Прототипом одного из персонажей любимейшего культового "Адъютанта его превосходительства" генерала Владимира Зеноновича Ковалевского был реальный командующий Добрармией - Владимир Зиновьевич (Зенонович) Май-Маевский. Как видите, в фильме сохранено имя-отчество, только фамилия изменена на созвучную. Расскажем об этой интeреснейшей, неоднозначной личности, к тому же трагической и далеко не ангельской. И - конечно, неразрывно, кровно связанной с Польшей. Здесь, на фото, кадр из "Адъютанта" с генерал-лейтенантом Ковалевским в исполнении Владислава Стржельчика (кстати, тоже этнического поляка по отцу). А напоследок всплакнем над незавидной судьбой отовсюду гонимых (и привечаемых) поляками украинских самостийныков. 

Сначала сухая биографическая справка и блестящий послужной список

Владимир Зенонович Май-Маевский - Генерального Штаба генерал-майор. Родился в 1867 году, oкончил 1-й кадетский корпус, Николаевское инженерное училище (в 1888 г.). С 1888 г. в Императорской армии. Окончил Николаевскую Академию Генштаба (в 1896 г.).

Первую мировую начал, командуя 44 пехотным Камчатским полком, затем бригадой 11 пехотной дивизии, с 1916 года - 35 и 4 пехотными дивизиями; после Февральской революции - командир 1 Гвардейского корпуса, генерал-майор Генерального Штаба. За германскую войну награжден Анной, Владимиром, Станиславом 1-й степени, золотым оружием, Георгиевскими крестами 3-й и 4-й степени, солдатским Георгиевским крестом с веточкой.
(2) В Добрармию вступил весной 1918 года на Дону, зачислен рядовым солдатом в Третью стрелковую ("Дроздовскую") дивизию (так начинали и другие генералы ВСЮР). После ранения Дроздовского в ноябре 1918 года назначен Деникиным врид начдива, затем, по смерти Дроздовского, в январе 1919 года - начдивом; 19 декабря 1918 г. переброшен со своей дивизией в Каменноугольный район. К концу января - командующий созданным на основе 3 сд с приданием ей других добровольческих частей Вторым "Добровольческим" корпусом, затем - образованной с приданием ему новых подкреплений Донецкой группой войск (январь - март в составе Крымско-Азовской Добровольческой армии генерала Боровского, март - май в составе Кавказской Добровольческой армии генерала Врангеля). С 22 мая 1919 года, с преобразованием Донецкой группы войск в Добровольческую армию - командующий Добровольческой армией (реально в командование вступил несколько позже, сменив на этом посту врид командарма генерала Юзефовича). С конца июня 1919 года также Главноначальствующий Харьковской области (Харьковская, Екатеринославская, Курская, с октября Орловская и до сентября 1919 г. Полтавская, частично Киевская и Черниговская губернии).
(3) 10 декабря 1919 года отчислен с поста командующего армией в распоряжение Главкома; жил в Севастополе. Не женат. Скончался в Севастополе 13 ноября 1920 года в возрасте 53 лет.

Теперь поговорим о происхождении Экселенца.

Генерал Май-Маевский был родом поляк и происходил из семьи мелких безземельных шляхтичей Могилевской губернии. Род Май-Маевских (Maj-Majewski) - исконно польский и древних корней; он возник в результате породнения двух старых и разветвленных шляхетских фамилий - Маев и Маевских (обе они относятся к обширной группе шляхетских родов, имеющих т. н. герб Starykoń "старыконь" - "старый конь").

За подробностями надо обращаться к документам польских и российских архивов, а также материалам польских генеалогических обществ, но и в общедоступных источниках упоминаний Май-Маевских хватает. Например, некий Анджей Май-Маевский, психиатр и нарколог, сейчас является главой наркологического центра в Польше, а в Кракове подвизается некий Лех Май-Маевский, гипнотизер. Последние двести лет разбросали поляков по свету, так что сейчас Май-Маевских можно найти и в англосаксонских странах (где они, однако, пишут свою фамилию слитно - Majmajewski). В плане религиозном род Май-Маевских, несмотря на устойчивый католицизм Польши, оказался весьма разнообразен: некий Эмиль Май-Маевский упоминается как методистский пастор в Катовице в пору нацистской оккупации, одним из католических приходских священников сегодняшней Лодзинской епархии является Петр Май-Маевский, а сам генерал Май-Маевский и вовсе принадлежал, как увидим, к православной ветви рода.

