Жаннета (Иоанна) Антоновна Грудзинская (княгиня Лович) — вторая (морганатическая) супруга цесаревича Константина Павловича, дочь графа Антона Грудзинского.
Второй брак Константина Павловича с польской красавицей графиней Иоанной Грудзинской, получившей титул светлейшей княгини Лович, был первым в истории династии «неравнородным браком». А ценой за него стал отказ от права на престол.



Луи де Сент-Обен Портрет Великого князя Константина Павловича
Л. А. Серяков Портрет Жаннеты Антоновны Лович (гравюра)

Жаннета (Иоанна) Антоновна Грудзинская (княгиня Лович) — вторая (морганатическая) супруга цесаревича Константина Павловича, дочь графа Антона Грудзинского.
Второй брак Константина Павловича с польской красавицей графиней Иоанной Грудзинской, получившей титул светлейшей княгини Лович, был первым в истории династии «неравнородным браком». А ценой за него стал отказ от права на престол.




Родилась Иоанна в Позене (ныне Познань) 17 мая 1795 г. Старшая из трех дочерей польского помещика, прусского подданного графа Антона Грудзинского, получила отличное воспитание.
Воспитывалась она в Варшаве в одном из лучших, в начале XIX века, образцовом пансионе французской эмигрантки Воше, где главным руководителем ее был умный и образованный французский аббат Малерб. Ему-то молодая девушка и обязана была теми зачатками твердых религиозных убеждений, без ханжества и фанатизма, которые, развившись впоследствии, составили прочную нравственную почву всей ее жизни. Юная графиня закончила свое образование в Париже под руководством талантливой мисс Коллинс.
С 1814 года в Польше жил и Константин Павлович. Здесь же находилась вся его свита. Поляки были гостеприимны. Варшава гремела музыкой и фейерверками. «Разгульная жизнь, торжества, пиры, вино и карты - все это было в духе времени тогдашней военной молодежи», - вспоминал один из современников.

Превосходно образованная и блестящая красавица Жанета Грудзинская вернулась из Парижа в Варшаву в конце 1815 года и в течении пяти лет пребывала предметом поклонения многих и во главе их цесаревича Константина Павловича, но держала себя с таким тактом и достоинством, что пред нею смолкало всякое злословие и она пользовалась самою высокою репутациею.
В 1815 году на одном из балов у наместника генерала Зайончека цесаревич впервые увидел знаменитую Жаннету (так называли Иоанну на французский манер) Грудзинскую. Ей было в это время 20 лет.



Портрет Иоанны Антоновны Грудзинской

Константин, не скрывал своего намерения обладать понравившейся ему девицей. Но тут он встретил решительный отпор — Жанетта ханжой не была, но отличалась истинно польской гордостью, была глубоко религиозна, получила строгое католическое воспитание.
И Константин повел себя как рыцарь: он ухаживал за Жанной целых пять лет и, наконец, добился от нее согласия на брак. Правда, злые языки (а они всегда найдутся) видели тут тонкую интригу Жанны, которая "пустила в ход все хитрости ума и кокетства", чтобы увлечь Константина.

Жаннета считалась в Варшаве одной из первых красавиц: «Роста среднего, с прекрасными голубыми глазами и правильными чертами лица она была прозвана царицею всех балов. Необыкновенного цвета пепельно-белокурые волосы и чудная коса придавали ее лицу большую оригинальность». В дополнение к приятной внешности Жаннета была умна и образованна.

