Сегодня, 3 декабря - 85 лет со дня смерти Галины Бениславской.

На похоронах Сергея Есенина Галины Бениславской не было. М. Ройзман рассказывал: «Спустя немного после смерти Есенина я увидел Бениславскую за столиком в здании телеграфа. Перед ней лежал чистый бланк для телеграммы, она сидела задумавшись, с ручкой в руке. Я поздоровался с ней и увидел, что она похудела, даже постарела. Я спросил, не больна ли она?
Нет, я здорова, — тихо ответила она. — Но я каждую минуту думаю, что Сергея Александровича уже нет!»

После его смерти Галина запишет в дневнике: «Пришли страшная безысходность и невозвратимость потери. И такая же смертная тоска по нём у меня.Тому, кто видел его по-настоящему — никого не увидеть, никого не любить».

Она пробует как-то жить, заливать душу вином, бросается из стороны в сторону. Облегчения нет. И Галина принимает решение уйти из жизни.
Это произошло 3 декабря 1926 года на Ваганьковском кладбище рядом с могилой Есенина.

Могила Есенина в её первоначальном виде

«Женщина нервно курила папиросу за папиросой. Она ещё так молода, а жизнь, несмотря на трудности и несчастья, так прекрасна… Наконец она решилась. Достала листок бумаги, быстро, чтобы не раздумать, набросала несколько строк: «Самоубилась здесь, хотя и знаю, что после этого ещё больше собак будут вешать на Есенина. Но и ему, и мне это будет всё равно. В этой могиле для меня всё самое дорогое..."

Ещё некоторое время она стояла не шелохнувшись. Потом на коробке от папирос написала: «Если финка будет воткнута после выстрела в могилу — значит, даже тогда я не жалела. Если жаль — заброшу её далеко…».

Галина достала пистолет... Через некоторое время она на коробке папирос смогла кое-как дописать: «осечка». В Москве потом будут говорить, что осечек было несколько. Зато последовавший выстрел оказался точным. Женщина упала без сознания. Пистолет и финка выпали из её рук…
Выстрел услышали у сторожки. К месту происшествия, боязливо прячась за памятники и ограды, первым подоспел кладбищенский сторож. Смертельно раненая женщина в клетчатом кепи и тёмном поношенном пальто лежала на снегу и чуть слышно стонала. Сторож побежал к церкви поднимать тревогу. Скоро пришла милиция, приехала «Скорая помощь». Умирающую направили в Боткинскую больницу, но она уже не дышала. Повозка развернулась и повезла тело покойной на Пироговку, в анатомический театр. Так трагически оборвалась жизнь 29-летней Галины Бениславской, любовь и преданность которой к поэту была безграничной». (Эдуард Хлысталов. «Литературная Россия» № 50. 14.12.2001 г.)

Самоубийство Галины Бениславской потрясло всю Москву. Было принято решение похоронить её рядом с Есениным. Похороны состоялись 7 декабря. На памятнике начертали слова «Верная Галя». Теперь там выбиты слова Сергея Есенина из его письма к ней:

Какая же она была, эта загадочная и противоречивая женщина, не пожелавшая больше жить в мире, где не было ее Поэта, где не осталось уже смысла существовать, покинувшая его расчетливо и хладнокровно?
Галина Артуровна Бениславская родилась в Петербурге в 1897 году. Она — дочь обрусевшего француза и грузинки.

Росла в семье тётки, так как отец рано оставил семью, а мать лечилась в психиатрической клинике. Была в партии большевиков, побывала в плену у белых, в 1919-22 годах работала в ВЧК секретарём экономического отдела.

Разработчики версии об умышленном убийстве великого поэта распространяют домыслы о том, что Бениславская якобы «была приставлена ГПУ для наблюдения за поэтом» (Ф. Морозов. Журнал «Русь»). Это гнусная клевета. В экономическом отделе, где служила Галина в Особой межведомственной комиссии (ОМК), занимались «выработкой мер по борьбе со спекуляцией и усилению ответственности должностных лиц». Каких-либо агентурно-осведомительных задач комиссия перед собой не ставила. Жизнь писателей и поэтов по вполне понятным причинам ее не интересовала — то была епархия секретного отдела ВЧК. Поэтому очевидно, что «пристегивать» Бениславскую к Агранову можно было лишь с помощью фантазии.
Но, может быть, Агранов позднее привлек Галину Артуровну в секретный отдел ВЧК? И на этот вопрос существует отрицательный ответ, опять же исходя из ее личного дела.
В одной из справок читаем: «Прошу сотрудницу для поручений сельскохозяйственного отдела Бениславскую Г. А. как фактически в отделе не работающую около 4 месяцев откомандировать в административный отдел ГПУ». Этот документ датирован 27 апреля 1922 года, а уже через пять дней была подписана бумага с указанием, что Бениславская «уволена со службы ГПУ по личному желанию и направляется в подотдел учета и распределения рабочей силы гор. Москвы».
Таким образом, сам факт пусть короткой, но официальной службы на Лубянке исключал привлечение Бениславской в качестве секретного сотрудника ГПУ. В противном случае само понятие «секретный» теряло смысл.
Позднее Бениславская перешла работать в редакцию газеты «Беднота». Галина много читала, хорошо разбиралась в литературе, посещала знаменитое кафе «Стойло Пегаса», в котором в двадцатые годы читали свои стихи лучшие поэты Москвы. Но вся ее жизнь перевернулась 19 сентября 1920 года, когда в один из вечеров, проходивших в Политехническом музее, она услышала Сергея Есенина. В тот день она записывает в своём дневнике:
 «Вдруг выходит тот самый мальчишка: короткая, нараспашку оленья куртка, руки в карманах брюк, совершенно золотые волосы, как живые. Слегка откинув назад голову и стан, начинает читать:

