Самолет мелко завибрировал, в иллюминатор было видно, что и крылья у него дрожали, как руки алкоголика в треморе. Пассажиры начали тревожно переглядываться. А самолет вдруг резко накренился и стал терять высоту.
- Падаем! – прошептала Марина.
И хотя стюардесса запоздало, но все же сообщила, что самолет попал в турбулентную зону и всем надо просто пристегнуться и пережить всего несколько неприятных минут, ее никто уже не слушал. Народ-то уже привык к тому, что воздушные суда, большие и маленькие, почти каждый день где-нибудь да падают. А вот сегодня очередь, видимо, дошла и до них.
Марина вопила уже во весь голос:
- Боже мой, мы сейчас упадем!
Ее муж Андрей, и сам трясущийся от страха, попытался как-то успокоить Марину, отвлечь ее от ужасных мыслей. И не нашел ничего лучшего, как обнять и сказать проникновенно:
- Раз уж такое дело, давай простимся, милая!
- А-а-а! - заголосила Марина. – Я не хочу умирать!
- Не бойся, это не страшно совсем, - убеждал ее Андрей. – Хлоп – и все! Никто ничего и не почувствует.
- Правда? – притихла Марина. – Ты откуда знаешь? Ты что, уже падал? Без меня? Когда это было?
- Давно, - неопределенно махнул рукой Андрей. – В армии еще.
Это точно. В армии он один раз упал. Но не в самолете, а со второго яруса солдатской кровати. Во сне. И было ему тогда очень больно, потому что приземлился он на копчик. Но зачем это сейчас знать Марине?
- Ну ладно, давай прощаться, - согласилась Марина и всхлипнула. – И давай простим друг другу, если кто в чем был виноват.
Андрей подумал и поежился.

Читать далее...

Аня растила сына одна. Когда малышу исполнилось пять лет, он начал задавать вопросы про папу. Ей не пришлось ему врать, она честно и откровенно сказала, что Вадим, папа Сани, был милиционером и погиб на задании. Правда, она не рассказывала Сашке, что его отец был застрелен шальной пулей, которая могла попасть в такого же мальчугана как сын. Какой-то алкаш в момент очередной «бытовухи» вытащил из шкафа ружье, застрелил в упор жену, а потом открыл окно и, периодически прикладываясь к горлышку «роднульки», начал пьяную пальбу по живым мишеням во дворе. Прибывшая опергруппа быстро нашла участкового, прячущегося от пуль за углом дома, совместно решалось, как разбираться с ситуацией. Неожиданно, несмотря на предупреждение жильцов, открылась дверь соседнего с дебоширом подъезда, оттуда выкатился мальчуган и побежал детскими шажками к площадке. Вадим, недолго думая, рванул, матерясь, ему наперерез и поймал пулю, которая должна была прервать толком и не начавшуюся жизнь мальчонки.
Алкоголика скрутили, надавали по почкам, посадили. Аня осталась с годовалым сыном одна.
Что делать дальше она не знала. Правда, когда она, рыдая, уткнулась отцу покойного мужа в плечо, то он, хмуря кустистые брови, сказал: «Дочка, не бойся, одну мы тебя не оставим. Ты смотри за Сашкой, мы присмотрим за тобой».
Сашка, несмотря на «безотцовщину», рос спокойным, смышленым ребенком. Бывали детские драки во дворе, шалости в садике, но и соседи, и воспитатели, понимая ситуацию Ани, на мальчика не ругались.

- Мам, а кто раздувает звезды? – однажды серьезно спросил он ее, когда она укладывала его спать. Перед сном он не любил слушать сказки, считая себя уже взрослым для этого. Он засыпал, глазея на звездное небо за окном, разглядывая причудливые рисунки, образованные созвездиями, улыбаясь, когда звезды ему подмигивали.
- Сынуль, как это кто? – слегка опешила Аня, - никто не задувает. А чего ты спросил?
- Моей звездочки сегодня не видно. А вчера, позавчера, позапозапоза….. в общем, всегда она видна была. Наверное, она погасла, надо раздуть как костер, а то умрет… - грустно произнес Саня, глядя на маму сонными глазенками.
- Родной мой, она не погасла, она просто легла спать, а завтра проснется, - придумала Аня, - так что, давай-ка и ты баиньки.
Саня вздохнул, повернулся к стенке и, уже засыпая, пробормотал:
- Спокойной ночи, мамуль….