Кроткий нрав ее и неотразимая обаятельность отмечаются многими современниками.
Князь П.А. Вяземский находил, что, не будучи красавицей, она была красивее всякой красавицы: «Белокурые, струистые и густые кудри ее, голубые выразительные глаза, улыбка умная и приветливая, голос мягкий и звучный, стан гибкий и какая-то облекающая ее нравственная свежесть и чистота. Она была Ундина. Все соединилось в ней и придавало ей совершенно отдельную и привлекающую внимание физиономию в кругу подруг и сверстниц ее».
Одна современница ее заметила, что "ни одна женщина, ни одна девушка не умела так нравиться", как она, "при замечательной простоте, изящество отражалось у нее во всем: и в движениях, и в походке, и в нарядах".
Подобное мнение выразила и графиня Анна Вонсович: «В ней было врожденное изящество и особенно бросающаяся в глаза грациозность поступи в танцах; поэт сказал бы о ней: Это нимфа, порхающая над землей, не прикасаясь к ней стопами. Остряки говорят, что она покорила сердце великого князя танцевальной поступью в ритме столь модного в ту эпоху гавота»

Неудивительно, что великий князь поддался обаянию молодой графини Грудзинской.
Ум и красота ее совершенно пленили строптивого, своенравного Константина Павловича.
Константин влюбился так, что решил, презрев все условности, жениться на прекрасной «Жанет».



Портрет Иоанны Антоновны Грудзинской

Итак, через пять лет после первой встречи он решил вступить с нею в брак.
Однажды в 1819 году современник увидел, как цесаревич Константин Павлович, к удивлению прислуги и часовых, что-то нес под шинелью. Цесаревич смущался и сиял. Это был портрет его невесты. Константин повез его в Санкт-Петербург показать матушке. От ее слова зависела его судьба.
Важно, что родственники дали согласие на этот брак, видя, как благотворно влияет Жанетта на взбалмошного Константина. Император Александр I назвал ее впоследствии "ангелом по характеру" (сам государь, между прочим, был без ума от красавицы-польки и отчаянно, но безуспешно волочился за ней).

Бракосочетание состоялось в Варшаве 12 мая 1820 г. (после манифеста о разводе великого князя с первой супругой, великой княгиней Анной Федоровной). Венчание прошло без всякой помпы. Венчание происходило сначала по православному обряду в церкви Королевского замка, а затем по католическому, в каплице замка, присутствовали при венчании только четыре лица: генералы граф Куруеа, Альбрехт, Кнорринг и Нарышкин. Цесаревич приехал в замок из Бельведера совершенно один, в кабриолете, запряженном парой лошадей, которыми, как он обыкновенно ездил, он сам и правил.
В этом же кабриолете после венчания возвратился он в Бельведер с молодой женой. Тем не менее, весть о венчании разнеслась по всему городу, и улицы были покрыты густой толпой народа, сердечно приветствовавшего на обратном пути великого князя и его супругу.

Положение ее было определено манифестом императора Александра от 8 июля 1820 г, распубликованным только в Царстве Польском, а не в Империи. В манифесте этом было объявлено, что супруге великого князя цесаревича и могущим родиться от их брака детям не может быть ни в коем случае придаваем титул, принадлежащий великому князю Константину Павловичу, и повелено было именовать "супругу возлюбленного брата нашего, великого князя Константна Павловича, Иоанну Грудзинскую княгиней Ловицкой" (или Лович) — по названию имения, пожалованного великому князю.
Историки полагают, что именно брак с особой некоролевской крови вынудил Константина отказаться от наследования престола Российской империи в пользу младшего брата Николая (будущего императора Николая I).

Вся царская семья была искренне расположена к княгине.
Графиня София Шуазель­Гуфье в своих мемуарах упоминает высказывание о Жаннете Александра I: «Это ангел, у нее редкий характер, мой брат весьма счастлив».
Шуазель­Гуфье добавляет, что в 1824 г., в день рождения великого князя Константина Павловича, Александр I собственноручно вручил княгине Лович орден святой Екатерины – знак кавалерственной дамы русского Двора. Мемуаристка ошиблась, поскольку император Александр пожаловал ей орден св. Екатерины 1-й ст. 27 апреля 1825 г.
Великий князь Михаил Павлович и его супруга относились к ней чрезвычайно хорошо. Она пользовалась уважением и расположением и великого князя Николая Павловича (в будущем императора Николая I) , и его супруги. Сама императрица-мать, по-видимому, не сочувствовавшая браку своего сына не с принцессой царствующего дома, впоследствии относилась к ней очень хорошо и, оставляя ей по завещанию некоторые драгоценности, писала, что оставляет их "своей дорогой невестке". Впрочем, такое положение создалось для супруги цесаревича не сразу, в Петербург ее не приглашали — и она оказалась там уже после смерти мужа.

