Андрей Тарковский родился 4 апреля 1932 года в селе Завражье, Кадыйского района Костромской области, ныне — Юрьевецкий район Ивановской области.

Его отец, Арсений Тарковский, был выдающимся русским поэтом и переводчиком с восточных языков. Мать, Мария Вишнякова, также была поэтом и прозаиком, но ее известность ограничивалась лишь литературными кругами. Позже она уничтожила все свои рукописи, и в дневниках писала, что сделала это ввиду «отсутствия таланта».

В небольшом городе Юрьевец Андрей Тарковский жил вместе с матерью и младшей сестрой почти до самой войны. Старшая сестра Тарковского Мария, так вспоминала о корнях семьи Тарковских: «Есть две версии: польская и кавказская. Кавказская — миф, некоторая даже провокация, розыгрыш. Она появилась потому, что на Кавказе есть гора Таркитау, село Тарки, о котором писал поэт Полежаев, сосланный туда. Кто-то когда-то пришел к моему дедушке и сказал, что тот должен наследовать табуны и серебряные копи, просто из-за сходства имен. Дедушка отказался: он был против частной собственности и не имел никакого отношения к Кавказу. Все Тарковские были блондинами с голубыми глазами — с ярко выраженными славянскими корнями. Род происходит из Польши, там фамилия «Тарковский» достаточно распространена. (Например, в фильме у Анджея Вайды снимался актер Михаил Тарковский. И город Тарков есть в Польше). Когда я задумала книгу воспоминаний «Осколки зеркала», начала со сбора материала: кое-что было дома, кое-что искала в архивах: съездила в Украину, в Кировоград, на родину папы. Мне удалось найти много доказательств того, что наш род вышел из Польши. Есть грамота начала 19 века, по которой польская генеалогия прослеживается очень четко. Некий Вацлав Тарковский появился в конце 18 века в России. Сначала Тарковские жили в Западной Украине, потом в Житомирской губернии, затем в Елизаветграде (теперешний Кировоград). Это был захудалый шляхетский род. А наша бабушка была румынских кровей, она из Ясц. Мой и Андрея вид говорит о том, что румынская кровь смешалась со славянской. Мне очень досадно, что по книгам пошла гулять кавказская версия происхождения рода Тарковских, совершенно беспочвенная…».

Рождение второго ребенка не спасло семью. Отец к 1935-му году окончательно оставил семью, что стало первым сильным потрясением в жизни маленького Андрея. Тема отца и расставания с ним крайне важна для понимания всего творчества Андрея Тарковского.



Мария Тарковская вспоминала: «Расстались родители, когда мы с Андреем были совсем маленькими. Для мамы это была больная тема. Мы это понимали и старались не тревожить ее. Папа был человеком, целиком погружающимся в страсть. К маме он испытывал любовь глубокую и безумную, потом, когда чувство к ней перегорело, так же неистово относился к своей второй жене. У него была натура поэта, совершенно лишенная рациональности. Он Андрея предупреждает в письмах, чтобы тот «не бросался в любовь, как в глубокий колодец, и не был, как листок на ветру». Не хотел, чтобы сын повторял его ошибки… Мама была удивительным человеком: очень мудрым, любящим и нас, и папу. Она смогла сохранить добрые отношения с ним и никогда не препятствовала нашим встречам. В основном это были наши дни рождения, на которые папа обязательно приходил. Случались и совместные поездки. Он хотел свозить нас в Кировоград, город его детства. Но так и не случилось… Замуж мама больше никогда не вышла, полагая, что никакой мужчина не заменит нам отца. Она любила только его всю жизнь… И ему все прощала, но в душе ее была боль… И папа в трудные минуты жизни, когда оставался один и с ним случались разные происшествия, всегда звонил маме».

В 1939 году Мария Вишнякова вместе с детьми перебралась в Москву, где Андрей пошел в школу. Но уже спустя два года семья была вынуждена вернутся в Юрьевец из-за начавшейся войны. Отец Андрея отправился добровольцем на фронт, где в результате тяжелого ранения потерял ногу. И пока Арсений Тарковский переносил одну операцию за другой, его бывшая жена Мария, работая корректором в типографии, в одиночку воспитывала и кормила двоих детей в голодной российской глубинке. Позже Тарковский напишет о тех годах: «Это было тяжёлое время. Мне всегда не хватало отца. Когда отец ушел из нашей семьи, мне было три года. Жизнь была необычно трудной во всех смыслах. И все-таки я много получил в жизни. Всем лучшим, что я имею в жизни, тем, что я стал режиссёром, — всем этим я обязан матери».



В 1943 году семья вернулась в Москву, и Андрей снова пошел учиться в московскую школу, где одним из его одноклассников стал Андрей Вознесенский. Мама продолжила работу в типографии, и хотя жизнь начала налаживаться, Андрей сильно скучал по родному деревянному дому в Юрьевце. Все эти мотивы позже были им положены в основу кинофильма «Зеркало».

В школе к наукам Андрей особого интереса не проявлял, зато с увлечением занимался музыкой и рисованием. По окончании средней школы он не имел никаких конкретных устремлений, и решил пойти по стопам отца, поступив в Московский Институт Востоковедения. Его сестра рассказывала: «Андрей бросил Институт востоковедения. А я ведь маме сразу сказала: «Неужели ты думаешь, что он будет там учиться?!». Первокурсником брат еще старался, выводил каллиграфической арабской вязью алифы, нунны, но потом заскучал… На втором курсе вовсе перестал ходить в институт».

Проучившись без особого энтузиазма около года, Андрей оставил институт и, не имея определенной цели, связался с уличной компанией молодых людей крайне сомнительного свойства. Весьма показателен такой случай из жизни молодого Тарковского: Андрей, одетый в новенький свитер, купленный матерью, шел по двору, на котором местная шпана играла в футбол. Андрею предложили присоединиться и стать вратарем. Дабы не обидеть «друзей», Андрей согласился. Он занял место в импровизированных воротах и начал ловить грязный кожаный мяч руками. Мяч, попадая в Андрея, оставлял огромные грязные пятна на белоснежном свитере. Но чувство собственного достоинства не позволяло прекратить игру, и Андрей терпел до тех пор, пока она не закончилась. Свитер к тому времени пришел в негодное состояние.