Читать далее...

Восемь часов за рулём.
Белый пунктир разметки даёт направление, руки затекают, "Неоконченная симфония Шуберта" делает непроницаемый ночной пейзаж более таинственным и неосязаемым. Свинцовые от постоянного недосыпания веки на мгновение закрываются, я вздрагиваю и с трудом вырываюсь из навязчивых объятий Морфея.
- Главное не закрывать глаза.
- Ни в коем случае не закрывать.
И тут нежданная удача. Свет фар вырывает из кромешной темноты одинокий, белый силуэт с высоко поднятой рукой. Пролетаю мимо, затем с силой жму на тормоза и сдаю назад . Опускаю боковое стекло.
- Здравствуйте! До города не подвезёте?
- До какого города? Далеко?
- Да тут километров двадцать пять – тридцать по прямой, я покажу если что.
- А по пути случаем бензоколонки не предвидится,а то я не местный, да и заблудился по ходу?
- Не знаю, я не помню … ну подвезите … вам же всё равно по пути, да и свернуть тут некуда
- Ну ладно садись, только бензина почти нет, даст бог доберёмся .

Читать далее...

Оленька не могла спать в своей кроватке. Рассказывала, что пришивала пуговичку к сорочке, лежа в постельке. Перекусывала зубками острыми нитку, обронила иголку, а та возьми, да потеряйся. С тех пор уверяла, что стоит ей только прилечь, глазки сомкнуть – тут же иголка принимается жалить в тело белое. Как ни ворошила постельку, простынки встряхивала, а иголку найти не могла. И маменька тоже искать помогала, да только нету иголки – как сквозь землю провалилась! А папеньки у Оленьки не было – та и не помнила его вовсе. Сказывали, что как-то под Рождество полез пьяный на крышу антенну от короба телевизионного править, да поскользнулся неловко на ледку тоненьком, с крыши свалился и помер на месте.

Словом, не было покоя никому в доме – только домашние все спать улягутся, тут же крики жалостливые раздаются: «Колется! Ой, колется!». Думали, блажь какая нашла на девку, но Оленька с готовностью задирала юбчонку и показывала полные бедра в алых точках иголкиных укусов. Зажмет сальце свое молоденькое между пальчиками, и выступают маленькие капельки крови – перетертая с сахарком красная смородина.

С той поры Оленька и не спала в своей кроватке более – всё по чужим домам, по чужим постелям. Сначала Антон Михалыч Полоз был, сосед вдовый. Мужчина пожилой, рассудительный, но уж больно беспокойный, даже ходил всё в припрыжку. И руки имел беспокойные, как характер его. Бывает, вызовется по-соседски Оленьку до школы подбросить на своем автомобильчике старом, рассуждает дорогой о вещах серьезных с видом значительным и в местах наиболее сложных для девичьего понимания стукает Оленьку ручонкой правой, рыжим волосом поросшей, по коленке круглой. Стукнет так разок другой и ручку задержит – оглаживает кругляшек гладкий и сопит носом натужно.

Стала Оленьку к Полозу-соседу ночевать ходить. Улягутся домашние, свет в доме погасят, а она за порог в одной рубашонке. В первую ночь боязно было девоньке, но потом – ничего, привыкла. У Антона Михалыча квартира хорошая, большая, барахлом старинным набитая, а живот и того лучше – мягкий, теплый, что твоя перина.

Читать далее...

