василий к - Самое интересное в блогах

ВыпендрёжницаЧувырла

Неизвестный Солдат

Среда, 02 Мая 2018 г. 12:13 (ссылка)

Настроение сейчас - тоскливо-влюбленное

Я проснулся в десять тридцать пять, хотя - скажу честно - продрыхнуть мог и до полудня. Уж спать-то я мастак. Ей-богу, непонятно даже, как вообще я просыпаюсь на работу.
Хорошо, что сегодня туда не надо. Вернее, надо, конечно же. Вторник, утро, на полтора часа опоздал уже. Но, пожалуй, сегодня без меня обойдутся. Не такой уж я незаменимый человек, ага.
До прибытия пятьсот семьдесят третьего поезда оставалось где-то сорок минут. Я успевал выпить свою законную чашку кофе. И собраться в спешке, сочно матюгаясь на в очередной раз пропавший носок, тоже успевал. Сам старина Юлий Цезарь мне бы позавидовал.
Проглотив кофе, как удав, я подошел к зеркалу, чтобы причесаться. Оттуда на меня глянула крайне неприятная личность. Так и заехал бы этому парню по роже, честное слово. Вот разве позволено быть таким уродом? Уверен, это запрещено конституцией.
Волосы невнятные, пепельно-русого цвета. Глаза навыкате, из орбит чуть ли не лезут – ни дать, ни взять инсмутский вид. Лавкрафт отдыхает. Нос картошкой – предположительно, вареной.
А знаете, что хуже всего? Имя. Ладно бы, будь оно Александр, Петр, Иван, да хоть Кирилл какой-нибудь. Но… черт подери, мое имя Василий. Вася. От этого имени веет дешевым портвейном и драной кошатиной. Но что уж тут поделать? Кому-то повезло, а кто-то – я.
Я почесал подбородок, задумчиво изучая мудака в зеркале. А может, взять и придумать себе псевдоним? Например, Фао. Коротко, ясно и кошатиной не несет. Решено. С таким псевдонимом и на вокзал не страшно…
Из дома я вылетел на всех парах. До прибытия пятьсот семьдесят третьего поезда оставалось жалких двадцать минут. К счастью, старина тринадцатый автобус никогда меня не подводил. Вот и сейчас прибыл вовремя, по расписанию.
Несмотря на довольно ранний час, салон был забит под завязку. В неприятной близости от меня воняли перегаром матросы. Я усмехнулся. Москва — порт семи морей, значит? Вели они себя шумно, как и полагается всяким уважающим себя пьяным матросам. Должно быть, им до ужаса надоели мы, сухопутные крысы.
Я почувствовал на себе чей-то взгляд. Девочка лет шестнадцати робко разглядывала меня из-за страниц книги. Синяя прядка предательски выбивалась из копны светлых волос, словно хотела выдать свою хозяйку с головой. Пальто, призванное защищать от нынешних ветреных погод, было явно великовато юной барышне. Кургузое, тяжелое, неповоротливое…ужасное пальто. Но девочка несла тяжесть ужасного пальто как крест – героически, без жалоб. Меня это умилило и… обнадежило, что ли. Раз она со своим личным бременем справляется, значит, и я мое осилю.
Вот и моя остановка. Пора уходить. Девчонка улыбнулась мне на прощание и сложила пальцы в жесте «v». Я вернул и улыбку, и жест, словно не хотел оставаться в должниках. Юная леди торопливо отгородилась от меня книжной обложкой. «Хорошо ловится рыбка-бананка». Вот бы она действительно хорошо ловилась. И у нее, и у меня.
Двери автобуса открылись, поспешно выпуская меня наружу. Мол, уходи, нечего здесь прятаться. Тут тебе не слишком-то и рады.
Вокзал дышал суетой, выдыхая шум. С непривычки всегда оглушает.
 Молодой человек, вам помочь? Нужно чего-нибудь? - громогласно возопил вокзальный носильщик.
 Нет, спасибо, - отказался я.
Через секунду понял, конечно, что соврал. Мне ведь много всего нужно — так сразу и не перечислишь.
Например, хотелось бы уметь петь. Ну так, по-настоящему петь, чтобы красиво и со смыслом. Но петь я совсем не умею. Медведь на моих ушах не просто потоптался, а еще и джигу станцевал. Про навыки стихосложения я вообще молчу. Ямб и хорей звучат для меня как страшные ругательства. Даром, что филолог.
