Светлана каким-то особым чувством во сне поняла, что Сергей умер. Умер тихо, ночью. Она проснулась и резко села на кровати. Сергей неподвижно сидел перед монитором, руки висели вдоль тела, голова была запрокинута. Молодая женщина тихо заплакала, не в силах до конца осознать происходящее. Как бы в насмешку, тело ее бывшего мужа наклонилось и тяжело рухнуло на пол.
Это был бурный роман, полный страсти. Они встретились летом, встретились, скорее случайно, чем намеренно, встретились, только благодаря судьбе. И закрутилось. Их любовь была жаркой, их ссоры были мимолетными. Уже через месяц они понимали друг друга без слов, уже через полгода Сергей сделал ей предложение, и она согласилась. На свадьбе гуляли два городка, шумно, весело. Этой свадьбе действительно было мало места. На работе им дали отпуск, и они провели медовый месяц в европе.
Сергей работал по компьютерной специальности, Света менеджером по кадрам. Графики не всегда совпадали, Сергею приходилось ездить по командировкам, но в их случае расстояние только усиливало желание встретиться вновь. У них пока что не было детей, но они планировались в скором будущем. Их можно было назвать идеальной парой, в основном это была заслуга Сергея. Его называли то необычным, то странным, хотя сам он всегда отрицал это.
- Я такой же, как и вы, - говорил он.
- Нет, - отвечали ему, - твои слова пробуждают жажду думать. Иногда, один твой усталый взгляд помогает найти выход из тупиковой ситуации, - на эти слова Сергей только улыбался и пожимал плечами. Он мог легко помирить людей, которые не разговаривали неделями. При этом он так же легко мог общаться с двумя людьми, которые друг с другом были злейшими врагами. Некоторые оценивали это как бесхребетность, но большинство людей удивляла гибкость его общения. Сергей мог погасить любой пожар, он вообще редко ссорился с кем-либо, хотя имел очень высокое чувство справедливости и практически никогда не сглаживал острые вопросы. Наоборот, он чаще еще больше заострял внимание на них и оказывался прав. Сам говорил, что так не очень-то легко жить, но по-другому уже не мог. В нем переплеталась дикая смесь интраверсии и экстраверсии. Мог неделями сидеть дома, а мог неделями быть в компании. Единственное, что объединяло людей, которые его знали – никто не мог понять его. Как по нескольким незначительным деталям он делал правильный, зачастую парадоксальный вывод о ситуации, который никому не приходил в голову, но вывод оказывался верным – время играло на руку Сергею. Он понимал логику жизни, а что не понимал – то чувствовал сердцем. Он рано поседел, его детство было далеко не безоблачным, и неуклонно продолжал седеть. Каждая проблема людей, вокруг него, оборачивалась новой сединой, но он не сдавался. Никогда не сдавался, мог отступить, затаиться, начать искать обход, но не сдаться. У него не было проблем, были только задачи, которые он решал, иногда грубо, иногда тактично. У него не было проблем, зато были шрамы на руках, он стеснялся их и не любил выставлять напоказ, считая их неисправимой оплошностью молодости. Он не хвалился ими.
- Проблема – это когда вы не видите или не хотите видеть шаги решения. Когда не хотите ничего предпринимать. Как только намечен план, проблема становится задачей, любил говорить он. Это не каждый понимал, но люди верили, особенно те, кто знал его довольно давно.
- Неразрешимых вещей нет, - говорил он, - есть недостаток информации.
- Нельзя победить смерть, - восклицали недоверчивые.
- Можно, - отвечал Сергей, - одному крестьянскому парню пару тысяч лет назад это удалось, значит, это может повторить другой.
- Он был святым, - возражали ему.
- А что мешает вам стать святыми, - просто спрашивал он, - правильно, только мы сами.
У него был достаточный багаж знаний и неистребимая тяга к новым.
- Я хоть и не люблю дедушку Ленина за кровь и фанатизм, но учиться, учиться и еще раз учиться – это он правильно завещал, - говаривал Сергей, когда перед ним возникала задача, выходящая за рамки его знаний. Светлана смотрела на него, злилась на него, иногда кричала на него, но он легко гасил ее злость.
- Найди причину плохого настроения и будет как минимум вполовину легче. Устрани причину и будет совсем легко, - говорил он ей и целовал ее в нос. Сергей не принадлежал ни к какой религии, он строил свою. Он не насаждал ее, но охотно делился опытом с тем, кто хотел его выслушать, и это помогало. Помогало не только слушающему, помогало самому Сергею глубже понять самого себя. Он не давал советов – только передавал опыт.
- Ты нарочно применяешь методы, хитрец, - иногда обвиняли его, - это твои психологические штучки, - Сергей опять пожимал плечами. Он позволял людям думать по-своему, не опровергал их. Позволял совершать ошибки, но не позволял винить в ошибках себя.
- Каждый человек ответственен за свои поступки и допущенная ошибка не моя вина, разве я виноват в том, что меня не выслушали?
- Мы тоже не виноваты, что в каждом из нас живет демон! – восклицали люди.
- Не надо обобщать, - морщился Сергей, он страшно не любил, когда обобщают, - я научил своего демона шутить и помогать мне, а вы? – после этих слов на него смотрели, как на сумасшедшего, а потом улыбались.
- Ты прав, черт подери, - восклицали люди.
- Я согласен, это не легко, но вполне выполнимо, - говорил Сергей и улыбался. Он любил помогать людям. Радовался за их победы, даже больше чем за свои. Он не завидовал более умным или более сильным. Он учился у них, и это позволяло ему двигаться вперед. Ему было около тридцати лет, когда жизнь была на пике. И тут он умер.
Светлана тихо плакала в темноте, а потом позвонила маме.
- Сергей умер, - просто сказала она.
- Как? Почему? – голос матери начал дрожать, она тоже не могла поверить, что ее любимый зять вот так взял и умер. Он всегда так элегантно шутил с ней, был приветлив, помогал. Почти всегда мог поднять настроение, а теща у него была далеко не подарок. Другой мужчина точно не смог бы так ловко уживаться с ней.
- Я не знаю, мама. Я проснулась, а он не дышит, - Светлана разревелась.
- Я сейчас приеду, милая, сейчас приеду, - на такси до квартиры Метисовых было несколько минут езды на такси, - возьми себя в руки.
- Я.. я постараюсь, - Светлана всхлипнула, но тело, лежащее на полу опять вывело ее на грань истерического плача. Через час в доме в их квартире было необычно людно для полчетвертого утра. Помочь и поддержать приехали многие люди. В этом была заслуга матери и, хоть Света ругала ее, мама отвечала, что все сделала правильно, надо находиться среди людей. Иначе можно сойти с ума. Приехали родители Сергея, несколько его друзей, врачи и даже знакомые милиционеры. Он подозревали криминал, но доктора только развели руками:
- Это сердце. Оно просто остановилось. Возможно, Сергей употреблял много стимулирующих веществ?
- Он терпеть не мог энергетики, мог выпить чай или кофе, но никогда не злоупотреблял, - безучастно отвечала Света на вопросы.
- Были у него серьезные враги, - спрашивали милиционеры и получали отрицательный ответ, - кто-то угрожал ему, - снова отрицание. Никто не угрожал ему, никому Сергей не перешел дорогу. Никого не обманул. Это была остановка сердца, так и записали в свидетельстве о смерти.
Похороны проходили почти в третью годовщину свадьбы. Погода была настолько благодатной этим летом, что невольно вспоминались полушутливые слова Сергея: «Когда я умру, не смейте плакать. Еще чего не хватало – уходить на тот свет под ваши завывания. Я надеюсь, что жил достойно, проводите меня достойно и я навсегда останусь рядом с вами.» Света помнила эти слова, поэтому не плакала, на ее лице отражалось спокойствие. Не безразличное спокойствие приговоренного к смерти, а спокойствие человека, который умеет держать удар. Любой удар. Этому ее научил Сергей, и за это она была благодарна ему. Хотя в тот раз он за такие слова о смерти получил небольшую выволочку. Гроб начали на канатах опускать в могилу. Потом люди, которых собралось огромное количество, начали кидать последнюю горсть земли на крышку…
Сергей заканчивал дописывать очередной скрипт, когда почувствовал легкое покалывание левой руки. Он не успел понять, что происходит, как его накрыла неприятная вязкая темнота, тошнотворная темнота. Спустя мгновение он очутился в полной тишине и темноте, а потом увидел себя и Свету, неожиданно севшую на кровати и широко распахнувшую красивые глаза. «Я умер», - подумал он, - «как не кстати, я много не успел. Например, не успел сказать перед смертью, как я люблю ее». Конечно, он говорил это неоднократно. Подтверждал делами, но перед смертью стоило попрощаться. Сергей не любил неожиданности, но не боялся их. В глубине души он верил в загробное существование, поэтому так же не удивился, когда его потянуло вверх. Вот он уже видит огни города под собой, но не чувствует ветра. Вот уже город исчез за облаками, и появились звезды, но холода он тоже не чувствовал. «Я мыслю, значит, я существую», - пришел в голову древний афоризм, который окончательно успокоил его, - «пока я мыслю, есть возможность продолжить жизнь. Хотя какая теперь жизнь?» Перед ним раскинулись звезды, и он подумал, что отсюда они еще более красивы, потом он увидел лестницу, которая вела наверх. Сила, которая тащила его к наверх, плавно поднесла Сергея к лестнице, и опустила на нее. К Сергею уже спускался некто с крыльями за спиной и нимбом над головой. Внезапно зазвучал томительно прекрасный перезвон колоколов, а крылатый посланец произнес:
- Приветствую тебя, - слова звучали прямо в голове. Духи разговаривать не могут, они бестелесны.
- Дай угадаю, апостол Петр?
- Павел, - улыбнулся один из двенадцати, - апостол Петр провожает грешников.
- Сергей, - в свою очередь представился наш герой.
- Я знаю это, как и многое другое.
- Ты отведешь меня к вратам рая?
- Сначала ты предстанешь перед Ним! – сверкнул Павел очами, - будешь держать ответ за свои деяния. Хорошие и плохие.
- Тогда уж сразу в ад, - пробормотал Сергей, - он уже освоил мысленную речь. Я много грешил, а уж гордыни во мне…
- Да, гордыни в тебе достаточно, ибо ты посмел решить за Него, куда отправиться тебе.
- Не люблю совершать бесполезных вещей, - если бы Сергей мог, то он бы по своему обыкновению поморщился, - зачем рассказывать Господу то, что он знает лучше меня.
- Неисповедимы пути Его, и не нам судить.
- Тогда пошли, не люблю ждать, хотя признаться не думал, что буду так нервничать после смерти, - Сергею не очень нравилось то, что происходило. Это не походило на лестницу к вратам престола Господнего. Он вообще не верил, что Бог существует в таком виде. Апостол повернулся, и Сергей стал подниматься за ним по лестнице под перезвоны. Некоторые ступени шатались под его ногами, но не проваливались вниз. «Значит, достоин, иначе уже летел бы к Дьяволу в когти», - думал Сергей, когда очередная ступенька опасно накренилась, но все же выдержала его шаг. Совсем некстати подумалось про роту марширующих солдат и мост, попавший в резонанс. «Я иду к Богу, а думаю о всякой ерунде», - одернул он себя и тут же подумал: «Это неправда. Что-то тут не так». Павел, словно угадав его мысли показал ему рукой наверх:
- Дальше мне идти нельзя, ты пойдешь один. Ступени больше не будут шататься, ты прошел их, - наверху клубились облака. За ними, по всей видимости, находился добрый дедушка в окружении ангелов с трубами и парочкой боевых архангелов за троном.
- Я поведу его, раздался кроткий голос и на лестницу вступил человек с глубоким взором, - тот самый сын плотника, который победил смерть. Иисус слегка подтолкнул Сергея в спину:
- Не медли, но и не торопись, я буду рядом, - и Сергей пошел вверх. Если бы он мог, то стиснул зубы. Его тревожила мысль о нереальности происходящего. Это было больше похоже на нелепый сон, чем на аудиенцию у Бога. Он поднимался все выше и выше и, наконец, попал в плотный туман. Тут он совсем потерял ориентацию, но тут из белесой дымки прозвучал глас Сына Божьего:
- Иди прямо и не собьешься с пути, если сердце твое чисто, - Сергей честно постарался не думать о котлах с кипящей смолой и двинулся дальше. Внезапно, облака кончились, и в глаза ударил нестерпимый свет, он исходил из-за огромного трона, а ангелы тут же затрубили, звуки труб смешались с колокольным звоном в красивейшую и сильную мелодию, у Сергея выступили слезы, а в голове раздался Глас, повергающий на колени:
- Ты пришел, сын мой. Пришел держать ответ за деяния свои, - губы Сергея помимо воли начали читать «Отче наш», а мысль, которая не давала ему покоя во время загробного путешествия оформилась окончательно.
- Ты не такой, - посмел возразить он, - не такой пафосный. Не такой, прости Господи, попсовый. Я не верю в это! Я не верю в такого тебя! – прокричал он мысленно и тут же пространство начало схлопываться. Как будто, в черную дыру улетел апостол Павел, исчезли в ней ангелы и архангелы, Иисус, исчез трон, смолкла музыка, и Сергей опять оказался в тишине и темноте. «Вот это и есть, наверное, настоящая, смерть», - подумал он, - «бесконечная тишина и пустота». Но вот вдали появилась пульсирующая точка. Она все приближалась и приближалась, пока не выросла в огромную сферу. Точнее мгновением назад это была сфера и вот она уже изменила форму и перетекла в новое состояние. Она переливалась и сверкала, менялась, взрывалась и сворачивалась, разворачивалась и снова схлопывалась. Она потянула Сергея к себе, и он влился во Вселенский разум, став частью его. Став частью Бога. Бог считал иначе, Сила, которая создала этот мир, не была доброй или злой. Она просто была и была всегда. Она была, есть и будет, она за одно мгновение поведала Сергею тайны возникновения галактик, оказывается, они все возникли по-разному и биллионы биллионов лет рушились и возникали заново. Это было то, что люди называли Жизнь. Жизнь с большой буквы и жизнь поведала Сергею, что каждая маленькая жизнь на земле тоже очень важна. Она поведала, что эта аудиенция была последней проверкой, проверкой для человека, потому что Жизнь справедлива и устраивала проверку такую, которую можно было выдержать. Еще она поведала, что таких людей, как он много. Это люди, которые теряются без вести, а потом находятся. Это люди, которые неожиданно выходят из комы, люди которые просыпаются от летаргического сна. Это люди, побеждающие рак, на пороге смерти. Это люди, которые одним своим присутствием делают мир чуточку лучше. Это необычные люди. Все это Сергей узнал за мгновения, но не успел ничего спросить, да и не нужно было ничего спрашивать. Он несколько мгновений побыл махонькой частичкой Жизни, после чего невероятная сила зашвырнула его обратно в бренную оболочку для того, чтобы он прошел путь маленькой жизни до конца, принеся много хорошего, и вернулся обратно, откуда все началось…