К концу XIX в. Май-Маевские широко распространились по Российской империи: разные носители этой фамилии упоминаются в памятных книгах Подольской, Варшавской, Тульской, Калужской губерний за начало XX в.; в Калужской губернии, между прочим, состоял в 1914 г. бухгалтером Губернского акцизного Управления надворный советник Юзеф Станиславович Май-Маевский. Что касается нашего генерала, то он, как упоминалось, происходил из дворян Могилевской губернии. Среди выпускников Могилевской гимназии за 1855 год значится Петр Май-Маевский, принадлежавший, несомненно, к той же ветви рода, что и генерал.
Кстати, имя Влодзимеж (Владимир), довольно редкое в Польше, в этом роду оказалось довольно популярным: его носит, в частности, один из современных англосаксонских "Маймаевски".

Та линия могилевских Май-Маевских, из которых вышел генерал, по-видимому, еще до его рождения приняла православие: во всяком случае, в православную веру был крещен не только он сам, но и его отец. Это видно из отчества генерала, пишущегося в документах в сдвоенной форме: Зенонович (Зиновьевич) - что есть не разночтение, а отражение того факта, что отец Май-Маевского был крещен именем сугубо православного святого, в святцах значащегося под двойным - с именем Зенон (Зиновий).

В современной польской прессе о Май-Маевском пишут под заголовком "необычные судьбы поляков"(http://www.ppn.foxnet.pl/aktualnosci/GAZETA_pliki_strony/22.pdf): "Генерал Влодзимеж Май-Маевский принадлежал к числу самых знаменитых воинов Первой мировой войны... Ветвь рода, из которой он происходил, была настолько обедневшей, что не имела ни наследственного, ни благоприобретенного имения. Одаренный молодой человек должен был с самого начала жить трудом собственных рук и ума, ибо ни на чью помощь рассчитывать он не мог. Он решил избрать путь военной карьеры - военная история увлекала его еще с гимназической скамьи..."

Любопытные эпизоды жизни Экселенца.
 

* Генерал Май-Маевский и среди военачальников ВСЮР отличался исключительной личной храбростью и упорством, благодаря которым мог зимой - весной 1919 года отстоять от большевиков Каменноугольный район; генерал Деникин именовал его, может быть, и не вполне справедливо во второй части своего отзыва, "храбрейшим солдатом и несчастным человеком, страдавшим недугом запоя, боровшимся, но не поборовшим его". Однако, не в пример храброму Боровскому, легендарное пьянство Май-Маевского никогда не мешало ему исполнять свой военный долг, поскольку если он и пьянствовал, то в свободное от оперативной работы время. Судя по тому, однако, что он спокойно мог между дел выпить два стакана водки, генерал и впрямь был человеком запойным. Впрочем, замечать это стали только после Харькова.
Редкой личной храбростью Май-Маевский прославился еще в Императорской армии на германской войне. Современник писал о нем, что, будучи убежденным монархистом, он был тверд и не любил заниматься интригами. Также и Деникин ценил его "доблесть, честность и твердость характера". Генерал же Врангель, вообще осуждавший его, писал: "Опытный, знающий дело военачальник и несомненно неглупый человек, генерал Май-Маевский в разговоре производил весьма благоприятное впечатление. Долгие месяцы ведя тяжелую борьбу, он не потерял бодрости духа. Он видимо близко стоял к своим войскам, знал своих подчиненных".
* По взятии Москвы, по слухам, генерал Деникин предназначал Май-Маевского на пост военного и морского министра.
* Получив должное образование, генерал Май-Маевский хорошо знал французский и свободно общался на нем с англичанами.
* Во время "керенского" наступления под Тарнополем генерал Май-Маевский первым вышел из окопов навстречу врагу, увлекая за собой солдат; за это дело он получил солдатского Георгия.
* Во время боев в Каменноугольном районе Май-Маевский по четыре-пять раз в неделю выезжал на фронт, поднимая дух войск личным присутствием на поле боя; за это, а равно и за заботу о войсках, его офицеры, первоначально относившиеся к нему враждебно как к человеку новому, вскоре стали глубоко уважать его и называть "вторым Кутузовым", на которого он походил и фигурой. Более всех любили его корниловцы; марковцы же были меньше привязаны к нему, сроднившись душой с генералом Врангелем и мечтая служить под его началом. Дроздовцы же были, может быть, немного обижены на генерала за то, что тот, не принадлежа к коренным дроздовцам - участникам румынского похода, возглавил тем не менее их дивизию, а потом, став командармом, перешел к тому же в корниловский полк, и едва упоминают его имя в своих воспоминаниях.
* Называли его также "наш Май".
* Войскам так запомнились посещения Май-Маевского: пыхтя, он вылезал из вагона, отдуваясь, шел к цепи, но как только равнялся с ней, совершенно преображался: на его лице появлялась бодрость, в лице - уверенность, в походке - легкость. Он шел с цепью, "не обращая никакого внимания на пули, как на безобидную мошкару". Его бесстрашие так передавалось войскам, что части шли с ним в атаку как на учении; он же всегда умел вовремя сказать нужное подбодряющее слово. Рядом с ним не раз бывали убиты его люди.
* Напротив, фон Дрейер, ярый сторонник генерала Врангеля, никогда не бывший очевидцем дел генерала Май-Маевского, названного им "генералом-алкоголиком", и судивший о нем только по слухам, те же эпизоды описывает так: "Получив законченное военное образование, будучи по природе человеком храбрым, Май-Маевский опустился, пил запоем, редко был трезв и в таком состоянии ему море было по колено. Часто перед атакой он въезжал чуть не в самые цепи на автомобиле, с трудом выволакивал из него свое тучное тело, и, пошатываясь, шел впереди всех, не обращая внимания на самый бешеный огонь противника". Очевидцы же подтверждают описанные картины боя, но не предшествующее им пьянство.
* Тот же фон Дрейер о тяжком ноябре 1919 года пишет, что Май-Маевский предавался в то время в Харькове оптимизму, устраивал чуть ли не каждый вечер в гостинице попойки, гремела музыка, и сам командующий плясал и веселился до утра. Однако большевистские воспоминания изменника адъютанта генерала Май-Маевского капитана Макарова, по отношению к генералу более чем нелицеприятные, опровергают этот "оптимизм" и не подтверждают кутежей командующего; между прочим, в гостинице "Гранд-Отель" размещался только штаб Май-Маевского, а сам генерал жил в особняке. Разгул же и безобразные кутежи харьковских войск Май-Маевского, включая штаб, общеизвестны и сомнению не подлежат.
 