Тарковский вспоминал то время: «В свое время я пережил очень трудный момент. В общем, я попал в дурную компанию, будучи молодым. Мать меня спасла очень странным образом — она устроила меня в геологическую партию. Я работал там коллектором, почти рабочим, в тайге, в Сибири. И это осталось самым лучшим воспоминанием в моей жизни. Мне было тогда 20 лет». Это же подтверждала и его сестра: «Брат никогда не был серой личностью и любым способом пытался выделяться из толпы. Стал стилягой, ушивал брюки дудочками. Но когда он приехал из геологической экспедиции в Туруханский край, это был уже другой человек, зрелый, повзрослевший. Кроме того, что он несколько месяцев проработал в таежных, очень опасных условиях, это было лето 53-го года, когда Берия выпустил уголовников. Андрей как раз был в Сибири, когда уголовники захватывали баржи, пароходы и вывешивали черные пиратские флаги на мачтах».

Вернувшись из годового путешествия по Сибири, набравшись жизненного опыта, увидев, что есть и другая жизнь, отличная от жизни московской уличной шпаны, летом 1954 года Тарковский подал документы на режиссерский факультет ВГИКа. Мастерскую в тот год набирал Михаил Ильич Ромм, славившийся умением разглядеть «будущих режиссеров» в еще совсем молодых ребятах и девушках. Не подвело чутье прославленного педагога и в тот год. Василий Шукшин, Александр Гордон, Андрей Тарковский, Ирма Рауш, Марика Бейку — известность многих из них позже вышла далеко за рамки чисто профессиональных кругов. С началом учебы у Тарковского началась новая жизнь. В самом начале хрущевской «оттепели» Тарковский вместе с сокурсниками Александром Гордоном и Марикой Бейку сняли на учебной киностудии короткометражку «Убийцы» по одноименному рассказу Эрнеста Хемингуэя. Фильм, безусловно, крайне ученический, но в силу молодого и, как следствие, нового подхода к предмету кино вообще, картина заметно выделялась на фоне того, что снимали в ту пору «большие советские режиссеры». Мастер курса, Михаил Ильич Ромм, высоко оценил проделанную студентами работу.



В 1957 году в жизни личной Тарковского произошли важные изменения: он женился на сокурснице Ирме Рауш. Их отношения как-то сразу сложились сложно и противоречиво, два ярких и совершенно не схожих творческих человека со своими планами и мечтами, мироустройством и философией с трудом находили точки соприкосновения. Ирма Рауш впоследствии рассказывала: «С ходу я поступила на режиссерский факультет ВГИКа, о котором грезила, хотя все уговаривали идти на актерский, и, обретя свободу, чувствовала себя счастливой до легкомыслия. Жизнь казалась удивительной и прекрасной, и я так всему радовалась... Меня ничего не стоило рассмешить, за что частенько выгоняли из аудитории. В институте мы были заняты с утра до вечера, репетиции иногда затягивались допоздна. Андрей сразу стал ухаживать за мной, и если освобождался раньше, то ждал меня, а потом провожал до общежития. Общежитие было в городке Моссовета на Ярославском шоссе, а жил он на Серпуховке. Добирался до дому поздней ночью. Вообще Андрей очень пугал меня серьезностью отношений и своих намерений. Он сразу хотел жениться, а мне ничего не хотелось менять, потому что мне все было интересно и в радость. Я не хотела выходить замуж не конкретно за Андрея, а вообще. Мне казалось, выйти замуж — это поставить на себе крест… Андрей вызывал сложные чувства. Что-то неуловимо проглядывало в облике этого пижонистого столичного молодого человека. Я не могла в этом разобраться, и мы часто ссорились из-за разности мироощущений. Чтобы вы поняли эту разность, приведу такой пример: Андрей восхищался тем, как была снята сцена изнасилования и убийства девушки в «Святом источнике», а мне нравился хор гномиков в «Белоснежке»… Мы поженились только после третьего курса, когда все разъехались по разным студиям на практику. Расставаться нам с Андреем уже не хотелось, и мы поженились, никому не сказав. Мою маму чуть удар не хватил. Мать Андрея, Мария Ивановна, с которой к тому времени я тоже познакомилась и которую очень полюбила, отнеслась к событию с философской стойкостью. А Арсению Александровичу я призналась, что решила выйти замуж за Андрея после того, как познакомилась с ним. Он очень смеялся и потом рассказывал об этом знакомым. У нас с ним сложились очень хорошие отношения. Они сохранились и после того, как мы с Андреем разошлись. Арсений Александрович, так же как и я, любил сказки, и мы дарили друг другу книги».



Тогда же в 1957 году Тарковский познакомился с первокурсником Андреем Кончаловским, с которым они вместе позже написали сценарий дипломного фильма Тарковского — «Каток и скрипка», который был снят в 1960 году на киностудии «Мосфильм». Так как идеологически разнообразить картину по причинам цензуры было затруднительно, Тарковский решил взять сентиментальную историю дружбы юного скрипача и водителя катка, и педалировать изобразительную составляющую. Ориентировался режиссер на нашумевший в то время фильм Альбера Ламориса «Красный шар» — трогательную историю взаимоотношений маленького мальчика и красного воздушного шарика. Так же, как и во французской ленте, в короткометражке Тарковского уделялось внимание игре цветов, в чем была немаловажная заслуга оператора Вадима Юсова. «Каток и скрипка» был удостоен первого приза на кинофестивале студенческих фильмов в Нью-Йорке, а вскоре состоялся и первый полнометражный дебют Тарковского — фильм «Иваново детство». Созданный по мотивам рассказа Владимира Богомолова «Иван», фильм был поставлен в 1962 году на киностудии «Мосфильм».



