отмерзала сидячим местом,
к приключениям разным склонном
в нетерпении стать невестой.

я всегда хорошо держалась -
собирала себя по крохам...
я сидела и обижалась
на бога.

/Зинаида Негиппиус/

Любопытные вещи вытворяет с нами сознание. Сначала оно откуда-то из-под полы достает какие-то воспоминания, как-то стыкует их, складывает, выдает четкую картинку и говорит «смотри, все вот так, вот так и вот так». И ты именно так и начинаешь. Потому что вроде все складно, потому что все ладно, потому что-марамучто. А потом вдруг ты «встаешь перед лицом реальной действительности». И она говорит:
- здравствуйте, я Действительность. И на самом деле все совсем не так, как вам недавно объяснили. Все вот так. Вот так. И вот так. А теперь подумайте и прекращайте валять дурака. Без вариантов. Я слежу за вами.
А ты такой расстроенный стоишь. Ведь сначала все было совсем по-другому. А теперь вон оно что. И делать нечего. Не хочет, говорите, старуха быть царицей, хочет быть владычицей морскою? Ну-ну…

Иногда сидишь так на берегу жизни и ждешь знака. И знак этот представляется не меньшим, чем явление господне. И никаких действий не предпринимаешь, потому что вдруг начнешь действовать, а оно окажется ненужным. Или слишком мелким и незначимым. А незначимые действия, ненужные телодвижения совершать – не царское это дело. Ну а ты не просто царек там какой-то, ты директор мира, как минимум. Ну во всяком случае тебе так кажется. И пока вот этим жданием занимаешься, ты ничего не делаешь сам по сути. Делаешь только то, что предложили, и то не все подряд, и только в том случае, если тебя нашли сами эти предлгатели дел. И как бы не понятно, чего ты, собака, хочешь. То ли пинка под директорский зад, то ли косточки для собачей радости. А тебе и то, и другое по очереди жизнь дает. То подпнет, то погладит, но чаще против шерсти. Но ты как бы не злишься, потому что на себя злиться не нравится, а на других глупо. Но ты вовсе неглуп. Ты умен, ты красив, ты директор мира. Только вот мир еще об этом не знает. А ты хочешь, чтобы мир знал своего директора. Поклонялся и подчинялся. А пока ты тренируешься. Придумываешь публичные речи и программу юбилейного вечера твоего правления. И переживаешь трудности, и маешься, и грызешь себя, и наполняешь болью и катарсисом все свое существование. Чтобы потом однажды начать выступление со слов «мой путь был долог и труден». А сейчас генеральная репетиция.Под это я репетирую:)
Big Bud - Mombassa

Остановиться на чем-то одном становится все сложнее. Выбрать одну работу, одну цель, одну вещь, одного человека. Невероятно сложно. Импосибле и анриал. А вдруг будет лучше, а вдруг будет лучше, а вдруг будет лучше. А вдруг?... А вдруг бывает только пук. И все равно я выбираю и никак не могу выбрать. Я все равно копаюсь и никак не могу докопаться. Я все равно решаю и никак не могу решиться. Поэтому покупаю две вещи вместо одной, заказываю два блюда, смотрю одновременно два фильма, читаю две книги. Они выбирают меня, а я выбираю выбирать и никак не выбрать.

Когда уходишь в себя, то внутри становится сладко. Потому что где-то там, на самых задворках внутренностей стоит такой зритель, который смотрит вдохновенно на твои все эти терзания. И ты не просто в себя уходишь, ты уходишь непременно по-английски. Или по-свински. Или геройски. Или еще как-то. Но обязательно уходишь как ведущий артист главного в мире театра драмы. Уходишь как величайший человек, очень патетично и очень проникновенно. И вот только в этот момент не очень понимаешь, что ты уходишь туда, где тебя никто не ждет.

Родственников не выбирают. Но с ними приходится жить. И быть им обязанными чем-то. Ну хотя бы тем, что тебе несказанно повезло быть их родственником. А это ух какая честь. И ты почему-то им вечно должен быть обязан и благодарен. Нас рьяно учат быть родственникам благодарными. За то, что они подтирали жопку и сопли, что кормили-поили, учили уму-разуму. Или не учили, если кому-то повезло. И вот за все за все ты должен им быть благодарен. И даже вон той троюродной тетушке, которую ты в глаза не видел, ты должен в ножки кланяться и руки целовать, если вдруг тебе посчастливится застать ее в добром здравии. Нас учат быть обязанными и благодарными за то, о чем мы лично, какаясь в пеленки, их не просили. Хотя бы потому что тупо не умели разговаривать. Нас много чему учат. Всему, кроме уметь любить. Потому что сердце – тоже мышца. И она способна тренироваться.