Две истории из жизни. Ванечка. Записки провинциалки (история одной семьи) (не могла пропустить)
Сегодня День Семьи, Любви и Верности. и И эти две истории очень понравились мне, решила, что нужно поделиться с друзьями...
1.
ВАНЕЧКА
Николай подошёл к выкрашенной в белый цвет двери больничной палаты и негромко постучался: он пришел навестить жену с дочкой перед завтрашней выпиской. Ася сидела на кровати и кормила.
– Дай-ка я гляну, как она ест, – Николаю не терпелось проверить приметы, о которых им с матерью все уши прожужжала тётка.
А она то и дело твердила, что если жадно хватает, значит, практичная в жизни будет, хваткая. Ну, а если нехотя сосёт грудь, то жди фифу.
Николай работал на оборонном заводе. «Авангард» чудом не закрыли, но руководству пришлось перейти на автономность, чтобы сохранить места. И Николай гордился своей рабочей династией, потому что на этом заводе работал его отец с дядькой, а теперь они с братом. Поэтому фифу в трудовой семье иметь было не с руки.
Ребёнок сосал жадно, с нетерпением, и довольный Николай стал предвкушать разговор с тёткой.
– Тихо ты, а то дочку разбудишь. Только-только её усыпила, – Ася кивнула в сторону кроватки в форме кювета, и Николай с изумлением обнаружил там ещё одного младенца.
– Ась, это как? Это кто? – Растерянный и удивлённый Николай выглядел так смешно,что Ася прыснула, но тут же строго взглянула на него.
– Как это кто? Твоя дочь, копия твоей мамочки, также поджимает губки, если чем недовольна, или складывает их бантиком, когда ей приятно.
Николай не помнил, чтобы его мать так делала. Он взглянул в кювет.
Девочка спала и тихонько посапывала. Ничего в её чертах не напоминало
матери, скорее, она была похожа на него самого и чем-то на Асю, но
Николай предусмотрительно промолчал об этом. Он спросил жену о другом:
– А тогда кого ты кормишь?
– Это Ванечка, правда, он хорошенький?
– Асино лицо осветилось улыбкой, – мы его тут подкармливаем.
– Как подкармливаете? А мать его где? – Николай не понимал, почему на руках у жены был этот чужой мальчик, и не просто был, а как у себя…
Николай недовольно глянул в сторону младенца: ведёт себя, как ни в чём не бывало. – И жена тоже, – подумал Николай про Асю, – в природе, к примеру, самка ни за что не будет кормить чужого детёныша.
А тут своя дочь, – Николай покосился на кювет, – одиноко лежит в кроватке, а она, – Николай перебросил взгляд на жену, – невесть кого к своей груди подпускает.
– Нет у него матери, то есть есть, но она выкинула ребенка в мусоропровод.
Коль, представляешь, он родился точь-в-точь в ночь на Крещение, когда и наша дочунька родилась, – Ася радостно щебетала, тетёхая мальчугана, который почмокивал довольно, продолжая сосать грудь, – его нашли через несколько часов наутро.
– Как выбросила? – У Николая похолодело в груди,– ты чего выдумываешь?
Как это можно: ребенка выбросить в… – Николай запнулся, потому что не мог выговорить даже, куда был выброшен этот малыш.
– А вот так, студентка одна родила в общежитии по-тихому, ну, это университетское, на Герцена которое, и выкинула. Мы, ну, разные мамашки,
у кого молоко есть, третий день его подкармливаем, – Ася счастливо смотрела на малыша на своих руках, и у Николая что-то ёкнуло в груди.
– И что с ним будет? – зачем-то спросил он у жены, понимая, что ждёт этого трехдневного мальчугана,который является, по сути,круглым сиротой.
– Коль, а Коль, мы вот тут с мамашками поговорили, лучше бы, чтоб его усыновили прямо сейчас. Ты же сына хотел…
– Ася с мольбой смотрела на мужа. Николай знал этот умоляющий взгляд жены: когда она так смотрела, он просто ну ни в чём не мог ей отказать. Но тут… это тебе не мягкая мебель, на которую по Асиным уговорам потратили все её отпускные, это живой человек.
