Сальвадор Дали (полное имя Сальвадор Фелипе Хасинто Дали и Доменеч маркиз де Пуболь, исп. Salvador Felipe Jacinto Dali i Domenech, Marques de Pubol; 11 мая 1904 — 23 января 1989) — испанский художник, живописец, график, скульптор, режиссёр. Один из самых известных представителей сюрреализма.





далее

 
«Пища большинства крестьян –самая скудная и исключительно почти растительная- говорится в журнале «Народное хозяйство России»за 1885г. –картофель, да картофель далее

 Нарисовать точный портрет Александра Первого — задача нелегкая. Лучшую

характеристику его дал Наполеон.

Как-то в разговоре со  мной в 1810 году он спросил меня: близко ли я знаком
с Александром? Я ответил ему, что мне приходилось встречаться с Императором
только в его бытность в Берлине.
далее

 В Британской библиотеке в Лондоне после реставрации выставлена на всеобщее  обозрение одна из самых старых печатных книг, доживших до наших дней. Так называемая "Алмазная сутра", содержащая священный буддийский текст, была создана в мае 868 года неким Воном Цзеем от имени его родителей.

 Несмотря на то, что современный мир находится на одном из пиков технологического развития, не все знания прошлого дошли до наших дней. Собственно, создается впечатление, будто некоторые изобретения были потеряны, а некоторые старые технологии оказываются непонятными для современников.

Римский цемент



Современный бетон, представляющий собой смесь цемента, воды и заполнителей, вроде песка или гравия, был изобретен в начале XVIII века и является наиболее распространенным строительным материалом в современном мире. Впрочем, состав, разработанный в XVIII столетии далее

 Для того, чтобы распознать рунические надписи, в ХI веке не обязательно было быть грамотным. В то же время те, кто умел читать, могли извлечь из камня с рунами гораздо больше информации, чем на нем было записано. К таким выводам пришли ученые из Уппсальского университета в Швеции.



Рунические камни являются важной частью культурного наследия Швеции дальше

 Почти все известные люди имели свои маленькие чудачества. И ничего чрезвычайного в этом нет, потому что все зависит от характера, а он есть у каждого из нас, независимо от положения. Другое дело, когда речь идет о гениях: тогда эти привычки становятся легендой, а бывает, что и темой анекдотов.

Суворов Александр Васильевич

Истории известны великие люди, которых можно отнести к категории «серьезных чудаков». Великий полководец Александр Суворов отметился не только знаменитыми победами, но и стал известен своими дивными выходками: ложился спать в шесть часов вечера, а просыпался в два часа ночи и, обливаясь холодной водой, кричал «ку-ка-ре-ку!». Любил ходить в старых стоптанных башмаках. Мог встречать высоких гостей в одном нижнем белье.

Говорят, что после того как Суворову присвоили звание фельдмаршала, он начал прыгать через стулья. А еще полководец очень любил женить своих крепостных, руководствуясь при этом таким принципом: выстраивал их в ряд, отбирал супругов по росту, а затем венчал по двадцать пар за раз.

Некоторые чудачества великих людей можно все же объяснить. Например, император Нерон принимал ванну вместе с рыбами (угрями). Правда, они были не простые, а электрические – электрическими зарядами великий римлянин лечил ревматизм.

Уинстон Черчилль менял простыни каждую ночь и по нескольку раз. Причем в гостиницах, где он останавливался, часто ставили рядом две кровати. Когда он просыпался, то ложился на другую кровать и так спал до утра. Биографы объясняют это тем, что он сильно потел. Кстати, Уинстон Черчилль коллекционировал солдатиков. Известно, что у него дома было несколько армий, которыми он с удовольствием «командовал».

Альберт Эйнштейн – один из самых гениальных людей ХХ века, оказывается, ходил без носков. Была обнародована коллекция личных писем ученого, адресованных его жене, в которых он признается: «Даже в очень торжественных случаях я обходился без носков, пряча подобное отсутствие цивилизованности под высокими ботинками». Кроме этого, Эйнштейн гонял на велосипеде и увлекался игрой на скрипке.

Лев Ландау, нобелевский лауреат в области физики, любил часто цитировать «стихотворения, рифмованные строки, которые и стихотворениями не назовешь». Любимым хобби ученого был пасьянс, раскладывая карты, он приговаривал: «Это вам не физикой заниматься. Здесь думать нужно».

Известны и другие странные привычки известных людей:

- Лорд Байрон очень раздражался, когда видел солонку;
- Чарльз Диккенс запивал глотком горячей воды каждые 50 строк написанного произведения;
- Иоганнес Брамс «для вдохновения» постоянно чистил обувь;
- Исаак Ньютон однажды сварил свои часы, держа в руке сырое яйцо;

- Людвиг Ван Бетховен постоянно ходил небритым, поскольку считал, что это мешает творить. А перед тем, как писать музыку, композитор выливал себе на голову ведро холодной воды. Это, по его мнению, должно было стимулировать работу мозга;
- Бенджамин Франклин, берясь за написание своих трудов, запасался большим количеством сыра;
- Иоганн Гете работал лишь в герметически закрытом помещении, без малейшего доступа свежего воздуха;
- Н.В. Гоголь замечательно умел готовить макароны. Когда он жил в Риме, специально ходил на кухню, чтобы узнать у итальянских поваров секреты приготовления спагетти, а затем угощал ими своих друзей;
- Оноре де Бальзак брался за написание романов только после пятой чашки кофе. Подсчитали, что за свою жизнь он выпил приблизительно 50 тысяч чашек этого напитка.

 

 

 

 
Когда битва при Ватерлоо была уже проиграна, а французская армия бежала, Ней, возглавлявший конницу, несколько раз кидался в одиночку на врага с криком: "Смотрите, как умирают маршалы Франции!" Под ним было убито 5 лошадей, но сам он не получил ни царапины. Впоследствии был казнен. 
В то же время на поле боя была только одна боевая единица, которая не бежала и не сдавалась, а, несмотря на сокрушительный огонь, сохраняла строй и продолжала сражаться. Союзные войска окружили ее и предложили почетные условия сдачи. Тогда командир отряда произнес фразу, которая стала, наверное, самой известной из всех произнесенных французами: "Гвардия умирает, но не сдается". 

И еще одна известная история, произошедшая незадолго до описываемых событий. Когда маршал Ней перешел на сторону Наполеона, на цоколе Вандомской колонны появился плакат: "Наполеон - Людовику XVII. Король, брат мой, не посылайте мне больше солдат, их у меня достаточно".

