Все поэты Серебряного века так или иначе столкнулись с жестоким временем. Осип Мандельштам был разорван в клочья «веком-волкодавом».

Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадежном году - и столетья
Окружают меня огнем.

Мандельштам предчувствовал свое печальное будущее: бесприютность, нищету, гонения, аресты, легкое безумие и, наконец, смерть в лагерной бане, после чего его труп был брошен в общую яму погибших в сталинском ГУЛАГе. Сам он иронизировал:

Это какая улица?
Улица Мандельштама.
Что за фамилия чертова -
Как ее ни навертывай,
Криво звучит, а не прямо.
Мало в нем было линейного,
Нрава он был не лилейного,
И потому эта улица,
Или, верней, эта яма
Так и зовется по имени
Этого Мандельштама.

Анна Ахматова говорила: «Мы знаем истоки Пушкина и Блока, но кто укажет, откуда донеслась эта новая божественная гармония, которую называют стихами Мандельштама».

Марина Цветаева: «Люблю Мандельштама с его путанной, слабой, хаотической мыслью... и неизменной магией каждой строчки».

Как выглядел Мандельштам? «Тоненький, щуплый, с узкой головой на длинной шее, с волосами, похожими на пух, с острым носиком и сияющими глазами, он ходил на цыпочках и напоминал задорного петуха. Появлялся неожиданно, с хохотом рассказывал о новой свалившейся на него беде, потом замолкал, вскакивал и таинственно шептал: «Я написал новые стихи». Закидывал голову, выставлял вперед острый подбородок, закрывал глаза... и раздавался его удивительный голос, высокий и взволнованный, его протяжное пение, похожее на заклинание или молитву...» (Константин Мочульский).

К интенсивному литературному творчеству Осип Мандельштам обратился в Париже, где он учился в Сорбонне, в 1905-1908 годах, когда в моду входил модернизм. Первая подборка стихов появилась в сентябрьском номере журнала «Аполлон» в 1910 году. Сергей Маковский оставил воспоминания о том, как в конце 1909 года в редакции «Аполлона» появилась немолодая, довольно полная дама, «ее сопровождал невзрачный юноша лет семнадцати, - видимо конфузился и льнул к ней вплотную, как маленький, чуть ли не держался за ручку». Вошедшая дама представила юношу:
- Мой сын. Из-за него я к вам. Надо же знать, наконец, как быть с ним. У нас торговое дело, кожей торгуем. А он все стихи да стихи! В его лета пора помогать родителям... Так вот, господин редактор, - мы люди простые, небогатые, сделайте одолжение - скажите, скажите прямо: талант или нет?! Как скажете, так и будет...

Смешной эпизод, не правда ли? Конечно, талант - и какой огромный! Осип Мандельштам на раннем этапе - легкий и светозарный («За радость тихую дышать и жить, /Кого, скажите, мне благодарить?..») И его причислили к символистам. Но вскоре он приобщился к другому литературному течению - акмеизму.

В 1913 году на свои кровные деньги Мандельштам издал первый сборник стихов «Камень» (тиражом 300 экземпляров). Примечательно, что в нем символизм и акмеизм спокойно соседствовали. «Поэзия Мандельштама, - отмечал Владислав Ходасевич, - танец вещей, являющихся в самых причудливых сочетаниях».

Эти «причудливые сочетания» у Мандельштама все время менялись, менялась и интонация, ибо менялся сам поэт. Мандельштам перенял тютчевскую лирическую манеру с ее возвышенным тоном и ораторским пафосом. Постепенно сложился тот торжественный и монументальный стиль, который характерен для зрелой поэзии Мандельштама. «Ледяной пафос», как выразился Михаил Кузмин. Все меньше в стихах Мандельштама остается лирики, все более проступает история, но не статичная, а живая, вся в движении и перестановках:

Все перепуталось, 
	и некому сказать,
Что, постепенно холодея,
Все перепуталось, 
	и сладко повторять:
Россия, Лета, Лорелея.

