«Бог танца», «восьмое чудо света», «царь воздуха» —
на­зывали современники Вацлава Нижинского (1889—1950). Он один из тех, кто
принес мировую славу русскому балету. Его танец, как и его жизнь, были
мистическими, яркими.

Родился 28 февраля (12 марта) 1889 в Киеве в семье
знаменитых танцовщиков Фомы (Томаша) Лаврентьевича Нижинского и Элеоноры
Николаевны Береды, которые владели собственной балетной труппой. Труппа
гастролировала в разных городах: в Париже, Петербурге, Киеве, Минске, Тифлисе,
Одессе. Все трое детей Нижинских были одарены музыкально и пластически, имели
хорошие внешние данные и с раннего возраста занимались танцем. Первые уроки
хореографии они получили от матери. Отец пробовал свои силы и как балетмейстер.
Для шестилетнего Вацлава, его старшего брата, и младшей сестры Брониславы,
известной в будущем балерины и хореографа, он сочинил па-де-труа — это было
первое «выступление» будущего гения. После развода мать вместе с тремя детьми
поселилась в Петербурге.
В 1900–1908 учился в Петербургском театральном
училище, где занимался под руководством Н.Г.Легата, М.К.Обухова и Э.Чекетти.
Попав на сцену Мариинского театра, быстро стал солистом. Принадлежал к плеяде
молодых танцовщиков, разделявших новаторские идеи М.М.Фокина. Танцевал в балетах
Фокина Белого раба (Павильон Армиды Н.Н.Черепнина, 1907), Юношу (Шопениана,
1908), Эбенового Раба (Египетские ночи А.С.Аренского, 1907), Альберта (Жизель
Адана, 1910).

Фокин специально для Нижинского создал главные
роли: Белый раб в балете «Павильон Армиды» на музыку Н.Н. Черепнина, Раб
Клеопатры в «Египетских ночах» композитора А.С. Аренского и Юноша в «Шопениане»
на музыку польского композитора. Балетмейстер нашел в артисте родственную душу.
Ему был близок характер природной пластики танцовщика, понимание эстетики нового
танца, его отклик на новаторские идеи.

С появлением на сцене Нижинского стало ясно —
пришел артист, который преобразит балетный мир. Возможности молодого танцовщика
были поразительны — исключительная пластическая выразительность, феноменальная
техника. Легендарным стал, например, его «воздушный» прыжок, который он мог
совершать из сидячего положения и при этом словно зависал в воздухе. Но еще
поразительней были легкость и грация Нижинского, его кошачья гибкость,
отточенная пластика и — безудержная стихия танца. Тамара Карсавина отмечала, что
Нижинский, «кажется, продолжает танцевать, даже когда занавес опустился».

У Вацлава открылись выдающиеся актерский и
мимический таланты. Он обладал редкой способностью полного внешнего и
внутреннего перевоплощения. «Его лицо, кожа, даже рост в каждом балете казались
иными», — писал один из мемуаристов. А.Н. Бенуа описывал Нижинского как
«полукота-полузмею, дьявольски гибкого, женоподобного». Про него говорили:
«восьмое чудо света», «самый великий танцор в мире».
На сцене Мариинского
театра Нижинский выступил практически во всех постановках: у М.Петипа и
Л.Иванова — в партиях Альберта («Жизель» А.Адана), Зигфрида («Спящая красавица»
П.И.Чайковского), в постановках Н.Легата — в партии Урагана («Талисман» Р.
Дриго)…

В 1909 г. С.П. Дягилев пригласил Нижинского
участвовать в организуемых им «Русских сезонах». Это был звездный час артиста.
До 1913 г. Нижинский был ведущим танцовщиком дягилевской труппы. Он исполнил
свои самые знаменитые партии в постановках М. Фокина — главного балетмейстера
«Русских сезонов»: «Карнавал», «Видение розы», «Шехерезада», «Дафнис и Хлоя»,
«Петрушка».
«Дягилевские сезоны» принесли Нижинскому славу «первого танцора
мира». Видевший его скульптор Огюст Роден говорил, что Нижинский «один из
немногих, кто мог выразить в танце все волнения человеческой души». Марсель
Пруст писал другу о Нижинском: «Я никогда не видел подобной красоты». А великая
Сара Бернар, увидев Нижинского в роли Петрушки, воскликнула: «Мне страшно, я
вижу величайшего актера в мире!»