Два пьяненьких гробовщика только принялись закапывать могилу, как изнутри гроба раздался стук кулака живого необычного человека.

Я никогда не бывал в этих краях. Близко - бывал, но даже предположить не мог, что рядом с моим поселком есть такие места. Точнее, небольшой поселок внутри заводской зоны. Я всегда считал, что там находится насосный завод, речка, а за ней очистные сооружения и промзона Щелково. Оказалось так и есть, почти. Внутри промзоны я наткнулся на два десятка двухэтажных домов, в каждом было два подъезда. Дома такие строились в заводских поселках еще при Сталине, но эти выглядели удивительно опрятными. Как будто их построили совсем недавно. Слабо верилось, что так оно и есть, скорее всего, за домами хорошо следили или недавно сделали капитальный ремонт. Хотя нет, все же следили, потому что после капремонта все равно остается ощущение плесневелости и старости – это нельзя полностью скрыть. На первом этаже одного из домов был магазин, я зашли в него, чтобы купить воды освежиться и промочить пересохшее горло – эта летняя неделя выдалась жаркой. За стойкой главенствовала высокая старуха, худая, с волосами, выбеленными временем. Зуб даю, она была старше этих домов, как минимум, в полтора раза. За ее спиной на полках отчетливо торчали корешки книг, в сиреневых переплетах с серебряными надписями авторов и названий. Вроде бы буквы русские, а понять все равно ничего нельзя. По одной буквы читаются, но охвати все слово целиком или попытайся сложить буквы – и тут же смысл терялся. Я поежился и решил пройти поглубже в хорошо освещенный солнцем и лампами зал, чтобы получше изучить странный магазин. В середине зала стояли столы для настольного тенниса. Некоторые были сложены, некоторые нет, но все они были разного размера. Некоторые квадратные, некоторые прямоугольные. Один вообще имел длину метра в четыре, зато шириной был с локоть, но сетка на нем стояла, как положено - посередине. На столах лежали ракетки, на удивление, стандартных размеров. Направо стояли стеллажи с непонятными приспособлениями, похожими толи на астролябии, толи на секстанты. Мне показалось, что там пара секстантов и была. Налево был небольшой продуктовый отдел самообслуживания – то, что нужно! Я зашел за угол, и бабка не могла меня видеть! Извечное русское желание халявы взяло вверх, и я, воровато оглянувшись, положил в карман небольшую шоколадку, потом взял бутылку минералки и подошел обратно на кассу. Выставил бутылку и стал ждать когда меня обслужат, но старуха, не поворачиваясь, сказала:
- А шоколад?
- Черт, камеры, - пробормотал я. Хотя ничего похожего на камеры я не заметил. В голову так же пришла мысль о скрытой системе зеркал.
- Не камеры и не зеркала, - ответила старуха и, наконец, повернулась, - я вижу твое прошлое.
- Ээээ… - только я смог произнести я, настолько просто и серьезно она это сказала, - такого не бывает. Тем более что я украл шоколадку только несколько минут назад.
- Прошлое – это то, что ты совершил. Не важно несколько минут назад или несколько лет назад. Не важно помнишь ты это или нет.
- Так не бывает. Точнее я не могу в это поверить, - поправился я.
- Бери это, - она указала на бутылку и стыдливо выложенную на прилавок шоколадку, -и пошли со мной.
Мы вышли из магазинчика, и старуха крикнула:
- Маруська!
- Да бабушка, - с окна на втором этаже высунулась русая головка голубоглазой девочки с косичками. Ей было на вид около семи лет.
- Прими гостя, да расскажи ему пару историй, я пока сварю синий чай.
- Хорошо, бабушка, - улыбнулось это милое создание и исчезло. По лестнице раздался дробный маленьких ножек и Маруся выбежала на солнце, щурясь, протянула мне руку, - пойдем в дом. Посидим, я тебя с братиком познакомлю.
Я взял ее ладошку в свою и мы вошли в тень подъезда. Дома у плиты хлопотала немолодая улыбчивая женщина, она только кивнула мне и махнула рукой, испачканной в муке, в сторону комнаты. В комнате я смущенно сел на диван и начал украдкой оглядываться вокруг. Убранство квартиры не поражало своей изысканностью, но и не было бедным – обычная трехкомнатная квартира обычной семьи. Тут не было странных вещей, как в магазине, зато был добротный иностранный телевизор с двадцатичетырехдюймо вой диагональю. Компьютер гудел в углу комнаты, а из динамиков музыкального центра негромко играла музыка.
- Не стесняйся, - я вздрогнул, - Антон, - парень, примерно моих лет протянул мне руку.
- Никита, - опять мое лицо выдало меня. У меня все всегда написано на лице.
- Ща, Маруська чаю принесет, кстати, лицо тебя действительно выдает, но не в этот раз. Я подошел сзади, - улыбнулся он.
- А вот и я, - девочка вкатила журнальный столик с заварным чайником и несколькими стаканами. На столе так же красовалась вазочка и с печеньем и вареньем, по-моему, вишневым.
- Да, это вишневое варенье, бабушка делала. У нас недалеко заброшенные сады, там много яблок и вишни. Только яблоки не вызревают, - вздохнула она, - хотя я все равно люблю кислые.
- Сегодня все читают мои мысли, - несколько грубо поинтересовался я, обращаясь, о основном к Антону.
- Ну, не все, а только мы, - поправил он, улыбаясь, - и не мысли, а прошлое. Полностью, включая и мысли и ощущения и чувства, - вот ты подумал нехорошее слово, а через секунду уже думаешь что-то другое, но там мысль стала твоим прошлым и я могу увидеть ее.
- Пиздец, - опять подумал я, - как они это делают, - Антон мигнул глазами и сказал:
- Это бабушкин чай, он дает эту способность и существенно замедляет старение. Она старше этих домов примерно в три раза, - через пару секунд добавил он, - а домам примерно по восемьдесят лет.
«Их, похоже, поливали чаем бабули», - недовольно подумал я, а Антон засмеялся моей мысленной шутке и вышел из комнаты. Маруся села со мной на диван и налила чаю:
- Не волнуйся, на самом деле нам больше лет, чем кажется. Я, например, выпила этого чая, через два года после рождения и теперь я выгляжу как маленькая девочка. Хотя я и есть маленькая девочка, мне мама говорила, что психика человека тоже начинает развиваться медленно из-за этого. Так что я сейчас большой ребенок.
Я не успел спросить сколько ей лет на самом деле, вошли мама и бабушка. По моим подсчетам, примерно двадцать один – двадцать два, но это уже особого значения не имело.
- Маруся рассказала тебе?
- Нет, бабуль, Никита говорил с Антоном.
- Вы не можете читать прошлое друг друга, - удивился я, - иначе не задавали бы вопросов!
- Не можем, - ответила бабушка, - кстати, меня зовут Валентина Александровна, а мою дочь, Наталья.
- Не буду говорить, что мне приятно, - буркнул я, - все равно вы поймете, что мне, в общем-то все равно. Мне другое интересно.
- Расскажи ему, Маруся, - велела Валентина.
- Хорошо, - девочка внимательно посмотрела на меня и сказала, - когда тебе было семь лет, ты часто ходил с бабушкой на рынок. Она покупала триста грамм докторской колбасы, если был обрезок до веса, то она давала его тебе. С тех пор ты любишь докторскую колбасу – она напоминает тебе о детстве. Так?
- Да. Я стараюсь, вести жизнь честно, вы знаете почему.
- Потому что ты алкоголик, - сказала Наталья, - страшная болезнь, но ты борешься. Может быть не так активно, как мог бы, но все же.
- Да, - вновь подтвердил я правоту их слов, - почему вы рассказали мне все это?
- Ты спросил. Мысленно, но спросил, тем более, что ты – необычный человек. Не каждый найдет наш поселок, далеко не каждый, - ответила бабушка, - за последние лет тридцать ты единственный гость.
- Прошлым был папа, - грустно улыбнулась Маруся, - он погиб на заводе вскоре после моего рождения.
- Почему он остался у вас, - спросил я.
- Он выпил синего чая, - ответила Наталья, - поэтому решил остаться. Ты тоже хочешь попробовать, это можно понять, даже не читая твои недавние мысли, - лукаво сказала она, - любопытство – страшная вещь.
- Ну буду я видеть прошлое людей, ну и что с того, - начал говорить я и тут до меня дошло.
- Правильно, от тебя ничего нельзя будет скрыть, тем более ты увидишь где и как тебя обманули люди, увидишь что и как они о тебе думали. Увидишь всех скелетов в их шкафах. С этим невозможно жить.
- Но я же могу не читать их?
- Можешь, но соблазн велик. Я предлагаю либо уйти сейчас, либо погостить и уйти позже, но если ты хочешь уйти, то не пей синий чай. После ухода ты уже не сможешь найти нас вновь, и жизнь твоя вернется в русло, а через несколько лет ты уже будешь вспоминать нас, как сон или сказку. Если выпьешь чай, то можешь остаться в поселке, у нас есть несколько свободных квартир и есть работа. В поселке все пили этот чай, так что ты не сможешь прочесть их прошлое. И они не смогут прочесть твое.
- Бабушка, но у него интересное прошлое! Дай я еще почитаю, - выкрикнула Маруся.
- Это нечестно, - возразил я ей, - там много гадостей.
- Зато интересно, - возразила она. Действительно, большой ребенок.
- Я могу выпить и уйти?
- Можешь, - одновременно сказали Наталья и Валентина Александровна, - мы не отказываем и не станем задерживать. Жизнь любого человека принадлежит этому человеку и, в какой-то, мере его матери. Но предупредить мы были обязаны, - тихо произнесла Наталья, протягивая мне обычную кружку. Жидкость в ней была синеватой и, действительно, по запаху напоминала чай. По вкусу тоже, я не раздумывая выпил теплый напиток и Маруся разочарована вздохнула:
- Ну вот, опять темнота.
- Странное чувство, - пробормотал я, - хотя нет, это я придумываю. Ничего странного нет.
- Хорошая привычка – не лгать себе, - улыбнулась Валентина Александровна.
- Я пойду, - поднялся я, - спасибо за все, - я понял, что тут произошла некая мистификация, - держи Марусь, с улыбкой я протянул ей шоколадку и пошел к выходу.
- Прощай Ники, - грустно сказала девочка.
- Почему прощай? А вдруг встретимся?
- Не встретимся. Ты не найдешь нас.
- Невозможного нет, - в свою очередь ответил я, - вы же не можете видеть будущее?
- Будущее не можем, но в данном случае этого не требуется, - ответила Маруся.
- До свидания, - все равно сказал я по-своему этим странным людям.
- Прощай, - ответили они.
- Передавайте привет Антону, - спохватился я, уже стоя в дверях. Мне ничего не ответили. Две женщины и одна девочка просто смотрели как за мной захлопнулась дверь.
Они оказались правы, я не смог выдержать даже недели среди людей. Я полностью понял смысл фразы «гореть тебе в аду». Это был огонь понимания и правды. Даже прошлое животных я тоже мог видеть. Я расстался со своей девушкой, оказалось, что она изменяла мне. Поссорился с родителями, оказалось, что мать хотела сделать аборт, и только случай позволил мне родиться на свет. Оказалось, что люди постоянно обманывают друг друга, путаясь в паутине лжи. Я чуть не сошел с ума на второй же день, когда прочел что продавщица, этой ночью задушила своего младенца полотенцем, а сейчас стоит и улыбается, как ни в чем не бывало. Я чуть не сошел с ума, когда увидел, что водитель маршрутки несколько лет назад сбил ребенка на ночной дороге, он был пьян, а жене сказал, что помял машину о собаку. Я понял, что мне никто не поверит, я понял, что меня так же посчитают обманщиком. Мне очень быстро стало неинтересно рассматривать скелетов и скелетиков. Стало противно, как иногда становится гадко и стыдно за свое прошлое. Я стал с тоской вспоминать Марусю, с тоской вспоминать людей, чье незамысловатое прошлое было закрыто от моего взора. Вместо долголетия мне захотелось умереть. Я попробовал найти их, ночью пошел в то место где раньше находился поселок, но нашел лишь полуразрушенные бараки и пустоту. Даже диких собак не было поблизости. Наверно смешно выглядел человек, который в истерике бьется на развалинах, которым уже сорок лет и до боли в кулаках сжимает обломки. Я возвращался, шатаясь, как пьяный, с ладоней текла кровь, но я не замечал ее. Что делать? Покончить с собой? Глупо. Жить среди людей – невыносимо. Я принял решение уехать. В тундру, в тайгу, в пустыню. Куда угодно, где нет людей. Один день, еще один день я протяну в этом чертовом муравейнике. Дальше поезд, люди сами убегут из купе, когда я расскажу им о их же прегрешениях. Я даже плотоядно улыбнулся, представив себе это. Приняв решение, я заснул крепким сном, мне снилась улыбка Маруси и ласковые глаза Валентины Александровны.
Сколько оказывается в необъятной России пустых мест, где может обосноваться человек. Для этого требовалось только одно – сила. Сила ума, сила рук и сила воли. Оказывается ум и воля у меня уже были, а сила рук пришла со временем. Сначала я жил в шалаше и чуть не отдал Богу душу, но меня нашли охотники. Они выслушали мою историю и ничего не сказали ответ. Они поверили, каждый по-своему и каждый настолько, насколько вообще верил людям. Они поверили, я прочитал это. Они помогли на первых порах, а один однажды утром принес снежно белого щенка:
- У него еще нет прошлого, - улыбнулся в усы охотник, - он свяжет свою жизнь с твоей и не будет обременять.
- Спасибо, - только и смог выговорить я, - но я не могу ничем отблагодарить в ответ.
- Не надо, - просто сказал он, ему действительно хватило слов благодарности, - ты стал одним из нас. Стал быстро, хотя и родился в городе. Мы это ценим. Я не буду настаивать, но приходи в гости. Хотя бы ко мне, я одинок и мне нечего скрывать, большинству из нас нечего скрывать, ты это наверное уже знаешь.
- Не знаю, - сказал я, - разве приятно общаться с человеком, который знает, что ты писал в штаны до восьми лет?
- Хахахахаха, - от души рассмеялся охотник, - это знают почти все в моей деревне! Такие вещи сложно скрыть у нас. Таких вещей не очень-то принято стыдиться здесь. Не то, что в городе. Люди разные, - опять улыбнулся он, - ты приходи, а там посмотрим.
- Я подумаю, - ответил я, но за двадцать лет я так и не сходил в гости. И за сорок лет не сходил. Зато выстроил отличный дом на берегу неширокой реки, выкупил землю и построил отличную баню. Люди в деревне называли меня – «Малой», потому что я очень молодо выглядел благодаря той давней чашке синего чая. Они не лезли ко мне, я не лез к ним. За годы я научился уважать и ценить свое одиночество. Нет, не полюбил его, а просто смирился.
Я отложил плотницкий топор и посмотрел на лес. Сегодня была неплохая погода, можно идти на охоту. Вот только остругаю несколько бревен и пойду. Собаки неожиданно сорвались и молча понеслись к кромке леса, волкодавы вообще редко лают, они окружают и нападают молча. Мои не были натасканы на людей – просто побежали встречать. Я вздохнул и отложил недошкуренное бревно. Вдруг испугают незваного гостя – Михаил, молодой парень, что менял у меня шкурки на чай и сахар должен был появиться завтра. Остальные были недавно. Значит гость или гости – незваные. Я совсем углубился в свои мысли, что не сразу заметил, кого встретили Майка и Лайка. А когда поднял глаза, то сразу узнал эту улыбку, и меня прошиб пот.
- Невозможно нет, - пробормотал я, а повзрослевшая Маруся, как и много лет назад, протянула ко мне свою ладонь.

