Когда я был маленьким, и еще только учился играть на баяне, я всегда репетировал один. 45 минут в день, отмеренных черным, с облупленной краской, будильнике. Каждый день. Я сидел на маленьком белом стульчике с этим огромным инструментом на маленьких коленках, и, выглядывая из-за него, силился что-то разобрать в нотном стане, - широкоформатном тонком учебнике, удобно расположенном на бабушкиной новой сумке-тележке. По правде говоря, я ни разу не видел, чтобы она применялась для чего-то еще.
Два раза в неделю я ходил в здание из красного кирпича, расположенное неподалеку во дворах, - свою музыкальную школу. Там меня ждал строгий и добрый, Владимир Павлович Шанов, мой учитель и наставник. Сколько нервов я ему истрепал! Всегда ответственный, всегда переживающий за мои успехи или за результаты моей лени, он на протяжении долгих одиннадцати лет был со мной, во всех моих музыкальных начинаниях.
Помимо баяна, в самые первые годы, - мне тогда было 4-5 лет, - я еще ходил на ритмику. Там нас учили чувству такта и такому пониманию музыки, как будто она говорит с тобой на своем языке. И пианино. Эти странные пол урока в неделю, по пятницам, 22 с половиной минуты, и бумажное пианино дома...
Ближе к концу срока обучения у нас в школе организовался оркестр из баянистов и аккордионистов. И репетиции стали другими. Да, сорок пять минут дома, перед странного вида черным будильником, остались, но теперь добавилось еженедельное собрание почти что двадцати человек в аудитории Сергея Викторовича Медведева, еще одного замечательного преподавателя, такого же ответственного, но более строгого, чем Владимир Павлович.
Эта еженедельная феерия звука и веселья была чем-то, чем жил каждый из нас, чем-то, куда он, по окончанию тяжелой учебной недели, сбегал, чтобы восстановить силы и набраться уверенности на ближайшие семь дней, чтобы снова потом вернуться сюда, на репетицию. Мы не раз выступали в нашей и других музыкальных школах, все нарядные, белый верх, черный низ, все дружные и позитивные. Мы даже два раза играли в консерватории, до того высокий уровень был у нашего оркестра.
Я до сих пор ума не приложу, как двадцать человек могут одновременно играть одно произведение слаженно, и не просто слаженно, а - с акцентами, различными настроенческими моментами, с блеском. Наверное, благодаря тому, что все мы были профессионалами, и у каждого из нас был дома странного вида черный будильник, с заводом на сорок пять минут.