Плюйся, ветер, охапками листьев, —
Я такой же, как ты, хулиган.

Он весь — стихия, озорная, непокорная, безудержная стихия, не только в стихах, а в каждом движении, отражающем движение стиха. Гибкий, буйный, как ветер, о котором он говорит, да нет, что — ветер, ветру бы у Есенина призанять удали. И в том, кто слушает, невольно просыпается та же стихия, и невольно хочется за ним повторять с той же удалью: «Я такой же, как ты, хулиган»…
Что случилось после его чтения, трудно передать. Все вдруг повскакивали с мест и бросились к эстраде, к нему. Ему не только кричали, его молили: «Прочитайте еще что-нибудь». И через несколько минут, подойдя, уже в меховой шапке с собольей оторочкой, по-ребячески прочитал еще раз «Плюйся, ветер…».
Опомнившись, я увидела, что я тоже у самой эстрады. Как я там очутилась, не знаю и не помню. Очевидно, этим ветром подхватило и закрутило и меня. Что случилось, я сама еще не знала. Было огромное обаяние в его стихийности, в его полубоярском, полухулиганском костюме, в его позе и манере читать, хотелось его слушать, именно слушать еще и еще…»

С.Есенин читает свои стихи у памятника А. Кольцову.

В пору знакомства с Есениным (1919-1920 гг.) Бениславская выглядела девчонкой, в которой, когда она с задором спорила или азартно смеялась, проглядывало что-то мальчишеское. «Глаза у неё были замечательные! Большие, карие, с золотыми искрами, почти сросшиеся, вычурно изогнутые брови под прямым узким носом придававшим её узкому лицу особую значимость. Роскошные, загнутые наверх ресницы. Иронический рот и высокий лоб свидетельствовали об уме и силе воли». (Е. Стырская). Она была похожа на грузинку, отличалась своеобразной красотой и привлекательностью. Тогда у неё ещё были косы галочьего цвета — длинные, пушистые.

Потом остригла. Причесывала короткие волосы на прямой пробор. Беседуя, любила засовывать в обшлага рукавов руки.

Из дневника Галины Бениславской:
«Только удивилась: читала в романах, а в жизни не знала, что так «скоропостижно» вспыхивает это. Поняла: да ведь это же и есть именно тот «принц», которого ждала. И ясно стало, почему никого не любила до сих пор... В этот же вечер отчетливо поняла — здесь всё могу отдать: и принципы (не выходить замуж), и — тело (чего до сих пор даже представить не могла себе), и не только могу, а даже, кажется хочу этого…».

Есенин покорил Галину сразу и безвозвратно. Следующие две недели прошли под гипнозом его стихов. Она присутствует на всех выступлениях поэта и всегда оказывается в первых рядах слушателей, что не остается не замеченным Есениным. Необычная красота девушки притягивает поэта, но она «сдаётся» не сразу и не показывает виду, что безумно влюблена в него. Надо сказать, что Галина никогда не бегала за Есениным (как это было представлено в нашумевшем фильме по произведению Безрукова-старшего), она появлялась только тогда, когда это было необходимо и исчезала, когда отпадала надобность ее вмешательства.
Постепенно завязываются дружеские отношения между поэтом и подругами Галей и Яной Козловской.

Есенин очень интересовался статьями и заметками о нём самом и об имажинизме вообще. Яна, работая в газете «Беднота», и Галина, пользующаяся информбюро ВЧК, доставали ему много интересующего его материала.
Дальше, по словам Галины, началась сказка, которая стала смыслом её жизни и которая продолжалась до 1925 года. Она потянулась к Есенину, как к солнцу. Позднее в письмах она обращалась к нему : «солнышко мое!».