Смотр 2-го Корниловского ударного полка. Впереди - генерал-лейтенант В.З. Май-Маевский. Справа от него - командир 2-го Корниловского ударного полка капитан А.Я. Пашкевич. За Май-Маевским стоит его адъютант - красный шпион П.В. Макаров.
Ростов-на-Дону, июль 1919 года
Фото: Журнал Гражданская война в России 1917-1922. Белые армии
 

* Войска Добровольческого корпуса, прежде всего корниловцы, верили, что только став командующим Добрармией и поневоле оторвавшись от непосредственного общения с войсками, Май-Маевский не мог долее противиться пьянству и "подпал под свой тяжелый недуг - запой".
* После шестимесячной героической обороны Каменноугольного района, стоившей войскам генерала Май-Маевского исключительно тяжелых жертв, боевое счастье, наконец, улыбнулось им, и к началу июня 1919 года они могли наступать, не опасаясь ожесточенного сопротивления. Призвав тогда войска марковской дивизии к долгожданному наступлению и выразив восхищение их подвигами, Май-Маевский сказал, что с такими частями нельзя не победить врага, что враг уже сломлен и быстро отступает, что он считает себя недостойным командовать такими частями, и заплакал. По словам марковцев, "говорил, и по лицу его текли слезы".
* Когда красные в начале мая 1919 г. предприняли особенно сильное наступление в Каменноугольном районе, Май-Маевский решился отступить, испросив на то разрешения Деникина, и приступил к эвакуации Иловайской, где находился его штаб. Вскоре снаряды красных стали ложиться на станции; бывшие на ней составы уходили один за другим и наконец остался один только поезд Май-Маевского, дожидавшегося подхода своих последних частей, отступавших к станции. С усилением обстрела железнодорожники разбежались, и сам начштаба Май-Маевского генерал Агапеев, струсив, хотел было бежать; по словам Шкуро, "Май-Маевский сохранял, однако, полное спокойствие и хладнокровие; он успокаивал всех". Простояв три часа на станции, он дождался и своих отступавших частей, и подкреплений, переломивших дело в его пользу и сделавших отступление ненужным.
* Также и в августе 1919 года, когда красные неожиданным ударом подошли к Харькову на 18 верст и в городе, штабе и аппарате управления началась паника, Май-Маевский отказался выехать из города и оставался там, " спокойно отдавая распоряжения завязать образовавшийся мешок". Для успокоения населения Май-Маевский на автомобиле разъезжал по улицам Харькова. 
* В июне 1919 года Май-Маевский принимал первый смотр у 2-го Корниловского полка, сформированного из пленных махновцев; веря его прочности, он согласился быть зачисленным в списки этого полка. Его старые офицеры принялись качать его, несмотря на грузное сложение генерала, и на радостях перебросили его через окно бывшим махновцам; в этот миг многих охватил страх, что те бросят его оземь, ибо им было привычно так расправляться с людьми. Но бывшие махновцы поймали генерала и на руках внесли его в столовую. Второй корниловский полк, к которому с тех пор принадлежал Май-Маевский, никогда не подвел его доверия.
* Когда в октябре 1919 года войска генерала Май-Маевского взяли Орел, жители встречали белых с иконами и на коленях пели "Христос воскресе". Общая радость была беспредельна; один Май-Маевский, не теряя головы, сказал генералу Ефимову: "Орел пойман только за хвост. У него сильные крылья; как бы он от нас не улетел2. Также и в иных случаях никогда Май-Маевский не был склонен к переоценке своих побед и трезво видел опасность, хотя и не уклонялся от нее; тому есть много примеров.
 