В этом же году Ирма Рауш родила Тарковскому сына Арсения. Начало работы над первым большим серьезным проектом, равно как и рождение сына, стали для Тарковского первыми большими испытаниями в его жизни. И если на первых порах и здоровье, и относительное семейное благополучие позволяли Тарковскому преодолевать эти испытания, то позже проблем становилось все больше, а сил, чтобы их решать — все меньше. Ирма Рауш вспоминала: «Поначалу у нас не было дома — мы мотались с двумя чемоданами и книгами по съемным квартирам. Это — слава Богу — не было похоже на семейную жизнь, и от этого мне было много легче. Первая квартира появилась после «Иванова детства». По инерции мне было весело, потому что на дворе были 60-е годы, довольно оптимистические, и у нас в доме бывало много интересных людей. Но, с другой стороны, я оказалась выбитой из кинематографа… После «Иванова детства» родился сын Арсений — обычная житейская канва... У Андрея была идея, что режиссура — совершенно не женское дело. Это сейчас женщины косяком пошли в кинематограф, а тогда были единицы. Он считал, что я хорошая актриса, должна сниматься в кино и писать сказки. Голова у меня и вправду всегда была ими забита. И Андрею удалось сбить меня с толку. На свою голову. Впоследствии это явилось одной из составляющих нашего развода. Профессия актрисы меня никогда не привлекала…Когда писался сценарий к «Рублеву», Андрей смеялся: «А Дурочку Ирка сыграет. Ей и играть нечего — юродивость у нее в характере». Но вы знаете, я все время размышляла о себе и Марии Ивановне, с которой у нас очень похожи судьбы. Она с Арсением Александровичем тоже училась вместе, потом родился Андрей, за ним — дочь. И в какой-то момент — мы говорили об этом с Марией Ивановной — вот эта одаренность мужа вдруг выбила из нее уверенность в себе. Ей казалось, что она рядом с ним не так талантлива, и она, учитывая появление детей, в какой-то момент решила, что ее судьба — дети и муж. Она очень боялась, как бы со мной то же самое не произошло. Но я по-другому была воспитана, и время было другое…».

Ирма Рауш исполнила роль матери Ивана в фильме «Иваново детство», который повествовал о судьбе 12-летнего разведчика Ивана. Рано лишившись матери, мальчик решил уйти на фронт, чтобы сражаться с врагом, отобравшим его детство. Детство, которое возвращается к Ивану лишь во снах. Сны в этой картине являются чем-то большим, нежели просто художественным приемом. Они образуют ткань фильма, они, по сути, и есть фильм. К тому же, под сцены сна Тарковский сумел замаскировать ту художественную свободу, что никогда не была бы пропущена пресловутым худсоветом как описание обычной жизни пусть и маленького, но все же солдата Советской Армии. Именно эта неслыханная по тем временам свобода самовыражения и принесла фильму мировую известность. Картина получила главный приз на кинофестивале в Венеции и вдохновила целый ряд режиссеров: например, Сергей Параджанов, посмотрев «Иваново детство», воскликнул: «Теперь я знаю, как снимать кино!». Также высоко оценил фильм и один из кумиров самого Тарковского — Ингмар Бергман.

Друг и муж старшей сестры Андрея Марии Александр Гордон писал в «Воспоминаниях об Андрее Тарковском»: «Нужно было видеть Андрея после получения за этот фильм Главного приза в Венеции. Он весь сиял, окрыленность славой прорывалась сквозь всю его сдержанность, чуть ли не через взятый напрокат элегантный смокинг — свидетельство иных миров, — запечатленный на известной фотографии 1962 года. Это был триумф советской молодой режиссуры. Кроме Тарковского премии получили в Венеции Андрей Кончаловский за короткометражный фильм «Мальчик и голубь» и Юлий Карасик за фильм «Дикая собака Динго». Позже Валентина Малявина, игравшая в «Ивановом детстве», рассказывала, как после поездки с фильмом в Америку Андрей на даче у Михалковых упал на спину в снежный сугроб, раскинул руки и воскликнул: «Я счастлив!».



В 1964 году Тарковский начал работу над масштабным проектом «Страсти по Андрею». Александр Гордон вспоминал: «Они с Кончаловским стали писать сценарий об Андрее Рублеве. Строго говоря, сама идея постановки фильма о великом русском иконописце изначально принадлежала Василию Ливанову, замечательному актеру и режиссеру. Он мечтал сыграть эту роль и, встретившись с Андреем Кончаловским, рассказал о своем замысле. Но он не мог предположить, что идея, попавшая в руки двух Андреев, к нему уже не вернется. Между Тарковским и Ливановым в ресторане ЦДЛ состоялась дуэль — легкая рукопашная схватка, но «от сердца». Обменявшись ударами, противники остыли и разошлись».

Целью проекта было изображение всей той внутренней работы, которую совершает художник при работе над своими произведениями. В качестве главного героя Тарковский не случайно выбрал великого русского иконописца Андрея Рублева. Получалось, что страсти эти не только по Андрею Рублеву, но и по самому Андрею Тарковскому. Это, пожалуй, и есть начало того процесса, в ходе которого режиссер в качестве материала брал собственные переживания, а сюжет фильма являлся своего рода обрамлением. Советская цензура в корне пресекла такого рода автобиографичность, и Тарковскому пришлось переименовать фильм в «Андрей Рублев». Эта картина вышла в советский прокат очень ограниченным количеством копий в 1966 году, и в крайне урезанном виде. Александр Гордон писал о том периоде: «В декабре 1966 года состоялась премьера в Белом зале Союза кинематографистов, после чего фильм положили на полку, продав его до этого французской фирме «Гомон», что до сих пор так и осталось немыслимой в своем лицемерии загадкой. Некоторые партийные документы, тенденциозные и невежественные, хочется процитировать: «Идейная концепция ошибочная, порочная, носит антинародный характер. Народ не страдал, не терпел и не молчал, как в фильме, а восстания следовали за восстаниями… Фильм унижает достоинство русского человека, превращает его в дикаря, чуть ли не в животное. Разрисованный зад скомороха выглядит как символ того уровня, на котором народу была доступна культура… Фильм работает против нас, против народа, истории и партийной политики в области искусства».

Начало кампании против картины после просмотров в ЦК положил П.Н.Демичев. Конечно, он тогда и не предполагал, что через несколько лет придется развернуться на 180 градусов и отдавать команду выпустить фильм на экран. «Дать широкую рекламу, продать за границу как можно шире. Это политически выгодно». А пока картину закрыли. 7 февраля 1967 года Тарковский написал письмо А.В.Романову о том, что не согласен выполнять очередные поправки, и о той многолетней травле, которая началась еще во время выхода «Иванова детства». Он пишет о «чувстве затравленности и безысходности, причиной которого явился нелепый список поправок, призванный разрушить все, что мы сделали за два года».

31 мая 1967 года собрался художественный совет «Мосфильма», но Тарковский не пришел на обсуждение, и дипломатичный Михаил Ромм защищал Андрея, желая оправдать его отсутствие: «Я знаю Тарковского много лет, знаю его с момента приемных экзаменов. Это человек нервный, уже при поступлении во ВГИК он был в какой-то мере травмирован, и уделялось много внимания, чтобы успокоить его. Он очень ранимый, очень творческий человек. Если он услышал эту сводку требований, я понимаю, что он заболел, понимаю, что его не могут найти, потому что для художника убийственное заявление, что все, что он в это дело вложил, все не то и не так. За столько лет работы — и это длится с 1961 года — огромный кусок жизни».