«Ничего не собиралась добиваться, я только не могла и не хотела не думать о нем, не искать возможности увидеть и услышать его. И позже, уже имея возможность всегда видеть его, когда он начинал читать стихи, я не раз думала, что кроме всего этого я могу еще слушать от него самого только что написанные стихи. В этот день пришла домой внешне спокойная, а внутри — сплошное ликование, как будто, как в сказке, волшебную заветную вещь нашла. С этого вечера до осени 1922-го (два года) я засыпала с мыслью о нем и, когда просыпалась, первая мысль была о С.А., так же как в детстве первой мыслью бывает: «Есть ли сегодня солнце?».

«Так любить, так беззаветно и безудержно любить. Да разве это бывает? А ведь люблю, и не могу иначе; это сильнее меня, моей жизни. Если бы для него надо было умереть — не колеблясь, а если бы при этом знать, что он хотя бы ласково улыбнется, узнав про меня, смерть стала бы радостью».
Дневник этот в конце века издан и в России, и в Америке, любовь Галины Бениславской вошла в историю. Люди помнят о её любви вот уже почти столетие. И вряд ли ещё можно найти пример такого спасительного самоотречения в любви, такого бескорыстного всепоглощающего чувства, которое приняли, но не разделили.
Она дождётся, что он скажет ей: «Галя, Вы потрясающий человек. У меня никого нет ближе Вас». Однако добавит: «Но простите. Я не люблю Вас как женщину». Она ответит: «Сергей Александрович, я не посягаю на Вашу свободу, Вам нечего  беспокоиться». А в дневнике запишет: "Боже, как мучительно больно... Но я справлюсь с этим. Любить его всегда, всегда быть готовой откликнуться на его зов - и всё, и больше ничего!"  И он это ценил и писал ей в письме: «Правда, это гораздо лучше и больше, чем чувствую к женщинам. Вы мне в жизни без этого настолько близки, что и выразить нельзя».

Где-то летом 1921 года Галина чувствует себя необыкновенно счастливой рядом с ним. «Да, март-август 1921-го — какое хорошее время». Есенин был близок с ней, он не мог не ответить на чувства преданного и горячо любящего его человека. Об этом есть упоминание в ее дневнике, датированное мартом 1922- го. «Нет унижения, на которое я не пошла бы, лишь бы заставить его остановиться лишь ненадолго около меня, но не только физически, от него мне нужно больше: от него нужна та теплота, которая была летом, и все!!!» Запись была сделана в начале уже завязавшихся отношений Есенина с Айседорой Дункан.

Зная, что у Есенина есть жена и дети, Галина вообще не помышляла о завоевании его сердца, хотя ее-то сердце уже стучало в высоком любовном ритме. Потом Есенин показался ей уже «доступным». «Как он «провожал» тогда ночью, пауки ползали, тихо, нежно, тепло. Проводил, забыл, а я не хочу забывать. Ведь Есенин один».

После ухода от жены поэт оказался в буквальном смысле слова на улице, поиски крыши над головой были его постоянной головной болью. Где он только не жил! Чаще всего приходилось искать убежище на квартирах разных друзей и знакомых, причем за ним обязательно увязывалась толпа прилипал и нахлебников. Он не мог работать в этих условиях. Галина приютила Сергея в своей коммуналке. Потом туда переехала его сестра Катя. Потом Шура...

Есенин за границей с Дункан.

Галина разрывается между ревностью и любовью. «Ведь она (Айседора) сберечь не сумеет? Не может огонь охранять дерево. Быть может, мы его навсегда уже проводили, не сумели сберечь?.. Как он мне дорог. Опять и опять чувствую это. И дорого все, что дорого ему…»
Приходит решение, несмотря ни на что, быть всегда рядом с ним, быть необходимой, быть другом и не требовать большего.
После возвращения из-за границы и ухода от Дункан Есенин окончательно поселяется в большом доме в Брюсовском переулке, так называемом «доме Правды», где жили сотрудники газет «Правда» и «Беднота», в коммунальной квартире на 7 этаже, где Галине принадлежали две маленьких комнатки. Из окна комнаты открывался вид на Кремль.

В этом доме в Брюсовом переулке (дом 2а, кв. 27) Есенин прожил около года... Эта квартира долго оставалась коммунальной, сейчас же её целиком купил кто-то из новых русских и охранник в неё не пускает. Экскурсии приводят во двор и там рассказывают о Есенине.