Посвящается компании Artx в целом,
а так же ее монтажникам в частности.
Свободных каналов, парни!



Если вы не знаете, кто я такой, то знайте – я обычный кабельщик, каких много. Работка не сахар, но она мне нравится. Да еще с недавних пор она стала еще интереснее. Вы не слышали про большую блоху? Ну ладно, еще услышите, сейчас я вам расскажу про другого монстра, встреченного мною в подвале. Опять подвал? Ладно, в следующий раз расскажу вам про чердак. Итак, байка про ржавые пружины.
Ну и неделька выдалась. Жаркая пора. Осенью всем срочно нужен интернет. Все приехали из отпусков, в том числе и начальство. Все такие отдохнувшие и жаждущие работать, что в ход идут сразу кипы новых проектов, и абоненты не заставляют себя долго ждать. Послали одного инженера на разведку, замер расстояний между домами и исследование подвалов и чердаков на предмет пригодности протягивания там проводов. Прикомандировали к нему меня, как провинившегося, потому что за день до этого я примитивно сбежал с работы и не дотянул одного важного абонента. Абонент оказался V.I.P, а я оказался – бит. Надо сказать инженер тот – мужик неплохой и по-своему за дело радеет, хотя и слушает ужасную музыку, лезет туда, где не знает ничего и тормоз, каких свет не видывал.
- Нельзя, - говорит, - по крышам тянуть. Надо по правильному все делать – тянуть по подвалам.
- Да где там, - парирую я, - там баня круглый год из-за прорванного водопровода. Оборудование сгорит – не успеем поставить.
- Тогда по чердакам.
- Там узко – только ползком протащить кабель можно. И много мусора. Не проще ли магистраль пустить по крыше?
- Не положено.
- Как же это, кабель для уличной проводки? – удивляюсь я, - как не положено? И быстро и удобно. Полпоселка так работает и нормально – скорость есть, а сбоев нет.
- Ну, вот не положено, - мнется инженер, а объяснить толком не может ничего.
- Ну, сам посмотришь на подвалы, - мстительно заявляю я.
- Ну и посмотрю, - боевито заявляет мужик, включает «радио-попса» и молча едет по дороге, соблюдая при этом все до единого правила дорожного движения.
Через полтора часа этого музыкального ада вкупе с черепашьим движением мы попадаем по нужному адресу. С помощью этого безумно тормознутого инженера я получаю ключи от подвала. Это можно было бы сделать быстрее, потому что я знаю, где ЖКХ, а инженер – нет. Зато инженер знает «как правильно», в итоге цель достигнута, но на час позже, чем могло бы быть.
Лучше бы нам не давали эти ключи. Ей богу не вру – таких шедевров подвальной разрухи я не встречал давно. Чтобы спуститься в подвал пришлось прорваться через занавес клочковатой серой паутины. Паутина была мокрая. Потом требовалось увернуться от труб и не менее мокрой стекловаты, которая свисала с них клочьями. Трубы отчаянно текли, периодически плевались в стороны струйками кипятка и пара. На полу лежал старый поролон, настолько старый, что стал черным. Сначала мне показалось, что он шевелится – я нагнулся рассмотреть поближе и увидел тысячи и тысячи белесых мошек, очень похожих на моль, только они не летали. Они сплошным ковром покрывали этот поролон, как будто ели его. То тут, то там из этого же месива росли ростки, которые напоминали толи папоротник, толи неизвестный науке вид поганок. По углам горели чьи-то внимательные глазки. Я сказал инженеру, что это большие крысы, и он тихо ойкнул. Стенка между подъездами зияла рваным проломом, вокруг которого громоздилась груда битого кирпича, за стеной начинался мрак, витали мошки, висела клочьями паутина, и был потоп.
- Я туда не пойду, - решительно заявил горе-инженер.
- Пойдем, иначе я скажу, что ты просто отказался исследовать подвал. Сам же говорил, что протяжке вода не помеха. Значит и замеру расстояний тоже.
- Замерить можно по улице.
- Можно, а где вешать ящики?
- Ну, сообразите…
- Ну, когда нам платить будут столько же, сколько и вам, едко сказал я, тогда мы будем соображать. А сейчас я не знаю, где вешать оборудование, потому что там каждая труба течет. Не хочу отвечать потом за проводку, - парировал я, - у нас в машине специально на этот случай пара болотных сапог по пояс. Вот и пойдем.
- Ты уверен?
- Я был уверен, что тянуть надо по крыше еще с самого начала, - отрезал я, - ну так что? Работать будем?
- Будем, - вздохнул инженер.
Мы в спешном порядке натянули сапоги, потому что меня уже достал этот городок и этот подвал и этот инженер, который непригоден к полевой работе. Сидел бы в офисе и сопротивление высчитывал, а не рвался в бой. Я еще и капюшон плотного балахона натянул на голову, стараясь скрыть усмешку – у инженера головного убора не было. Значит, будет из паутины. Перед тем, как вступить в проем я подавил желание перекреститься. Инженер рассуждал о преимуществах протяжки в том или ином случае и вдруг осекся.
- Ты это почувствовал? – чуть ли не заикаясь, спросил он.
- Что, - немного насмешливо спросил я и тут же осекся – что-то коснулось моей ноги. В этой части подвала воды было чуть больше, чем по колено и плавать там действительно что-то могло.
- Смотри туда, - неверной рукой специалист указал мне на мутную воду. Там вылез и пропал небольшой гребень, как будто змеи копошились. Или одна змея, но большая. Я поежился – после огромной, но туповатой блохи, я готовился к чему угодно, но не через два месяца же! Наконец, таинственный монстр раскрыл себя. Из воды полезли пружины, многие и многие ржавые останки матрасов складывались в неприглядное нечто, больше всего похожее на гротескную собаку, размером с пони. Ржавый монстр поднялся, с боков свисали обрывки полиэтилена и обмотки труб. Тварь проскрежетала тем местом, где должны были находиться челюсти, и загребла одним щупальцем инженера. После чего засунула его в себе в область груди – и обвила пружинами, зажав несчастного умника намертво. Он только захрипел и задрыгал ногой, а пружинник развернулся и исчез в темноте подвала.
- Ах ты, - задохнулся я от возмущения и бросился за ним, размахивая фонариком и собирая на лицо липкую пыльную паутину. Через один подъезд подвал поднялся, потому что фундамент дома шел ступенькой, и стало сухо, а в полу я обнаружил дыру, метра три в диаметре. Глубину попытался проверить камнем, но стука о дно не услышал, услышал только глухой скрежет, и на поверхности стали появляться щупальца из пружин. Потом появилось подобие головы, на груди был все так же зажат инженер. Пружинное чудо что-то угрожающе проскрипело, но я не отступил, продолжая стоять на месте. Тогда оно вытянуло одно щупальце и ловко схватило меня поперек талии, после чего, не мудрствуя грохнуло спиной о ближайшую стену. Из меня вышибло воздух, и я поспешно ретировался обратно, упав, по дороге, в воду. Железяка меня преследовать не стала, только скрежетала что-то, высовываясь из ямы. Я попробовал подобраться обратно, но она очень красноречиво хлопала щупальцем, и мне пришлось откатиться опять. И тут я заметил на земле что-то блестящее. Ключи от машины инженера! А значит, я смогу открыть бензобак. Должен же монстр из пружин чего-то бояться, наверняка, огня. Это единственное, что пришло мне в голову. Я не мог объяснить, почему железный, в общем-то, зверь должен бояться огня, но чувствовал, что должен. Иначе инженер – труп. Вот тут я не сомневался – монстр не отпустит его.
Наломать подходящих веток не составило труда. Тряпки нашлись в мусорных баках неподалеку. Я слил немного бензина и стал обладателем трех великолепных факелов. Вздохнув, я полез спасать умника из нутра, насквозь проржавевшего, монстра.
Яма выглядела пустой. Обманчиво пустой. Я взял обломок кирпича, который побольше, и бросил вниз. Раздался глухой удар, и скрежет поднимающегося монстра. Первое щупальце, которое появилось на свет, я прижег факелом, и оно быстро убралось в яму, а скрежет стал громче. Наконец, монстр появился из ямы и попытался достать меня своим жгутом, но я прижег его повторно. Он так стремительно отдернул лапу, что чуть не свалился в яму. Я начал тыкать в него факелами с двух рук, уворачиваясь от проворных пружин. Наконец, монстр заскрежетал еще громче и отпустил несчастного инженера, а сам провалился в яму. Инженер полетел на меня, пришлось выкинуть факелы вслед пружиннику, а самому придержать тело. Я с сожалением посмотрел на яму, где все еще виделись отблески пламени, и слышался скрежет огнелюбивого монстра. Запалив последний факел, я принялся приводить в чувство помятого спеца.
- Очнись же, очнись, твою маман, - хлопал я умника по щекам.
- Аввввааа, - пролепетал он, открывая глаза. Увидел мою перекошенную рожу и подвал он сделал попытку потерять сознание вновь, но я не дал ему этого сделать.
- Около стены есть старый ручной каток, - принялся скороговоркой объяснять я, - Он весит достаточно много. Монстр ушел глубоко – его хорошо накроет. Только мне одному его никак с места не сдвинуть, понимаешь? – я надеялся, что понимает.
- Я, я, - он слабо повел рукой.
- Сдохнешь ты здесь, тряпка, - заорал я на него, - вставай уже и помогай, - я вскочил и возбужденно указал на ручной каток, неведомо как оказавшийся у стены. Рукоять его была завалена мусором и, казалось, вросла в него.
- И р-р-аз, - орал я, напрягая все силы.
- И д-д-ва, - надрывался инженер, сверкая глазами, что в сочетании с разодранной рубашкой и пиджаком выглядело едва ли не смешно. Ну вот не умеет человек одеваться правильно, когда лезет в подвал. Ручка дернулась и начала подаваться. Бетонный цилиндр, которым укатывали асфальт, начал медленно катиться к яме.
- Давай, - прохрипел я, и мы поднажали. Каток ухнул вниз. Раздался душераздирающий скрежет, который удалялся, по мере того как разгонялся груз. Потом внизу бухнуло.
- Да ладно, - проворчал я недоверчиво, - не может быть, чтобы это его убило. Вот так у нас обычно чистят дымоходы, - гордо поведал я инженеру. Внутри ямы раздался стон и она начала изнутри наполнятся пылью песком и обломками камней. Через несколько минут мы увидели перед собой горку песка, наверху блестело битое стекло и валялись деревяшки. Как и не было идеально круглого отверстия, не установленной глубины.