Фильм «Страсти по Андрею» разделен на 8 новелл, каждая из которых рассказывает о том или ином периоде в жизни Андрея Рублева. Главную роль в фильме исполнил Анатолий Солоницын. Сыграла в картине и жена Тарковского Ирма Рауш. Она исполнила роль юродивой девушки, что следовала за иконописцем по пятам. Весьма примечательна концовка фильма — после двух часов черно-белого повествования о жизни иконописца, мы видим яркие красочные произведения мастера — его иконы. Цветовые возможности кино были использованы на самом высоком уровне.



На съемках фильма «Андрей Рублев» Тарковский познакомился с Ларисой Кизиловой, которая сыграла значительную роль в его дальнейшей жизни. Позднее Ирма Рауш так рассказала о разрыве с Тарковским: «Расходились мы долго. Официально мы развелись в 70-м году, но все пришло к концу много раньше. Я уезжала на съемки, Андрей тоже ездил в экспедиции, мы разошлись по-хорошему. Было очевидно, что нам друг с другом тяжело. После развода я пошла на студию Горького. Возвращаться к своей профессии после такого большого перерыва было непросто. На студии в это время работал Вася Шукшин, он мне помог — мы всегда были с ним большими друзьями. Стала снимать детские фильмы…» Сложными были отношения и со старшим сыном Арсением: «… я сделала большую глупость. Когда Андрей женился, он захотел, чтобы Арсений приходил к нему в дом, но я не разрешила. «Когда мальчик подрастет — сам решит», — думала я. Я слишком хорошо помнила выражение лица Андрея, с которым он ходил в дом к отцу, — вероятно, это выражение появилось в детстве да так и осталось. Получилось, что Андрей с сыном почти не общался. Приходить к нам в дом, как он сам говорил, ему было тяжело. Кончилось тем, что вмешалась Мария Ивановна — просто взяла Арсения за руку и привела к отцу. Правда, Арсений к тому времени уже учился в старших классах. Отношения с отцом сложились непростые, как и когда-то у самого Андрея с Арсением Александровичем, несмотря на то, что они очень друг друга любили. Ко всему прочему прибавила сложностей еще и громкость фамилии — и в школе, а потом и в институте Арсению все время приходилось как бы обороняться, отстаивая свою независимость… Но я счастлива, что наш сын Арсений очень любил деда. Отношения у них были простые и ласковые. Последние годы Тарковские жили в Матвеевском, в Доме ветеранов кино. К тому времени Арсений окончил институт, стал хирургом. Он часто бывал у них. А потом и в больнице, когда дед заболел, он сидел возле него и в последнюю ночь, когда Арсений Александрович был уже без сознания».

В 1969 году фильм «Андрей Рублев» был отправлен на Каннский кинофестиваль, где картина демонстрировалась вне конкурса и получила главный приз Международной Федерации Кинопрессы. После завершения работы над «Андреем Рублевым» Тарковский взялся за работу сразу над двумя сценариями: «Солярис» и «Исповедь». Первый, основанный на одноименном романе Станислава Лема, писался Тарковским вместе со сценаристом Фридрихом Горенштейном. «Исповедь» же была полностью автобиографическим проектом, создавалась режиссером в одиночку (лишь много позже к работе подключится Александр Мишарин). Вообще иметь в работе сразу несколько проектов Тарковский считал необходимым для режиссера. Так в его дневниках мы можем прочесть, что всегда есть, по крайней мере, десять фильмов, каждый из которых он может начать снимать прямо сейчас. Среди них «Доктор Фаустус», «Игра в бисер», «Достоевский», жизнеописание Иисуса. Другое дело, что возможности, предоставляемые режиссеру государством, были куда меньше возможностей самого режиссера. Александр Гордон вспоминал: «Конечно, это были нелегкие годы в жизни Андрея. Сценарии писались, но долго ждали своего часа. И хотя у нас были разные на то причины, оба мы были безработными, поэтому часто встречались. Личная жизнь у Андрея была очень сложная, путаная. И в эту неразбериху он впутывал и нас с Мариной. Уедет жить к Кизиловой, а потом звонит уже из другого места: «Поезжайте, заберите мои вещи со Звездного бульвара». Берем такси, приезжаем, забираем вещи. Лариса Кизилова в нашу сторону не смотрит. А через некоторое время все повторяется…».

Лариса Кизилова пережила с Тарковским самые тяжелые и светлые дни его жизни. Она была ему нянькой, мамкой, кормилицей, незаменимой и неизменной спутницей жизни, той самой опорой, которая так нужна творческому человеку неспособному справится с повседневностью быта. О своей жизни с Тарковским Лариса рассказала в одном из поздних интервью: «… Когда мы познакомились, я сразу с первого взгляда поняла: «Это - моя судьба!..» Мне было 24 года, а он был неотразим в своих белых джинсах. Он умел с каким-то шиком носить вещи. Бывал даже немного эксцентричным и пижонистым, но, возможно, это меня и покорило. Сначала я стала его ассистенткой. В первый раз Тарковский вывез меня на кинофестиваль в Локарно. Он сказал тогда: «Ларочка, будьте критичнее к окружающим. Перед вами ложный мир с очень горькой рассадой. Здесь не все так просто и шикарно, как выглядит вокруг. Тем более если в вашем кармане считанные гроши, а без денег вы ноль». Но вокруг я видела другой мир, мир с другими запахами, другими людьми, другими улыбками, другие одежды. И главное, что меня поразило, - это дети. Нет, дети были такими же, как у нас, только без комплексов. Они тоже играли, шутили, смеялись, но это был свободный смех. Андрей очень любил детей. Как он рассказывал о рождении нашего малыша... Я была тогда сильно больна. Не прекращались сердечные приступы. Они начались еще при съемках «Иванова детства». Он очень беспокоился и говорил мне: «Боже, скорее бы вы (они с Андреем до конца жизни были на «вы». – «Известия») родили! Родите хотя бы этажерку, стул или табуретку. Но живую. Я ее буду очень любить». 7 августа 1970 года разразилась сильнейшая гроза. В родильном доме в районе проспекта Мира в Москве все вдруг потемнело. Произошел словно обвал. Грянул один раскат грома, затем другой. А когда гром прекратился, раздался первый крик нашего сына! Позже Андрей-старший по-разному рассказывал эту сцену, но всегда повторял с восторгом одно и то же: «Он весил 4600 граммов!» Он украл табличку с первыми данными сына. Эта табличка стала его реликвией... И, вообще, я не видела более доброго, простого и одновременно сложного, тонкого и загадочного человека, каким был Андрей. Его особая порядочность проявлялась в отношении и к своим, и к чужим детям…».