– Ась, ты это брось, – Николай опасливо глянул на жену, – второго точно мальчугана сделаем. Ася опустила голову к малышу, словно его собирались отнимать у неё силой. Плечи её задрожали.
– Ася, ну, не надо, ну, не плачь, его кто-нибудь точно усыновит, – стал уговаривать жену Николай, но та прижималась к младенцу, словно к какому сокровищу, которое отними у неё, и она умрёт.
– Ты… – Ася всхлипнула, – ты не понимаешь… ты не знаешь…– и Ася опять уткнулась в малыша.
– Ну да, вот такой я, черствый, – бормотал растерянный Николай, потому что жена применяла к нему сегодня уже второй неотразимый приём.
– Ты не знаешь… Врач сказал, – Ася замолчала и вся напряглась.
Остальные слова она произносила в младенца, не поднимая головы, – мой лечащий врач, он сказал, что у меня больше не будет детей.
– Ася проговорила всё это каким-то стёртым голосом и заревела.
– Ты не плачь, успокойся, Асенька, ну, ну, не плачь, родная моя, – Николай совсем растерялся, не зная, как успокоить жену. Детей больше не будет… Что теперь делать? Пропадать?…И вспомнил вдруг. – Не реви, а то молоко пропадёт.
Ася тут же замолчала.
– Да положи ты его куда-нибудь, – не выдержал Николай, показывая на младенца, за которым пряталась от него жена.
– Одна уже положила, – резко ответила Ася, и Николай испугался: агрессивная Ася была страшнее волчицы, и лучше её до такого состояния не доводить. Ася гневно глянула на мужа:
– У всех есть право иметь свою семью, и у этого малыша есть такое право.
– А вдруг он болеть будет, и, потом, неизвестно, какое у него генетическое
наследство, – Николаю хотелось найти какой-нибудь аргумент, чтобы объяснить своей Асеньке всю нелепость её предложения.
– Коля, но он выжил, несмотря на мороз, такой сильный, почти тридцать градусов в ту ночь было, ты же помнишь. Он несколько часов голенький
в мусоропроводе пробыл, значит, Бог хочет, чтобы малыш жил, и не оставит его, – Колю передёрнуло от картины: мусорная труба и голый беспомощный малыш в ней.
– Мда, ну и история, – Николай не знал, что делать. Столько новостей свалилось на него за этот час, что голова шла кругом: детей больше у них не будет. Кто их знает, этих врачей, но раз так сказали, значит, что теперь делать? Николай вздохнул и посмотрел в кювет…и подкидыш вот, – начал было думать он, но Ася продолжала что-то говорить, и Николай уставился на жену.
– Коленька, это же промысл Божий, что он попал именно в наш роддом, – начала опять Ася.
– Ась, успокойся, надо всё хорошенечко обдумать, мы девять месяцев дочку ждали…
Ася перебила мужа:
– Не дочку ты ждал, ты сам что говорил? Забыл! Ты всем хвастался, что сынулю заделал, пока тебе тётка нос не навернула на пузо.
Николай вспомнил, как тётка раньше УЗИ определила по форме живота пол будущего младенца, чем несколько огорчила будущего папашу.
– Ладно тебе, – пошёл он на попятный, – я ещё к одному ребёнку не привык,
а ты мне сразу второго предлагаешь,– Николай обрадовался найденному аргументу.
– Будешь привыкать сразу к двум, – логика жены была, как всегда, невообразима и потому неотразима, – родился он в тот же день, что и наша девочка – двойнятами можно записать.
– Ась, ну, и как мы объясним родным? – не сдавался Николай.
– А им-то чего? Двойная радость будет. Сразу и внучка, и внук.
Всем угодим дедкам-бабкам, и твоим и моим, – Ася вздёрнула носик, и Николай ободрился. Он любил, когда Ася так делала, потому что это означало её уверенность. – Его все Ванечкой тут зовут. И мы его так назовём, ладно?
– Почему? – спросил Николай, чувствуя себя по-идиотски.
– Почему так назвали? Иван, не помнящий родства, знаешь, кто это?
Ну, так вот этот малыш без корней оказался. Не по своей вине, конечно, – Ася спешила говорить, потому что видела, как Николай напряжен.
– А мы как дочку назвать хотели?
– Анечкой, – расплылся в улыбке счастливый отец, – как маму мою, то есть, бабушку.