Позже вечером возле подъезда раздавались два нетрезвых голоса:
- А ч-ч-что я жене скажу?
- Н-н-ну, скажи, что в подвале колючая проволока была. И, ну, ободрался... Чуток.
- М-м-ного проволоки? – спросил инженер. Я с сомнением воззрился на его одежду, она была изодрана почти в клочья.
- Ага, м-много.

— Маэстро, ваша предыдущая история очень поучительна, хотя и печальна. Бог все же умер.
— Бог остался жив — умерли заблуждения.
— Расскажите еще что-нибудь, умоляем вас.
— Хорошо же, — Маэстро закинул ногу на ногу и откинулся на спинку удобного кресла, невесть как взявшегося на этой скалистой вершине, — внимайте.

Их было трое. Их всегда было трое, сколько они себя помнили. С самого начала, а начало, как водится, уходит в глубину веков. И против них всегда был один и один был так силен, что, только сплотившись, троица могла одолеть его. Эти трое были очень разными. Первым был — благородный дон Бастарди, носил он, непременно, монокль, высокий черный цилиндр, строгий черный смокинг и трость с загнутой рукоятью. Бастарди был строг, не признавал ничьего мнения, кроме своего и действовал соответственно внутренним догмам. Второго звали Уга-уга. Он был невеликого роста, почти карлик, к тому же носил на спине горб. Впечатление усиливал бесформенный балахон с капюшоном, сшитый из разноцветных лоскутов. Уга-Уга не был строг, он потакал своим желаниям, которые сложно было объяснить и брызгал слюной в собеседника, когда возбужденно что-то говорил. Так же, Уга-уга был не слишком умен, зато был очень добр. Третьим был тихий и рассудительный мистер Салата. Салата был высок, светловолос и вам, вероятно, напомнил бы эльфа из сказок. Носил он просторные одежды в темно-синих тонах с золотой вышивкой и белые легкие туфли. Он очень редко повышал голос, никогда не сердился и умел уладить любой конфликт. Надо сказать, что Уга и Бастарди были противоположностями, только в одном они были схожи — оба редко задумывались над своими действиями, а если и задумывались — то ненадолго. Салата же, наоборот, был очень внимателен к себе в первую очередь и окружающему его миру во вторую. Вот таким было трио. И чтобы ни случилось, они всегда были вместе. Противостоял им потусторонний демон по имени — Цок. Так его прозвали за то, что спускался он с этажа на этаж и копыта его цокали по каменным ступеням. Бой всегда происходил в одной и той же башне — только этажи были разными, башня эта была в высшей степени странной. Квадратного сечения с квадратными окнами, которые были расположены правильными кольцами по бокам, уходила она ввысь и терялась в серых, мрачных облаках. В башне жили люди — на каждом этаже было по четыре двери. На каждом этаже было по четыре двери. Сколько в башне этажей — никто не считал, но все уверенно полагали, что бесконечное количество. Как над землей, так и под ней. Цок всегда появлялся неожиданно и спускался ровно на один этаж ниже, принося с собой одни неурядицы, перемены, несчастья. На каком этаже он появится — заранее предугадать было невозможно, но троица всегда успевала ему навстречу. Еще одна примечательная особенность башни состояла в том, что на этажах было много ламп всевозможных форм, размеров и расцветок. Они горели всеми цветами радуги, переливались и окрашивали серые стены в яркие цвета. На подоконниках стояли маленькие деревья — бонсай. В горшках, рядом с лампами росли красивые цветы. Когда появлялся Цок, все лампы на этаже становились маленькими и круглыми и начинали светить тусклым сероватым светом. У бонсаев облетали листочки, цветы вяли. Где бы Цок ни проходил — везде одно только его появление наносило ущерб и только благодаря усилиям троицы лампы возвращались в прежнее состояние, а растения оживали вновь Надо ли говорить о том, как боялись люди звука цокающих копыт? Надо ли говорить, как они радовались, когда за дверью вдруг слышался веселый смех Уги, ругательства Бастарди и негромкий голос Салата.
Бывало, Уга-уга отказывался идти на битву и плакал. Бастарди тут же выходил из себя, он ненавидел проволочки и плач:
— Поднимайся и иди, жалкий слюнтяй! — кричал Бастарди в гневе.
— Не пойду! — кричал Уга-Уга, плача.
— Ты должен идти с нами, и прекрати поливать меня своей слюной! — еще более повышал голос дон.
— Не хочу! — орал в голос коротышка и ревел пуще прежнего.
— Не хочешь — не ходи, — тихо говорил Салата, — пошли, благородный дон. Прощай, Уга, — вновь поворачивался он к плачущему карлику и садился на корточки, чтобы его лицо оказывалось напротив мокрого личика горбуна.
— Почему прощай? Не оставляйте меняяяяя, — выл Уга.
— Прощай, потому что без тебя мы не справимся, Цок убьет нас, все лампы постепенно станут серыми, а цветы увядшими. Мы не оставляем тебя — ты же сам не хочешь идти, мы лишь идем своей дорогой.
— Я хочу с вами, — Уга-уга начинал успокаиваться.
— Оставь этого слюнтяя, — морщился Бастарди, — не видишь — он плакса и нытик!
— Позволь ему решить самому, — говорил Салата чуть громче, чем обычно и Бастарди молчал, сурово насупившись — после победы нас ждет мороженое, — вновь обращался Салата к Уге.
— Мороженое?
— Вкусное мороженое, если мы победим или смерть — если мы проиграем, — весело произносил Салата и шел навстречу их давнему врагу. Уга-уга тут же его за руку:
— Мне ванильное! — от былой истерики не оставалось и следа. Дон Бастарди тут же занимал свою позицию чуть спереди них — такова была их тактика: Бастарди чуть спереди, орудует тростью, Салата прикрывает его, одновременно защищая горбуна. Уга-уга же поражал демона из рогатки, стреляя с потрясающей точностью.
В иной раз благородный дон противился битве. Он выпрямлялся и упрямо выдвигал челюсть вперед:
— Почему я должен идти первым? Всегда я иду первым. Нужно первым пускать вот его, — указующий перст Бастарди целился на Угу, который выглядывал из-за спины Салаты. Уга в ответ не обижался и показывал Бастарди язык, — не кривляйся, недомерок. Ты должен идти первым и отвлекать Цока, зальешь его своими соплями, — Уга в ответ смеялся, выбегал из-за спины Салаты и прыгал на почтительном расстоянии от Бастарди, показывая тому нос. Бастарди совсем ярился и пытался поймать вертлявого горбуна, но Салата вдруг шагал, перекрывая ему путь. Вроде ничего резкого и не было в его движениях, но он очень быстро оказывался между Угой и Бастарди.
— Я должен идти первым, — тихо произнес Салата, глядя прямо, — я должен и я пойду. Мой долг — сражаться, пусть, идя, первым я погибну, но долг — есть долг.
— Черт подери, Салата! — кричал Бастарди, — ты не обязан погибать из-за этого, недомерка, только потому, что он не хочет! — кивок в сторону затихшего Уги.
— Ты прав, как и всегда, Бастарди. Не обязан, но если я не пойду сейчас, то цветы совсем завянут, а лампы станут совсем серыми, я не вижу другого выхода, дон — тихо отвечал Салата.
— Есть выход, — кричал тогда Бастарди, — я пойду первым, потому что я должен защитить вас и только попробуй мне это запретить! — он тут же забывал, как говорил, что не пойдет впереди.
— Кто я такой, чтобы препятствовать благородным решениям? Прошу вас, — Салата пропускал строгого Бастарди, и дон гордо шагал вперед. Чуть позади него, как обычно, шел Салата, держа за руку доброго, но глупого, горбуна Уга-угу.
Так сражались они раз за разом, так они ссорились, но Салата всегда находил способ примириться. Их усилия были вознаграждены — лампы опять сверкали разноцветными огнями, цветы благоухали, а из-под корней бонсаев начинали бить маленькие роднички чистой воды. Люди не дрожали за дверьми, они выходили и радовались, угощали троицу горячим чаем, а их дети весело бегали, пытаясь догнать смеющегося Угу.