В 1972 году Тарковский закончил работу над фантастическим фильмом «Солярис».



Фильм раскрыл тему этических, нравственных и религиозных проблем человечества посредством взаимоотношений последнего с внеземными цивилизациями. В том же году Тарковский сдал фильм на худсовет, и в ответ получил список замечаний, состоящий из 35 пунктов. Среди них: «Изъять концепцию Бога», «Изъять концепцию христианства», «Убрать сцену с матерью». Были среди замечаний и совсем абсурдные: «Не надо, чтобы Хари становилась человеком», «Зритель ничего не поймет». Зритель же оказался куда проницательнее чиновников, и очереди в четыре кольца окружили советские кинотеатры. Многие жители больших городов ехали смотреть «Солярис» в провинцию, поскольку там он шел в менее обрезанном виде.

Большой приз Каннского кинофестиваля 1972 года стал на этом фоне ожидаемым явлением. Несмотря на это, Тарковский тяжело переживал такое отношение со стороны своего «отечества». В дневниках за 1973 год он писал: «Ты никому не нужен, ты совершенно чужд своей культуре, ты ничего не сделал для нее, ты ничтожество».

«Я не поленился, - писал Александр Гордон - и, изучив соответствующие документы «Мосфильма», подсчитал время работы Тарковского над фильмами. Работа над «Солярисом» продолжалась три года, а если точнее, то три года и четыре месяца. Поэтапно она шла следующим образом: от подачи заявки на сценарий (18 декабря 1968 года) до утверждения литературного сценария и разрешения начать работу (3 марта 1970 года) прошел один год и четыре месяца. Хотя на написание сценария авторы затратили не более трех-четырех месяцев. Остальное время ушло на обсуждение вариантов, согласование поправок, прохождение документов по инстанциям. Еще два года ушло на работу над фильмом — режиссерская разработка, подготовительный период, съемка, озвучание, монтаж и многочисленные сдачи разных вариантов и поправок к фильму. Лишь в феврале 1972 года работа была закончена, а официальной датой сдачи фильма по бумагам Госкино была дата 11 апреля 1972 года. Итого: три года, четыре месяца и пять дней… Говорят, что Тарковский подолгу снимал свои фильмы и поэтому снял их так мало. Говорят также, что ему мешала бюрократическая система. В одном из писем к отцу Андрей писал об этом. Система, действительно, мешала, что правда, то правда. Особенно много времени уходило на утверждение сценариев. Но сами фильмы он снимал профессионально и быстро при условии качественной подготовки. Однако когда дело доходило до сдачи фильма, то все, как правило, затягивалось…».



В следующем году Тарковский вернулся к работе над «Исповедью», прерванной из-за съемок «Соляриса» и подключил к работе Александра Мишарина. Рабочее название «Исповедь», уже успевшее стать и «Белым днем», и «Белым-белым днем», в итоге стало «Зеркалом», и под этим названием фильм был снят в том же году. «Зеркало» для многих любителей кино — центральная работа Тарковского. Для такой точки зрения достаточно оснований: фильм полностью автобиографичен, сюжета как такового нет — фильм как бы «плавал» от одного образа к другому, от детства к взрослой жизни, от взрослой жизни к юности. Ярко проявлялся образ отца, а точнее - образ его отсутствия: стихотворения Арсения Тарковского, прочитанные самим автором, напоминают нам о том расстоянии, что еще в раннем детстве разделило главного героя (режиссера) и его отца. К этому времени Тарковский уже развелся со своей первой женой Ирмой Рауш и женился на Ларисе Кизиловой, которая родила ему сына Андрея. Таким образом, Тарковский стал для своего первого сына Арсения тем, кем стал для него в свое время его отец Арсений. Также очень важно фактическое отсутствие самого главного героя. Зрители видели мир его глазами, мыслили его категориями. Роль матери исполнила Маргарита Терехова, физическое сходство которой с матерью Тарковского отрицать довольно трудно. Однако на фильм обрушилось и немало критики — как раз за его автобиографичность, за излишний символизм. Единственный аспект фильма, превосходность которого никто никогда не отрицал — это операторская работа Георгия Рерберга. Именно в этой картине был полностью отражен ее автор, со всеми своими плюсами и минусами, со всеми благодарностями и обидами. И если мы хотим составить свое собственное мнение о человеке и режиссере Андрее Тарковском, необходимо смотреть в первую очередь «Зеркало». Больше, чем какой-либо другой фильм, «Зеркало» можно назвать семейным фильмом Тарковских. Звучал за кадром голос отца, читавшего свои стихи в роли старой матери снялась мать Андрея, первую любовь мальчика играла падчерица Оля, дочь Ларисы Кизиловой. Сыграла и Лариса — в эпизоде труднейшем, в партнерстве с Маргаритой Тереховой (в «Зеркале» Тереховой принадлежат две роли — матери героя Марии и его жены Натальи). Наконец, сам Тарковский появлялся в кадре — правда, лица его не было видно, а только руки, изможденные руки умирающего на постели.



«На заседании Комиссии по определению категорий фильмов, - писал Александр Гордон, - на «Мосфильме» разгорелись ожесточенные дебаты. Привожу выдержки из стенограммы:

«Евгений Матвеев: Мне обидно за такого большого художника, как Тарковский, и просто неловко даже говорить. Здесь говорили, что на совещании в Союзе кинематографистов совместно с Госкино было сказано в одном из выступлений об «элитарности». Видимо, не случайно употребили слово «элитарность» применительно к картине Тарковского для ее характеристики. Надо полагать, что найдутся такие, которые будут аплодировать, кричать «ура» — гениальный Тарковский, единственный у нас Феллини и тому подобное. Шуму будет много, но для кого создана эта картина? Думаю, что для немногих. Но я буду голосовать за первую категорию обязательно.

