Это строго художественный, юмористический текст. Все совпадения с реальными персонажами случайны.

Владимир Владимирович сидел грустный, и вертел в пальцах карандаш. Дмитрий Анатольевич мрачно пил Хеннесси и с отвращением, содрогаясь, покусывал лимон. Смеркалось. Нефть упала ниже $70 за баррель.

— Что, не любят нас, Дима?, — нарушил мрачную тишину Владимир Владимирович.
— Не любят, это не то слово, господин премьер-министр, — отшвырнув лимончик, сказал Дмитрий Анатольевич. — Нас просто ненавидят. Обоих, причём. А я, между прочим, сюда не просился. Знаете, как мне страшно было поначалу? Да и сейчас. Я уже заебался ездить по Замбиям и Занзибарам и трепать гривы монгольским лошадкам. Я, может, марки коллекционировать люблю. Или изучать историю Португалии. Или разводить аквариумных рыбок.
— Так, Дима, не ссать. Надо что-то делать.
— Выпейте, Владимир Владимирович, немного Хеннесси.
— Нет, спасибо, я лучше зелёного чая без сахара.
— Так делать-то что?

Владимир Владимирович отпил чаю, подумал, и вдумчиво сказал, — Надо думать логически. Вот смотри, Дима, кто нас любит? Отвечай.

— Ну, быдло нас любит. Мы их до отвала уже накормили по телевизору — и Кобзон, умирающий от рака, и Алла Пугачёва, которая уже год как уходит со сцены, плюс ментовские сериалы по семь серий в день, а бабам всякая там "Кармелита". Ну, и криминальная хроника, ну что я вам говорю, Владимир Владимирович, вы и так знаете. Мне уже и самому тошно смотреть. Сегодня вот — ик! — слышал этого мужика, который НТВ озвучивает, как он орал, "После рекламы! Смотрите! Убийство беременной девушки в записи камер наблюдения! Не переключайтесь!". Я чуть не блеванул, ик.

— Вот именно, Дима, вот именно. Думай дальше. Быдло мы уже обеспечили зрелищами, а хлеб они и сами себе найдут, тем более что им много и не надо. Только вот кто нам более опасен — дядя Вася из Нижнесуходрищенска, или какая-нибудь умная жидомасонскоеврейская сволочь, которая всё это понимает, и умеет сказать, и развратить умы подрастающего поколения?

Дмитрий Анатольевич озадачился, и принялся рассматривать лепнину на потолке.
— Думаю, Владимирович, что жидомасонская морда опаснее. Ик! ... Для государства Российского! — поспешно прибавил, спохватившись.
— А теперь подумай, как нам сделать так, чтобы это вред нейтрализовать. Дима, ты же умный, давай крео!
— Не могу, Владимир Владимирович, всё заебало, кусок в горло не лезет! — Анатолий Дмитриевич снова отпил коньяку, — Может, я этикетки от советских лимонадов коллекционировать хочу...

— Всё ясно, Дима, — вздохнул Владимир Владимирович, и нажал кнопку громкой связи — Глеба ко мне, срочно! Не в мой кабинет, а в этот, ну, короче, вы поняли.

Распахнулись высокие двери красного дерева, и появился Он — главный идеолог и политтехнолог — как всегда, с дежурной умной улыбкой, выражавшей — "чего изволите? ах ну да, чего это я спрашиваю, я же и так знаю, и у меня есть для вас решение!".

Владимир Владимирович посмотрел на эту лыбку, прочитал подтекст, и тихо спросил, — Ну, и что мы будем делать, и сколько это будет стоить? — Глеб сменил улыбку на калькуляторную, и сказал, — Семь миллионов восемьсот тысяч. — Годится, — махнул рукой Владимир Владимирович, — давай, выкладывай.

— О, у меня прекрасная идея! Вы не поверите, Владимир! — Владимирович, — сухо поправил тот, — Ах, извините, Владимир Владимирович... Так вот, идея такая — надо устроить реформу русского языка. Чтобы быдло взбесить, мы им подсунем пару каких-нибудь идиотских нововведений, типа, скажем, брАчущиеся. Над этим надо будет поработать. Но быдло любит брачеваться, так что у них это точно найдет отклик.

— Как разозлить быдло, я и сам знаю, — устало ответил Владимир Владимирович, и допил зеленый чай, — Ты мне по делу скажи.

— А по делу, Владимир Владимирович, мы очень сильно разозлим пидорасов-либерасов и прочих колеблющихся из этой, как её, вонючей интеллигенции. Ух, как они завоют! Ах, как они залают! Они ведь за свои "звонит" и "кладёт" и всякие там знаки препинания как за золото держатся. А мы им так, пиздык-хуяк, вот они и заплачут.

— Так они же меня и Диму вот, — кивнул Владимир Владимирович в сторону Дмитрия Анатольевича, всё это время задумчиво рассматривавшего наклейку на бутылке Хеннесси, — Порвут на куски, такой хай поднимут, по всем телеканалам покажут, да ещё кремлевскую стену зубами разгрызут. Нет, нам такой вариант не подходит.

— Вы не поняли, Владимир Владимирович, — угодливо осклабился Глеб, — Вот тут-то и появитесь вы! Или, хм, Дмитрий Анатольевич, — Глеб подобострастно улыбнулся в сторону впавшего в апатию Дмитрия Анатольевича, — И все сразу полюбят вас обоих, потому что вы защитите самое святое, что у нас (и у них, дебилов) есть. А чтобы защитить, ведь нужно покуситься, правильно? — Глеб подленько подмигнул.

— А-а, понял! Ну ты стерва! Ок, считай, что заслужил свои семь восемьсот. Только фразы мне и Диме вот, придумай похлеще. Кстати, а на кого свалим? — Владимир Владимирович заметно повеселел, и с аппетитом посмотрел на коньяк, но одёрнул себя, и помрачнел.

— Как на кого? — искренне удивился Глеб, — вокруг вас и так одно, извините, удобрение. Какашкой больше, какашкой меньше, ерунда. Зато какой будет рейтинг! Все жидомасончики вмиг заткнутся. А какашку мы с грохотом снимем с поста, и отправим послом, скажем, в Исландию. Пусть купается в гейзерах.
— Ладно, пусть будет по-твоему. А пока ступай. Видишь, человек устал... Завтра все документы мне на стол, и тс-ссс!
— Будет сделано, Владимир Владимирович! — пятясь задом, Глеб наощупь вышел из кабинета, принял степенный многозначительный вид, и неспешно, с чувством собственного достоинства, зашагал по красным ковровым дорожкам бесконечных кремлёвских коридоров, и даже сам дьявол не сказал бы, о чём он тогда думал.

Владимир Владимирович тем временем протянул руку через стол, и потрепал задремавшего Дмитрия Анатольевича по загривку; тот встрепенулся, слегка обиженно оглянулся, "Владимир Владимирович, мне спать пора. Всё-таки, ядерная кнопка, все дела. Я пойду?"

— Иди, Дима, иди — Владимир Владимирович проводил его взглядом до двери, встал, сладко потянулся, и подошёл к одному из книжных шкафов, "Ну-ка, ну-ка, где тут у нас орфографический словарь?"...

До утра горело окно в кабинете.