 

 

 Племянник Карла Iи его самый способный полководец. Единственный, кто время от времениумудрялся бить Кромвеля (вообще-то, как генерал Руперт стоил СтарогоНола, ему с личным составом сильно не повезло, а еще больше - сдядей-главкомом.) Принц из дома Стюартов. Второй сын Елизаветы, дочериИакова 1 и Фридриха, короля Чехии. Начал воевать в 14 на сторонеОранского дома против испанцев. По свидетельству современников - лучшийв мире кавалерийский командир. Изобретатель шоковой атаки. Вгражданскую войну ввязался, потому что дядя попросил. Почти все победыроялистов - его. Штаб Карла его ненавидел. Он им каждый раз показывал,чего они стоят. И потом он мародерства не терпел и за бессудныерасправы вешал.

Правда,надо сказать, что из Руперта дипломат был как из крокодила -нянька. Паренек своим чувством юмора не управлял, дураков не выносил...По армии ходила шутка "Почему Руперт таскает своего пуделя на заседаниякоролевского совета?" "- Как? Ну надо же ему время от временипоговорить с умным собеседником." Армия, надо сказать, на негомолилась, что очень вредило Руперту в глазах короля. Протестантысчитали Руперта непосредственно сатаной, а пуделя – егофамилиаром, ито, что пудель был белым, их не смущало.
Кончилосьэто дело тем, что Карл отстранил Руперта от командования иприказал ему покинуть армию - ну и далее по тексту. До того роялистовспасали только чудеса, а тут они сразу кончились. Руперт потом оченьлихо - не хуже чем на суше, воевал против парламента на море. Потомдвинул на юг и какое-то время воевал для голландцев с
испанцами. Потом вышла Реставрация и он стал верховным адмираломанглийского флота - и как раньше он был единственным, кто мог играть наравных с Кромвелем, так теперь он был единственным, кто мог играть наравных с великими голландскими адмиралами - опять-таки, когда давали.
Помимо этого он был
1.неплохим художником
2.отменным гравером и изобретателем нескольких новых гравировальныхприемов
3.прекрасным механиком и оружейником. Первый револьвер придумал именноон.
А ещеон делал действующие дельтапланы, женился на актрисе (*) - из-зачего выпал из линии наследования, где стоял третьим, под конец жизнибыл единственным человеком в правительстве Карла Второго, кто реальнозанимался делами управления и заботился о народе - и в этих делахдействовал скопом с уцелевшими бывшими своими врагами из парламентскойпартии, которые к тому времени молились на него, как когда-то егокавалеристы.

Парочкафраз сказано Карлу Второму:
"Кузен, король Англии может бытьдураком. Он может быть также икатоликом. Но если он дурак и католик одновременно, то он не может бытькоролем. Живым."
"Единственная по-настоящемуплохая вещь, которую можно сказать очеловеке - это то, что он умер. Все остальное можно пережить."

Источник

 

 Настоящими поэтами мышьяка и цикуты можно считать семейку Борджиа. Основателем родовой традиции был Родриго Борджиа (стал папой римским в 1492 году), который настолько вдохновенно занимался устранением конкурентов, что получил прозвище "аптекарь Сатаны". Детишки удались в отца, правда, из трех сыновей двое погибли при невыясненных обстоятельствах, зато выживший, Чезаре Борджиа, превзошел папашу во всех отношениях.

Высокое положение Александра VI и преступления, творимые в его семье, нашли отражение в бесчисленных записях современников и последующих историков. Об отравлениях знатных лиц сообщают не только хронисты, но и преемник Александра VI на папском престоле папа Юлий II. Приведем несколько выдержек из старых хроник: «Как правило, использовался сосуд, содержимое которого в один прекрасный день могло отправить в вечность неудобного барона, богатого служителя церкви, слишком разговорчивую куртизанку, излишне шутливого камердинера, вчера еще преданного убийцу, сегодня еще преданную возлюбленную. В темноте ночи Тибр принимал в свои волны бесчувственное тело жертвы «кантареллы»...».

«Кантареллой» в семье Борджа называли яд, рецепт которого якобы Чезаре получил от своей матери Ваноццы Катанея, римской аристократки, любовницы отца. Яд содержал, по-видимому, мышьяк, соли меди и фосфор. Впоследствии миссионеры привезли из завоеванной в то время Южной Америки ядовитые местные растения, а папские алхимики готовили смеси столь ядовитые, что одна капля яда могла убить быка.

«Завтра утром, когда проснутся, Рим узнает имя кардинала, который в эту ночь спал своим последним сном», – такие слова приписывают Александру VI, сказавшему их якобы своему сыну Чезаре накануне праздника в Ватикане, имея в виду использовать праздничный стол для отравления неугодного кардинала.
Предания гласят, что то ли Лукреция, то ли Александр VI владели ключом, рукоятка которого заканчивалась незаметным острием, натираемым ядом.

 

Будучи приглашенным открыть этим ключом покои, где хранились произведения искусства, гость слегка оцарапывал кожу руки, и этого было достаточно для смертельного отравления. Лукреция имела иглу, внутри которой был канал с ядом. Этой иглой она могла в толпе погубить любого человека.

Не менее страшен и Чезаре, пытавшийся объединить под своей властью княжества Романьи.

«Его дерзость и жестокость, его развлечения и преступления против своих и чужих были так велики и так известны, что все в этом отношении передаваемое он переносил с полным равнодушием... Эта страшная зараза Борджа длилась в течение многих годов, пока смерть Александра VI позволила людям снова вздохнуть свободно». Чезаре Борджа владел кольцом с незаметно открывающимся тайником, где хранился яд, который можно было внести в бокал вина. Знаменитые кольца с ядом, принадлежащие Борджа, отнюдь не выдумка, некоторые из них сохранились до сегодняшнего дня. Так, на одном из них стоит дата 1503 г., надпись Чезаре Борджа и девиз на древнефранцузском языке «Выполняй свой долг, что бы ни случилось». Под оправу этого кольца была вмонтирована скользящая панель, образующая крохотный тайник для яда. Описывают также кольцо гладкое с наружной стороны пальца, с тыльной стороны имевшее приспособления из металла в виде львиных когтей. В них были проделаны желобки, через которые яд при рукопожатии попадал под кожу.
Чезаре, скрытый под маской, в толпе, на празднике, на балу хватал руку человека, которого задумал убить, пожимал ее и незаметно сбрасывал кольцо.