Достигая вершин совершенства, искусство Нижинского
начинало внушать «неподдельный ужас» (слова А.Н. Бенуа). Это отмечали многие.
Возможно, это было оцепенение перед красотой. Самым удивительным явилось то, что
танцор Нижинский, эта «грациозная газель» (слова одного из критиков), стал
провозвестником и во многом родоначальником современного искусства танца. Как
творчество Нижинского уловило нерв поколения, вовлекавшегося в карнавал войн ХХ
века, — это загадка, которую не удается разгадать. Очевидцы рассказывали, что
Нижинский буквально электризовал воздух своей энергией и экспрессией. Он умел
«выжимать всё из ничего», играть одними глазами, оставляя впечатление грациозной
пластической фигуры.

В 1912 г. Нижинский впервые пробует себя и как
балетмейстер — на этом настоял Дягилев. За два года он поставил «Послеполуденный
отдых фавна» и «Игры» на музыку К. Дебюсси, «Весну священную» на музыку И.Ф.
Стравинского и исполнил в них главные партии. В этих постановках Нижинский
неожиданно для всех выступил ниспровергателем академических традиций, а также
многих фокинских достижений, отрицал традиционные приемы своего исполнительского
опыта, уходил от их живописности, воскрешая примитивистские формы танца, и
буквально вытравливал уже ставшие привычными постановочные приемы.

Постановки Нижинского вызвали бурные споры. Кто-то
утверждал, что они лишены яркой художественности, кто-то увидел в них
провозвестие техники балета будущего. Возможно, последние оказались правы.
Поздние мастера — Джордж Баланчин, Ролан Пети, Марта Грэм, Морис Бежар, Джон
Ноймайер — многое переняли из того, что было открыто и предвосхищено
Нижинским-танцовщиком и Нижинским-постановщиком.
Сейчас реконструировали его
постановки, пронизанные эротичностью и динамизмом, в них чувствуется «натиск
языческой стихии», как писал один из критиков. В первую очередь это связано с
балетом «Послеполуденный отдых фавна». В «Играх», где в основе сюжета игра в
теннис, Нижинский заставил оживать скульптуры и играть с живыми людьми. В
балетах появилось много статических сцен, что по тем временам было новостью,
если не «дикостью», но эта статика «играла». Нижинский одел персонажей в
современные костюмы — это был первый такой опыт в балете. Спектакли Нижинского
производят и сейчас впечатление шокирующее, но вместе с тем и жизнеутверждающее,
и — печальное…

Несмотря на блистательные успехи и быстро пришедшую
славу, Нижинский всегда оставался скромным, хотя и трудным для общения
человеком. Он был очень добрым и очень чувствительным, замкнутым, молчаливым и
даже робким, к тому же испытывавшим, судя по всему, чувство неудовлетворенности
собой. Уже приобретя известность, он посещал балетную школу, открытую в
Петербурге знаменитым итальянским балетмейстером и педагогом Энрике Чеккетти,
много читал о балете. Он вообще читал много; наблюдал за работой балетмейстеров
в театре, очевидно, подумывая о собственных постановках.

Нижинский не
проявлял никаких качеств «звезды». Наоборот, его чрезвычайная чувствительность,
скромность, нервозность доставляли ему немало тяжелых минут. Он страдал
повышенным ностальгическим комплексом, с юности для него святы и дороги были
Россия, Петербург, Мариинский театр. Блистая на лучших сценах Европы в «Русских
сезонах», он не оставлял родной императорской труппы и, получая, например, по
4000 рублей в месяц от Дягилева, отыграв сезон в Париже или Лондоне, торопился в
Мариинку, где ему платили всего 80 рублей.

В 1911 г. с Дирекцией императорских театров у
Нижинского произошел конфликт — в партии Альберта в «Жизели» артист не пожелал
выходить в старом, поднадоевшем костюме с «воланчиковыми штанишками», а
предпочел выйти в новом, созданном по эскизу А.Н. Бенуа. За «самоуправство»
Нижинский был уволен из театра, и Вацлав плакал, сидя на ступеньках фойе…
Со
временем его начали угнетать покровительство и властность Дягилева, и однажды он
решился порвать с антрепренером. Кстати пришлась женитьба в 1913 г. Но артист
оказался не у дел. Некоторое время выступал в мюзик-холлах. В Петербург
вернуться не мог как «лицо, уклоняющееся от воинской службы».