А еще... еще... хотелось бы написать роман. Такой, чтобы обо всем и сразу. И безумно философский, конечно же. До слез пронимающий, чешущий сердца, как неосторожный первоклассник — манту на руке. Но и писатель я не самый классный. Так, лишь пером бумагу марать. Не человек — сплошное огорчение.
Но самое-самое нужное — это, конечно, встретить N с поезда. Она ведь не ждет, не думает даже, а я — вот он я. Приехал, не проспал.
N, наверное, удивится. Вот выходит она с поезда, румяная от дороги, и сразу видит, что ей тут рады. Вот только жаль, что цветов купить не успел. С другой стороны — томик Эдгара По куда интереснее самого ароматного веника. Ну, неплохой же подарок, а?
А с другой стороны — так себе подарочек. Она ведь всего По и так прочла — от корки до корки. «Nevermore” на языке оригинала цитировать может.
Да и я сам — так себе. Чего же мне радоваться? Есть кому ее встретить. Есть кому зажечь румянец на бледных щеках. Когда он вспыхивает, подсвечивая щеки огоньком, видно все до единой рыженькие веснушки. Под мрачностью своей там, внутри, прячет солнце. Но не мне разоблачать плутовку. Пожалуй, лучше бы вовсе уйти...
Пацан сказал — пацан сделал. Или вернее сказать: «Пацан подумал — пацан сделал»? И не пацан, а мужик под солидный тридцатник. Впрочем, с вокзала убегал, как нашаливший мальчонка. Долой эйджисткие стереотипы, чего уж там...
Я отбежал от вокзала довольно далеко, когда зазвонил мобильник. Неужели N? Нет, всего лишь мой босс. Мне точно нужно отвечать?
Все же беру многострадальную трубку.
 Алло?
 Василий Вячеславович? Извольте поинтересоваться, почему вы не пребываете на рабочем месте? Что вас так задержало? - голос босса звучал довольно спокойно. Впрочем, перед грозой всегда случаются затишья.
Вздыхаю. Бурь ли мне бояться?
 Знаете, я не приду сегодня. Кажется, я заболел. F 63 9.
Босс чем-то поперхнулся. Кажется, шифр, введенный в обиход многоуважаемым ВОЗ, немного его ошеломил.
 Простите, что? - наконец пробормотал он.
 Это из психиатрии, - вежливо уточнил я и бросил трубку. Пожалуй, досадная обязанность ходить на работу теперь отменена. По крайней мере, на эту точно лучше больше не приходить.
Я брел по городу, свободный на все сто процентов. Отчаявшийся — лишь где-то на пятьдесят. Во внутреннем кармане куртки сладким сном спал томик Эдгара По. Хоть кто-то может крепко спать апрельским днем... Хм, почти Шекспир.
А ведь на такой манер можно по любому поводу изъясняться! Вот передо мной магазин «Овощи-фрукты». Как сказал бы Шекспир? «Бананы желтые любви и яблоки зеленые раздора». Да какое мне вообще дело до того, что сказал бы Шекспир? Его тут нет. А я — есть. И мне ведь предстоит что-то совершить. Вильям же лежит себе в блаженном, мертвом несуществуе, отдыхает. Хорошо ему, честно говоря. А мне? А я — справлюсь. Я же Фао, а не Вася какой-нибудь.
Телефон зазвонил снова. Неужели все-таки... Хм, неизвестный номер. Интригует.
 Здравствуйте! Вас беспокоит онлайн-магазин «Счастливая покупка». Мы рады предоставить вам самый широкий ассортимент товара разнообразных категорий. Может быть, вас что-то интересует? - бодро отчеканил женский голос.
Вот только этого мне и не хватало для полного счастья, да.
 А смысл жизни у вас есть? - почти буднично поинтересовался я.
Девушка на том конце провода удивленно замолкла. Не в бровь, а в глаз, а?
 Н-нет, - ответила она на удивление робким и тихим голосом.
 Так вам и надо, - вынес вердикт я, бросив трубку.
Ноги, между тем, сами принесли меня к какой-то неизвестной остановке. Вот и трамвайчик подкатил. Хм, звучит как приглашение. Прокачусь, пожалуй. Странник Фао...звучит, определенно, здорово.