Смерть Александра VI была вызвана случайностью. Он решил отравить неугодных ему кардиналов, но, зная, что они опасаются его трапез, попросил кардинала Адриана ди Карнето уступить на день его дворец для устройства пира. Предварительно он послал туда своего камердинера с отравленным вином и наказал подавать его тем, на кого он укажет. Но в силу роковой для Александра VI ошибки он осушил бокал этого вина, в то время как Чезаре разбавил его водой. Папа скончался после четырех дней мучений, а двадцативосьмилетний Чезаре остался жив, но долго страдал от последствий отравления.

Тайны исчезнувших болезней
Среди различных эпидемических заболеваний, свирепствовавших в прошлые века и к настоящему времени уже достаточно хорошо изученных, в истории медицины зафиксированы несколько эпидемий довольно странных и весьма загадочных болезней, причины возникновения и исчезновения которых до сих пор неизвестны. За относительно короткий промежуток времени неведомая до того болезнь неожиданно поражала огромное количество людей в городах и селениях, а затем так же внезапно и таинственно исчезала, чтобы никогда больше не появиться.

Чума Фукидида

Что такое, например, так называемый афинский мор, или, как еще называли эту загадочную болезнь, "чума Фукидида"? В 431 году до н. э. разразилась Пелопоннесская война, и неизвестно, чем закончилось бы противоборство Афин и Спарты, если бы не эпидемия странной болезни, не-ожиданно появившаяся в Афинах и погубившая в течение одного года около трети всего населения этого города, что в конечном итоге и привело афинян к поражению в войне.

Согласно описанию древнегреческого историка Фукидида, как только в Аттику вошли пелопоннесские войска под командованием лакедемонийского царя Архидама II, почти сразу же появились и первые случаи неведомой до того болезни, которая вскоре стала распространяться с ужасающей быстротой. Практически в одно время многие афиняне вдруг были охвачены необъяснимым жаром, глаза покраснели и воспалились. Горло и язык стали ярко-красными, а дыхание тяжелым и зловонным. Потом начиналось чихание, першение в горле и кашель. Вслед за этим начиналась сильная рвота желчью и отмечались судороги. Кожа покрывалась красной сыпью и гнойниками, переходящими в язвы. Внутренний жар был настолько силен, что больные не могли носить на себе даже легкой полотняной одежды и предпочитали находиться все время нагими. Их мучила жажда, которую не утоляло даже обильное питье. Они не могли спать, так как беспокойство, которое становилось непереносимым, никогда не оставляло их, даже ночью.

"Чума Фукидида" свирепствовала в Афинах в течение двух лет, а затем так же внезапно прекратилась. Однако в конце 427 года до н. э. эпидемия этой чрезвычайно заразной болезни повторилась вновь и продержалась еще один год, чтобы затем опять исчезнуть, но уже навсегда. Споры вокруг этой загадочной болезни не прекращаются и по сей день. И хотя список работ, посвященных ей историками и врачами, насчитывает уже более 100 названий, полной ясности в этом вопросе до сих пор нет. Так, многие специалисты считают, что так называемый афинский мор - это не что иное, как обычная скарлатина; другие же не исключают эпидемии кори, гриппа или же целого комплекса болезней, например сочетание тифа и кори.

Английский пот

Другой, не менее загадочной болезнью был так называемый "английский пот" или "английская потливая горячка". Эпидемии этой довольно странной, не встречавшейся ни до того, ни позже болезни, пронеслись по Европе в XV - XVI веках, унеся огромное количество человеческих жизней, а затем так же внезапно прекратившись.

Впервые эта болезнь появилась в Англии 22 августа 1486 года и всего за несколько дней охватила практически всю страну. Заболевание имело весьма характерные признаки, которые не были знакомы тогдашним врачам, и отличалось крайне быстрым развитием. У совершенно здоровых людей внезапно поднималась высокая температура, краснело лицо, иногда отмечались судороги, головная боль, боль в суставах, сердцебиение, неприятный привкус и отвратительный запах изо рта. А затем все тело покрывалось обильным потом с характерным неприятным запахом. Еще одним отличительным признаком "английского пота" была сонливость: заснув, больной нередко больше уже не просыпался. Вся болезнь длилась от нескольких часов до нескольких дней. И как рассказывают врачи того времени, иногда смерть наступала почти мгновенно: люди, обедавшие здоровыми, к ужину уже умирали. От "потливой горячки" погибало до 95 и даже до 100 процентов заболевших. При этом болели люди среднего возраста, дети же и пожилые люди не заражались. Перенесенное заболевание не давало иммунитета, немногие выздоровевшие могли заболеть и во второй, и в третий раз.

Последующие эпидемии были более всеохватывающими, но начинались неизменно в Англии. Появившись в Европе болезнь "прошлась" по Франции, Германии, Пруссии, Литве, Польше, России. "Казалось, что вся внутренность в жидкость обратилась, осушив все части и истощив все силы страждущих, - описывал неведомую болезнь русский врач Иван Виен, - производила отменную скоропостижность пульса, обмороки, тошноту, сильное биение сердца, тоску, охладелось наружных частей тела, сильные судорожные движения, скорбь падучую и паралич. Сия зараза была смертоносна". В конце XVI века "английская потливая горячка" неожиданно исчезла и с тех пор больше никогда и нигде не появлялась, так что сейчас можно лишь строить предположения о природе этого весьма необычного и загадочного заболевания.

