Кнут Гамсун:
писатель, друг Геббельса, крестьянин, гений



Кнут Гамсун

Мало кто шагнул из эпохи в эпоху, пережил крушение идеалов, славу и забвение с такой уверенностью в своей правоте, с которой это сделал Кнут Гамсун.

4 августа исполняется 155 лет со дня рождения одного из самых противоречивых творцов XX века.

Удивительны даже даты рождения и смерти Гамсуна (1859–1952): он начал писательскую карьеру, когда ещё были живы Достоевский и Толстой, Ибсен и Бьернсон, перешагнул рубеж XX века, свято верил в Третий рейх и пережил его падение, голодал, купался в деньгах, получил Нобелевскую премию, был всеми забыт и не дожил всего 5 лет до запуска первого спутника Земли.

АиФ.ru вспоминает историю жизни великого норвежского писателя.

Гениальный выскочка

Кнут Гамсун родился в нищей крестьянской семье. Очень рано мальчику пришлось работать, помогая матери, и поэтому школу он закончить не смог. Всё образование, которое он получил за свою жизнь, состояло из 252 школьных дней (примерно одного класса).

Жизненный опыт, давший ему материал на всю дальнейшую жизнь и сформировавший писательскую личность, он получил во время голодных скитаний по Америке и Норвегии, где он занимался физическим трудом. Наряду с Горьким Гамсун становится одним из первых писателей новой формации, «поднявшихся со дна» общества.

В конце XIX – начале XX века такая биография для художника была идеальной. Поздний успех (Гамсуну было уже около тридцати) пришёл к нему после публикации романа «Голод», который сразу же сделал его одним из главных писателей своего времени.

Во многом успех книги был связан с темой: в романе Гамсун описал свою нищенскую жизнь в столице Норвегии, состояние психики человека, который находится на грани голодной смерти.

Кнут Гамсун c женой и детьми.

Гамсун был одной из самых эпатажных фигур в литературе конца XIX – начала XX века. Долгое время он разъезжал по Норвегии с лекциями, в которых рассказывал, чем отличается современная литература от литературы устаревшей. Он проповедовал глубинное проникновение в душу героев, психологизм и предельный реализм.

«Вам пора уходить!» — говорил он прямо в лицо норвежским классикам Ибсену и Бьернсону, которые сидели в первых рядах. Удивительно, но за это ему никто не проломил голову (хотя некоторые критики призывали к этому). Какими бы сложными ни были отношения Гамсуна со старшими товарищами по писательскому цеху, он всегда считал, что они обязаны помогать ему, как финансово, так и протежируя его произведения.

И они делали это, понимая, насколько важен Гамсун для норвежской и мировой культуры.

В 1920 году он получил Нобелевскую премию по литературе со следующей формулировкой комитета: «За монументальное произведение «Плоды земли» о жизни норвежских крестьян, сохранивших свою вековую привязанность к земле и верность патриархальным традициям».

За свою жизнь он написал более 30 романов, бесчисленное количество рассказов, статей, эссе, и за всё это время — ни одного провала, ни одной проходной книги.

Крестьянский фашизм

Гамсуновские герои страстны, но страсть эта имеет и тёмную сторону. В их характерах есть некий наивный, природный цинизм. В своих публикациях он неоднократно предостерегал читателей от пацифизма, считая, что война не является чем-то неестественным.

По мнению Гамсуна, война ради жизненных потребностей является частью самой жизни. В этой позиции отражаются крестьянские корни, которыми он так любил хвастаться. Убийство домашнего скота для крестьянина является необходимостью. Назвать такие взаимоотношения с живыми существами жестокими может только городской житель, который никогда не жил в деревне.

Гамсун отвергал прогресс, считая, что новый мир очистится от всей наносной шелухи, которую привнесла в него западная цивилизация. Он верил, что спасение может принести только жестокая правда, но не комфортная ложь.


Гамсун без оглядки поносил Англию, Америку и весь Старый свет, считая, что скоро должно прийти новое время, и принесёт его в этот затхлый мир молодая Германия.

Стремление Гамсуна к «новому» в начале XX века можно понять.