– Вот, Аня и Ваня – от имени одного святого производные.
– Как это, от одного? – смысл Асиных слов доходил до Николая какими-то кусками: его мозг сегодня превратился в бытовой ПК, оперативной памяти которого не хватало для полноценной работы.
– Иван – это русское имя, а произошло от византийского имени Иоанн, – Ася была в области имен докой, она запоминала все значения. – Анна и Иоанн, Коль, ну как Евгения и Евгений, ты понимаешь, да? Понимаешь, что неспроста это. Это же благодать в квадрате.
– В каком квадрате? – опешил Николай.
– Ну, в переводе с еврейского Анна и Иоанн – это благодать Божия, – объяснила Ася.
– Благодать…
– Коля, да он же на тебя похож! У него твой разрез глаз, и они такие же небесно-голубые, как у тебя, когда ты счастлив!
– Кроватка уже куплена, – Николай запоздало стал говорить о том,
что ждёт Асю дома, и тут же замолчал, потому что…
Николай автоматически глянул на младенца, а тот, словно понимая, о чём говорят, распахнул свои глаза навстречу. Николай на минуту даже замер под этим внезапным взглядом.
– Ваня и Аня… Ну, я тогда пошёл, – Николай потоптался возле кровати жены, посмотрел на кювет, в котором посапывала спящая дочка.
– Куда ты? Тебе же сегодня не надо на работу, – Ася встревожилась: она хорошо выучила график мужа и знала, что у Николая по понедельникам профилактический день.
– Как куда? Документы же нужно еще оформлять на него, – он кивнул в сторону младенца, – так просто ведь его нам не отдадут. Кроватку вот тоже нужно.
– Коля! Коленька! – Ася вскочила, положила аккуратно сверток с малышом на свою кровать и бросилась на мужа, – ты знаешь кто? – Николай знал, что будет дальше, и счастливая блаженная улыбка, как приклеенная, застыла на его лице, – ты самый-самый-самый! Самый-самый-самый мой, самый-самый-самый лучший муж и папка!
– Ну, ладно тебе, ладно,я пошёл, –Николай засмущался, – ты это брось,
а то вдруг кто зайдет медсестра какая-нибудь там, – но Асю было не остановить: она расцеловывала своего Колю, своего доброго Колю, своего ненаглядного Колю, на которого похожи два их малыша, а значит, они тоже вырастут добрыми.
(с)
Баба-Яга и все-все-все Блог
2.
Есть жизненные истории, которые очень трудно писать. Даже, когда прячешь имена и фамилии, страшно, что прочтут и невольно ударишь по больному еще раз. Многие из таких историй стали литературными рассказами. Литературная обработка позволяет хоть как-то смягчить жесткую правду жизни... Увести от реальности, объяснить поступки, которым в жизни ты никак не можешь найти оправдания. Сегодняшняя история из таких - трудных.
Этот сон её с детских лет мучил. Ирина и сама не знала к худу или к добру. Приходил непрошенный. Выворачивал наизнанку. Она силилась проснуться и не могла. Всё бежала за женской фигурой в ситцевом платье с линялыми цветами, кричала, звала. А женщина уходила. И было очень важно докричаться... "Мама! Мама!" слова терялись, таяли, осыпались. Женщина уходила и лес подступал...
А мама у Ирины была совсем другой. Не тонкой и гибкой, как ветка рябины, а большой, грузной. Она и по дому-то передвигалась тяжело, опираясь на табурет. Ирина не сразу могла ответить сколько же ей лет... Может сорок пять, может все сто. Когда-то в детстве Ирина мать очень любила. Но теперь от той любви осталась горсть хлебных крошек. Выбросить воробьям на корм и не обернуться.
В двенадцать лет придумали они с одноклассницами в школе устроить конкурс красоты.А что тогда все их устраивали. И по телеку показывали. Иринка зажмуривала глаза и представляла, что и она вот так шагает по подиуму или сцене в умопомрачительном платье, в огнях прожекторов и бликах вспышек - королева красоты! И точно знала, что она - красивая. Это все говорили: учителя, одноклассницы, просто случайные люди "Какая красивая девочка!" Иринка и этот школьный конкурс придумала, чтоб точно там победить.