Дмитрий Макунин


симптомы болезни английских пот

Болезнь начиналась с жёсткого озноба, головокружения и головной боли, а также сильных болей в шее, плечах и конечностях. После трёх часов этой стадии начиналась горячка и сильнейший пот, жажда, учащение пульса, бред, боль в сердце. Никаких высыпаний на коже при этом не было. Характерным признаком болезни была сильная сонливость, часто предшествовавшая наступлению смерти после измождающего пота: считалось, что если человеку дать уснуть, то он уже не проснётся.
Однажды переболев потливой горячкой, человек не вырабатывал иммунитета и мог умереть от следующего приступа.
Фрэнсис Бэкон в «Истории правления Генриха VII» описывает болезнь так:

Около этого времени осенью, в конце сентября, в Лондоне и других частях королевства распространилась эпидемия болезни дотоле неизвестной, которую по её проявлениям назвали «потливым недугом». Болезнь эта была скоротечной как в каждом отдельном случае заболевания, так и в смысле длительности бедствия в целом. Если заболевший не умирал в течение двадцати четырёх часов, то благополучный исход считался почти обеспеченным. Что же до времени, прошедшего прежде чем болезнь перестала свирепствовать, то её распространение началось примерно двадцать первого сентября, а прекратилось до конца октября, — она, таким образом, не помешала ни коронации, состоявшейся в последних числах этого месяца, ни (что было ещё важнее) заседанию парламента, начавшемуся лишь через семь дней после этого. Это была чума, но, по всей видимости, не разносимая по телу кровью или соками, ибо заболевание не сопровождалось карбункулами, багровыми или синеватыми пятнами и тому подобными проявлениями заражения всего тела; все сводилось к тому, что тлетворные испарения достигали сердца и поражали жизненные центры, а это побуждало природу к усилиям, направленным на то, чтобы вывести эти испарения путем усиленного выделения пота. Опыт показывал, что тяжесть этой болезни связана скорее с внезапностью поражения, чем с неподатливостью лечению, если последнее было своевременным. Ибо, если пациента содержали при постоянной температуре, следя за тем, чтобы и одежда, и очаг, и питье были умеренно теплыми, и поддерживая его сердечными средствами, так чтобы ни побуждать природу теплом к излишней работе, ни подавлять её холодом, то он обычно выздоравливал. Но бесчисленное множество людей умерло от неё внезапно, прежде чем были найдены способы лечения и ухода. Эту болезнь считали не заразной, а вызываемой вредными примесями в составе воздуха, действие которых усиливалось за счет сезонной предрасположенности; о том же говорило и её быстрое прекращение[1].

Причины

Причины «английского пота» остаются загадочными. Современники (в том числе Томас Мор) и ближайшие потомки (см. выше цитату из Бэкона) связывали её с грязью и некими вредными веществами в природе. Иногда её отождествляют с возвратным тифом, который разносят клещи и вши, но источники не упоминают характерных следов укусов насекомых и возникающего при этом раздражения. Другие авторы сближают болезнь с хантавирусом, вызывающим геморрагические лихорадки и лёгочный синдром, близкий к «английскому поту», однако он редко передаётся от человека к человеку, и такая идентификация также не общепризнана.

 «Император Николай II был другой: мягкий, чуткий, внимательный. Помню однажды во время закуски перед завтраком, после одного из выходов, он оцарапал себе палец до крови об иголку, забытую портным в его мундире. Николай Николаевич ему посоветовал помочить палец водкой и от тотчас это сделал»[1].

Великий князь Гавриил Константинович.

Николай II на сегодняшний день  — одна из самых популярных фигур в отечественной исторической публицистике. Политические веяния менялись, а вместе с ними менялся и взгляд на личность последнего императора всероссийского. В настоящее время о Николае II  говорят и пишут, зачастую, в верноподданическом духе столетней давности — совершенно некритически,  изрядно приукрашивая и наделяя  его даже теми талантами, которыми он в действительности никогда не обладал. Одна из таких «благодатных» тем — способности  императора к военному командованию. Апологеты всерьез принялись за создание образа царя-полководца, буквально второго Петра Великого. Вот их основные аргументы: как только царь решительно возглавил Действующую Армию в 1915 г., ситуация на фронте сразу же нормализовалась, а в следующем году армией был предпринят знаменитый «Брусиловский прорыв» (так же заслуга великого  стратега Николая Романова), но заговор генералов-изменников не позволил ему привести Россию к победе. Тому, насколько эта картина соответствует истине, и посвящена данная статья. Она не претендует на закрытие вопроса, а, скорее, является приглашением к дискуссии... если, конечно, идеализирующие Николая II как политика и военачальника авторы будут в ней заинтересованы.

Любые дарования, в том числе и военные, закладываются в детстве, в процессе воспитания. В апологетической (и не только) литературе часто подчеркивается, что цикл военных наук цесаревичу Николаю Александровичу преподавали наиболее выдающиеся специалисты —  в частности, обучавший его боевой подготовке войск М.И. Драгомиров[2]. Однако при этом апологеты предпочитают умалчивать о том, что впоследствии сам «М.И. Драгомиров всегда скорбел, видя слабоволие Царя и постоянное расшатывание престижа Царской власти»[3].

Двоюродный дядя царя, великий князь Александр Михайлович, признавая владение его иностранными языками, признавал: «Остальные его познания сводились к разрозненным сведениям по разным отраслям, но без всякой возможности их применять в практической жизни». Воспитатель Ники, генерал Г.Г. Данилович, внушил ему, что «чудодейственная сила таинства миропомазания во время Св. Коронования способна была даровать будущему Российскому Самодержцу все необходимые познания»[4].

По мнению контр-адмирала А.Д. Бубнова, в годы Первой мировой войны -  начальника морского управления в Ставке — «уровень его знаний соответствовал образованию гвардейского офицера, что, само собой разумеется, было недостаточно не только для управления государством, но и для оперативного руководства всей вооруженной силой на войне»[5].

Из всех сфер военного управления Николай II питал наибольшее пристрастие к изменениям в области военной формы. В частности, в конце августа 1907 г. он решил восстановить армейские гусарские полки, переименованные в драгунские в царствование Александра III. Как справедливо отмечал видный советский военный историк П.А. Зайончковский, значение этой меры было исключительно отрицательным. Гусары и уланы получили дорогостоящую опереточную форму. Однако они, как и драгуны, по-прежнему были призваны действовать и в конном, и в пешем строю. Неизменен остался и кавалерийский устав. Таким образом, с военной точки зрения эта реформа носила символическое значение, вернее — была бессмысленна[6]. Аналогично складывалась ситуация с наградами и знаками отличия. «Ни в одно из прежних царствований не раздавалось, кажется, столько медалей и различных значков, как при Николае II»[7] — писал по этому поводу А.А. Игнатьев. Царь питал неподдельный интерес лишь к внешней стороны военного дела, к фасаду армии. При этом он же являлся вершителем внешней политики России, оказавшейся в начале ХХ в. втянутой в войну с Японией, а будучи самодержавным монархом он также нес единоличную ответственность за подготовку страны к такой войне.