Как умирают Боги

- Маэстро, а расскажите какую-нибудь поучительную историю. Только со счастливым концом. Или вы знаете только суицидальные?
- Отчего же? Могу и со счастливым…внимайте, - Маэстро поудобнее устроился на неудобной кухонной табуретке, невесть как оказавшейся посреди девственного леса.

Жил пацаненок, лет десяти-одиннадцати. И была у него мечта, мечта стать богом. Другие дети в таком возрасте мечтают стать пожарным, врачом, на худой конец, летчиком или космонавтом. Хотя, на самом деле они сами толком не знают – чего же они на самом деле хотят. Утверждается, что в это время и начинает формироваться стойкий характер, который одних делает гениальными асами вождения гоночных болидов, а других великолепными карманниками. Но характер формируется раньше, гораздо раньше и этого паренька уже было свое собственное мнение насчет происходящего вокруг и внутри. Паренек начал увлекаться японской мультипликацией и чтением. Смотрел он всё подряд, и близка ему была философия Японии. Читал он тоже все подряд, но многое не мог понять, по малолетству, а многое не мог принять из-за своего миропонимания. Это тогда уже начало портить ему жизнь, поскольку он начал становиться «не таким, как все». Многие называли его «избалованным», многие «очень одаренным ребенком». И те и другие ошибались. Он был сам по себе и от этого был одинок. И сам себя считал почти богом. В глубине души зная, что способен на абсолютно все, он ничего не мог толком добиться и страдал от этого. Чуть попозже он решил уходить в мир своих грез, где был то величайшим воином, то величайшим магом, то просто супергероем. Это постепенно вошло в привычку, но мальчик взрослел, многое стало казаться ему детским бредом и требовалось средство, чтобы поддерживать живость воображения. Средство было легкодоступно и имело разнообразный градус. Микстура воображения сильно помогала забыться от повседневной реальности, где мальчик, нет, уже молодой человек, ничего из себя не представлял, но сильно мешала адекватно эту реальность оценивать. Тогда его мечты стали выползать в реальность, как тараканы и он ничего не мог с этим поделать. Он резал вены, чтобы остановиться, бился головой в стену, и пытался вешаться, но ничего не получалось. Он встал на опасную грань между иллюзорной жизнью и вполне настоящей смертью. Надо было выбирать. И инстинкт выбрал жизнь. Молодой человек долго лечился и стал равнодушен к алкоголю. Но исчезли и его мечты. Трезвой и очень адекватной стала его жизнь, но это была жизнь, а не смерть. Так родился крепкий, как боровичок, буржуй среднего класса, и умер молодой бог.

Дважды по 12. Ч I Возрождение

Часть I. Возрождение

Земля 3000 года. Истощенная и загаженная планета. Многоярусные улицы. Бетон, стекло и пластик домов. Стандартные коробки квартир. Стандартная саморазогревающаяся еда. Много, очень много информации. Жизнь ускорилась в несколько раз и люди, начали срываться. В течение такой жизни, стали разрешенными некоторые наркотики, алкоголь и никотин. Люди так и не полетели в далекий космос. Потому что спились. Слишком напряженной была жизнь, и надо было как-то расслабляться. Слишком много рушилось планов, и надо было как-то заглушить боль. На помощь приходил синтезированный алкоголь. Дешевый и безотказный. Много и много поколений рождались уже алкоголиками. Употреблять алкоголь было разрешено с десяти лет, после этого немногие доживали до тридцати, несмотря на успехи медицины. Надо было что-то делать – вымирала целая раса разумных существ.
Карл сидел в библиотеке. Огромное здание имело форму огромного цилиндра. Внизу располагалась собственно библиотека. Тут были записи на кристаллах. Выше была бумажные книги, туда доступ имел уже не каждый. На последних этажах располагался всемирный архив. Тут были и кристаллы, потому что бумажный вариант некоторых книг был утерян навсегда, были и старые, потрепанные фолианты и брошюры. На Карла надели специальный костюм – в помещениях архива соблюдалась тотальная чистота и особый воздушный режим. Карлу было интересно, откуда пошла такая волна алкоголизма и что было её предвестником. Немаловажное значение имел опыт предков по борьбе с зеленым змием. Огромного труда стоило получить допуск во всемирный архив, помогла докторская степень по психиатрии. Он не знал конкретно, что он искал, но упорно рылся в записях почти тысячелетней давности. Наконец, среди пожелтевших страниц книг, которые не записали на кристаллы, он нашел. Нашел не выход, а всего лишь надежду на него. «Мы признали свое бессилие перед алкоголем, признали, что потеряли контроль над собой» - эта фраза стала краеугольным камнем в новой концепции лечения и профилактики.
Алонсо де Алитьядо был пьян уже который день. Он не мог вспомнить какой по счету, он мог вести переговоры, зато мог позволить себе, чтобы их вели его ближайшие подчиненные. Бутылка с очень дорогим натуральным виски полетела в стену, и Алонсо заплакал. Один из самых богатых людей планеты, он, тем не менее, не имел сил остановиться. Алонсо многократно лечился в лучших клиниках. Никакое лечение не помогало. Пускай натуральный алкоголь лучше синтетического, но он точно так же захватывает власть над человеком, какие бы мифы про него не ходили. В данный момент Алонсо был готов, что угодно отдать за избавление или покончить жизнь самоубийством. Сзади раздалось покашливание, это верный дворецкий подошел неслышно, держа в руках портативный комп.
- Пошел вон, свинья, - заорал на него Алонсо. Он не любил, когда его заставали врасплох.
- Простите, но вы должны это увидеть, - тихо и твердо проговорил старик. На экране красовался сайт. Он назывался «Избавление» и заглавием его была строка. Именно та строка, которую раскопал Карл. Строка, которая родилась в двадцатом веке, больше тысячи лет назад. Алонсо было трудно сфокусировать взгляд. Когда он прочел, только грустная мысль пронеслась в мозгу «я и так знаю, что я бессилен»…
- Я и так знаю, что я бессилен, Виго!
- Но признать свое бессилие, это только первый шаг, - мягко ответил дворецкий.
- Сколько их там?
- Их там двенадцать.
- Ха. Эти многоступенчатые программы. Куча денег и никакого результата. Все обещают, но никто ничего не добился! Сколько стоит и сколько времени требуется на прохождение?
- Эта программа не стоит ничего, а время прохождения - вся жизнь.
- Тем более! Бесплатный сыр! Гарисон! Ещё бутылку виски, твою мать!
Дворецкий Виго тихо удалился. Обычно невозмутимое лицо, украшала теперь ласковая улыбка.
Группа Избавление находилась не в самом респектабельном районе города. Точнее, почти в самом бедном. Поэтому Карлу помещение досталось почти даром. Как психиатр, он по долгу службы знал много людей, страдающих алкоголизмом, большинство из них хотели бросить употреблять алкоголь. Из них-то и состояла группа. Карл проводил собрания каждый день, несмотря на свой, довольно плотный, график. В группе уже было семнадцать человек, и она потихоньку продолжала расти. Помещение когда-то было конференц-залом небольшой фирмы. Фирма прогорала и легко согласилась сдать конференц-зал на нужды анонимных алкоголиков. Именно так называлось движение в двадцатом веке. Члены группы пытались создать максимальный уют. Постоянно приносили сладости и безалкогольные напитки. Сдавали небольшие пожертвования. Они делились радостями и трудностями друг с другом. Они были объединены одной целью и понимали друг друга. Сегодня у входа в здание остановился дорогой автомобиль. Похоже было, что он ездит на бензине. Приехал кто-то очень богатый. Очень. Бензин могли позволить себе немногие люди. Остальные ездили на электромобилях. Но аккумуляторы быстро разряжались, и такой вид личного транспорта был не очень удобен. Из машины вышел просто одетый человек. Он был похож на итальянца. Посмотрев на, ничем не примечательную, вывеску он кивнул водителю и вошел. В начале собрания все представлялись. Наконец, очередь дошла до итальянца, и он просто и немного грустно сказал:
- Меня зовут Алонсо, я алкоголик, - так великий компьютерный магнат Алонсо де Алитьядо вступил в движение.
Однажды ночью, уже после группы Карл получил по электронной почте приглашение посетить особняк Астон на предмет обсуждения вопросов связанных с дальнейшим развитием движения. “Что-то особое я возродил”, - подумал Карл и пошел спать.
Особняк поражал не своей монументальностью или величием. Скорее поражал обилием натуральной зелени… Деревья, трава, цветы. Карл уже начал забывать, как это выглядит по настоящему. Алонсо приветливо встретил гостя на крыльце своего замка. Просто “дом” назвать язык не поворачивался.
- Пойдем, Карл, - широко улыбнулся итальянец. “А ведь он очень умен и импозантен”, - подумалось Карлу, - “просто сильно измучен алкоголем”.
- Так о чем ты хотел поговорить, Алонсо, - в свою очередь Карл не слишком хорошо понимал цель этой встречи.
- О будущем, Карл, о будущем… - неопределенно ответил новоявленный анонимный брат.
Чуть позже, за чашечкой натурального, Боже натурального, Карл мог в этом поклясться, кофе Алонсо приступил к сути.
- Профилактика, дорогой Карл, профилактика. Когда человек созревает для анонимных алкоголиков? Кто-то раньше, кто-то позже, но большинство именно тогда, когда достигли дна. Своего дна. Что интересно, в АА довольно высокий средний возраст. То есть допиться до дна можно быстро, но в меньшинстве случаев.
- К чему ты клонишь? – не вытерпел Карл, который подозревал нечто интересное, но никак не мог сообразить, что именно.
- Какой нетерпеливый, - довольно ответил Алонсо, ему хотелось потянуть время, но он не стал этого делать, - я хочу создать центр, но непростой. Центр по профилактике алкоголизма.
- Ка-а-к?
- Человек использует лишь малую долю своего мозга, - улыбнулся итальянец, - рассказываю грубо: мы погружаем человека в специальный сон. И вводим ему в неиспользуемые участки сознания смоделированную реальность, в которой он проживает жизнь алкоголика. Реального времени пройдет часов десять – двадцать, виртуального – годы. Он вырастает, спивается и… выздоравливает, обретая устойчивую трезвость!
- Но нам-то что это дает?
- Это дает результат. По крайней мере я в это верю. Представь себе: сейчас разрешено пить алкоголь с десяти лет. Пока человек сопьется, он успеет вырасти. В пьянстве он не получает нормального образования и так далее. Приходит в сообщество он лет в тридцать. И что? Без образования, с закостеневшим, негибким мозгом. Просто космонавтом ему уже не быть и много кем ещё. Я хочу сказать, что будущих гениев алкоголь губит уже в детстве! При профилактике принципы двенадцать шагов у него будут заложены в подсознание. Не вшиты искусственно, а как бы прожиты, и пациент будет неосознанно их использовать в дальнейшей жизни, что даст более высокую гарантию уберечься от алкоголизма. Я не говорю “от алкоголя”, именно от алкоголизма. Просто люди будут честнее и духовнее. Он может выпивать, но уже сложнее будет загнать его в яму, - Алонсо устало выдохнул.
- Допустим, ты прав. Но нужно помещение, деньги и, наконец, оборудование, аппаратура. Кто вообще создаст эту псевдореальность?
- Ну-ну, я же компьютерный и нефтяной магнат в самом-то деле, - рассмеялся итальянец.