С трудом великому артисту удалось, по
договоренности с лондонским театром «Палас», организовать в 1914 г. собственную
труппу. Но труппа просуществовала недолго, и Нижинский все же решил вернуться в
Россию, без которой страшно скучал. Они с женой в этот момент оказались в
Австро-Венгрии. Вацлав отправился за билетами на поезд, это было 1 августа 1914
года — день начала Первой мировой войны.
Россия оказалась враждебной
державой, и Нижинский был арестован и отправлен в лагерь для военнопленных.
Друзья добились его освобождения и разрешения уехать — но, увы, не в Россию, а в
Америку. Мало того — артист должен был дать обещание, что отказывается от
попыток перебраться из Америки на родину. В США Нижинский прибыл в очень тяжелом
душевном состоянии. По словам жены, он только и «бредил Россией и
войной».

Он был одинок, и ему не хватало «твердой руки»
наставника, руководителя — не хватало Дягилева. В своих блокнотах Нижинский
бесконечно рисует его профиль…

Дягилев в это время приехал в США на
гастроли, собираясь в турне по Северной и Южной Америке, и Нижинский для этих
гастролей ставит в 1916 г. балет «Тиль Уленшпигель» на музыку Рихарда Штрауса.
Спектакль был дан на сцене нью-йоркской «Манхеттен-опера» и — провалился. Это
окончательно сломило артиста. «Уленшпигель» стал последней работой
Нижинского-балетмейстера.
Между тем у Нижинского все явственнее проступают
признаки тяжелого психического заболевания. Он впадает в затяжные приступы
черной меланхолии. В 1919 г. он в последний раз выступил как танцор. В 1918–1919
гг. он пишет потрясающий своей пронзительной искренностью и болезенными
эскападами «Дневник». В «Дневнике» он назвал себя «клоун Божий»…

Более он уже не совершает осознанных поступков,
перестает реагировать на окружающее и впадает в молчаливое созерцание. Попытки
вывести его из этого состояния с помощью врачей в течение долгих лет результатов
не давали. Из Америки жена перевезла Нижинского в Париж, затем с двумя дочками
они поселились в Венгрии, в местечке Оденбург. В 1944-м сюда пришли советские
войска, освобождавшие Венгрию, и Нижинский с радостью поспешил встретиться с
соотечественниками. Он плакал от счастья, ощупывал гимнастерки бойцов — и
впервые после долгих лет молчания заговорил…
Эта заочная встреча с Россией
частично вернула Нижинского к жизни, его сознание начало «оживать». Когда после
войны артисты советского балета приехали на гастроли в Венгрию, Нижинский
выразил желание побывать на концерте, хотя много лет не появлялся в публичных
местах. После концерта он попросил через жену передать русским артистам, что
поражен тем, насколько русский балет развился и вырос по сравнению с тем, каким
он знал его раньше. вращения народину. Он настоял на том, чтобы этим занялись друзья и родные.

Для устройства и

завершения дел и формальностей необходимо было поехать в Лондон, и Нижинский
совершает туда поездку вместе с женой. Но, возможно, организм измученного
болезнью артиста не выдержал переезда, возможно, эмоциональное потрясение
оказалось слишком сильно, но по приезде в Лондон Нижинский умирает. Так за
несколько лет до него умер Сергей Рахманинов, уже заказавший билет на пароход
для отъезда в Россию, но организм в результате эмоционального потрясения перед
встречей с родиной не смог справиться с неожиданно подступившей
болезнью.
Нижинский был легендой при жизни, но еще большей легендой стал
после смерти. Загадка его личности притягивает художников, драматургов,
романистов, кинорежиссеров, балетмейстеров. Особенно усилился интерес к его
личности после выхода в Париже в 1953 г. «Дневника» Нижинского. В 1971 г. Морис
Бежар поставил ставший знаменитым на весь мир балет «Нижинский, клоун Божий», в
2000 году Джон Ноймайер создал свою версию, которую назвал «Нижинский». О
знаменитом танцоре выходили документальные и художественные фильмы. В Театре на
Малой Бронной в Москве пользовался успехом спектакль по пьесе Гленна Бламстейна
«Нижинский» — эта пьеса обошла многие театры мира. Но еще больший интерес
вызывает загадка его творческой натуры, загадка его творчества…

http://www.belousenko.com/books/mem...nsky_romola.htm

http://art.1september.ru/view_article.php?ID=200801807

http://www.silverage.ru/balet/nizh_bio.html

http://infoart.udm.ru/magazine/novkn/nizhinsk.htm