Еще в начале царствования Николая II, 30 марта 1895 г. на Особом совещании по вопросу о японо-китайской войне начальник Главного штаба генерал-адъютант Н.Н. Обручев прозорливо предсказывал: «Для нас в высшей степени важно ни под каким видим не впутываться в войну....Нам пришлось бы воевать за десять тысяч верст с культурной страной, имеющей 40 млн. населения и весьма развитую промышленность. Все предметы снаряжения Япония имеет у себя на месте, тогда как нам пришлось бы доставлять издалека каждое ружье, каждый патрон...»[8]. Однако царь не внял словам своего ведущего военного специалиста,, когда-то обучавшего его военной статистике.

Обострение в отношениях с Японией наступило уже в начале уже ХХ столетия, когда некий отставной ротмистр А.М. Безобразов, ставший в 1903 г. статс-секретарем, лоббировал развитие добычи леса на приграничных с Россией территориях бассейнов рек Туманган и Амноккан. Гарантировать благополучие его начинания, по замыслу промышленника, должны были... русские регулярные войска, что закономерно вызвало протест ряда азиатских государств. Присутствие русских военных сил в регионе было ничтожно, но для эскалации конфликта его вполне хватило. Может быть, Николай II решился на неё обдуманно, располагая всей необходимой разведывательной информацией и тщательно спланировав ведение возможной войны?

В конце декабря 1903 г. вся поступившая разведывательная информация была обобщена Главным штабом в докладной записке Николаю II. Из нее со всей очевидностью следовало, что империя микадо полностью завершила подготовку к войне и ожидает лишь удобного случая для атаки. Анализ информации, поступавшей от военных агентов и агентурных источников, содержал реальные доказательства неизбежности войны. Более того, русская военная разведка смогла установить практически точную дату ее начала. Именно этим объясняется приказ адмирала Алексеева эскадре в Порт-Артуре совершить демонстративный рейд к полуострову Шаньдун, а также запрос наместника в Петербург о разрешении на мобилизацию войск Дальнего Востока.

Однако экстренных мер со стороны царя и его окружения так и не последовало.  Нерешительность высших должностных лиц привела к тому, что ни один из планов подготовки кампании против дальневосточного соседа, составленных Куропаткиным, Алексеевым и Главным морским штабом, не был осуществлен до конца[9]. После начала боевых действий тот же Куропаткин представил царю доклад, в котором выражал уверенность в быстрой и легкой победе и придавал весьма ничтожное значение японской армии. Сам Николай II запальчиво заявлял, что будет вести войну до решительного конца — до полной нейтрализации Японской империи, «так чтобы она не могла больше иметь ни войска, ни флота»[10]. Преуспев накануне войны в канонизации Серафима Саровского, Николай II распорядился благословлять его иконой солдат, отправлявшихся на войну. Похоже, царь понимал подготовку к войне именно так, а не иначе; фронтовики же были настолько смущены и разочарованы образом нового святого, что к концу войны уже слышать о нем не могли[11].

Формат статьи не позволяет даже вкратце описывать ход всей русско-японской войны 1904–1905 гг. Кроме того, любому интересующемуся историей России он прекрасно известен, как известен и весьма плачевный результат. Правда, заклейменный поэтом К. Бальмонтом за Мукден и Цусиму, Николай II в ходе войны и после подписания Портсмутского мира все же преуспел минимум в 2-х военных операциях... правда, против собственного народа. Первая — это «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 г., расстрел регулярными войсками мирной манифестации, убийство сотен[12] верноподданных царя. До сих пор бытует версия о провокационном характере шествия и об открытии огня «из народа» — в свое время она необъяснимым образом даже попала на страницы академической периодики[13], однако эту попытку снять ответственность с царя приходится признать неловкой и беспардонной.

Другая — карательная акция, последовавшая за Московским вооруженным восстанием в декабре 1905 г. Она была возложена на цвет русской гвардии — Николай II приказал Преображенскому и Семеновскому полкам идти в Москву на подавление вооруженного восстания. Уникальный пример — офицеры-преображенцы ответили императору отказом, считая роль полицейских ниже своего достоинства. В ответ царь распорядился уволить неподчинившихся и набрал офицеров из армейских частей[14]. Миссия оказалась выполнена; «за жестокую расправу с восставшими офицерство получило разные награды...»[15]. Нельзя забывать и об аналогичной экспедиции генерал-лейтенанта П.К. Ренненкампфа, кровопролитием восстанавливавшего подчинение властям среди служащих на Забайкальской и Сибирской железных дорогах[16]...

Ранее же, когда ситуация на театре военных действий неотвратимо стала приобретать удручающие черты, на секретном совещании 28 февраля 1905 г. в Царском Селе и Николай II и высшие должностные лица армии и флота единодушно признали, что без перестройки системы управления и организации армии не обойтись. 5 мая 1905 г. царь вручил Николаю Николаевичу рескрипт, предписывающий немедленно созвать «Особое совещание» по выработке «Предложений о Совете государственной обороны». Высшее военное руководство отнеслось к этой реформе неоднозначно, так как предполагалось, что Совет станет не только совещательным, но и руководящим, контролирующим органом. Намечалось новое промежуточное звено между верховной государственной властью, военным и морским ведомствами, права и относительная самостоятельность которых в результате этого значительно ограничивались, так как они попадали в подчинение должностным лицам, не несущим непосредственной ответственности за положение дел в армии и на флоте. Следом военное ведомство было разделено на несколько независимых и самостоятельных частей: высшие коллегиальные учреждения (Военный совет, Александровский комитет о раненых и Главный военный суд — органы, действующие постоянно, Высшая аттестационная комиссия и Верховный военно-уголовный суд, функционировавшие периодически); главные управления (Канцелярия министерства, Главный штаб, ГУГШ, артиллерийское, инженерное, интендантское, военно-санитарное управления, а также управление военно-учебных заведений и военно-судебное); генерал-инспекторы (кавалерии, артиллерии, инженерных войск и военно-учебных заведений).

Это дробление привело к развитию дезинтеграционных процессов, потере единства в системе военного управления, развитию внутренней бюрократии, волокиты и торможению хода реформ[17].

После провала затеи с «Особым совещанием», в 1908–1912 гг., все органы и системы военного управления  пришлось вновь передавать под  руководство военного министра. Эту должность в 1905–1909 гг. занимал А.Ф. Редигер, пока Николай II, пригласив к себе министра, не заявил ему: «После того, что произошло в Думе, вы потеряли авторитет в армии и мое доверие». Формальным поводом была критика Редигером военной верхушки России в Думе, однако сам понимал истинную причину опалы: «Я был уволен по личному неудовольствию государя, притом за недостаточную защиту его прерогатив, остатков его самодержавия»[18].