Николай Сизов (генеральный директор «Мосфильма», как председатель худсовета обладающий правом двух голосов): Это вовсе не обязательно. Голосуйте, как считаете нужным. Я лично за вторую категорию буду голосовать. У каждого свое мнение…

Ефим Дзиган: У меня нет сомнений, что эта картина широким зрителем не будет принята и не будет понята. И мне кажется, что такое неуважение к зрителю, для которого мы работаем… не заслуживает того, чтобы давать такую высокую оценку картине, как первая категория… Поощрять такие тенденции в нашей кинематографии было бы глубоко неверно.
Григорий Александров: Тут все непонятно. Может быть, я слишком стар, чтобы это понять, но я понимаю, что мы должны делать и что это не то направление, которое надо поддерживать. Я беру на себя смелость сказать, что зрители не будут смотреть эту картину… Ценя высоко Тарковского, я считаю, что эта картина не идет по магистральному пути нашего советского искусства.

Николай Сизов: Конечно, если подходить к искусству, как сформулировала Вера Петровна Строева, что большое искусство не может быть оптимистическим то это, может быть, шаг вперед в его творчестве… но если говорить по большому счету, если не отрывать искусство от задач, над осуществлением которых мы призваны работать, то выдающейся картину Андрея Тарковского нельзя назвать…».

Результаты голосования были следующими: за первую категорию подано одиннадцать голосов, за вторую — двенадцать. Только в начале 1990-х годов, уже после смерти Тарковского это решение было пересмотрено и фильму «Зеркало» была все-таки присуждена первая категория. Когда был завершен окончательный вариант «Зеркала», фильм был выпущен всего лишь в трех кинотеатрах Москвы…».

В те годы Тарковскому не удалось снять фильм «Гамлет», но в 1976 году он поставил шекспировскую пьесу на сцене Театра имени Ленинского комсомола с Анатолием Солоницыным в главной роли. Тарковский говорил, что в этой пьесе для него кроется огромная тайна. Он видел трагедию Гамлета «в падении нравственном и духовном, в необходимости, прежде чем совершить убийство, принять законы этого мира, действовать по его правилам, то есть отказаться от своих духовных притязаний и стать обыкновенным убийцей. Вот где смысл драмы! Трагедия!».

После «Зеркала» Тарковский несколько лет готовился к съемкам и снял еще один фантастический фильм — «Сталкер». Сценарий был написан братьями Стругацкими по мотивам их же повести «Пикник на обочине». Аркадий Стругацкий с восторгом говорил: «Мы написали восемнадцать вариантов сценария, потому что так требовал Андрей». Фильм рассказывал о путешествии Писателя и Профессора, сопровождаемых Сталкером, в Зону — место, пораженное странной катастрофой. В Зоне есть некая Комната, где исполняются любые желания. Но дойдя до Комнаты, путники понимали, что желают они на самом деле совсем не того, что задумали. Возвратившись обратно, казалось бы, с пустыми руками, они стали совсем другими людьми. На съемках фильма, точнее, уже после съемок, с Тарковским приключилась катастрофа, масштабы которой сопоставимы разве что с масштабами катастрофы в Зоне: то ли из-за ошибки проявщика, то ли по чьему-то специальному поручению рабочий негатив был проявлен неверным образом — фильм был фактически смыт с пленки. Тарковский пережил инфаркт. Немного оправившись, он полностью переснял фильм. Во время монтажного периода произошел еще один приступ, во время которого Тарковский записал в своем дневнике: «Боже! Чувствую приближение Твое. Чувствую руку Твою на затылке моем. Потому что хочу видеть Твой мир, каким Ты его создал, и людей Твоих, какими Ты стараешься сделать их. Люблю Тебя, Господи, и ничего не хочу от Тебя больше». К счастью, приступ оказался не смертельным, и Тарковский закончил фильм, который в 1980 году с большим успехом был показан на Каннском кинофестивале. «Сталкер», вышедший на экраны в 1980 году, — последний фильм, снятый Тарковским в Советском Союзе. В том же году ему было присуждено звание народного артиста РСФСР, и он стал лауреатом итальянской премии «Давид Донателло» в номинации «За вклад в киноискусство». «Я сейчас себя чувствую настолько сильным, настолько творчески высоко, настолько велико мое желание работать, но где, где эта работа?» — писал режиссер в дневнике.



К этому времени Тарковский обзавелся знакомствами за рубежом, в частности, большая дружба у него завязалась с итальянским сценаристом Тонино Гуэрра. И в 1980 году Тарковский отправился в Италию, где вместе с Гуэрра начал работу над сценарием фильма «Ностальгия». Сын Андрей остался в Москве с бабушкой, а Рим 1981 года встретил Тарковского радушно. Тонино Гуэрра стал близким другом и соавтором режиссера, а мэр Флоренции предоставил в распоряжение Тарковского дом. Во время путешествий по Италии, связанных с выбором натуры для «Ностальгии», Тарковский снял документальную картину «Время путешествия». В одной из сцен этого фильма Тарковский, отвечая на письма итальянских студентов, рассказал о своих предпочтениях в искусстве: Леонардо да Винчи, Лев Толстой, Иоганн Себастьян Бах, Робер Брессон — все они, по мнению Тарковского, достигли гениальной простоты в своих произведениях.



Высоко ценил Тарковский фильмы Параджанова, Феллини и Антониони. При просмотре «Времени путешествия» складывается ощущение, что Тарковский искал в Италии что-то особенное, что-то, чего в Италии нет. А не Россию ли ищет в Италии Тарковский? Россию, которой в социалистической державе больше нет, которую у режиссера украли, оставив только деревянный сруб в Юрьевце? Вот и герой фильма «Ностальгия» писатель Горчаков искал в Италии следы творчества русского крепостного композитора Сосновского. Искал русского композитора, а нашел местного сумасшедшего — блаженного Доменико. «Я хотел рассказать о русской ностальгии, — отмечал Тарковский, — том особом и специфическом состоянии души, которое возникает у нас, русских, вдали от Родины».



Три года длился подготовительный период и три месяца шли съемки. Для Тарковского эта работа была этапной: «Лишь в «Ностальгии» я почувствовал, что кинематограф способен в очень большой степени выразить душевное состояние автора, — говорил он в интервью. — Раньше я не предполагал, что это возможно».



