Анджей Тобольский медленно шёл по аллее, ведущей к его коттеджу, и наслаждался солнцем, лучи которого, пробиваясь сквозь листву, оставляли на дорожке замысловатые кружевные тени, щедро разбавленные солнечными зайчиками. Солнце уже не палило так, как всего несколько дней назад. Во всём чувствовалось скорое приближение осени, хотя деревья ещё даже не начали менять свои летние изумрудные платья на багрянец золотых парчовых нарядов. Может быть, только заросли рябины выдавали приближающиеся перемены, гроздьями спелых ягод-бусин, которыми были щедро сбрызнуты кусты, точно алыми искорками, угасающего костра, раздуваемого ветром.
Заметив краем глаза какое-то движение, Анджей резко обернулся и успел заметить оранжевый хвост, мелькнувший в зелени орешника.
«Белка! Вот бестия, наверное, опять пришла проведать урожай орехов и желудей».
Всматриваясь в крону, мужчина нашёл таки зверька, притаившегося на ветке. Похоже, белка (а это была именно она) заметила присутствие человека, ибо Анджей смог рассмотреть пару глаз-пуговок на любопытной мордочке, с интересом его изучающих.
Тобольский немного постоял, стараясь не двигаться, в надежде, что зверюшка, убедившись в его полной неопасности для неё, спуститься пониже. Но попытка была тщетной, белка только ещё выше взобралась по веткам и теперь раскачивалась на самой вершинке дерева, такой тонкой, что легко сгибалась под тяжестью непрошенной гости. Пожалев зверька, Анджей пошёл дальше, предоставив ему полную свободу.
Всё же были свои плюсы в удалённости его жилища от больших городов и шумных магистралей...
Отдалённый раскат грома заставил мужчину напрячься и с тревогой посмотреть в блёклую голубизну почти сентябрьского неба, накрывавшего своим куполом кроны деревьев, окаймлявших дорожку. Тревоги были напрасными – высоко-высоко, там, где виднелись клочки ваты пушистых белых облаков, тянул нитку инверсионного следа космический самолёт.
«Наверное, пассажирский возвращается из своего гиперзвукового полёта», - подумал Тобольский и (как всегда) привычным жестом отдал честь, быстро удаляющемуся лайнеру.
«Удачи вам, парни и мягкой посадки».
Анджей с грустью вспомнил о тех временах, когда он сидел за штурвалом звездолёта и не он, а кто-то другой, стоя на земле, с завистью провожал печальным взглядом скользящую по небосклону серебристую точку. Неужели стоило менять незаурядную жизнь астронавта-путешественника, на сомнительные прелести уединенной, обособленной жизни? Тобольский до сих пор не знал точного ответа на этот вопрос.
Всё, что сейчас оставалось ему, так это просто брести по дорожке, оставив пустые размышления и постаравшись не думать о той, ради которой он оставил карьеру успешного пилота-исследователя, превратившись в заурядного домоседа…