Новый военный министр В.А. Сухомлинов, сознававший, как угодить царю, категорично заявлял: «В Государственной думе я выступать не буду, государь этого не желает». В результате возник и стал развиваться конфликт между руководством Военного министерства и Государственной думой. Такой подход не находил полного понимания и в самой армии. Беспощадная централизация, которая насаждалась Николаем II и безоговорочно поддерживалась военным министром В.А. Сухомлиновым в строительстве вооруженных сил, совершенно не соответствовала духу времени, ограничивала возможности гражданского общества влиять на процессы, происходящие в армии, контролировать их, а органы представительной власти — принимать участие в решении вопросов обороны, что, естественно, вызвало напряженность вокруг армейских проблем.

Личность В.А. Сухомлинова в контексте настоящего анализа заслуживает более пристального внимания — его деяния на посту министра, равно как и последующая опала, четко отражают обстановку в российском военном ведомстве накануне краха империи. Тезисно обозначим некоторые из них:

В 1910 г. Сухомлиновым был разработан и реализован новый план стратегического развертывания войск. По нему упразднялся Варшавский укрепленный район, составлявшие его крепости Варшава и Зегрж, а наряду с ними — на юге — Ивангород — подлежали уничтожению. К выполнению данного решения было приказано приступить в условиях строжайшей секретности, а мотивировалось оно слабостью перечисленных крепостей и необходимостью собрать находящиеся в них войска в кулак. Впрочем, тот же Сухомлинов, еще будучи начальником ГУГШ, в феврале 1909 г., докладывал о необходимости упразднения и Новогеоргиевска — мощнейшей крепости империи. Это его намерение немедленно вызвало протест видных специалистов из Главного крепостного комитета, в том управляющего его делами А.А. Поливанова. Их критика возымела определенное действие — решение Сухомлинова было отменено новым начальником ГУГШ генералом Гернгроссом, Новогеоргиевск было решено не уничтожать, а напротив — усилить. Однако к 1911 г.  из-за переноса оборонительной линии на 200 км в глубь страны, крепость превратилась в изолированный форпост, а с после начала военных действий на западном фронте  стала европейским подобием Порт-Артура[19]. В трагическом падении крепости в 1915 г. была и лепта самого военного министра.

В начале XX века на первый план стали выступать технические  средства ведения войны, что влекло за собой повышение требований к образовательному уровню личного состава армий. Накануне Первой мировой войны Россия тратила огромные средства на нужды, собственно военного ведомства (26,7% [20]), тогда как на народное просвещение выделялось лишь 4,6% годового бюджета России[21]. Как следствие, к началу войны в России 61%. призывников были неграмотными, в то время как в Германии – лишь 0,04%, в Англии – 1%, во Франции – 3,4%, в США – 3,8%, в Италии – 30%[22].

«Благодаря» царю тогда же была ослаблена и сфера военного образования. Характерный тому пример: ординарный профессор Николаевской военной академии Н.Н. Головин был сторонником реформирования учебного процесса в академии. Возможно, его усилия привели бы к реорганизации системы подготовки офицерских кадров в высшем звене, но в начале 1914 г. прямым давлением съезда объединенного дворянства на Николая II он был снят с должности и назначен командиром 20-го драгунского Финляндского полка в Вильманстранд. Начальник академии генерал Д.Г. Щербачев также покинул её стены с назначением командиром армейского корпуса[23].

В канун начала войны военный министр предпринял крайне неоднозначную пропагандистскую акцию, вышедшую ему боком не только в глазах современников, но и в отечественной исторической науке — решился на прямой диалог с прессой. С его подачи 12 февраля 1914 г. в вечернем выпуске газеты «Биржевые Ведомости» была опубликована статья «Россия хочет мира, но готова к войне». В ответ на вопросы сотрудников военных комиссий Думы Сухомлинов «давал самые <...> жалкие ответы. Он попросту обнаруживал полное незнание своей программы»[24]. В самом деле, заголовок хвастливой статьи говорил сам за себя, но... серьезно расходился с реалиями — о том, насколько была готова Россия к войне в плане боевой готовности, свидетельствовал русский и советский военный историк A. M. Зайончковский: «В общем, русская армия выступила на войну с хорошими полками, с посредственными дивизиями и корпусами и с плохими армиями и фронтами, понимая эту оценку в широком смысле подготовки...»[25]. Германский генеральный штаб так же констатировал: «При столкновении с русскими германское командование может осмелиться на маневры, которые оно не позволило бы себе против другого равного противника»[26].

Самодержец считал возможным для себя вмешиваться и в такую тонкую сферу управления армией, как военная разведка. Результатом его действий стало ослабление зарубежной агентуры — в частности, военного атташе в Италии полковника князя Волконского царь попросту прогнал с военной службы без «мундира и пенсии» за публичное признание ограничения его самодержавной власти Манифестом 17 октября[27]. Неготова к войне была и русская контрразведка, как утверждает видный исследователь истории спецслужб А.А. Зданович[28].

Когда началась война, ожидалось, что во главе Действующей Армии встанет монарх. То же самое предполагалось законодательной базой русской военной машины, но император Николай II... не решился на это[29].  Верховным Главнокомандующим стал его дядя, великий князь Николай Николаевич-младший. Царь же в исключительно ответственный период «июльского кризиса», колеблясь из-за опасений социального взрыва как следствия войны, ибо каким-то иным причинам, не решался объявить общую мобилизацию[30]. Драгоценное время было упущено, следствием чего косвенно стало первое же трагическое поражение русской армии в Восточно-Прусской операции.

Впрочем, год спустя, царь восстановит прерогативы самодержавного монарха, отстранив великого князя от должности и возложив функции Верховного главнокомандующего на себя. Автор этих строк уже касался причин этих событий в своей  рецензии на документальный фильм «Николай II. Сорванный триумф», повторять содержание которой здесь нет необходимости. Следует лишь подчеркнуть, что смена Главковерхов произошла не в последнюю очередь из-за дворцовых интриг. Интересны мнения известных и неизвестных современников описываемых событий о решении императора.