Княгиня имела благотворное влияние на супруга, она значительно сдерживала его пылкий нрав и, тактично не вмешиваясь в дело политики, делала много добра.
Константин обожал жену. Когда она болела, ночами сидел у ее постели. Когда в 1823 г. пришлось ей жить за границей для лечения, он неоднократно к ней ездил из Варшавы.
Со времени брака он жил чрезвычайно тихо, скромно, вполне по-семейному; в Бельведере, после окончания утренних парадов и смотров, время свое проводил он с женой, сыном Павлом, которого полюбила и княгиня Лович, двумя его воспитателями — французом графом Мориоллем и поляком Фавицким — и двумя-тремя приближенными генералами. Он повторял в письмах близким и своему бывшему воспитателю Лагарпу на все лады одно и то же: "Я ей обязан счастием и спокойствием… я счастлив у себя дома и главная причина — жена". Она водила его на веревочке, как легендарная красавица, подчинившая дракона, и иногда мягко выговаривала: "Константин! Надобно прежде подумать, а потом делать. Ты поступаешь наоборот!" И он послушно кивал лысой головой.



Портрет княгини Жаннеты Антоновны Лович

Вообще, цесаревич был личностью противоречивой. С одной стороны, благодаря своей любви к Жаннете он полюбил все польское, а язык Польши стал ему почти родным (он говорил, что даже думает по-польски!). С другой стороны, он вел себя в Польше, как сатрап: не считался с национальными чувствами поляков, смеялся над их плачем по свободе, мучил польских офицеров, некогда храбро воевавших под знаменами Наполеона, муштрой и мелкими придирками. Рано или поздно это должно было кончиться плохо…

Положение Жанетты Антоновны было непростым. Она, несомненно, любила своего "старичка", делила с ним ложе и судьбу. Вместе с тем она осталась настоящей полькой, то есть безумно любила свою страну, гордилась ее историей, разделяла все горькие и острые чувства поляков, но ничем не могла помочь родине. Увы, княгиня Лович стала женой врага, которого поляки ненавидели, ибо он олицетворял для них только русскую деспотию. И от этого Жанна страдала. Как писал современник, "грубоватые шутки ее супруга, видимо, коробили ее. Он… пользовался всяким случаем, чтобы выказать свое презрение к польской знати. Княгиня бледнела от ярости при каждой выходке великого князя против Польши".

Долли Фикельмон 3июля 1829 года записала в своем дневнике:
«Ужинали у Великого Князя вчетвером: он сам, княгиня Лович, Фикельмон и я. …Она кроткая и доброжелательная. В Варшаве о ней совсем иного мнения — ее упрекают в том, что не смогла оказать никакого влияния на характер Великого Князя. От нее ожидали многого. Верили, что женитьба Властелина с полькой благотворно отразится на судьбе Польши. Но она не оправдала надежд — либо из принципов, либо из-за невозможности воздействовать на волю Великого Князя. Вероятно, именно это и является причиной ее меланхолии».

Во время революции 1830 года молодая женщина проявила мужество и самоотверженную преданность супругу. 11 ноября 1830 года Константин чудом избежал судьбы своего отца — в резиденцию князя Бельведер внезапно ворвались мятежники, и Константин спасся только тем, что бежал из дворца через подземный ход. Варшава восстала против русской оккупации. Началась война. И для Константина, и для Жаннеты наступил час катастрофы.
Он был искренне возмущен поведением "неблагодарных поляков", живших под его командой лучше всех народов империи! Он возглавил карательную экспедицию против мятежников, среди которых были ближайшие родственники его Жанны.