В 1983 году Тарковский привез «Ностальгию» на кинофестиваль в Канны, где со своим последним фильмом «Деньги» (по мотивам «Фальшивого купона» Толстого) был 82-летний Робер Брессон. И вот он, исторический момент — большой приз за лучшую режиссерскую работу получили сразу два фильма: «Ностальгия» и «Деньги». На пресс-конференции Тарковский и Брессон сидели рядом, не более чем в полуметре друг от друга. Для Тарковского Брессон, конечно, находился на абсолютно недосягаемом уровне, но для всех собравшихся было ясно, что фигуры этих двух режиссеров вполне сопоставимы. И никто из них не лучше и не хуже — не в этом дело. Дело в том, что каждый из них сумел показать мир так, как видят все — и не видит никто. И тут разгорелся скандал. Тарковский был возмущен распределением наград, по его мнению, несправедливым, и обвинил Сергея Бондарчука, входившего в жюри, в том, что тот якобы выступил против присуждения «Ностальгии» главного приза.

В дальнейшем Тарковский должен был вернуться в Москву, как того требовало Госкино. Ему обещали переоформить визу, но сначала предлагалось обсудить его творческие планы. В ответ режиссер требовал приезда к нему сына и тещи, и продления заграничной командировки еще на три года. Тарковский страшно нервничал, а 10 июля 1984 года на пресс-конференции заявил, что навсегда остается на Западе. Он объяснил это решение не политическими мотивами, а тем, что ему не давали и не дают возможности работать и реализовывать свои замыслы на родине.



И. Альберти рассказывал о том времени: «Самые пронзительные воспоминания об Андрее связаны с тем моментом, когда он решил остаться. Он безнадежно просил о том, чтобы к нему были выпущены его маленький сын и мать Ларисы и ее дочь от первого брака: это тоже сыграло роль в решении остаться на Западе - сначала он хотел лишь поработать здесь несколько лет. Три дня после пресс-конференции я провела рядом с ним. Он крайне нуждался в эти дни в психологической поддержке, в дружеском участии. Он чувствовал себя потерянным, для него это была трагедия. Он очень остро чувствовал свою духовную связь с Россией, с ее деревьями, птицами, травами, и на решение остаться могли повлиять только чрезвычайные обстоятельства. А вообще его понятие родины было гораздо шире понятия географического, социального и так далее. Это было понятие духовное, включающее в себя, прежде всего, русскую культуру».

Едва известие о решении Тарковского остаться на Западе достигла пределов Советского Союза, официальные власти тут же объявили его предателем. Сразу замолкли газеты и журналы, не рассказывая ни слова о Тарковском. Все его фильмы были сняты с проката, даже ко Дню Победы перестали крутить «Иваново детство» - одну из самых талантливых картин на военную тему. Отвернулись от Тарковского и большинство его коллег. Со страниц «Литературной газеты» Михаил Ульянов заявил: «Ни в одной стране мира Тарковскому не дадут права три раза экранизировать один и тот же фильм, а у нас позволяли. Ему предлагали экранизировать «Идиота» Федора Михайловича Достоевского, о чем может мечтать каждый режиссер, а он предпочел поехать в Италию и ставить там «Ностальгию». Это их личные решения и трагедии (речь в статье шла и о режиссере Театра на Таганке Юрии Петровиче Любимове, тоже оставшемся на Западе), а не какой-то злой умысел страны».

Многие тогда, испугавшись системы, предали Тарковского. Из интервью Ларисы Кизиловой: «Андрей говорил: «У меня вообще ностальгия по людям. Но не по городам, даже не по Москве с ее начальниками. Никакого сожаления. Города когда-либо перестроятся, а с людьми явно труднее. Я же? Никогда...» - Кто из друзей не предал? - Из друзей-кинематографистов выделю Сергея Параджанова. Мы познакомились с ним после того, как Сергея выпустили из тюрьмы. Я запомнила его слова: «Встречаются люди, у которых есть все, но они очень бедны. Вы, Тарковский, нищий, но поверьте: вы одни из самых богатых на планете, и оставайтесь вечно самими собой. Бог даст!»



Женитьба на Ларисе Кизиловой надолго испортила отношения Андрея с сестрой Марией, которая так рассказывала о том периоде жизни своего брата: «Отар Иоселиани в то время уже работал во Франции, Кончаловский жил в Америке… Андрей поехал в творческую поездку, снимать «Ностальгию» в Италии и под сильным нажимом друзей, желавшим ему добра, и жены Ларисы в июле 1983 года заявил о невозвращении. «Это был самый отвратительный день моей жизни», — писал он потом. Для него было ужасно, что тут «в заложниках» остался его сын, его родственники…Его трагедия в том, что он родился в нашей стране с ее жутким режимом. И не было рядом друга настоящего, который бы сказал: «Что ты делаешь? Подожди! Потерпи!». Для нас это был удар, потому что мы понимали, на что он себя обрек. Мы узнали о его решении из прессы, и были в шоке… Тяжелее всех пришлось папе: он потерял сына…Андрей понимал, что опускается на дно. Он совершал жертвоприношение. Но ради чего? Если бы хотя б немножко он задержался тут, то, может быть, так страшно не заболел бы…»

В 1984 году Тарковский поехал в Швецию, где договорился о съемках фильма «Жертвоприношение». Оператором на картине стал Свен Нюквист — бессменный оператор Ингмара Бергмана, фильмами которого так восхищался Тарковский. А через год Тарковский узнал, что болен раком легких, и без промедлений начал съемки «Жертвоприношения», понимая, что это его последний фильм. Картина рассказывала о жизни семьи в преддверии конца света, связанного с атомной войной. Глава семьи, атеист Александр, пытался понять, что же ему надо сделать, какое совершить жертвоприношение, чтобы сохранить жизнь своим детям. Сам Тарковский так объяснял идею фильма: «Жертвоприношение — это то, что каждое поколение должно совершить по отношению к своим детям: принести себя в жертву». Андрей Тарковский эту жертву принес, всего себя вложив в свой последний фильм.