Министр А.В. Кривошеин: «Принятие императором командования армией — это <...> свеча, брошенная в пушечный арсенал»[31].
    Протопресвитер русской армии и флота о. Г.И. (Шавельский): «[Царь] в военном деле представлял, по меньшей мере, неизвестную величину: его военные дарования и знания доселе ни в чем и нигде не проявлялись», а «его общий духовный уклад менее всего был подходящ для верховного военачальника»[32].
    Посол Британской империи в России Дж. Бьюкенен: «Совмещать обязанности самодержца великой империи и главнокомандующего — задача, непосильная для одного человека»[33].
    Донской казак Г.И. Бардаков: «Нашего ГОСУДАРЯ нужно расстрелять»[34].
    Мещанка г. Горки Могилевской губернии, торговка рыбой Ш.-Х. Паршен: «Наш НИКОЛКА не умеет воевать»[35].

Суммируя настроения, царившие в Действующей Армии, историк О.С. Поршнева констатировала: «Принятое Николаем II в августе 1915 г. решение о занятии им поста Верховного Главнокомандующего русской армии было встречено солдатами без энтузиазма»[36]. С какими же настроениями к этой знаковой черте подошла царская чета?

Николай II: «Быть может, для спасении России необходима искупительная жертва. Я буду этой жертвой»[37]. Александра Федоровна: «Царь, к сожалению, слаб, но я сильна...»[38]. Комментарии, по мнению автора, здесь излишни.

Впрочем, царю по-своему даже нравилась роль жертвы — он писал: «Мой мозг отдыхает здесь — нет министров, нет беспокоящих вопросов, требующих осмысления. Я полагаю, что это хорошо для меня»[39]. В Ставке он значительную часть дня проводил в окружении своей свиты. Царь вставал в девятом часу, занимался утренним туалетом, после чего следовал к молитве и чаю в столовой. В 11 часов Николай II шел в штаб, на доклад, дабы ознакомиться с оперативной обстановкой и обсудить с начальником штаба генералом М.В. Алексеевым вопросы, касавшиеся армии. По сути дела, этим часовым докладом и ограничивалась работа царя в качестве Верховного главнокомандующего. Остальное время — практически весь день — он уделял завтраку-обеду с неизменной рюмкой водки, докладам министров, прогулкам и т. д.[40] Вне сомнения, ради подобной смены обстановки стоило возглавить Действующую Армию, ведущую тяжелейшую войну...

Из-за постоянных переездов полковника Николая II из Могилева, куда была переведена Ставка, в Петроград, а также недостаточного знания вопросов руководства войной и стратегического планирования фактическое командование вооруженными силами было сосредоточено в руках начальника штаба Ставки генерала Алексеева[41]. Правда, поначалу царь решил проявить свой опыт стратега на деле — он решил забрать с Кавказского фронта для усиления войск, действовавших против Австро-Венгрии и Германии, V Кавказский корпус и одну пехотную дивизию. Это крайне разгневало великого князя Николая Николаевича-младшего: «Он не только отнял у меня пост, который самому явно не по силам, но еще и хочет лишить права на будущие победы»[42]. Впоследствии, в ходе Эрзерумской операции 1916 г., когда генерал Н.Н. Юденич решил взять мощную крепость Эрзерум без проведения правильной осады, Николай II уже наряду с командующим фронтом были категорически против этой операции. Взятия Эрзерума, одной из многих славных страниц русской военной истории, могло бы не состояться, не решись Юденич действовать наперекор царю.

При этом император отнюдь не считал себя связанным пожеланиями начальника штаба в вопросах кадровых назначений. В частности, несмотря на возражения последнего против выдвижения генерала В.М. Безобразова на должность командира гвардейских корпусов, царь настоял на своем. А вдобавок привел аргумент, сразивший Алексеева наповал: «Ну что вы, Михаил Васильевич! Он такой милый и такой веселый рассказчик и анекдотист!»[43].

В 1916 г. Безобразов будет назначен командующим созданной из частей и соединений стратегического резерва Ставки Особой армией, с которой связана еще одна любопытная история, рисующая нам личность Николая II. Особая армия была XIII-й по счету, но царь из неких суеверных соображений не стал давать этой армии номер[44]. Вообще присущие натуре Николая II склонность к мистицизму, своеобразный религиозный фатализм, суеверность отмечались многими из его современников: Ю.Н. Даниловым[45], начальником Петербургского охранного отделения А.В. Герасимовым[46]; лейб-казак императора Тимофей Ящик вспоминал: «Когда царь утром отправлялся гулять в парк, то я следовал за ним <...> Когда он находил подкову, а так как царь твердо верил, что подкова приносит счастье, то каждый раз я должен был забирать ее с собой домой»[47].

В эмигрантской публицистике начала 90-х гг. встречаются публикации о спасении Николаем II в 1915 г. сотен тысяч армян от проводимого Османской империей неприкрытого геноцида[48]. Но реже говорится об учиненном в том же году внутри Российской империи  интернировании не меньшего, если не большего, количества представителей нетитульных наций — евреев, немцев, поляков, латышей... Переселение и  помещение в осбые условия этнических групп заподозренных в нелояльности было общепринятой практикой в ходе обеих мировых войн.  Но организация этих акций в России была поставлена удручающе плохо — потоки переселенных лиц и беженцев захлестнули и без того перегруженную транспортную систему  в западных регионах страны и вызвали локальные вспышки эпидемий и голода. Отстутсвие грамотного пропагандистского обеспечения депортаций привело к резкому росту обусловленной антисемитизмом шпиономании и  социальной напряженности в Действующей Армии и в тылу.

К слову об отношениях между офицерами и нижними чинами, бытовавших в тогдашней армии. Тезис об умении начальников сблизиться с подчиненными стал постоянным атрибутом выступлений Николая II перед военной аудиторией.  В 1904 г. он требовал с любовью и вниманием относиться к подчиненным нижним чинам, с сердечностью вникать в их нужды и приближать к себе. В годы революции царь уже подчеркивал важность неразрывной связи между офицерами и солдатами. «Те части крепки, где существует неразрывная связь между офицерами и нижними чинами»;  они, по его словам, «доблестно и преданно служат и на войне и в мирное время».

Другой стороной медали была излагаемая в перехваченных военной цензурой письмах ситуация: «Всего более угнетает, что нашими старыми солдатами командуют выскочки офицеры. Солдат они не понимают, ими помыкают, а заботы не видно»; «В нашей роте порядка никакого, полуротный – прапорщик из солдат — все время был в деревне и пьянствовал»; «Все начальство за маловажные поступки морду бьет, вот же наша какая жизнь – хуже собак»[49].