Последние лучи холодного, зимнего солнца уже скрылись за горизонтом и темная улица в гаражном обществе была освещена лишь парой фонарей, которых явно было мало. На улице было тихо, лишь звук машин, проезжавших неподалеку, по объездной дороге вокруг города напоминал о том что жизнь все так же кипит. Дорога до дома займет ещё минут 15, но лучше уж прибавить шагу, погода сейчас не для прогулок. Ненавижу такую погоду, днем все тает, вечером замерзает, постоянный гололед и ветер, от которого даже зимняя куртка не очень спасает. Выйдя из общества попадаю на какую то мелкую улочку, постоянная грязь и разбитая до неприличия дорога настроения нисколько не улучшают, радует только свет фонарей близлежащего ларька, манящего витриной с пивом. Пара туборга в сумке и одна в руке, все не так уж и плохо, можно жить. Закрывшись воротником от ветра и пытаясь прикурить сигарету слышу приближающиеся шаги.
-Э, слыш, сигаретой угости!
Повернувшись вижу пацана, лет семнадцати, «кожанка», восьмиуголка, все как полагается, отморозок местный. Протягиваю сигарету, смотрю в глаза, но взгляда не нахожу, глаза гопника зацепились за блестящий браслет часов.
-О, слыш, часы у тебя модные, дай заценю!

Читать далее...

В кабинете психотерапевта регулярно появлялись люди с некоторыми странностями, но этот посетитель отличался от всех. Психотерапевт внимательно осмотрел воротник жабо, малиновый плащ, ватные штаны и шикарную оранжевую шляпу с пером.
- Здравствуйте. Присаживайтесь. – указал на кресло психотерапевт.
Посетитель отстегнул шпагу и уселся.
- Слушаю вас. – благожелательно улыбнулся доктор. – У вас какие-то проблемы?
Посетитель снял шляпу, стряхнул с нее невидимые крошки, грустно улыбнулся и вкрадчиво произнес:
- Скажите, доктор – вот вы посмотрели на меня, увидели шляпу, шпагу и жабо и у вас еще остались сомнения в том, что у меня есть какие-то проблемы?
- Да, простите. – смутился почему-то психотерапевт. – Хотите рассказать о ваших проблемах?
- Еще один риторический вопрос. – неодобрительно покачал головой посетитель. – Зачем бы я приходил сюда, если бы не хотел рассказать вам обо всем?

Читать далее...

Жил-был человек, а потом, как водится, умер. После этого оглядел себя и очень удивился. Тело лежало на кровати, а у него осталась только душа. Голенькая, насквозь прозрачная, так что сразу было видно что к чему. Человек расстроился - без тела стало как-то неприятно и неуютно. Все мысли, которые он думал, плавали в его душе, будто разноцветные рыбки. Все его воспоминания лежали на дне души - бери и рассматривай. Были среди этих воспоминаний красивые и хорошие, такие, что приятно взять в руки. Но были и такие, что человеку самому
становилось страшно и противно. Он попытался вытрясти из души некрасивые воспоминания, но это никак не получалось. Тогда он постарался положить наверх те, что по симпатичнее. И пошел назначенной ему дорогой.
Бог мимолётно посмотрел на человека и ничего не сказал. Человек решил, что Бог второпях не заметил других воспоминаний, он обрадовался и отправился в рай - поскольку Бог не закрыл перед ним двери.
Прошло какое-то время, трудно даже сказать какое, потому что там, куда попал человек, время шло совсем иначе, чем на Земле. И человек вернулся назад, к Богу.
- Почему ты вернулся? - спросил Бог. - Ведь я не закрывал перед тобой врата рая.
- Господь, - сказал человек, - мне плохо в твоём раю. Я боюсь сделать шаг - слишком мало хорошего в моей душе, и оно не может прикрыть дурное. Я боюсь, что всем видно, насколько я плох.
- Чего же ты хочешь? - спросил Бог, поскольку он был творцом времени и имел его в достатке, чтобы ответить каждому.
- Ты всемогущ и милосерден, - сказал человек. - Ты видел мою душу насквозь, но не остановил меня, когда я пытался скрыть свои грехи.
Сжалься же надо мной, убери из моей души всё плохое, что там есть?
- Я ждал совсем другой просьбы, - ответил Бог. - Но я сделаю так, как просишь ты.