Я бы выделил еще одно состояние: растерянность. В молодой советской республике Мандельштам так и не смог найти своего места, не смог приспособиться к тоталитарному порядку. «Я должен жить, дыша и большевея...», - уговаривал он себя в ссылке в Воронеже в 1935 году, но он не мог «большеветь», подыгрывать властям, как Демьян Бедный и Маяковский. Некая черта «не от мира сего» губила Осипа Эмильевича.

Из воспоминаний Ходасевича: «...Пирожное - роскошь военного коммунизма, погибель Осипа Мандельштама, который тратил на них все, что имел. На пирожные он выменивал хлеб, муку, пшено, масло, табак - весь состав своего пайка, за исключением сахара, сахар он оставлял себе... Не любить его было невозможно, и он этим пользовался с упорством маленького тирана, то и дело заставлявшего друзей расхлебывать его бесчисленные неприятности...»

Однако при этом поэт много работал. Написал статьи «Слово и культура», «Гуманизм и современность», в 1922 году выпустил книгу Tristia, о которой критик Николай Пунин отозвался так: «... очень пышный и торжественный сборник, но это не барокко, а как бы ночь формы...»

А потом наступили новые времена. Слом старых, уже не лирических, а политических форм.

Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?..

Во второй половине 20-х годов Осип Мандельштам во власти прозы (вся проза у него - речевая игра), он пишет «Шум времени», «Египетскую марку», «Путешествие в Армению», «Четвертую прозу». Последняя вещь - это крик Мандельштама, затравленного и загнанного в угол: «Я срываю с себя литературную шубу и топчу ее ногами. Я в одном пиджачке в 30-градусный мороз три раза пробегу по бульварным кольцам Москвы. Я убегу из желтой больницы комсомольского пассажа навстречу смертельной простуде, лишь бы не видеть 12 освещенных иудиных окон похабного дома на Тверском бульваре, лишь бы не слышать звона серебряников и счета печатных машин...»

Дом на Тверском бульваре - это Дом Герцена, где в те годы размещалась писательская организация. Среди советских преуспевающих писателей Мандельштам считал себя изгоем: «...Мне и годы впрок не идут - другие с каждым днем все почтеннее, а я наоборот - обратное течение времени. Я виноват. Двух мнений здесь быть не может. Из виновности не вылезаю. В неоплатности живу. Изворачиванием спасаюсь. Долго ли мне еще изворачиваться?..»

Мало того, что Мандельштам не смог вписаться в советскую пафосно-панегирическую литературу, он еще посмел критиковать «хозяина», вождя:

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.

Ноябрь 1933
 

Такое не прощают. 13 мая 1934 года Мандельштам был арестован и сослан сначала в Чердынь, затем в Воронеж на три года. Пытался покончить с собой. Выжил и обрел второе поэтическое дыхание. «Я должен жить, хотя я дважды умер...» Однако здесь уместно привести мандельштамовские строки, написанные ранее - в марте 1931-го:

Жил Александр Герцевич,
Еврейский музыкант, -
Он Шуберта наверчивал,
Как чистый бриллиант.
И всласть, с утра до вечера,
Заученную вхруст,
Одну сонату вечную
Играл он наизусть...
Что, Александр Герцевич,
На улице темно?
Брось, Александр Сердцевич, -
Чего там? Все равно!..

Поэт был вычеркнут из советской литературы. Его стихи 30-х годов спасла от уничтожения верная жена, Надежда Мандельштам. С конца 50-х годов стихи распространялись подпольно, в списках. А впервые были полностью опубликованы в США в 1964 году. В конце 80-х грянул в России мандельштамовский бум. В настоящее время существует проект воссоздания архива поэта, который разбросан по всему свету.

Возможно, когда-нибудь мы прочтем полного Мандельштама.

Новый адрес самого Осипа Эмильевича: вечность.

Могила Мандельштама