Май-Маевский проверяет снаряжение ударника

* По увольнении, представляясь в Таганроге генералу Деникину и будучи из уважения спрошен им, что, по его мнению, надлежит теперь делать, генерал Май-Маевский, невзирая на решительное несогласие Деникина, отвечал, что в сложившемся тяжелом положении следует немедленно сосредоточить распыленные части на Кубань и в Крым, никоим образом не останавливаясь перед сдачей без боя занятой территории.
* Услышав от генерала Ревишина обещание схватить Махно, Май-Маевский, улыбнувшись, сказал: "Я не сомневаюсь в Ваших способностях, но поймать Махно вряд ли Вам удастся. Я слежу за его действиями и не прочь бы иметь на своей стороне такого опытного начальника".
* Также и Троцкому отдавал он справедливость, удивляясь его военным способностям.
* В начале сентября 1919 года английский представитель генерал Бриггс поздравил генерала Май-Маевского с награждением его королем Георгом V Михайловским и Георгиевским орденами и возведением, тем самым, в рыцарское достоинство. Генерал Май-Маевский "в сильно возбужденном состоянии засвидетельствовал свою преданность Георгу в лице генерала Бриггса. Разговор их принял совсем дружественный характер". На другой день на вопрос адъютанта об их беседе, Май-Маевский, будучи "в хорошем расположении", с улыбкой ответил: - Они Россией интересуются постольку, поскольку имеют личные выгоды. Англичане народ хитрый!... Их интересует исключительно экспортный вопрос.

Командующий добровольческой армией генерал-лейтенант Май-Маевский (впереди слева) и начальник 7-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Н. Э. фон Бредов (стоит сзади справа).
Киев, август 1919 года