Ей только платье надо было сшить. Только платье, Ирина даже знала как, юбку свою -резинку - на грудь, а к ней еще из шелковой шторы подол пришить - и будет ничуть не хуже, чем у тех, что на подиуме шагают. Ох, как же мама кричала. Как она кричала! Какие же слова Иринке говорила обидные. И с тех пор и решила, что Ирина растет, живет и дышит только для того, чтобы подолом перед парнями трясти и ноги раздвигать. И очень строго следила, что б у Иринки даже повода не было подолом махнуть и после в этом подоле принести.
Все на танцы - Иринка скотный двор чистить. Все в лагерь - Иринка в огород. Все на школьный вечер - Иринка корову доить.
Иришка не спорила, потому что мать сама не своя становилась, как-то раз парень проводил, уже в 10 классе, днём проводил, со школы - мать ему такого наговорила про "обрюхатить", что Ирина уже и сама парней к себе не подпускала.
И затаилась девчонка, так жила, чтоб поскорее уехать поступать, жить у старшей сестры в городе. Забыть и про деревню, и про огород, и про мать.
Мама гордилась, вот и выросла дочка - умница, скромница, работящая, все по дому умеет делать. И пока Ирина эту роль играла, мама рада была.
Мрачнела, когда старшая сестра приезжала - Лиза. Лиза совсем взрослая. иринка отчего-то её в своем детстве не помнила. Вдруг появилась. Обняла. Подарков привезла кучу. И мать сказала: "Сестра твоя беспутая, не тянись за ней"
Беспутая, потому что в городе черт знает чем занимается. А почему черт знает чем? На рынке торгует. У неё свой прилавок. Она ездит за товаром в Новосибирск, а после накручивает и продает. К выпускному Лиза сестре платье привезла, как у принцессы. Нежно-персиковое, в серебряной вышивке. И туфли на высоком каблуке. И пока мама не видела учила Иришку как на каблуках ходить. И всё время повторяла:
-Какая же ты у меня красавица!
Но на выпускной пошла Ирина в юбке и белой блузке. Мать сказала "Нечего кобелей приваживать". И платье и туфли в лицо Лизе швырнула: "Вспомнила?А не надо нам твоего!Подарками заманиваешь? Думаешь и Ирка шалавой вырастет? Не позволю!"
Мама в школу не ходила. Ирина брела к школе и ноги не несли. Машина посигналила. обернулась - Лиза. И можно было бы переодеться, и даже накрасится, всё у Лизы с собой было. Но вдруг мама, где фотки увидит? Так и пошла - белый верх, черный низ. Получила аттестат - и назад.
ЕГЭ Ирина сдала лучше всех в школе. А по русскому языку еще и лучше всех в районе. Она всегда любила читать...Но главное, что теперь-то она была уверена, что в любой институт поступит...
-Какой институт? Куда? В Красноярск? В Абакан? Может в Москву? - кричала мать, - А старуху мать, больную бросишь? в нашем училище отучишься, на продавца. И дом рядом, и профессия хорошая - при деньгах.
Странная мама была у Иришки...Она всё будто жила в своем Советском Союзе, это продавец-то при деньгах?
И не в этом даже дело, Иринка институт культуры хотела, на театральное отделение...Хотя матери и сказала, что на учителя поступать решила.
Письмо матери, она долго писала, всю ночь. Просила простить, уверяла, что будет приезжать, хотя знала, что не приедет. Душно ей стало в деревенском доме. так, что задохнуться боялась. И всё казалось ей, что силиться она докричаться до матери, как в том сне и не может.
И не слышала Иришка, как горько выла мать, не по-человечески, а в собачьей тоске. И как долго всхлипывала после, громыхая своей табуреткой...
***
Лиза в 15 лет родила. Как мать за девчонкой не уследила? Да как - без отца растила, рано он погиб, и дочь жалела, ну как же сиротинушка... Жила, девчонка, училась, росла, весёлая, шустрая, красивая...И вот такой грех. Матери рассказала, а кому же ещё? Мать её пальцем не тронула. Но вещи её перетащила в старый бабкин дом:
- Сумела родить - сумей и воспитать. Пальцем не шевельну помочь.
И не шевельнула.