Беспокойный пассажир

Стояло раннее утро середины осени. Когда с деревьев уже почти облетела листва, но настоящие морозы еще не ударили. Пригородный автобус мягко катился по шоссе. С тех пор как старые ЛИАЗы заменили на немецкие автобусы, ездить в них стало чуточку теплее и просторнее. Народ, привыкший, что обычно перемены только к худшему, был рад небольшим переменам в обратную сторону. Водитель хорошо выспался, его не мучило похмелье, поэтому он уверенно вел автобус по трассе. Бабушки, непонятно куда собравшиеся в такое раннее время, мирно посапывали на сидениях, держась за авоськи на колесиках. Студенты повисли на поручнях и со скучающим видом смотрели на унылые пейзажи поздней осени, проносившиеся за окном. Средней руки конторщики дремали с проводами, идущими от ушей в айпод. Несмотря на будни, дорога была почти свободна, и водитель мог, не напрягаясь, говорить по мобильному телефону.
- Санек, слушай, тут на двадцать седьмом километре будь осторожнее. Не дорога, а лед сплошной. Туман был видать от реки.
- Хорошо, Иваныч, буду осторожен, - с благодарностью сказал молодой водитель в трубку. Если опытный Иваныч предупреждает, то это неспроста и лучше остеречься.
Санек, был хоть и молод, но катался еще с восемнадцати лет. С армии. Ох, и накатал же он по горным дорогам на армейском КРАЗе. Так что собранность, собранностью, а нервничать не надо. Санек выкинул бычок в окно и включил авторадио. Заиграла приятная мелодия, и мимо пролетел столбик с синей табличкой, на которой было написано число сорок три. Автобус уверенно летел вперед, когда на задней площадке раздался визгливый вопль:
- Вы наступили мне на ногу! Что за поведение! Я больной человек, сволочи!
Народ начал с удивлением и интересов оглядываться. На задней площадке бушевал мелкий мужичонка с козлиной бородкой:
- А вы, такая молодая! Почему не уступите место пожилому человеку?
- Я беременна, - смущенно ответила молодая женщина в изящной шубке.
- Так зачем же ты в Москву в такую рань поперлась? Беременна она, а у меня кардиостимулятор!
- Нууу… - протянула девушка и сделала попытку встать, когда на плечо ей легла сильная рука мужчины в военной форме.
- Ты чего разбушевался, отец? Тебя тоже никто не заставлял утром в Москву ехать. Не видишь? Девушке к врачу надо, беременна она.
- Ты еще будешь указывать мне что делать! Охамели совсем, скоты. Ничего человеческого! – мужичок начал грубо проталкиваться вперед, - да пропустите же, столпились, быдло!
- Да заткнись ты, - не выдержал один из студентов, толпа отозвалась одобрительным гулом.
- Как ты со мной разговариваешь, щенок? – еще громче завопил мужичок, хотя, казалось, громче было уже невозможно.
- А как еще с тобой разговаривать, - проскрипела бабулька с авоськой, - ты же невменяем, милок.
- А ты кашелка старая, чего пре-с-с-с-и? – моментально сменил мужичок тон с визгливого на надменно-презрительн ый, - понаставила авосек, пройти не дает!
Народ загомонил, кто смеялся, откровенно наслаждаясь бесплатным цирком, кто молча негодовал, а кто бормотал сквозь зубы. У мужичка появились две сторонницы из числа особо склочных бабок и одна пассажирка средних лет, которой тоже не уступили место, и теперь она возмущалась на задней площадке вместо мужичка, который почти пробился к водителю. Потихоньку пассажиры раскачивались, и дело почти дошло до рукоприкладства, когда мужичок наклонился к водителю, и начал орать чтобы высадили лишних пассажиров, что посадочных мест всего сорок, а пассажиров в два раза больше, что он инвалид, а вынужден платить за билет и стоять. Санек сначала отшучивался, но мужик все напирал. Сзади мужика пытались оттащить пассажиры, увещевая его о том, что нельзя отвлекать водителя во время движения.
- Это для вас движение! А меня как дрова везет! Понакупали прав и сразу людей возить!
- Слышишь ты, глист очкастый с бородой, - не выдержал Санек, - отвали отсюда пока я тебя не высадил за антиобщественное поведение. Ты пьяный что ли?
- Сам ты пьянь! – заорал мужик и вцепился в руль, автобус проехал двадцать пятый километр.
- Отпусти руль, идиот, - тут Санек уже рассердился не на шутку и дернул мужика за руку, пытаясь отцепить его от руля. Автобус повело в сторону, мужичок разжал руки и отлетел к двери. Санек только успел поднять голову и ударить по тормозам – на автобус лоб в лоб летел бензовоз.
Спустя полчаса пожарные прибыли на место и потушили горящие останки. Спасти не удалось никого, после взрыва бензовоза обе машины выгорели до остова. Через несколько часов участок дороги в три слоя засыпали реагентом, а день был объявлен днем траура по погибшим.
Тиха река Стикс. Даже плеск весла Харона не слышен на границе страны мертвых, тем более что Харон был зол, у него закончился табак. Харон сразу догадался, что толпа новых душ, погибла практически одновременно, да еще и в страшном пожаре. Значит, не своей смертью умерли. Значит и монетки с них не будет, а табак опять придется выпрашивать у Аида. Вздохнув, он загрузил души на борт, и мерно работая веслом, поплыл в обратном направлении. Да, не тот пассажир нынче пошел. Раньше, умирая, с собой брали монетку, чтобы обязательно оплатить проезд. Теперь не те времена… размеренные мысли Харона были прерваны визгливыми колебаниями духовной среды:
- Не надо ходить по моей ноге! Если бы я не был бесплотным, то ты бы мне ее отдавил! Сволочи, сдохли, а вести себя нормально не могут! – разбрасывая разноцветные искры привидение в очках и с козлиной бородкой начало проталкиваться к Харону…