* Когда по взятии Харькова Май-Маевский узнал, что его офицеры чинят расправу в нескольких еврейских семьях, не останавливаясь и перед убийствами, он кинулся в указанное ему место и, разогнав офицеров пинками и матерной руганью, прекратил насилие; причем удар ногой в суматохе достался и малолетнему сыну убитых хозяев дома, громко плакавшему посреди буйства. Тот, выросши, до конца своих дней, наступившего в конце 30-х годов на Колыме, сохранил воспоминание об этом случае и передавал его там же известному Шаламову, неверно толкуя, впрочем, действия генерала. Возможность же расправ над харьковскими евреями была ликвидирована в зародыше, и впоследствии, говоря о них, там насчитали 3-4 их жертвы.
* В конце августа 1919 года генерал Май-Маевский лично отдал и подтвердил приказ о расстреле в Екатеринославе изнасиловавшего девушку офицера, несмотря на ходатайства его командиров. Присутствовавший при этом редактор екатеринославской газеты "Вечерние Новости" З. Ю. Арбатов был глубоко расстроен такой жестокостью, что не мешало ему в то же время пылко осуждать насилия добровольцев.
* Сами же грабежи, не сопровождавшиеся иными насилиями, как и разгул, осуществлявшийся на добытые таким образом средства, генерал Май-Маевский про себя твердо полагал естественным правом своих войск. Генерал Врангель, напротив, яростно боролся с грабежами, и, по выражению современника, вешал грабителей в своей армии "с шумом и треском", невзирая на боевые заслуги. В феврале 1920 года Врангель навестил отставленного Май-Маевского в Севастополе, и тот, тронутый этим визитом, при случившемся разговоре жаловался на приказ Врангеля, осуждавший пьянство и грабежи, и заметил, что это "камешек в его огород". При этом он произнес знаменательные слова: "На войне начальник для достижения успеха должен использовать все, не только одни положительные, но и отрицательные побуждения подчиненных. Настоящая война особенно тяжела. Если вы будете требовать от офицеров и солдат, чтобы они были аскетами, то они и воевать не будут". Врангель, возмутившись, заметил: "Ваше Превосходительство, какая же разница при этих условиях будет между нами и большевиками?" На это Май-Маевский, сразу нашедшись, отвечал: "Ну, вот большевики и побеждают".
* Генерал Врангель, отвечая на вопрос, что оставил Май-Маевский ему в наследство, отвечал: "Пьянство и грабежи, повальные грабежи".
* Впрочем, неумеренные грабежи, особенно в деревне, вызывали недовольство Май-Маевского, опасавшегося оттолкнуть от армии народ. Когда генерал Юзефович доложил ему, что из-за участившихся грабежей крестьянство относится к его корпусу враждебно, Май-Маевский, перебив его, сказал: "Сейчас же преобразовать части; успокоить негодный элемент путем примерной казни". Приказание это, однако, успеха не имело, как и другие распоряжения того же рода.
* Отдавал он также много приказов, осуждавших погромы и требовавших решительных мер против них, однако добился здесь лишь относительных результатов.
* Генералу Май-Маеввскому принадлежал, по выражению, мягко говоря, не благоволящего к Добрармии Штифа, единственный во ВСЮР громкий приказ об отрешении военачальника за еврейский погром; именно, в опубликованном на подведомственной ему территории приказе 325 от 24 августа 1919 года этой мере был им подвергнут командовавший 2-й Терской пластунской бригадой генерал Хазов"за разгром еврейских лавок в городе Смела". (В действительности, помимо разгрома лавок, в городе Смела пластуны убили около 30 человек и изнасиловали множество женщин). Впрочем, приказ остановил бригаду лишь на некоторое время, и она успела впоследствии (выйдя уже из состава войск, подчиненных Май-Маевскому) истребить в погромах еще до 700 евреев; считая со 130-150 евреями, убитыми ей на момент приказа, за этой бригадой вообще числится почти половина евреев, погибших при погромах, учиненных ВСЮР к западу от Воронежа.
* Не в силах оградить харьковских евреев-добровольцев от насилий со стороны войск, в которые они направлялись, Май-Маевский своевременно распорядился откомандировать их и распустить по домам впредь до общей мобилизации; за это Деникин, по его собственным словам, "сделал замечание генералу Май-Маевскому, но внутренно сознавал, что иначе он не мог поступить". В конце концов в итоге сношений с Май-Маевским по этому и сходным поводам сам Деникин должен был отдать в июле приказ об отчислении офицеров еврейского вероисповедания в резерв Главнокомандующего. Не следует, впрочем, ожидать, чтобы Май-Маевский особенно хотел командовать евреями, хотя и отрицать его добросовестность в этом вопросе нет оснований. Впрочем, приказ этот исполняли лишь те, кто хотел; в частях, где служили евреи-офицеры, заслужившие своими делами уважение однополчан и начальников, они так и оставались служить, и в этих случаях Май-Маевский исполнения приказа не требовал. В конвое непосредственного подчиненного Май-Маевского, генерала Кутепова, как было, так и оставалось двое офицеров-иудеев; кроме того, на практике добровольцы-офицеры иудейского вероисповедания поступали в войска и после приказа, если часть их принимала. Некий проворный журналист под многозначительным для его темы псевдонимом "Агасферов" (здесь следует вспомнить, что Агасфер - это имя Вечного Жида), сочиняя уже под большевиками в газете "Советский Дон" заметки, поносящие добровольцев, под шапкой "Кровавый путь - странички из "истории" Добрармии" (причем кавычки вокруг слова "история" прямо воспроизводят то мнение имп. Николая, что злодеи истории не имеют), вставил в них сентенцию: "Генерал Май-Маевский носил кличку "жидовского покровителя" и имя его ненавистно в Добрармии". Наиболее чуждые государственной справедливости и озлобленные против евреев чины Добровольческой армии и в самом деле могли с полными - по их меркам - основаниями дать генералу такую кличку (так, впрочем, отзывались они и о Деникине); однако что до общей оценки Агасферова, то она вконец неверна и продиктована одним лишь желанием опорочить лишний раз добровольцев в целом, ибо хорошо известно, что Май-Маевский был очень популярен в армии по меньшей мере до конца осени.
* За грабежи войска генерала Май-Маевского были прозваны вместо Добрармии Грабьармией; сами же его воины употребляли в таких случаях выражение "от благодарного населения". "Встречают нас молебнами, - говорили они, - провожают пулеметами"; или еще проще: "Встречают по батюшке, провожают по матушке". Во многом, однако, такое отношение было вызвано изумления достойным шкурничеством российского обывателя, будь то простонародного или интеллигентного, с презрением относящегося ко всякому призыву к любым личным жертвам во имя спасения страны и с ненавистью - ко всякой власти, взявшейся насильно исторгнуть из него таковые.
* Никаких же богатств на службе генерал Май-Маевский не собрал и после отставки впал в бедность.