Добровольно и с великим энтузиазмом эта тихая подвижница взвалила на себя обязанности прислуги, няни, опекунши, литературного секретаря... Секретаря, пожалуй, в первую очередь. Едва ли не половина есенинских писем 1924 года адресовано ей. Но тщетно искать в них хотя бы одно интимное словечко — всё это дружеские, корректные по тону, с неизменным обращением на Вы (хотя и по имени) деловые послания. Она составляет и издаёт его сборники, держит корректуру, ведёт денежные дела, весьма запутанные, переписывает и хранит его рукописи. Секретарь, надёжный и верный, но не больше.
Из воспоминаний А. Мариенгофа: «После возвращения Есенина из Америки Галя стала для него самым близким человеком: возлюбленной, другом, нянькой. Нянькой в самом высоком, благородном и красивом смысле этого слова. Я, пожалуй, не встречал в жизни большего, чем у Гали, самопожертвования, большей преданности, небрезгливости и, конечно, любви. Она отдала Есенину всю себя, ничего для себя не требуя. И уж если говорить правду — не получая».

В последние годы Галина была чаще всего первой слушательницей его стихов. Она обладала тонким литературным вкусом, и Есенин всегда прислушивался к ее оценкам, не всегда совпадающим с его собственными, к её мягким советам. Галина действовала на него успокаивающе.
«В моем присутствии в течение двух лет произошел только один скандал. Успокаивало его мое спокойствие и моя ровность по отношению к нему; вскоре изучила до тонкости все его настроения. В отношении его настроения и состояния я была совершенно необычайно для меня чутка. Из постоянной тревоги за него выросла какая-то материнская чуткость и внимательность к нему». Она вспоминает случай:
«Вдруг что-то вынимает из кармана, со страхом и опаской. Как будто сломанная папироска — мундштук от гильзы. Нагибается и на ухо, с отчаянием — все, мол, кончено, — говорит. «Это Аксельрод дал, знаете — кокаин, я уже понюхал один раз, только ничего не почувствовал, не действует». Я от ужаса крикнула: «Сейчас же бросьте! Это еще что такое!». И что есть силы ударила его по руке. А он растерянно, как мальчишка, понявший, что балует чем-то нехорошим и опасным, со страхом растопырил пальцы и уронил. Вид у него был такой: избавился, мол, от опасности. Пробирала я его полчаса, и С.А., дрожащий, напуганный, слушал и дал слово, что не только никогда в жизни в руки не возьмет кокаина, а еще в морду даст тому, кто ему преподнесет».
Кто знает, если бы не встретилась на пути Есенина Галина Бениславская, не ушёл ли он от нас еще раньше, погибнув от наркотиков или в уличной пьяной драке, где жизнь его столько раз висела на волоске.

Привычное кабацкое окружение Есенина люто ненавидит Бениславскую. «…Я проходила сквозь строй враждебных, ненавидящих глаз. Чего только они не делали, чтобы устранить меня. К их величайшей ярости, они никак не могли раскусить наших отношений. Жена. Не жена. Любовница – тоже нет. Друг. Не видали они таких среди себя и не верили в мою дружбу. И потому не знали, с какой стороны задеть Сергея Александровича. И не понимали, чем же я так приворожила его, что никакими способами не удается поссорить нас».
Есенин предложит ей: «Галя, я живу у Вас. Ведь пойдут всякие разговоры. Если хотите, я могу жениться на Вас». Она откажется: «Нет, Сергей Александрович. Только из-за чьих-то разговоров — нет. Так — я не могу. Просто Вы всегда, во всём полагайтесь на меня».
В своих воспоминаниях Г.Бениславская пытается обвинить советское правительство в игнорировании поэта. Горько возмущается, что «оно не имело права не понимать, какая ценность находится на его попечении, и которое все же не только не способствовало возможности расти дальше дарованию Есенина, но даже не сумело сохранить его; пусть даже не сохранить, а хотя бы мало-мальски обеспечить бытовые возможности. А Собинову, Гельцер, Неждановой обеспечивают эти возможности, хотя их вклады в духовную культуру неизмеримо меньше, хотя бы уж потому, что их творчество с ними же умрет, а созданное Есениным переживет много поколений».

Есенин называл Бениславскую своей «заботницей». Галя — бесспорно была самым настоящим и верный другом С. Есенина. В письмах к ней он пишет: «Повторяю Вам, что Вы очень и очень мне дороги. Да и сами Вы знаете, что без Вашего участия в моей судьбе было бы очень много плачевного».

Не верьте тому, что говорят и пишут о Галине Бениславской в дурацких книгах и фильмах: была чекисткой, стучала на Есенина и прочий вздор. Больно смотреть и читать, как порочат память этой прекрасной женщины. Такой любви памятники надо ставить. Есенин, к сожалению, не посвятил ей ни одного стихотворения. Но если бы он не умер так рано, я думаю, он ещё вернулся бы к ней. «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье». Расстояния не хватило...

Переход на ЖЖ: http://nmkravchenko.livejournal.com/50819.html