Свобода выбора

- Классика жанра! Это я вам говорю, - надтреснутый, хриплый голос раздавался в прокуренном помещении тошниловки.
- Ну да, Задница, ты скажешь, - раздался ещё один голос и зазвучал смех, перемежающийся кашлем.
- Отвечу за базар. Это же любовный треугольник! Это же жуть как интересно, хотя и непросто. Это случилось лет десять назад, как сейчас помню…
- Погоди, Задница. На сухую не пойдет. Никак не пойдет. Ща пива ещё принесу.
- Я не помню как меня зовут на самом деле, потому что это не важно. Теперь меня называют Задница, по праву называют. Я потерял всё и почти потерял себя, но я не потерял память, хотя старательно глушил её алкоголем. Наполовину пьяный, наполовину безумный писатель-неудачник. Изредка пишу рассказ-другой в эти новомодные журналы, которые так любят описывать жизнь улиц на глянце страниц. Обеспеченным людям нравится читать про отбросы, ощущая себя выше и чище. Иногда я сижу у окна с лезвием в руке. Кажется вот-вот и всё, но что-то мешает. Память… Я расскажу вам про человека, который решил поиграть в игру с судьбой, с жизнью. Решил поиграть в игру с любовью или поиграть в любовь. Это была опасная и ненужная игра, но по-другому я не мог. Обязан был попытаться.
Дело было весной. Я только-только начал понимать, что жизнь – это не только пьянка. Я начал понимать, что жить лучше, когда отвечаешь за себя. И я решил поменяться. Не сразу получалось, очень не сразу. Хотя, как только я приехал из психушки, я сменил место жительства. Из одного маленького городка перебрался в другой – к бабушке. Там я твердо решил пойти работать. Поиск работы – это кошмар. Без навыков и без образования дело тухлое. Но мои усилия не прошли даром и, поднимая вечером трубку телефона – я выбирал свою судьбу.
- Как по писанному шпарит, - усмехнулся неопрятного вида мужик и отхлебнул разбавленного пива, - давай дальше, Задница.
- А ты не перебивай, Василич! Пусть рассказывает.
- Итак, - продолжил я, - я пошел работать. Она была красива. Чертовски красива. Стройная фигура, длинные ноги, стильная одежда, веселый смех. Но не это меня привлекло в ней. Её глаза. Они были как два омута, в которых я утонул мгновенно. Разумеется, она была несвободна, и это просто периодами вгоняло меня в дикую ярость. Хотел просто плюнуть и забыть, только вот она работала вместе со мной. Была ещё одна причина – я продолжал пить. Один раз я изрезал свои руки, потому что только вид собственной струящейся крови мог остановить меня. Как я разгружал и собирал потом велосипеды с бандажами на руках я не знаю. Наверное, потому что было надо разгружать и собирать. Я такой человек, что если надо, то надо. Причем мне надо. А если мне не надо, то и нафиг. Что бы случилось со страной, будь я бюрократом… Один раз я попытался просто исчезнуть, не получилось. Тогда я начал бороться. Начал бороться за девушку так, как не боролся всю свою жизнь. Как не боролся за себя. Я был готов ждать примерно полгода – больше не потянул бы, просто окончательно сошел бы с ума. Но бастионы пали уже через месяц, и я был счастлив. Она тоже. Проклятый алкоголь чуть было не вклинился, чуть было не разбил гармонию. Тогда я взялся за него. Это так просто – раз ты пьешь… И раз – уже не употребляешь алкоголя, оставаясь все тем же весело-скептичным парнем. Я пошел в гору. Сначала мой путь не сильно понравился Елене, ведь он оставлял меньше времени для неё самой. Потом она успокоилась, точнее, стала смотреть на многие вещи по-другому. Она смотрела на меня и училась думать так, как я. Лена начала меняться, глядя на меня. Не так быстро, как я и как хотелось бы мне, но начала. А мне начало фартить со страшной силой. Я купил компьютер. Снял квартиру, и теперь мы c Леной могли свободно жить вместе. Провел локальную сеть, и стало совсем замечательно. Теперь я мог удовлетворить сполна свою потребность в общении с людьми и в написании всякого рода рассказов. Из-за этого проклятого ящика Ленка дулась на меня, а потом потихоньку сама стала увлекаться. В планах уже был второй компьютер, - я остановился и сделал несколько глотков из кружки. Дико захотелось тяжелой артиллерии – водки. Василич, словно угадав мое желание, протянул мне пластиковый стаканчик, наполненный наполовину. Я выпил и запил пивом. И только тогда я осознал, что стою на стуле, а в кафешке – тишина. Все молча смотрели на меня. Даже безумный бомж – Заяц и тот таращился, не произнося ни слова, а я рассказывал дальше:
- Итак, в планах был второй компьютер, а я не мог сидеть без дела. Поэтому я искал и нашел вторую работу и подработку. Дел было много, но я никогда не забывал подойти и поцеловать свою Ленку и сказать её доброе слово. Близилась весна, и мы чувствовали себя отлично, но меня терзали странные предчувствия. Как оказалось, интуиция, которая помогла мне выжить, не подвела и на этот раз.
Вечером я вяло просматривал форум, а Лена уже легла спать, когда меня потревожил совершенно невообразимый звук пришедшего по аське месса. Месс состоял из непонятно чего и вообще к чему он был прислан – я так и не понял. Номера аськи в списке не было, я не знал кто бы это прислал.
- Это к чему?
- Просто так, - издевается чтоли?
- Издеваешься?
- Просто хочу познакомиться, мне о тебе рассказывали.
- А ты кто вообще?
- Я – это я.
- Отличный ответ!
- Идиотский вопрос. Я – это та, которая хочет познакомиться.
- Асайл, моя фамилия.
- Марго.
- Я щаслив. Что тебе надо-то? – я всегда болезненно реагирую, если некто неизвестный пытается задавать вопросы.
- Я тут скорее новенькая, хотя подключилась давно. Не расскажешь что к чему.
- Это к админу.
- Админа я и без тебя знаю. Я у тебя хотела спросить.
Разговор завязался, несмотря на мои попытки отвертеться от него. Знал бы что будет из-за этого разговора, выкинул бы комп из окна.
А потом я смотрел на фотографию. Улыбка, эта неземная улыбка. Стереть всё. И забыть. А вот не получилось… Нихрена у меня не получается. Ни уйти с достоинством, ни даже мелкий файлик стереть. Честно говорю, не хотел я встречаться в реальности. Задом чувствовал, что не стоит. Но удержаться не мог. Новое доселе чувство, описание которому я найти не могу захватывало меня с головой. Странно, но она была противоположностью моей Ленке. Другая фигура, другой стиль, другой характер. Другое понимание мира. И все равно я влюбился. Веселая, умная. Временами я не понимал её, но это неважно было. Чем больше не понимал, тем больше любил. Я ходил сам не свой, пока не получил прямого подтверждения. Даже не намек мне нужен был, а прямое указание, что это взаимно. И вот тогда я начал думать. А ведь следовало начать гораздо раньше. Как только я начал думать – я понял, что нахожусь в глубоком тупике. Ладно там выбор. Не люблю делать выбор, потому что это ответственность. Но…Но… Я не мог выбрать, - колени подогнулись и я опустился на корточки. Из глаз потекли слезы.
- Задница, ладно тебе, - дедок Кузьма сочувственно погладил меня по плечу, - на вот выпей ещё водочки, полегчает, - Я поднял голову. Все смотрели на меня. Продавщица, толстая и крикливая тетка, железной рукой выкидывающая буянов на улицу, морщилась. Похоже, собиралась расплакаться. Тогда я понял: надо продолжать. Не имело смысла рассказывать всё это питым и перепитым алкоголикам. Но я никому до этого не рассказывал этой истории, и настало время выговориться. Хотя бы раз, но надо было это сделать – может быть мне даже станет хоть немного легче. Голос мой вновь окреп и я продолжил:
- Надо было сделать выбор. Но это было нереально. Я не мог. Не мог выбрать. Любовь, или что-то очень сильно похожее на неё, рвала меня на две части. Пришлось приложить немало усилий, чтобы чуткая Лена не заметила перемены. Я хотел, чтобы обе эти женщины были со мной. Всё или ничего. В противном случае самым лучшим вариантом было исчезнуть раз и навсегда из их жизней. Исподволь я кинул Лене некоторые намеки. В шутку, конечно. А если бы вот так, получилось. Хотя говорил чистую правду. Я говорил: «вот прикинь, я люблю вас обеих, а вы обе любите меня». Она смеялась, потом посерьезнела:
- Да хватит лапшу вешать.
- Просто представь, - тогда она перевернулась с живота на спину и сказала:
- Я бы отпустила тебя. Нелегко это сделать, но я бы отпустила.
- Ага, это ты сейчас так говоришь. Но фишка в том, что по этой ситуации я не хочу уходить. Я люблю обеих. Одинаково. Не могу сделать выбор.
- И какие варианты?
- Вариантов всего четыре. Основных четыре. Первый: я остаюсь с тобой. Второй: я буду с ней. Эти не катят, потому что выбор я не хочу даже делать. Третий: я просто исчезаю из ваших жизней навсегда. Четвертый: мы живем втроем.
- Втроем? Ты себе как это представляешь? Гарем!?
- Нет, что-то наподобие шведской семьи. Или как там это называется. А что тебе не нравится?
- Издеваешься, делить тебя с какой-то. Да мне противна сама мысль!
- У тебя есть выбор – либо потерять меня, либо делить. Что предпочтешь.
- Не знаю…
- То-то и оно.
- Но если делить, то я точно сойду с ума. И вообще завел тему в пять часов утра. Тебе скоро вставать на работу. Опять беспокойный сон. Опять улыбка, которая тает на всем протяжении ночи. Коварная улыбка Чеширского обманщика кота. Нет, если серьезно, то я не всегда понимал Маргариту. С ней бывает сложно говорить иногда. Иногда легко. То скованность чувствовал я, то необычную свободу, как будто она уже моя девушка. Я путался всё больше и больше. Если раньше я мог пережечь себя, то теперь точно влип по уши. Началась ужасная депрессия. Как будто верх черепа спилили циркулярной пилой и вставили громадный кипятильник. Я чувствовал напряжение, скучал и бесился. Срывался на Елене, она не понимала, что со мной. Вопрос Чернышевского – что делать? Тонкой струйкой сигаретного дыма растекался я. Пока ещё не метался между двумя одинаково любимыми женщинами, но этот час был близок.
Опять раз за разом я жду сообщения от неё. Просто поговорить. Просто пообщаться, но его нет. Наступает холодная ярость. На несправедливость, хотя справедливости не существует в этом мире. Наступает жестокое чувство собственной неполноценности. Хотя я много что умею и могу, но мне это не поможет осуществить замысел. Иногда Маргарита приходила к нам с Еленой в гости. В эти нечастые моменты я был почти счастлив. Я смотрел то на Марго, то на Елену. И в какой раз, не мог выбрать, и в какой раз радость сменялась черным отчаянием. Тогда я просто рассказал Елене всё. Всё, что чувствовал и думал. Через два дня она собралась и уехала в Москву к школьной подруге, отключив мобильный телефон. А Маргарита тоже была в Москве. Я остался один.
Тихо тикают часы, но в ночной тишине их звук кажется слишком громким. Я сижу полуголый на кровати и кручу в руках медицинский ланцет. Я сижу уже несколько часов. Просто сижу и не думаю ни о чем. Голова иногда взрывается приступами боли и хочется плакать, но слез нет. Тихо-тихо провожу по руке ланцетом. Как будто ожгло руку, и потекла кровь. Падали черные капли – кровь ночью кажется черной. Отпустило немного. Я тяжело опустил голову на руки. Так сидеть нельзя, пойти что ли за компьютер сесть, сделать очередной второсортный дизайн? Можно, хоть чуток отвлекусь. О, два сообщения по аське. Черт, Маргарита, я не знал, что она приехала. Читать - не читать? Прочту, пожалуй. Грустная улыбка сама поползла по губам. Скорее не поползла, а скривила их. Приехала, только не ко мне. Даже не просто приехала, а приехала к конкретному человеку. Приехала к человеку, чтобы забыть меня. Ожидаемо, но все равно больно. И почему я все знаю наперед? Останемся друзьями… Нет, пожалуй, с меня хватит. Я начал писать ответ, кровь струйкой стекала на клавиатуру, потом бросил. Кому вообще нужны мои ответы? Да, никому, собственно. Чертова кровь. Так и течет, несильно, но уже все заляпал. Обмотав руку бинтом, я зубами затянул узел. Звонок моего телефона неприлично веселой мелодией вошел в момент грусти. Сомнений, кто мне звонит, не было. Почему звонит, тоже не было.
- Привет, я тут хорошо отдыхаю.
- Привет, рад за тебя.
- Пожалуй, я ещё на пару недель задержусь. Тут познакомилась с таким человеком, он мне предложил работать в неплохой фирме. Завтра он меня подвезет, мне надо некоторые вещи забрать. Я тебя с ним тоже познакомлю.
- Приезжайте… - мой голос был абсолютно безжизненным, но Елена была так увлечена, что не обратила внимания.
- Жди.
Даже не сказала, что любит. Опять предсказуемо. Я тихо начал одеваться. Какой там вариант? Третий или четвертый? Не помню, да и неважно. Я проиграл. Денег хватит до Ростова доехать. Там хотя бы тепло. Игра под названием жизнь пока ещё продолжается… - я закончил свой рассказ и тихо вышел из забегаловки. Никто не пошевелился и не сказал ни слова мне вслед. Шатаясь, я шел по улице. Потом поднял голову на россыпь южных звезд. Я смогу долететь, дотянуться до них! Небо закружилось надо мной, а потом пропало. Все или ничего…




… От чего он умер?
… Кровоизлияние в мозг. Пить надо меньше…
… Молодой ведь был. Чего ему не хватало?
… А пес его знает. Все они такие…

Автор : Никита Михайлович Артамонов

Я вижу будущее насквозь.