Май-Маевский чествуется жителями Полтавы, июль 1919

* Так он и обратился к киевлянам по взятии города, крикнув: "Граждане города Киева! Приветствую вас с освобождением от красной нечисти. Недалек тот день, когда многострадалица Россия опять будет единой и неделимой". Слова эти были покрыты рукоплесканиями и громким "ура".
* Обращаясь в речах к населению, будь то богачи или бедняки, Май-Маевский начинал их словом: "Граждане!"
* По взятии Орла 13 октября 1919 г. генерал Май-Маевский поздравил корниловцев приказом: "Орел - орлам!"
* Генерал Май-Маевский был жестоко обижен, получив от Деникина письмо, содержащее его отрешение от должности, но своему адъютанту сказал только: "Я этого давно ждал; писать не нужно, я раньше буду, чем дойдет ответ". Говорил он, однако, горько, имея злой и печальный вид. Не найдя в себе силы сдать Врангелю свои войска в Харькове, он наотрез отказался ждать его в этом городе и, оставив заместителя, выехал навстречу своему преемнику, с которым и встретился по дороге на станции Мерефа.
* Когда генерал Врангель, сменивший Май-Маевского, принимая от него армию, извинился перед ним, сказав, что не участвовал в решении об увольнении Май-Маевского (что было правдой), и даже отказывался от назначения (что было, в общем, правдой), Май-Маевский сказал с расстановкой: "Я тебя не виню, я раньше предвидел... Так должно быть". - "Твое мнение о фронте?" - спросил Врангель. "Я считаю положение тяжелым и безвыходным. Причин много, объяснять их не буду", - ответил Май-Маевский. Когда же Врангель выразил намерение несколькими казнями остановить отступление, Май-Маевский сказал: "Представь себе артель каменщиков, строящих здание; когда они дошли до четвертого этажа, первый дал трещину. Здание заколебалось. Может ли строитель заставить каменщиков продолжать постройку пятого этажа, хотя бы для непокорных приготовил веревки?"
* По увольнении Май-Маевский ни за что не желал жить при Ставке, хотя был с почетом отозван "в распоряжение Главнокомандующего". "Вдали от интриг будет спокойнее", - говорил он, обращаясь к Макарову. - "Надоела мне такая жизнь - выйти никуда нельзя, приходилось гулять у себя в паршивом саду или сидеть в особняке. Я завидовал Вам, капитан".
* Будучи человеком неверующим, Май-Маевский с нескрываемой иронией отнесся к рассказу митрополита Киевского о святых мощах Киево-Печерской лавры, спасенных им от большевиков, и, несмотря на вежливое сопротивление митрополита, велел вскрыть мощи (чего по религиозным законам делать было нельзя); как видно, он не был уверен в их существовании. Когда же митрополит поднес Май-Маевскому серебряную ложку пещерной воды, считавшейся святой, генерал, не желая компрометировать себя и монахов, принял ее, "как противное лекарство", но затем, незаметно отвернувшись, выплюнул, попав при этом собственно на мощи.
* В бытность свою в Харькове капитан Макаров спросил, набравшись храбрости, генерала Май-Маевского: "Ваше Превосходительство, Вы не верите ни во что, но почему же Вы креститесь на парадах?" - "Капитан, - ответил Май-Маевский, - вы слишком молоды и не понимаете, что для простого народа это необходимо".