Эпоха гуманизма ушла вместе с XIX веком, и таким писателям, как Толстой, Чехов и Достоевский, определённо повезло не дожить до революции и мировых войн.

Чтобы чувствовать под ногами почву, требовалась новая философия, способная оправдать всё то, что творилось в мире в первую половину XX века, и идея Ницше о сверхчеловеке подошла как нельзя лучше.

Оказалось, что идею эту можно применить к каким угодно тоталитарным режимам, пусть даже противоположным по сути своей. Так, Горький верил в то, что нового человека создают в СССР, а Гамсун, в свою очередь, считал, что новых людей делают Гитлер с Геббельсом.

Однако искать в ницшеанстве корни привязанности Гамсуна к Германии было бы слишком просто, потому что ницшеанские идеи Гамсуна были так же далеки от идей национал-социализма, как идеи национал-социализма были далеки от воззрений евреев на роль своего народа в истории.

Говорить с полной уверенностью, почему Гамсун предпочёл именно Германию, было бы верхом самонадеянности. Чем больше даёшь ответов, связанных со взаимоотношениями между Гамсуном и Германией, тем больше появляется вопросов.

Гамсун был искренен в своих убеждениях и на полном серьёзе верил в светлое будущее Норвегии под руководством Германии, а кровавую оккупацию, которую возглавил Квинслинг, считал недоразумением. Именно эта тема была главной на единственной встрече Гамсуна с Гитлером, и именно настойчивость писателя в этом вопросе вызвала ярость фюрера.

Понять, пошатнулась ли после этого его вера в Рейх, довольно сложно. Стоит, однако, отметить и ещё один, казалось бы, незначительный, но важный факт в его биографии.

Первое время он черпал вдохновение в идеях фашизма, но с 1938 года и вплоть до конца войны не мог написать ни строчки прозы.


Многие связывали его отношение к Гитлеру с «вредностью» писателя: он всегда шёл наперекор обществу.

Когда в конце войны стало известно, что Гитлер совершил самоубийство, Гамсун написал на него некролог, в котором назвал фюрера «борцом за права народов», хотя все близкие люди умоляли его не делать этого: было ясно, что режим Квинслинга в Норвегии падёт через несколько дней.

Позже он так объяснил мотивы своего поступка сыну: «…из чистого рыцарства, сынок, из чистого рыцарства».

Вы так мягки, мистер Молотов!

На суде после войны Гамсун врал, рассказывая, что он ничего не знал о преступлениях фашистов, а был затворником рабочего кабинета на втором этаже своего дома. Он не отказался от своих убеждений, не признал себя виновным, несмотря на то, что ему были показаны кадры из немецких «лагерей смерти».

Он хотел этого суда, в отличие от властей, пытавшихся спустить дело «на тормозах» и инсценировавших психиатрическую экспертизу, результатом которой стал диагноз «старческое слабоумие».

По иронии судьбы, исход дела Гамсуна решался в Москве. За день до оглашения приговора было сформировано новое коалиционное правительство Норвегии, и все в этом правительстве знали, что было сказано в Москве в ноябре 1944 года.

Тогда норвежские министры в изгнании, Трюгве Ли и Терье Волд, встретились с Молотовым, который требовал, чтобы всех военных преступников, поддерживавших фашистский режим, судили по всей строгости закона.

Но когда речь зашла о Кнуте Гамсуне, суровый Молотов изменился в лице. Позднее Ли так вспоминал эту встречу:

«Когда Волд сообщил Молотову, что Гамсуна в Норвегии рассматривают как нациста и намереваются судить, то Молотов выдержал долгую паузу. Он был явно взволнован. Он заявил, что надо сохранить Гамсуну жизнь. Писатель, который создал «Викторию» и «Пана», — это великий художник, и его нельзя судить, как обычных нацистов. Великий художник должен спокойно дожить свой век»,

— добавил Молотов. Тут в разговор вмешался министр юстиции, который произнёс свою знаменитую фразу: «You are too soft, mr. Molotov!»