Я никогда не бывал в этих краях. Близко - бывал, но даже предположить не мог, что рядом с моим поселком есть такие места. Точнее, небольшой поселок внутри заводской зоны. Я всегда считал, что там находится насосный завод, речка, а за ней очистные сооружения и промзона Щелково. Оказалось так и есть, почти. Внутри промзоны я наткнулся на два десятка двухэтажных домов, в каждом было два подъезда. Дома такие строились в заводских поселках еще при Сталине, но эти выглядели удивительно опрятными. Как будто их построили совсем недавно. Слабо верилось, что так оно и есть, скорее всего, за домами хорошо следили или недавно сделали капитальный ремонт. Хотя нет, все же следили, потому что после капремонта все равно остается ощущение плесневелости и старости – это нельзя полностью скрыть. На первом этаже одного из домов был магазин, я зашли в него, чтобы купить воды освежиться и промочить пересохшее горло – эта летняя неделя выдалась жаркой. За стойкой главенствовала высокая старуха, худая, с волосами, выбеленными временем. Зуб даю, она была старше этих домов, как минимум, в полтора раза. За ее спиной на полках отчетливо торчали корешки книг, в сиреневых переплетах с серебряными надписями авторов и названий. Вроде бы буквы русские, а понять все равно ничего нельзя. По одной буквы читаются, но охвати все слово целиком или попытайся сложить буквы – и тут же смысл терялся. Я поежился и решил пройти поглубже в хорошо освещенный солнцем и лампами зал, чтобы получше изучить странный магазин. В середине зала стояли столы для настольного тенниса. Некоторые были сложены, некоторые нет, но все они были разного размера. Некоторые квадратные, некоторые прямоугольные. Один вообще имел длину метра в четыре, зато шириной был с локоть, но сетка на нем стояла, как положено - посередине. На столах лежали ракетки, на удивление, стандартных размеров. Направо стояли стеллажи с непонятными приспособлениями, похожими толи на астролябии, толи на секстанты. Мне показалось, что там пара секстантов и была. Налево был небольшой продуктовый отдел самообслуживания – то, что нужно! Я зашел за угол, и бабка не могла меня видеть! Извечное русское желание халявы взяло вверх, и я, воровато оглянувшись, положил в карман небольшую шоколадку, потом взял бутылку минералки и подошел обратно на кассу. Выставил бутылку и стал ждать когда меня обслужат, но старуха, не поворачиваясь, сказала:
- А шоколад?
- Черт, камеры, - пробормотал я. Хотя ничего похожего на камеры я не заметил. В голову так же пришла мысль о скрытой системе зеркал.
- Не камеры и не зеркала, - ответила старуха и, наконец, повернулась, - я вижу твое прошлое.
- Ээээ… - только я смог произнести я, настолько просто и серьезно она это сказала, - такого не бывает. Тем более что я украл шоколадку только несколько минут назад.
- Прошлое – это то, что ты совершил. Не важно несколько минут назад или несколько лет назад. Не важно помнишь ты это или нет.
- Так не бывает. Точнее я не могу в это поверить, - поправился я.
- Бери это, - она указала на бутылку и стыдливо выложенную на прилавок шоколадку, -и пошли со мной.
Мы вышли из магазинчика, и старуха крикнула:
- Маруська!
- Да бабушка, - с окна на втором этаже высунулась русая головка голубоглазой девочки с косичками. Ей было на вид около семи лет.
- Прими гостя, да расскажи ему пару историй, я пока сварю синий чай.
- Хорошо, бабушка, - улыбнулось это милое создание и исчезло. По лестнице раздался дробный маленьких ножек и Маруся выбежала на солнце, щурясь, протянула мне руку, - пойдем в дом. Посидим, я тебя с братиком познакомлю.
Я взял ее ладошку в свою и мы вошли в тень подъезда. Дома у плиты хлопотала немолодая улыбчивая женщина, она только кивнула мне и махнула рукой, испачканной в муке, в сторону комнаты. В комнате я смущенно сел на диван и начал украдкой оглядываться вокруг. Убранство квартиры не поражало своей изысканностью, но и не было бедным – обычная трехкомнатная квартира обычной семьи. Тут не было странных вещей, как в магазине, зато был добротный иностранный телевизор с двадцатичетырехдюймо вой диагональю. Компьютер гудел в углу комнаты, а из динамиков музыкального центра негромко играла музыка.
- Не стесняйся, - я вздрогнул, - Антон, - парень, примерно моих лет протянул мне руку.
- Никита, - опять мое лицо выдало меня. У меня все всегда написано на лице.
- Ща, Маруська чаю принесет, кстати, лицо тебя действительно выдает, но не в этот раз. Я подошел сзади, - улыбнулся он.
- А вот и я, - девочка вкатила журнальный столик с заварным чайником и несколькими стаканами. На столе так же красовалась вазочка и с печеньем и вареньем, по-моему, вишневым.
- Да, это вишневое варенье, бабушка делала. У нас недалеко заброшенные сады, там много яблок и вишни. Только яблоки не вызревают, - вздохнула она, - хотя я все равно люблю кислые.
- Сегодня все читают мои мысли, - несколько грубо поинтересовался я, обращаясь, о основном к Антону.
- Ну, не все, а только мы, - поправил он, улыбаясь, - и не мысли, а прошлое. Полностью, включая и мысли и ощущения и чувства, - вот ты подумал нехорошее слово, а через секунду уже думаешь что-то другое, но там мысль стала твоим прошлым и я могу увидеть ее.
- Пиздец, - опять подумал я, - как они это делают, - Антон мигнул глазами и сказал:
- Это бабушкин чай, он дает эту способность и существенно замедляет старение. Она старше этих домов примерно в три раза, - через пару секунд добавил он, - а домам примерно по восемьдесят лет.
«Их, похоже, поливали чаем бабули», - недовольно подумал я, а Антон засмеялся моей мысленной шутке и вышел из комнаты. Маруся села со мной на диван и налила чаю:
- Не волнуйся, на самом деле нам больше лет, чем кажется. Я, например, выпила этого чая, через два года после рождения и теперь я выгляжу как маленькая девочка. Хотя я и есть маленькая девочка, мне мама говорила, что психика человека тоже начинает развиваться медленно из-за этого. Так что я сейчас большой ребенок.
Я не успел спросить сколько ей лет на самом деле, вошли мама и бабушка. По моим подсчетам, примерно двадцать один – двадцать два, но это уже особого значения не имело.
- Маруся рассказала тебе?
- Нет, бабуль, Никита говорил с Антоном.
- Вы не можете читать прошлое друг друга, - удивился я, - иначе не задавали бы вопросов!
- Не можем, - ответила бабушка, - кстати, меня зовут Валентина Александровна, а мою дочь, Наталья.
- Не буду говорить, что мне приятно, - буркнул я, - все равно вы поймете, что мне, в общем-то все равно. Мне другое интересно.
- Расскажи ему, Маруся, - велела Валентина.
- Хорошо, - девочка внимательно посмотрела на меня и сказала, - когда тебе было семь лет, ты часто ходил с бабушкой на рынок. Она покупала триста грамм докторской колбасы, если был обрезок до веса, то она давала его тебе. С тех пор ты любишь докторскую колбасу – она напоминает тебе о детстве. Так?
- Да. Я стараюсь, вести жизнь честно, вы знаете почему.
- Потому что ты алкоголик, - сказала Наталья, - страшная болезнь, но ты борешься. Может быть не так активно, как мог бы, но все же.
- Да, - вновь подтвердил я правоту их слов, - почему вы рассказали мне все это?
- Ты спросил. Мысленно, но спросил, тем более, что ты – необычный человек. Не каждый найдет наш поселок, далеко не каждый, - ответила бабушка, - за последние лет тридцать ты единственный гость.
- Прошлым был папа, - грустно улыбнулась Маруся, - он погиб на заводе вскоре после моего рождения.
- Почему он остался у вас, - спросил я.
- Он выпил синего чая, - ответила Наталья, - поэтому решил остаться. Ты тоже хочешь попробовать, это можно понять, даже не читая твои недавние мысли, - лукаво сказала она, - любопытство – страшная вещь.
- Ну буду я видеть прошлое людей, ну и что с того, - начал говорить я и тут до меня дошло.
- Правильно, от тебя ничего нельзя будет скрыть, тем более ты увидишь где и как тебя обманули люди, увидишь что и как они о тебе думали. Увидишь всех скелетов в их шкафах. С этим невозможно жить.
- Но я же могу не читать их?
- Можешь, но соблазн велик. Я предлагаю либо уйти сейчас, либо погостить и уйти позже, но если ты хочешь уйти, то не пей синий чай. После ухода ты уже не сможешь найти нас вновь, и жизнь твоя вернется в русло, а через несколько лет ты уже будешь вспоминать нас, как сон или сказку. Если выпьешь чай, то можешь остаться в поселке, у нас есть несколько свободных квартир и есть работа. В поселке все пили этот чай, так что ты не сможешь прочесть их прошлое. И они не смогут прочесть твое.
- Бабушка, но у него интересное прошлое! Дай я еще почитаю, - выкрикнула Маруся.
- Это нечестно, - возразил я ей, - там много гадостей.
- Зато интересно, - возразила она. Действительно, большой ребенок.
- Я могу выпить и уйти?
- Можешь, - одновременно сказали Наталья и Валентина Александровна, - мы не отказываем и не станем задерживать. Жизнь любого человека принадлежит этому человеку и, в какой-то, мере его матери. Но предупредить мы были обязаны, - тихо произнесла Наталья, протягивая мне обычную кружку. Жидкость в ней была синеватой и, действительно, по запаху напоминала чай. По вкусу тоже, я не раздумывая выпил теплый напиток и Маруся разочарована вздохнула:
- Ну вот, опять темнота.
- Странное чувство, - пробормотал я, - хотя нет, это я придумываю. Ничего странного нет.
- Хорошая привычка – не лгать себе, - улыбнулась Валентина Александровна.
- Я пойду, - поднялся я, - спасибо за все, - я понял, что тут произошла некая мистификация, - держи Марусь, с улыбкой я протянул ей шоколадку и пошел к выходу.
- Прощай Ники, - грустно сказала девочка.
- Почему прощай? А вдруг встретимся?
- Не встретимся. Ты не найдешь нас.
- Невозможного нет, - в свою очередь ответил я, - вы же не можете видеть будущее?
- Будущее не можем, но в данном случае этого не требуется, - ответила Маруся.
- До свидания, - все равно сказал я по-своему этим странным людям.
- Прощай, - ответили они.
- Передавайте привет Антону, - спохватился я, уже стоя в дверях. Мне ничего не ответили. Две женщины и одна девочка просто смотрели как за мной захлопнулась дверь.
Они оказались правы, я не смог выдержать даже недели среди людей. Я полностью понял смысл фразы «гореть тебе в аду». Это был огонь понимания и правды. Даже прошлое животных я тоже мог видеть. Я расстался со своей девушкой, оказалось, что она изменяла мне. Поссорился с родителями, оказалось, что мать хотела сделать аборт, и только случай позволил мне родиться на свет. Оказалось, что люди постоянно обманывают друг друга, путаясь в паутине лжи. Я чуть не сошел с ума на второй же день, когда прочел что продавщица, этой ночью задушила своего младенца полотенцем, а сейчас стоит и улыбается, как ни в чем не бывало. Я чуть не сошел с ума, когда увидел, что водитель маршрутки несколько лет назад сбил ребенка на ночной дороге, он был пьян, а жене сказал, что помял машину о собаку. Я понял, что мне никто не поверит, я понял, что меня так же посчитают обманщиком. Мне очень быстро стало неинтересно рассматривать скелетов и скелетиков. Стало противно, как иногда становится гадко и стыдно за свое прошлое. Я стал с тоской вспоминать Марусю, с тоской вспоминать людей, чье незамысловатое прошлое было закрыто от моего взора. Вместо долголетия мне захотелось умереть. Я попробовал найти их, ночью пошел в то место где раньше находился поселок, но нашел лишь полуразрушенные бараки и пустоту. Даже диких собак не было поблизости. Наверно смешно выглядел человек, который в истерике бьется на развалинах, которым уже сорок лет и до боли в кулаках сжимает обломки. Я возвращался, шатаясь, как пьяный, с ладоней текла кровь, но я не замечал ее. Что делать? Покончить с собой? Глупо. Жить среди людей – невыносимо. Я принял решение уехать. В тундру, в тайгу, в пустыню. Куда угодно, где нет людей. Один день, еще один день я протяну в этом чертовом муравейнике. Дальше поезд, люди сами убегут из купе, когда я расскажу им о их же прегрешениях. Я даже плотоядно улыбнулся, представив себе это. Приняв решение, я заснул крепким сном, мне снилась улыбка Маруси и ласковые глаза Валентины Александровны.
Сколько оказывается в необъятной России пустых мест, где может обосноваться человек. Для этого требовалось только одно – сила. Сила ума, сила рук и сила воли. Оказывается ум и воля у меня уже были, а сила рук пришла со временем. Сначала я жил в шалаше и чуть не отдал Богу душу, но меня нашли охотники. Они выслушали мою историю и ничего не сказали ответ. Они поверили, каждый по-своему и каждый настолько, насколько вообще верил людям. Они поверили, я прочитал это. Они помогли на первых порах, а один однажды утром принес снежно белого щенка:
- У него еще нет прошлого, - улыбнулся в усы охотник, - он свяжет свою жизнь с твоей и не будет обременять.
- Спасибо, - только и смог выговорить я, - но я не могу ничем отблагодарить в ответ.
- Не надо, - просто сказал он, ему действительно хватило слов благодарности, - ты стал одним из нас. Стал быстро, хотя и родился в городе. Мы это ценим. Я не буду настаивать, но приходи в гости. Хотя бы ко мне, я одинок и мне нечего скрывать, большинству из нас нечего скрывать, ты это наверное уже знаешь.
- Не знаю, - сказал я, - разве приятно общаться с человеком, который знает, что ты писал в штаны до восьми лет?
- Хахахахаха, - от души рассмеялся охотник, - это знают почти все в моей деревне! Такие вещи сложно скрыть у нас. Таких вещей не очень-то принято стыдиться здесь. Не то, что в городе. Люди разные, - опять улыбнулся он, - ты приходи, а там посмотрим.
- Я подумаю, - ответил я, но за двадцать лет я так и не сходил в гости. И за сорок лет не сходил. Зато выстроил отличный дом на берегу неширокой реки, выкупил землю и построил отличную баню. Люди в деревне называли меня – «Малой», потому что я очень молодо выглядел благодаря той давней чашке синего чая. Они не лезли ко мне, я не лез к ним. За годы я научился уважать и ценить свое одиночество. Нет, не полюбил его, а просто смирился.
Я отложил плотницкий топор и посмотрел на лес. Сегодня была неплохая погода, можно идти на охоту. Вот только остругаю несколько бревен и пойду. Собаки неожиданно сорвались и молча понеслись к кромке леса, волкодавы вообще редко лают, они окружают и нападают молча. Мои не были натасканы на людей – просто побежали встречать. Я вздохнул и отложил недошкуренное бревно. Вдруг испугают незваного гостя – Михаил, молодой парень, что менял у меня шкурки на чай и сахар должен был появиться завтра. Остальные были недавно. Значит гость или гости – незваные. Я совсем углубился в свои мысли, что не сразу заметил, кого встретили Майка и Лайка. А когда поднял глаза, то сразу узнал эту улыбку, и меня прошиб пот.
- Невозможно нет, - пробормотал я, а повзрослевшая Маруся, как и много лет назад, протянула ко мне свою ладонь.

Жил-был человек. Когда он был еще ребенком, бабушка всегда говорила ему: "Внучек, вот вырастешь ты большой, станет тебе на душе плохо, меня уж не будет - ты иди в храм+ тебе
всегда там легче станет".
Так и случилось. Вырос. Стало жить невыносимо. Пришел в храм.
И тут к нему один подходит: "Не так руки держишь"! Вторая подбегает: "Не там стоишь!" Третья ворчит: "Не так одет!" Сзади одергивают: "Неправильно крестишься!"+ В конце
концов подошла одна женщина и говорит ему: "Вы, знаете, вообще бы, вышли из храма, купили себе книжку о том, как себя здесь вести надо, потом бы и заходили!"
Вышел человек из храма, сел на лавку и горько заплакал. И подходит к нему Христос: "Что ты, чадо, плачешь?" Поворачивает человек свое заплаканное лицо и говорит: "Господи!
Меня в храм не пускают!" Обнял его Господь и тихо говорит: "Ты не плачь, они и Меня давно туда не пускают..."

Ангелы привыкли, что люди не видят их, а зачастую просто наступают своими грязным сапогом на их чистые души. И Они от недоброго взгляда человека начинают прятать крылья, они боятся боли, которую люди могут причинить их душам. А это самое ценное, что у них есть! Душа! В этом слове заключается Любовь и для них привычно дарить ее людям... себя... всего... без остатка... дарить, забывая о том, что они тоже не вечны... Ангелы смертны и они умирают, когда умирает Любовь...