Круг первый. Не ада — трамвайный. За окном мелькает все, бежит что-то. Или я бегу? Вернее, не бегу — еду. Куда? А хрен его знает. Отличный маршрут, между прочим.
Круг второй. Мужик, сидящий впереди меня, безнадежно уснул. Серая хмарь за окном вполне способствовала дреме. И покачивание, конечно. Жаль, стука колес не слышно, как в поезде. Тук-тук-тук.
Круг третий. Все вертится — кружится — вертится. Люди входят — выходят — входят - выходят. Совсем чуточку как жизнь этот трамвай. Только в жизни побольнее получается, пожалуй. Вот и спящий мужик, проснувшись, поспешил покинуть трамвай. Что ж, видать, и мне пора.
Остановка обернулась каким-то крайне тоскливым полустанком. Признаком цивилизации здесь служил лишь убогий маленький магазинчик. Ну, будем радоваться тому, что имеем.
Я зашел внутрь. За прилавком меня встретила продавщица, подозрительно напоминающая буфетчицу из советских времен. Сходство еще больше усиливал открахмаленный белый чепчик на голове.
 Простите, к вам не захаживал старина «Джек Дэниэлс»? - спросил я. Признаться, поддержки этого парня сейчас весьма не хватало...
Продавщица посмотрела на меня, как на умалишенного.
 У нас в районе такие не проживают, - пробормотала она.
Ок, ладно, пожалуй, стоит быть проще. Будь проще — и люди к тебе потянутся. Чем одноклеточнее — тем лучше...
 Виски у вас продается? - вопрошаю с надеждой умирающего.
 Чтоооо? - недоумевающе тянет продавщица.
Я вздыхаю. Тяжело так, почти обреченно. Всякая надежда была уже почти утеряна...
 Ром? Текила? Бельгийский лагер? Сливочный ликер? Ну хоть сидр?! Хоть что-нибудь алкогольное у вас есть?! - взвыл я раненым волком.
Глаза продавщицы зажглись огоньком понимания.
 Так ты чо... бухнуть хочешь? Так бы сразу и сказал, а то все выеживаешься... Вот, держи, - женщина выставила на прилавок подозрительно мутную бутыль.
Я вытащил пробку и повел носом, вдыхая запах неизвестного напитка. Пахло зелье совсем не поэтично – смесью спирта и навоза.
- Что это? – поморщился я.
- Парень, бери, не пожалеешь. Сама варила, сырье-то свое, домашнее. У меня в деревне его с руками отдирают – даже разлить по бутылкам не всегда успеваю. Тебе по знакомству рублей за триста продам, - подмигнула мне продавщица.
- Мы знакомы? – немного опешил я.
- Алевтина Ивановна. Можно просто Аля, - осклабилась самогонщица.
- Фао, - представился я в ответ. Подловила, надо же… Теперь придется все-таки опробовать на вкус сей чудный отвар.
Заплатив за напиток, я вышел из магазина. Ноги сами понесли меня в какую-то абсолютно неведомую даль.
Неведомую, да. Эта часть города была мне незнакома. Да и сам город теперь казался незнакомцем. А ведь когда-то он был моим…
Апрельский Арбат, залитый солнцем. Я гуляю, улыбаясь каждому встречному музыканту и художнику. Меня веснит, и потому свободно. Мимо шагает процессия людей, одетых, как французские короли. За ними невозмутимо следует мужчина в самой простецкой куртке. Следует уверенно, явно чувствуя себя в своей тарелке. Пасет, не иначе. Проходя мимо, мужик улыбается мне и кивает головой. Когда ты – хозяин своей жизни, тебя считает равным даже пастух французских королей.
Или же… зима. Кузьминский парк встречает ее тихо и гордо, почти без людей. Сверкает себе снегом, как старый монарх, убеленный сединами. А я брожу по его тропинкам – вдыхаю Рождество. Мне грустно и легко. Я радуюсь одиночеству, как старому доброму приятелю. Каменный дракон, сидящий на воротах, смотрит на меня мудрым, спокойным взглядом. Нам ли друг друга не понимать? Мы оба любим и сторожим этот парк. И свободу свою мы оба ценим. Я кланяюсь дракону, как брату, проходя во врата. Впереди – река, позади искрятся блуждающие огоньки работающих каруселей. И все, конечно, идет своим чередом…
А может…Патриаршие Пруды? Лето почти на исходе. Утки и лебеди покачиваются на водной глади в полудреме. Мы с лучшим другом обсуждаем что-то незначительное, но очень-очень важное. Подростки, что с нас взять. Я щурюсь на солнце, радуясь отступившей аномальной жаре. Друг рассказывает очередную безумную историю. И ведь хорошо рассказывает! Заслушаться можно. Не за горами – первые сентябрьские дни, наполненные прохладной меланхолией. Но сейчас – хо-ро-шо. Этот город – наш, и мы – его короли.
