Белый стих.

Завидно? Правда, что ли, завидно? Значит вам тоже завидно. Вот и мне. Черт бы побрал этот проклятый цвет. Ничего не могу с собой поделать – люблю белые розы, белый снег и вообще много чего белого. И вот бы воспеть эту любовь к чистоте, да стихи писать не умею. Даже белые. Как там у Филатова?

Ещё вчера, - как снимок дилетанта,-
Осенний день расплывчат был и слеп,
А нынче скрупулезно и детально
Его дорисовал внезапный снег.

Ещё вчера проступки цвета сажи
И прегрешений серые мазки
Казались органичными в пейзаже
Чумазой и расхристанной Москвы.

А нынче смотрим в окна с изумленьем -
Весь мир присыпан белым на вершок!...
И кажется чернейшим преступленьем
Вчерашний незатейливый грешок.

Белым-бело! - И в этом белом гимне
Явилась нам, болезненно остра,
Необходимость тут же стать другими,
Уже совсем не теми, что вчера.

Как будто Бог, устав от наших каверз,
От ссор и дрязг, от жалоб и нытья,
Возвел отныне снег, крахмал и кафель
В разряд святых условий бытия.

И вдруг шаги и разговоры стихли,
И тишина везде вошла в закон
Как результат большой воскресной стирки
Одежд, религий, судеб и знамён.

(с) Филатов, «Однажды утром»

Завидуйте! И я буду. Буду завидовать белой завистью этому потрясающему человеку, сумевшему увидеть сердцем подобную картину и описать её нам, буду завидовать наблюдая из окна, как на тускло освещенных улицах белая соль разъедает белый-белый снег на влажных темных асфальтовых дорожках.  И он так быстро тает, оставляя за собой лишь подсоленную воду. Соленую как слезы. Слезы умирающего белого чуда. Леонид Филатов умер 26 октября… Интересно, успел ли снег почтить его память? Как жаль, что я не умею писать стихов. Пусть даже белых. Вернее, тем более белых.

Смертельно надоели нытики и лентяи. Вечное их нытье: "я не свободен", "хочу на волю!", "обыденность", "постоянство", "серые будни", "быт", "угнетает". Человек всегда свободен. Свободен думать, свободен выбирать. Абсолютно всегда. Его ничто не может ограничить. Но люди выбирают более комфортное существование и жалуются, что выбора у них небыло. Что они "должны", и от этого не свободны... Меня это, мягко говоря, раздражает... Ты выбираешь между комфортным будующим и возможностью сдохнуть от алкоголизма или СПИДа под забором. И ты никому ничего не должен. Тебя никто не заставляет. Ты на себя работаешь и никто тебя не принуждает. Вселенной и обществу плевать на то, сдохнешь ты или выживешь. Ты хочешь жить. Так не ной! Выбираешь, так выбирай! Все выбирают, и ты можешь. Никто, кроме Бога не может отнять свбоду выбора и то, только по тому, что он нам её дал... Но, нет! Тебе надо, чтоб все на халяву и без приложения усилий. За тебя кто-то сделает, а ты попользуешься. Вот тогда - воля. Вот тогда - свобода. Это глупо и мерзко. Помогают - хорошо. Помощь можно принять. Но нельзя быть свободным за чужой счет. Чуть больше свободы у одного - чуть меньше у другого. Ограничивая чужую свободу, не стоит забывать, что ты, соответственно, берешь на себя ответственность за его дальнейшие действия. Это касается не только людей. Взбешенная собака может загрызть бьющего её хозяина. А человек - не собака.

Одна моя подруга как-то раз сказала мне, что Бог, по её мнению, это отец, и церковь для него вроде работы. И не зачем идти на работу к отцу, если можно позвонить с мобильника. Тогда у меня не нашлось доводов в пользу своего мнения, но её слова запомнились и сейчас снова воскресло ощущение несогласия. Тогда зачем же мы ходим на кладбище к могилам своих близких, если есть их фотографии? Может потому, что хотим оказаться к ним как можно ближе? Чтобы снова ощутить их присутствие? Чтобы вспомнить, как нам было хорошо или плохо вместе с ними?.. Так же и церковь. Церковь и вера – это абсолютно разные вещи. Церковь это не столько даже символ веры – она давно уже обросла своими собственными символами и ассоциациями, - это способ объединить людей одной веры. Приходя в храм и выплескивая своё счастье или своё горе, мы делимся этим не только с Богом, но и со всеми, кто пришел туда за тем же – и ноша становится легче. Вместо того, чтобы нести её в одиночку мы делимся ею и принимаем часть чьей-то чужой ноши. И уже не тяжесть собственного горя или счастья давит на нас, а обобщенные чаяния и разочарования давят на плотно сомкнутую кучку людей, объединенную общим упрямством и сочувствием друг к другу, кучку с собственными плотной защитой и волей к сопротивлению всем жизненным трудностям. И еще, насчет подруги. А есть ли мобильник? Ведь мало просто попросить, надо сделать это так, чтобы Он услышал.

Люди создают кукол и марионеток. Из глины, дерева, пластика, металла, даже человеческой плоти. Они создают их по своему образу и подобию, и тратят огромное количество сил, чтобы сделать их реальней и человечней. Передовая на их лицах человеческие эмоции, вбивая в их карты памяти человеческие реакции, придавая их телам человеческую моторику. А потом они ужасаются сходству. Сравнивают и пугаются. Логично? Странно? Как это квалифицировать? Мы старательно создаем себеподобных, сами прилежно добиваемся сходства. К чему это может привести? Сначала – фигурки, затем – марионетки, потом – роботы, дальше – клоны? Человек стремится доказать свою богоподобнось. Доказать, что может все. Что тоже может создать человека… Быть может, замену себе? Или это тоже способ познания себя? А когда создаст? Посчитает, что может заменить себе тело? Может быть, душу? Свои разум мы и так изворачиваем, как нас больше устраивает…