Родственные узы
Ревновать к коробке довольно странно, еще страннее на нее злиться, но если ваш любовник всерьез считает ее мамой… Других недостатков у Кададжа не было. По крайней мере, Клауд их не видел. Но коробка досаждала ему всерьез.
читать дальшеПоначалу Клауд находил это забавным и трогательным. Когда Кададж первый раз поцеловал его и порывисто шепнул: "И маме ты тоже очень понравился". Когда он переезжал к Клауду — Клауд тащил все его вещи, и только свою коробку Кададж нес сам, приговаривая: "Смотри, мама, здесь мы будем жить". И даже когда коробка тусклым зеленым светом озаряла их любовные утехи — это было необычно и, скорее, привлекательно.
Беда в том, что Кададж не соглашался расстаться с коробкой больше, чем на пятнадцать минут. "Мама скучает", — говорил он. Когда они шли куда-нибудь вместе, Кададж непременно брал ее с собой. Невозможно было обнять его, чтобы не наткнуться на острый угол.
Кроме того, знакомые Клауда и одного-то Кададжа выносили с трудом, а уж с Дженовой под мышкой…
Клауду было плевать, что в коробке: он давно не верил в Мировое Зло. А после того цирка, что устраивал Кададж, ему даже хотелось, чтобы оттуда что-нибудь вылупилось. Тогда его любовник, по крайней мере, не выглядел бы так глупо.
— Прекрати целовать ее на ночь! — бушевал Клауд.
Кададж смотрел на него как кот. В огромных глазах отражалась вся скорбь мира:
— Я думал, хоть ты меня понимаешь…
Это подкупало.
Клауд садился рядом, грел в руках зябкие ладошки:
— Ладно, твое дело. Конечно, целуй ее, если хочешь…
— Я уже, — Кададж хитро глядел из-под челки. — Теперь ты. Сначала ее, потом меня.
Словом, Кададж умел им манипулировать.
Клауд пытался слукавить:
— Глянь, мама у нас стоит какая-то грустная… Может, хочет пожить с другими родственниками?
Кададж только качал головой:
— Нет, мама любит только меня. Ну, и тебя, конечно.
Клауд держался, пока чертова коробка не начала протекать. По всей квартире фосфоресцировали зеленые пятна: на столе, на одежде, на полу, даже на их кровати. Клауд не успевал убирать.
— Она протекает! — злобно говорил он, выжимая тряпку.
Кададж сидел на столе, болтая ногами:
— А, ты тоже заметил… А этому засранцу Язу все равно, представляешь?
Однажды Клауд по дороге в ванную не заметил пятна, поскользнулся и рассадил себе лоб. Это стало последней каплей. Кто-то должен был уйти: либо он, либо Дженова.
Действовать надо было наверняка, поэтому Клауд подготовился всерьез. Даже проштудировал несколько учебников по психологии, а заодно — по биологии, физике и генетике. И момент выбрал удачный: они лежали рядышком, Кададж был тихий, ласковый, и между ними не было ничего, даже простыни. Клауд собрался с духом.
— Мне нужно с тобой поговорить.
Кададж с готовностью лизнул его в шею.
Клауд уклонился.
— Не сейчас. Понимаешь, есть вещи, которые лучше узнавать от близких людей. Видишь ли, короб… э-ээ… Дженова тебе не мама.
— Как?
Кададж сел на кровати, подтянул коленки к подбородку.
— Рассуди сам: генетический материал, из которого…
Клауд говорил долго и убедительно. Он вспоминал про пришествие Дженовы, создание Сефирота. Про то, как сам Кададж и его братья появились на свет — несколько версий, ни одну из которых сам Клауд не считал убедительной…
Кададж слушал, не перебивая. Только иногда зеленые глаза наполнялись слезами. В такие моменты Клауд чувствовал себя последней сволочью, но возможность избавиться от коробки того стоила.
— …таким образом, — подытожил он, — если Сефирот — и то, заметь, с огромной натяжкой! — еще мог бы называть ЭТО мамой, то ты — никак. Ты согласен?
Кададж понуро кивнул.
— Я знаю, ты вырос без родителей, но, чем обманывать себя, лучше знать правду. И теперь, когда ты знаешь, что Дженова тебе не мать…
Клауд замолчал. Это было жестоко, но он хотел, чтобы Кададж сам пришел к верному выводу.
Юноша, не отрываясь, смотрел на коробку.
Клауд кашлянул.
— Когда ты знаешь, что она тебе не мама…
— Не мама… — прошептал Кададж.
Одним прыжком он метнулся тумбочке, схватил коробку и прижал к груди:
— Не мама, — повторил он.
И пылко добавил:
— Бабушка!