Незавершенность реформы военного образования привела к тому, что когда, после начала войны, практически весь заранее подготовленный профессионнальный костяк офицерского корпуса был выбит в операциях 1914–1915 гг, тех, кому предстояло командовать людьми в бою начали набирать буквально «с улицы», руководствуясь исключительно образовательным цензом и пропускать эту массу через 3–6 месячные школы прапорщиков. Исследователь истории русского офицерства С.В. Волков писал: «Комплековались школы прапорщиков лицами с высшим и средним образованием, годными к военной службе, студентами и вообще любыми лицами, имевшими образование хотя бы в объеме уездного или высшего начального училища, а также отличившимися на фронте солдатами и унтер-офицерами. В школы могли поступать  и гражданские чиновники призывного вораста»[50]. Кроме того, в те же годы появилась практика производства в офицеры нижних чинов за боевые заслуги непосредственно на передовой без прохождения специальных курсов. Однако образованные студенты, усердные чиновники или умеющие хорошо чистить винтовку, метко стрелять и лихо козырять при виде начальства солдаты и унтера, как выяснилось, далеко не всегда обладали главной способностью офицера — навыком управлять людьми и вести за собой.  Не умея заслужить авторитет у солдатской массы, многие из этих «эрзац-офицеров» начинали применять  кулаки в качестве основного аргумента в общении с подчиненными.

Сильным психологическим стимулом к развитию рукоприкладства явилось официальное восстановление в армии наказания розгами, казалось бы, окончательно забытое после событий первой русской революции. Порке подвергались целые подразделения, даже за пустяки. Табу на физическое насилие над личностью  было снято с официальной санкции. Определенный импульс к рукоприкладству по той же причине могло дать и введение в январе 1915 года смертной казни на фронте[51].

Следует заметить, что вопреки утверждениям нынешних апологетов, царь, уже возглавив армию, не добился тем самым сиюминутной стабилизации фронта. Фронт стабилизировался лишь 2 месяца спустя, после очередного отступления русской армии на линию р. Западная Двина — Двинск — Вилейка — Барановичи — Пинск[52]. Николай объективно не внес значительного вклада и в подготовку и проведение крупнейшей наступательной операции русской армии в ходе войны — знаменитого «Брусиловского прорыва» на Юго-Западном фронте. Более того, его организатор и вдохновитель генерал от кавалерии А.А. Брусилов возлагал ответственность за срыв наступления, вовремя не поддержанного силами Северо-Западного фронта, именно на царственного Главковерха[53].

20 сентября 1916 г. Николай II писал жене: «Наряду с военными делами меня больше всего волнует вечный вопрос о продовольствии. Сегодня Алексеев дал мне письмо... от председателя комитета по продовольствию. Он открыто признается, что... цены все растут, и народ начинает голодать... Я никогда не был купцом и просто ничего не понимаю в этих вопросах о продовольствии и снабжении...»[54]. Однако, может быть, царь из неких соображений оговаривал себя и попросту «прибеднялся»? Увы, нижеследующие примеры делают это допущение маловероятным.

В январе 1916 г. военному министру А.А. Поливанову рескриптом великого князя Михаила Александровича было передано Высочайшее повеление заказать у некоего А.А. Братолюбова «столько-то» пудов изобретенной им горючей жидкости, якобы не поддающейся тушению огнем, на сумму... 7 миллионов рублей. Эти сумасшедшие деньги надлежало выплатить изобретателю в американских долларах с гарантией доплат, если в них возникнет необходимость. Впрочем, это всего один-единственный пункт в перечне заказов на имя Братолюбова, для реализации которых требовалось в общей сложности 100 миллионов рублей[55]. Проверить, насколько предлагаемый Братолюбовым «напалм» оправдывает трату такой колоссальной суммы, Николай II удосужился лишь поздней осенью 1916 г.— как говорится, не прошло и года... Как выяснилось в ходе испытаний, Братолюбов был аферистом, а его легковоспламеняющаяся жидкость — фикцией; «Государь всё стрелял и стрелял, пока не убедился в неприменимости для военных целей этого изобретения»[56] — писал очевидец испытаний контр-адмирал А.Д. Бубнов.

Другим примером Высочайше одобренного растранжиривания огромных сумм в период Первой мировой войны был легендарный «царь-танк» или «боевая колесница Лебеденко». Этот мертворожденный проект циклопической колесной боевой машины, на изготовление опытного образца которой Союз земских городов по распоряжению царя выделил огромную сумму в 210000 рублей, даже не рассматривался Главным военно-техническим управлением[57]. Для сравнения — в в разгар «июльского кризиса» 1914 г. за добычу судьбоносных для страны сведений о военных планах Германии Главное управление Генерального штаба сулило в 10 раз меньшую сумму[58]. Изготовление же «танка Лебеденко» велось в 1916 г., в тяжелейший военный период. Если мы обратимся к опыту Великой Отечественной войны, в куда более сложный момент начала 1942 г., то проектировщики танков были и тогда — как, например, командующий 371-й стрелковой дивизией генерал-майор Ф. Чернышов, автор проекта «зимнего танка «Гигант»[59]. Но сравнение его с Лебеденко попросту исключено — в отличие от последнего, генерал Чернышов был движим искренним стремлением помочь воинам Красной армии, к тому же его идея оказалась вполне здравой и востребованной в ходе войны.

Весьма расхожей у промонархически настроенных публицистов была и остается обширная цитата из книги У. Черчилля «Мировой кризис», сожалеющего о России, будто бы рухнувшей на пороге победы, и о её царе. Отдельные пассажи из неё действительно показательны, например вот эта — «Вооружение притекало широким потоком»[61]. Речь идет, главным образом, о стрелковом оружии и его достатке к началу революционного 1917 г. В действительности поток был едва ли настолько широк, чтобы покрывать потребности войны многомиллионных армий, но весьма мутен — в 4-х армиях и резерве Юго-Западного фронта на 1 января 1917 г. имелось винтовок:

3 — лин. (Мосина М 1891)	106998
Винчестера (Winchester M1895) под трехлинейный патрон 7,62×54R	18880
Японских (Арисака Тип 38)	6785
Бердана под патрон 10,67 мм	214
Мексиканских карабинов (Людвиг Лоеве обр. 1895 г.)	638

Рубрики:  История Метки: история романовы николай второй первая мировая