Май-Маевский в Харькове 1919

 * Уволенный из армии 10 декабря 1919 года, Май-Маевский жил в гостинице "Кист" в Севастополе, по выражению генерала Деникина, "в нищете и забвении", находя источник существования в постепенной распродаже мебели занятого им номера. Правда, комендант Севастополя генерал Субботин предложил Май-Маевскому особняк, но тот отказался и сначала жил в своем вагоне у станции, а потом, как сказано, переехал в номер гостиницы "Кист". Посещал он адмирала Ненюкова, генерала Субботина, "много пил и увлекался Диккенсом.
* Много позже отставки по вызову своей давнишней, с лета 1919 года, харьковской любовницы, молоденькой Анны Петровны Жмудской, приехавшей в Крым, Май-Маевский на два дня уезжал в Ялту, чтобы встретить ее. В то время семья Жмудских эвакуировалась за границу, и Анна Петровна, по воспоминанию Макарова, "умоляла генерала ехать с ними", Май-Маевский тяжело вздыхал, но категорически отказался. Трогательно распрощался с Анной Петровной и вернулся в Севастополь.
* Генерал Май-Маевский был среднего роста (с точки зрения генерала Врангеля - небольшого, но дело в том, что сам генерал Врангель был необычайно высок) и очень грузен; с большим сизым носом сливой, маленькими черными глазками и в небольшом пенсне. Будучи командующим Добрармии, носил черную форму 2 Корниловского полка. "Не будь на нем мундира, - говорит Врангель, - он был бы несомненно принят каждым за комика какой-нибудь провинциальной сцены".
* Любимым развлечением генерала Май-Маевского были, как говорят, цыгане; любимым же писателем - Диккенс.
* Харьковскую любовницу свою А.П. Жмудскую генерал Май-Маевский с галантностью именовал "обожаемой Аней", а равно и "проказницей".
* Когда дама, назвавшаяся княгиней Аслановой, пришла просить его о переводе своего мужа в другую часть, генерал Май-Маевский принял ее очень любезно, а своего адъютанта капитана Макарова попросил выйти. Спустя полчаса она, раскрасневшись, с опущенной головой вышла из кабинета и на вопрос Макарова о том, сделал ли для нее что-нибудь генерал, сказала: "Да, я очень благодарна"; просьбу ее он, стало быть, удовлетворил.
* Как видно, генерал Май-Маевский при известиях о недостойных с его точки зрения лицах, вообще имел обыкновение корчить рожи.
* Если же генерал Май-Маевский слышал о каких-либо доблестных с его точки зрения, делах, он отзывался о них в следующих выражениях: "Геройски! Молодцевато!"
* К лично известным ему подчиненным - генералам Май-Маевский обращался, называя их "голубчик" и "дорогой".
* Чужое участие и чужие заслуги, как видно по всему, сильно трогали генерала Май-Маевского, и он платил за них искренней благодарностью и доверием, иногда (как в описанном выше случае с капитаном Макаровым) слепым.
* За время управления генералом Май-Маевского Каменноугольным районом и Харьковским Главноначальствованием на их территории от руки его подчиненных погибло, считая округленно по красным данным, до 20 000 человек; большинство из них были убиты на местах при борьбе с повстанцами Махно и других атаманов, будь то в бою или взятые с оружием; или при подавлении бунтов, в ходе военных действий и завершающих их репрессий; или являлись действительно уличенными в большевизме лицами. Так, при разгроме банд Махно летом 1919 года казаками Шкуро было, как передают, расстреляно около 5000 уже безоружных повстанцев. Много народу также погибло от карательных походов екатеринославского губернатора Щетинина, в том числе за уклонение от мобилизации; в конце концов Щетинин был смещен Май-Маевским. До 400-500 евреев было убито при погромах. Однако никакой "политики белого террора", понимая под ним организованные групповые наказания или наказания невиновных, добровольцы не чинили; в то же время эксцессы подобного рода неоднократно имели место и не получали достойного наказания, в том числе по недостаточной силе военной власти. Качественная разница между военными эксцессами и организованным террором ярко проявилась количественно: счет жертвам красного террора и красных репрессий в сравнимых по территории и населению областях шел уже на сотни тысяч душ.
* Уже завоевав Украину, летом 1919 года Май-Маевский издал указ номер 22, по которому в государственных школах на Украине запрещалиись украинские учебые пособия и преподавание на украинском языке, а национальные украинские школы и преподавание украинского языка больше не должны были финансироваться государством; им разрешалось действовать на муниципальные, общественные и частные средства. Указ этот вызвал бурю негодования в разных слоях украинцев, от самостийников до Махно; договаривались до того, что этим указом Май-Маевский запрещал преподавать на украинском вообще, чего, естественно, не было.
* Около 20-25 тысяч человек убитыми потеряли и войска Май-Маевского за время его командования, нанеся противнику много большие потери и сражаясь с врагом, превосходящим их в числе сначала в 10, потом в 2, потом в 4 раза, в людских ресурсах же - многократно.
* Генерал Май-Маевский умер от разрыва сердца в самый день Крымской эвакуации 13 ноября 1920 года; удар постиг его, когда он ехал в двуколке по Севастополю в порт, и он скончался, доставленный в одну из городских больниц. Судьба тела его осталась неизвестна.