Наказывала за позор. Иришка крикливая родилась, всё плакала и плакала. И охватывало тогда Лизу бессилие и злость. Ведь могла же она аборт сделать? Могла? Нет, ей же дуре жизнь дала, а она вот её всякой жизни лишает. На часок убежит к подружке или на танцы. Придет - а та орет, памперс стащила и вся кровать в какушках. У Лизы от постоянной стирки руки, как у старухи стали. Но хуже, что Макс её из-за этой вот девчонки бросил. Лиза на дочь смотрела и кляла её, что всю жизнь она ей сломала. Ни в город не уехать, ни поступить - ничего. А мать если и приходила, то с инспекцией, проверит - чисто в доме или нет. в кастрюли заглянет. Посидит с Иришкой час, повозится, денег оставит и уходит. Ноги у неё больные! А у Лизы - здоровые? У неё тоже к вечеру гудеть стали...
-Ма, может её на время в детдом сдать? - заикнулась. - Нет, правда, сдают же другие...
-Только попробуй, сдай! Я тебя сама придушу, - взвилась мать...
Мать её никогда не понимала. Так и жили.
Иришке два годика отметили, хорошо отмечали, весело. вот тогда Лиза и решилась, сама не помнит как, будто в тумане была, утром схватила Ирку, одела потеплее и в лес пошла. Оставит там, а после скажет - потерялась. Думала, сил не хватит, жалко было Иришку до слез, но себя-то жальче...Посадила под куст и...бегом, бегом прочь. Бежала и обернуться боялась...
***
Матери соседка рассказала, что утром в лес её Лизка пошла с дочкой, рано совсем, едва рассвет. А вернулась одна. Кинулась та к Лизке, что ж ты натворила, дура! А Лизки и след простыл. Укатила уже...Ветер в пустых комнатах гуляет.
Как она внучку искала, как кричала, сколько километров на больные ноги собрала - кто скажет? И людей не позовешь - посадят Лизку. И без людей никак. Вот выбор-то внучку спасать или дочку сажать... Хоть какой имей железный характер, но с ума сойдешь. Но она не сошла. Она выбор сделала. Бежала на больных ногах к участковому, тот уже милицию поднял, ничего мать не таила...Нашли Иринку, изреванную, простывшую, охрипшую от крика, искусанную в кровь комарами, но нашли. Да и Лизку нашли - не успела далеко убежать.
На суд к дочке мать не поехала... Единственное, чем помочь могла непутевой дочери - не свидетельствовала против неё. И отрезала её так, будто бы и не было. А когда ту судом материнских прав лишили, сто инстанций обошла, взятки совала, но внучку удочерила. Была бабкой, стала мамкой. И единственное, чего боялась, что кто-то расскажет, что мол мать-то тебя убить хотела. Как жить девчонке с этим? Продала за копейки всё, что могла и уехала.
Лиза её нашла, уже когда Иришка в школу бегала. Умоляла дочку вернуть, не вернула. И как бы она объяснила своей девочке, что и не мать она ей... Так всё и осталась, Лиза приезжала, тянулась к девочке, баловала, но мать встала железной стеной меж ними. И берегла пуще глаза Иришку от Лизы, и от всех соблазнов мира, как могла берегла. Жестко, коряво, грубо...
***
Институт Иринка окончила. Но не вышло из неё актрисы. Работает в городе, проводит свадьбы. Яркая, красивая, очень похожая по силе и внешности на обоих матерей враз. Но в деревню не приезжает... Не к кому. Мать обезножила совсем, сама и попросила определить её в дом престарелых. Бывает ли там Иринка? Мать уверяла, что бывает. А про Лизу как-то язык не повернулся спросить...
Не берусь никого в этой истории судить, и по большому счету, у каждого там своя вина и своя правда, впрочем, как в любой семье.
"Записки провинциалки"
Баба Яга и все-все-все. Блог
мне очень больно было читать этот рассказ...потому что много чего личного нахлынуло из воспоминаний...
![](http://img-fotki.yandex.ru/get/4116/50427825.7a/0_85fae_200405c9_XS.gif.jpg" width=){kind=small}
Объясняла подружке по телефону этот воротник, а тут как раз стала шить себе себе платье-рубашку, и решила пофоткать процесс.