Читать далее...

- Ты видишь там, впереди - целый батальон морпехов?
- Да Коля - вижу, но у нас ещё целая лента патронов для пулемёта...

Это была разрушительная война. Война двух сверхдержав. Война за идеологию и мировое господство. Сначала страны обменялись ядерными ударами, но к счастью (или к сожалению?) все до единой боеголовки были перехвачены ещё в космосе и той и другой стороной. Системы ПРО работали великолепно. Потом были годы информационной блокады, которая тоже не возымела особого результата. Оставалось лишь вторжение войск. По старинке, как 22 июня 1941 года. Имея множество технологий уничтожения себеподобных ни одна из стран не получила превосходства в технике. Между двумя сверхдержавами был технологический паритет.

- Давай, давай, стреляй Витя. Заправляй быстрее ленту.
- Всё нормально Коля. Мы должны продержаться. А там глядишь подкрепление поспеет.

Подкрепления всё не было, патроны заканчивались, а враг приближался всё ближе к доту, где залегли два товарища. Они участвовали уже не в одной битве. Война тянулась уже долго и была очень кровопролитна для обеих сторон. Потери уже исчислялись не в десятках, и даже не сотнях тысячах, а в миллионах людей. Миллионах солдат - сыновей родины.
Пули свистели над головами товарищей.

- Сейчас я им сукам покажу!
- Нет! Стой! Не высовывайся!!!

Виктор приподнялся по пояс из укрытия и разрядил последнюю ленту патронов в сторону приближающегося врага. Половина патронов достигла цели... Но пуля, выпущенная из винтовки М16 одного их пехотинцев попала в цель. К счастью всё было не так страшно, она прошила плечо Виктора насквозь.

- Суки! Суки! Они попали в меня. Будь эти чёртовы демократы не ладны. Сейчас я им покажу!
- Витя! Витя! Стой. У нас же больше нет патронов...

Читать далее...

Три недели назад я уже рассказывал, какие там диалоги иногда приключаются, в кадровых службах.

Вот еще один вариант. Более универсальный: не только для тех, кто в патрульно-постовую службу хочет.




Мне такой вариант даже больше нравится, пожалуй.

«Блять, как заебали эти писуны на асфальте! Ну хочешь, чтобы девушка узнала о твоих чувствах - наколи себе на брюхе «Я тебя люблю!» Пусть читает, пока сосет. Нет же, уже на тротуар не плюнешь, везде «Котик, с днем рождения!», «Галчонок, ты самая лучшая!», «Зайка, хватит грызть морковку соседа!» Нет же! Так и норовят пейзаж загадить!»
Брюзжание Алексея имело вескую причину. Возле его подъезда сидел на корточках какой-то еблан и встряхивал баллончик с краской.
«Вломить ему пизды? – раскинул мозгами Леха. - Придет позже и все равно мне вид из окна испоганит. Тут надо дипломатично».
- Здорова, братишка! – прикинулся Алеша рубахой парнем. – А ты чо тут задумал? Письмена на асфальте? Последний привет подруге? «Я Вам пишу, чего же боле»?
Парень спрятал баллончик за спину и вызывающе окрысился:
- Ты чо-та попутал, дядя! Лечи астигматизм.
- Да ладно пиздеть-то! Небось Ольге открыться хочешь? – по мелькнувшему в глазах парня испугу, Леха понял, что не ошибся. Да в подъезде и не было других молодых баб.
- Слушай, дядя, чего ты доебался? Я не знаю никакую Ольгу! – ощетинился пацан. – И знать не хочу!
- Ну и зря! – Леха достал сигареты, предложил парню, закурил и продолжил: – Она хорошая девка, через стенку от меня живет.
Придурок заинтересованно молчал, и Алеша продолжил:
- Только невезучая.
- Невезучая? Почему? – заглотил наживку пацан.

Читать далее...