Тем не менее, во время польской смуты она окружала цесаревича попечениями, больная, сопровождала его на театр войны. Ее горе было велико. Она решила свою судьбу и вместе с ним выехала из Варшавы в Россию, в эмиграцию.
9 мая цесаревич с женой выехал из Белостока в Слоним, куда прибыл 13 мая. К Слониму тоже, однако, стали приближаться отряды повстанцев и явился еще более грозный враг — холера; тогда цесаревич стал поспешнее удаляться с больной женой. 16 мая он выступил из Слонима по белорусскому тракту, 21 прибыл в Минск, 23 двинулся далее к Витебску, 3 июня, наконец, достиг этого города и остановился в доме губернатора князя Хованского. Государь звал брата в Петербург — цесаревич отклонил это предложение. Двигались медленно, делая частые дневки, ввиду крайней слабости княгини Лович.

Цесаревич почти все время ехал верхом — в письмах к Опочинину он говорит, что искал утомления, чтобы забыть нравственные муки. Угнетенное состояние духа и физическое утомление всегда являются одним из наиболее благоприятных условий для заболевания холерой, а болезнь эта в 1831 г. в первый раз посетила русскую землю и свирепствовала с ужасной силой, тем более, что не были почти известны ни средства предосторожности, ни средства борьбы с ней. 13 июня цесаревич почувствовал себя не совсем здоровым, 14 июня он еще простудился благодаря холодному вечеру, около 4 часов утра 15 июня обнаружились первые припадки холеры, а в восьмом часу вечера того же дня цесаревич скончался.

Брак Константина Павловича с княгиней Лович оказался удачным. О любви и преданности Жанеты к мужу ходили легенды.
Когда в 1831 году цесаревич скончался в Витебске, заразившись холерой, его супруга в знак скорби обрезала знаменитые пепельные локоны и положила их в гроб под голову усопшего. От Витебска до самого Петербурга княгиня Лович прошла за гробом пешком. "Он был, конечно, — писала придворная дама, бывшая с ней, — ее последнею связью с землею, и эта связь порвалась. После такого удара ее здоровье, уже слабое, ухудшалось с каждым днем. Но ей суждено было перенести еще одно несчастье, прежде чем покинуть этот и без того для нее потускневший мир…", когда она узнала о взятии Варшавы русскими войсками, о падении Царства Польского, о гибели родных и друзей.
"Отечество, родные, супруг — все для нее исчезли".

Овдовев 15 июня 1831 г., княгиня Лович жила сначала в Гатчине, а затем в Царском Селе.
Глубоко потрясенная кровавыми событиями польской смуты и затем внезапною кончиною мужа, княгиня Лович пережила Константина Павловича всего на несколько месяцев. В годовщину начала восстания в Варшаве она умерла в Царском Селе, испив до дна еще и чашу унижений. Когда статс-секретарь Стефан Грабовский пришел к ней по делу, то в дверях ее спальни неожиданно столкнулся с генералом Курутой, "стремительно выбегавшим оттуда. Когда пан Стефан вошел, то с ужасом увидел, что княгиня лежит распростертая на полу у постели, кровать в полном беспорядке, подушки разбросаны. Курута силой отнял у княгини связку важных бумаг, которую она хранила под подушками. Бедная женщина, обессиленная этой борьбой, уже не могла двигаться", она не могла произнести ни единого слова и… умирала.
17 ноября 1831 г. ее не стало. Княгиня Лович погребена в Царском селе, в склепе католической церкви.

Использованы материалы с сайтов:
http://www.memoirs.ru/texts/lovic_1.htm
http://www.idelo.ru/403/17.html
http://www.pushkin-book.ru/?id=15
http://www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=65382