Но все это теперь в прошлом. Увы, любое правление рано или поздно заканчивается. Вот и я теперь кто? Король без королевства. Почти Гамлет. И город не мой, и жизнь как будто не моя. И все-то я бегу, все убегаю. От N? Или от себя все-таки? Недостойно такое поведение городских королей. Поэтому и королевства больше нет. Не заслужил, дескать. А проще говоря – просрал…
- Молодой человек! Молодой человек, постойте! – взвыло сиреной где-то сзади. Неужели подданные все-таки скучают? Просто немыслимо…
Я обернулся. Возле меня стояла маленькая сухонькая старушка. Дышала она тяжело – видно, бедняге только что пришлось скакать вприпрыжку.
- Вы что-то хотели? – учтиво поинтересовался я.
- Да, иначе бы я не бежала за вами, как оголтелая, - немного ворчливо откликнулась бабуля, - а вы, между прочим, могли бы ходить помедленнее!
- Мог бы. Умение не сильно сложное, - согласился я.
- Так оно и есть, - важно кивнула старушка, - совсем не сложное. Судя по пойлу в ваших руках, вы наверняка из местных. Слыхивала я, что тут его оченно почитают.
Я растерянно посмотрел на злополучную бутыль. Вот уж не подумал, что эта штука меня заклеймит… Делать нечего, умер – так умер. Вернее, местный – так местный.
- Не подскажете, где тут могила неизвестного солдата? Уже битый час ее ищу…И нигде, нигде нет! – всплеснула руками пожилая леди.
Хорошая задачка…Я крепко призадумался.
- А вы уверены, что у него есть могила?
Старушка растерянно захлопала глазами.
- А почему ее не должно быть? – ответила она вопросом на вопрос.
Я прищурился, внимательно изучая свою собеседницу.
- Кто, по-вашему, нуждается в могилах? – вкрадчиво спросил я.
Вопрос ее явно озадачил.
- Ээээ… мертвые? – прошептала старушка.
Я благосклонно кивнул.
- Вот именно, бабушка. Мертвые в них просто отчаянно нуждаются. А Неизвестный Солдат разве мертв? Хватит с него и одного горя – неизвестности. Это же похуже любой смерти будет…
Надо же, и откуда только я в себе такого сказочника откопал? Эдакое сокровище стыдно проворонить.
Пожилая леди пораженно открыла рот.
- И что же он… жив? – наконец-то вымолвила она.
- Живее всех живых, будьте уверены.
- Но…но где же он тогда? В этом городе? В этом районе? Ему хоть выдали бесплатную квартиру как заслуженному ветерану? – засыпала меня вопросами бабушка. Как и все старики, она была крайне любознательна.
- Нет, конечно. Неизвестным квартиры не полагаются. Да и что ему делать здесь? Что он тут не видел?
Старушка изумленно моргнула. Моя горячая отповедь явно поразила ее.
- И все же… где он? – наконец, выдавила она.
- Охраняет небо, конечно же. Ведь недругов полно! Без охраны даже небу не обойтись. Народ нынче непорядочный пошел – все растащить да разорвать по кусочкам готов.
Высказавшись всласть, я развернулся и пошел восвояси. Что я наплел и зачем – одному Богу известно. Выходит, я не только своей жизни – своему языку не хозяин. Повезло же несчастной бабуле повстречать меня, юродивого…
И все-таки – как же ужасно быть Неизвестным Солдатом... Воевал ты, воевал, за хорошее дело боролся, может – а тебя забыли. И зачем только воевал?
Впрочем, все не напрасно. Если воевал – значит, было за что. Если победил – так ли уж важно, помнят ли тебя? Человеческая память вообще штука неблагодарная… Спасенные время от времени забывают спасителей…раз в сезон примерно. Это неизбежно, как первый снег или пение назойливой птицы летними ночами.