Эссенция про Экселенца - единственная в истории русско-украинская война (между Добровольческой Армией и войском УНР (сентябрь-ноябрь 1919 года).

Как и многие из числа тех этнически нерусских граждан России, что хранят ей верность, генерал Май-Маевский был свиреп по отношению к сепаратистским попыткам силой учредить на территории России независимые национальные государства, тем более если такая попытка осуществлялась путем вооруженного восстания.31 августа 1919 года произошло одно из самых смешных событий гражданской войны - две потрепанные дивизии белых выгнали из Киева целую армейскую группу петлюровцев. Комизм ситуации заключался в том, что сделали они это чуть ли не одними кулаками...В первую очередь при изучении этой, во многом забытой войны, надо отбросить различные писульки украинских авторов в эмиграции, написанные в таких бравурных и пафосных тонах, что иногда читать их становится столь же тошно как и советский агитпром (да впрочем про русско-украинскую войну 1919-го они почти ничего и не пишут, обходя эту неприятную для них страницу стороной). При просмотре первоисточников, давно для себя отметил, что если украинским мемуаристам присуща пафосность и чрезмерное самовосхваление, то белым русским свойственна предельная самокритичность, что проводит грань между русскими-северянами и украинцами-южанами. Этот водораздел можно прекрасно разглядеть в русских и украинских воспоминаниях о Первой Гражданской войне. Поэтому любителей повтирать про "1,5-милионную" "народную" армию УНР (с такой армией вобще-то можно было спокойно до Москвы дойти), "холодный яр", "зелёный клин" (последняя тема и вовсе юмористична, учитывая то, что на "заселённом украинцами" Дальнем Востоке в 1918-ом "украинцами2 себя считали ну человек 5, от силы 10, да и то не коренные!). В реальности все эти украинские "национально-визвольни змагання" были лишь бледными и заранее мёртворождёнными попытками на грандиозном фоне Гражданской войны.В свете мифа про украинскую "храбрость" и "свободолюбие" интересно взглянуть как 3000 мальчишек-добровольцев (да-да, добровольцев, белые в отличие от большевиков и их жовто-блакитных союзничков набирали армию на добровольной основе, ставя во главе национальные и религиозные чувства) обратили в бегство 25-тысячные войска УНР. Ничего не скажешь,"свободолюбие", "свидомость" и"желание отомстить москалям за 300 лет угнетения" так и прёт. Зато истязать пленных офицеров, как то произошло в Киеве в 1918-ом у петлюровцев получалось как нельзя лучше. К этой же серии стоит отнести и то, как польские подростки из Львова (т. н. "львовские орлята" - после украинцев они в 1920 надрали зад и большевикам Будённого) в ходе польско-украинской войны взяли в плен почти всю Украинскую Галицкую Армию во главе с австрийским (sic!) генералом Кравсом. Создаётся устойчивое впечатление, что вся история "национально-освободительной боротьби" - это история бесконечного драпа: от добровольцев, от большевиков, от поляков.

Действительно, получив хороший пинок от поляков во время польско-украинской войны, после которой Львов вернулся в лоно Польши, самостийныки "ломанулись" на восток, на Большую Украину, где ввязались в войну с Добровольческой армией. И надо же было такому случится - и здесь они получили пинок от поляка - командующего русской армией В. З. Май-Маевского! Так что вся история УНР и УГА умещается между двумя польскими зуботычинами, если хотите... С запада на восток и обратно - с востока на запад. Что, кстати, происходит и сейчас. С тем же жалким результатом.

России и Польше нечего делить. Кроме Украины

Источники: О.Бузина

Удел Могултая

http://www.obman.su/?message=2920

Википедия

Донецк