На съёмках фильма «Жертвоприношение» у Тарковского был роман с норвежкой Ингер Персон, работавшей в съёмочной группе художником по костюмам. И незадолго до смерти у нее от Андрея Тарковского родился сын Александр, которого Андрей никогда так и не увидел. Фотографию трехмесячного сына ему принесли в больницу. Сейчас Александр живёт со своей мамой в Норвегии. «В больницу в последние дни ему принесли фотографии трехмесячного внебрачного сына. Он был в смятении… - вспоминает Мария Тарковская, - Я постаралась разыскать мать Александра, и у нас завязались родственные отношения. Мы встретились в Париже, когда Александру было немного больше года. Ездили вместе на кладбище к Андрею. Было очень грустно, но приходило какое-то умиротворение… Не забуду ручонку Саши с леечкой: он поливал цветы на могиле отца… Потом они приезжали в Москву, мы были у них в Скандинавии. Ради Андрея эта милая женщина изучила русский язык. С Андреем она общалась на итальянском. Все сыновья Андрея очень красивые. В Саше я тоже нахожу большое сходство с Андреем — в темпераменте, в подвижности, в какой-то физической ловкости. Он чемпион страны по фехтованию среди юниоров. В Москве я присутствовала на соревнованиях по фехтованию, куда приехал Александр со своим другом. Он сражался мужественно, как викинг. Но сказался перелет: целый день он ждал своего выхода на дорожку и проиграл одно очко своему сопернику. Когда он отшвырнул на пол маску в досаде на проигрыш, я увидела в нем Андрея».

В мае 1986 года, будучи уже тяжело больным, Тарковский получил сразу несколько призов на кинофестивале в Каннах. Все кинематографическое сообщество помогало Тарковскому в борьбе с болезнью, но одна химиотерапия за другой лишали его организм последних сил. Запись в дневнике Тарковского от 15 декабря: «На восстановление нет сил», и чуть ниже последняя фраза, записанная рукой Андрея Тарковского: «Негатив, разрезанный почему-то во многих случайных местах…».

«До последнего часа Андрей не терял сознания и тем более - самообладания, рассудка. – рассказывала Лариса Кизилова, - Он острил, пытался подбодрить, поддержать меня морально и физически. Например, говорил: «Какая большая палата в этой больнице. Скажите, нельзя ли что-либо организовать, чтобы я снял пару сцен, а может быть, целый фильм? Готов даже мультипликационный. Вам, Ларочка, роль Белоснежки. Я давно Гном-Ворчун...» До смерти оставалось всего шесть дней. «Как бы я был счастлив, если бы мне позвонили по телефону из Москвы! А может быть, там отключили все телефоны? И такое у нас возможно». «Ну что вы? Там все в порядке. В кинотеатрах повсюду пошли ваши фильмы», - пытаясь его подбодрить, сказала Лариса. «Видимо, очень плохи мои дела! Наверное, там прослышали, что умираю... Но и фильмы мои тоже весьма средней веселости... И мне теперь не до смеха. Но я верю в жизнь оставшуюся и оставленную...».

Перед смертью Андрей Тарковский написал завещание, которое бережно хранила его жена Лариса: «В последнее время, очевидно в связи со слухами о моей скорой смерти, в Союзе начали широко показывать мои фильмы. Как видно, уже готовится моя посмертная канонизация. Когда я не смогу ничего возразить, я стану угодным «власть имущим», тем, кто в течение 17 лет не давал мне работать, тем, кто вынудил меня остаться на Западе, чтобы, наконец, осуществить мои творческие планы, тем, кто на пять лет насильственно разлучил нас с нашим 10-летним сыном. Зная нравы некоторых членов моей семьи (увы, родство не выбирают!) я хочу оградить этим письмом мою жену Лару, моего постоянного верного друга и помощника, чьи благородство и любовь проявляются теперь как никогда (она сейчас моя бессменная сиделка, моя единственная опора), от любых будущих нападок. Когда я умру, я прошу ее похоронить меня в Париже, на русском кладбище. Ни живым, ни мертвым я не хочу возвращаться в страну, которая причинила мне и моим близким столько боли, страданий, унижений. Я - русский человек, но советским себя не считаю. Надеюсь, что моя жена и сын не нарушат моей воли, несмотря на все трудности, которые ожидают их в связи с моим решением. Андрей Тарковский. Париж, 5 ноября 1986 года».



Андрей Тарковский скончался от рака легких 29 декабря 1986 года в одном из парижских госпиталей. Его похороны состоялись 3 января 1987 года на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа недалеко от Парижа. Из советского Союза на похороны приехали сестра Мария с мужем Александром Гордоном: «Когда мы ехали на похороны Андрея, везли с собой письмо от отца с просьбой упокоить прах Тарковского в России. Но специалисты по французскому семейному праву объяснили, что все права в руках у жены. Лариса же отказалась хоронить Андрея в России, потому что потом ее отсюда не выпустили бы. Ей не было смысла возвращаться, так как она как раз добилась того, чего хотела: жить за границей. Там уже был сын, которого, когда Андрей смертельно заболел, власти соблаговолили выпустить. Когда же я дала телеграмму на имя Горбачева с просьбой посодействовать моей встрече с братом, мне позвонили из ОВИРа: «К командированным за границу родственников не пускают». Недавно возникла идея перезахоронения, но я отрицательно к этому отношусь: раз уж судьба привела Андрея на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, значит, так и нужно. Его ведь уже однажды перемещали: первый раз тело подзахоронили в могилу есаула Григорьева, а позднее мэр Сент-Женевьев выделил под могилу Тарковскому особое место. История надмогильного памятника тоже сложная. Сначала был простой деревянный крест, что мне лично было по душе. А потом, ничего не сказав мне о своих планах, вдова Андрея заказала памятник. Надпись на нем абсолютно безграмотная с точки зрения русского языка: «Андрей Тарковский. Человеку, который увидел ангела». Кроме того, мне кажется, такая надпись просто недопустима на памятнике (и священник мне говорил об этом). Нельзя такие вещи писать. Даже если он и увидел ангела…».

Лариса сама сделала эскиз памятника: гора - словно Голгофа, в ней были высечены семь ступеней, символизирующие завершенность и соответствующие числу фильмов, созданных Андреем: «Сколько я выслушала упреков! Родственники обвиняли меня в том, что долго не было памятника Андрею, что положила-де я мужа на Сент-Женевьев-де-Буа не в «новое место». Обещания Эрнста Неизвестного сделать памятник и подарить его в память о Тарковском остались обещаниями... Но зачем ворошить старые обиды? Я не могла заплатить скульпторам столько, сколько они запрашивали. Но я не теряла надежды, что мы поднимем памятник Андрею…» Памятник обошелся в 100 тысяч долларов Лариса оплатила стоимость места захоронения на 200 лет вперед, не ведая о том, что всего через десять лет и она будет лежать рядом с супругом.



В 1987 году Александром Сокуровым был снят документальный фильм об Андрее Тарковском «Московская элегия».




http://chtoby-pomnili.com/page.php?id=1052