Речь Гамсуна, которую он произнёс на суде, была призвана в первую очередь окончательно запутать всех, кто не был равнодушен к его творчеству. Эта речь была его последней и блистательно сыгранной ролью. Гамсун в очередной раз выскользнул из рук рыбака, как скользкая рыба, и скрылся в мутном течении.

Он долго говорил о том, что любит Норвегию, что все его действия направлены только на её благо, признавался, что ничего не слышал о войне, предполагал, что не заслуживает наказания. С другой стороны, он не отказался от своих воззрений и не принёс извинений пострадавшим от фашизма соотечественникам.

Одна из норвежских газет так отозвалась о выступлении писателя:

«Вот какое впечатление оставляет суд над Гамсуном: старый и слепой великан пробирается по лесу, идёт по одному ему известному пути, в то время как его тяжёлой поступи мешает путающийся под ногами мелкий кустарник. Быть может, именно так он пробирался во время войны, когда нанёс нам этот невероятный ущерб?

Мой ответ — однозначное «да». Его собственная эффектная защитительная речь, кажется, свидетельствует против него, но я считаю, она подтверждает моё мнение. Все его фразы, его паузы обладают той же драматической силой, что и его газетные статьи и сентенции, которыми так ловко пользовались нацисты в своей пропаганде.

Каков, собственно говоря, мой вывод из всего этого: Гамсун, этот слепой великан, так же продирался по лесной чаще во время войны, и мы не можем считать его недееспособным и морально осуждать. Для самого Гамсуна сложившаяся ситуация — это трагедия, но для истории литературы — это драма, которая завершилась значительно лучше, чем мы ожидали».

Суд признал Гамсуна виновным в пособничестве врагу, но наказание оказалось удивительно мягким: писатель был обязан выплатить в штраф в размере 425 тыс. норвежских крон (около 80 тыс. долларов по тогдашнему курсу). Таким образом, он остался на свободе, но в то же время лишился состояния.

На заросших тропинках

В последние годы сознательной жизни все усилия Гамсуна были направлены на издание своей последней книги, которую он начал писать в психиатрической лечебнице, а закончил в доме престарелых, куда его отправили после выписки.

Все, кто навещал его, говорили, что Гамсун, сидя в бедной комнате, наполненной клопами и старческим запахом, был счастлив. Он снова мог писать. Он использовал все имеющиеся у него возможности для того, чтобы издать эту книгу до своей смерти, хотя издатель настаивал на том, чтобы это случилось только после того, как писатель отправится на тот свет: имя Гамсуна на обложке не сулило ничего хорошего для имиджа издательства.

Поставив на карту всё оставшееся у него имущество и влияние, Гамсун выиграл эту последнюю в своей жизни битву. Книга «На заросших тропинках» была издана при его жизни и имела успех. После её публикации всем стало понятно, что ни о каком слабоумии в отношении Гамсуна речь не идёт.

Личность Гамсуна не умещается в привычные рамки, и особенно сложное отношение к нему в России — стране, победившей фашизм.

В «Блокадной книге», среди дневников умирающих от голода людей, есть заметки директора архива Академии наук СССР Георгия Алексеевича Князева. В ноябре 1941 года он пишет:

«…страшное известие промелькнуло в газетах. Кнут Гамсун, замечательный норвежский писатель, пришёл к заключению о невозможности для Норвегии быть независимой страной и склонился на сторону квинслинговцев, то есть к полному сотрудничеству с национал-социалистами».

Вот так, ни тени ненависти. Только «страшное известие» о том, что «замечательный писатель» примкнул к фашистам. Люди, находившиеся в ещё более ужасном положении, чем герой книги «Голод», не прокляли писателя.

Гамсун продолжал издаваться в Советском Союзе после войны. Интересно, что в Норвегии отношение к Гамсуну остаётся более прохладным, чем в России.

До сих пор многие режиссёры отказываются от постановки его пьес, а читатели — от покупки его книг. Другие пытаются разделить личность Гамсуна на творца и политика, но получается это далеко не всегда. Но интерес к «писателю с далёкого севера», как он любил называть себя сам, не иссякает вот уже более полувека после его смерти.