Наше августовское солнце жарит - последняя южная гастроль, дальше собирай манатки и топай, катись себе на север. Декорациями у него пожухлая трава и грустные кусты, припыленные песком морщины земли, вьющийся над медным тазом запах сливового варенья, сок дыни, стекающий липко по рукам, склеротики, не помнящие своего имени, и сладковатый, забирающийся во все поры, дух тлена.

Та-та-то-то-ти-ти-там... - напевает мне свой простой, не витиеватый мотив август. Там-там-там, где-то там, как-то там - вторю ему я, и ныряю в его обволакивающий жаром воздух. Выхожу на воздух налегке, набросив ради приличия на купальник льняной сарафан, в руках полотенце,  бутылка воды и ярко-зеленый, насыщенный цветом, как и жизнь, томик любимого горожанина Паустовского.

На реке среди недели негусто, любо сердцу и мило глазам. Вода за ночь враз вся зазеленела, цветет, играет, что изумруд на солнце. 

-Фу! - пыхча нездоровьем, жалуется на берегу какой-то бабе толстый мужик, похожий на гигантский поплавок. - Фу, какая грязная вода за ночь стала. - Брезгливо трогает носком, как-то странно вывернутой стопы, изумрудную воду. Морщится, смешно нахмурив бровки, с виду жиденькие, маленькие и какие-то совершенно нелепые, типа небольшой запятой, еле заметной на его мясистом, беспородном лице, представляющем из себя две надутые, как дешевые шарики, щеки.

На мелководье задорно плещется пара ребят, мимо неспешно, важно проплывает стая отроков-уток. А я с разбега заныриваю в воду с одной всего лишь мыслью: "Как же хорошо-то!" Потом уже, далеко отплыв от берега, отдавши всю себя во власть ярко-зеленой, насыщенной цветом, как и жизнь, стихии воды, начинаю складывать ощущения и мысли в слова. Грязной вода бывает только от людей, а в холоде сказки тускнеют.