Выход один – смирись и спасай все равно. Они ведь не виноваты в своем склерозе. Люди всего лишь, что с них взять. И хороших среди них хватает. Пусть и забывчивых, но хороших.
Наверное, Неизвестный Солдат много стран исколесил. А я почти нигде и не был. Странник из меня, мягко говоря, фиговый. Да и герой тоже не получился. Я даже N во всем признаться не могу – что уж говорить о подвигах? А Неизвестный Солдат на моем месте признался бы. Человеку, охраняющему небо, чего стоит сказать каких-то три дурацких слова? Он бы точно не стал сбегать с вокзала, как трус. И бесцельно шататься по городу не стал бы… У него ведь дел полно, зачем на такую фигню размениваться? А я вот бездельник. Почти как в песне Цоя, да. Уж ничего с этим не поделаешь…
Погрузившись в мысли, я не сразу понял, что вышел к какой-то реке. Хотя слово «река» звучало слишком громко для заросшего прудика. Но в условиях города даже такой подарок от природы смотрелся вполне себе «зеленым уголком». Притом ряска в пруду делала его зеленым в самом что ни на есть прямом смысле. Отличное место для пикника! Жаль, что нет бутербродов. Зато есть «зелье».
Я вынул пробку и сделал два глотка. Реальность перед глазами заплясала джигу. В горле клокотал напалм, не уступающий вьетнамскому. «Зелье» оказалось воистину сатанинским. Не удивлюсь, если его конфисковали у какой-нибудь верховной ведьмы с Лысой Горы.
Сохранять стоячее положение теперь казалось опасным. Я спешно присел. Голова кружилась, будто мозг осваивал фигуры диковинного вальса.
Еще два глотка.
- Зря ты так, зря, зря, зря, - прокомментировал ситуацию селезень, плавающий в пруду.
Я был с ним абсолютно согласен, но пить не прекращал.
После очередного глотка я понял, что отключаюсь. Эту скорбную истину я принял смиренно, как мудрый монах. Отключаюсь – так отключаюсь. Эка невидаль, подумаешь…
Сон не заставил себя ждать. Мы с N гуляли по весеннему Арбату, держась за руки. Французские короли шагали за нами верной свитой, играя на всевозможных трубах и литаврах. Пастух дирижировал этим торжественным хором, размахивая руками, как нервная птица. Из кафе и магазинов с криками «Ура!» выбегали радостные люди. Арбат гудел, радуясь нам, как родным. А мы смеялись и болтали обо всем на свете – от черничного мороженого до книг Стивена Кинга. Я был рядом с ней, был так близко, что мог разглядеть каждую веснушку-солнышко.
И вот настал момент, которого я так ждал и так боялся. Литавры заиграли еще громче, еще оглушительнее, словно подбадривая меня. Я уже было решился и даже открыл рот, чтобы произнести заветную фразу. Но тут…
Из-за угла, конечно же, вылетел Людвиг. И, разумеется, не просто так, а верхом на вороном коне. Даже в моем гребанном сне этот пафосный тип не мог обойтись без выпендрежа.
Одет он был в лучших традициях мексиканских шаманов. Дань Кастанеде, ага.
- Многоуважаемый Фао, позволите ли вы похитить вашу даму? – Людвиг был сама любезность. Тошнотворная любезность.
Я хотел не позволить. Честное слово, бороться был готов. Хоть верьте, хоть нет, похищение N меня абсолютно не устраивало. Но вопрос Людвига, к сожалению, был риторическим.
N быстрее птицы взлетела на вороного коня, трогательно прижавшись к своему похитителю. Стокгольмский синдром взыграл, что ли? Она виновато улыбнулась мне – мол, прости, ты так-то чувак неплохой, но выбор очевиден. И они ускакали. На закат ускакали – для пущей-то красоты. А я остался стоять, как пресловутый хуй на именинах. Незавидная судьба, прямо скажем.
Литавры замолкают. Люди расходятся. С неба внезапно падает канатная лестница – привет от Led Zeppelin? Неизвестный Солдат спешно спускается вниз. Оставил небеса без надзора ради встречи со мной…Какая невероятная честь для меня! Не все потеряно, значит? У меня есть надежда? Я буду жить, доктор?
Неизвестный Солдат подошел ко мне совсем близко. Посмотрел в глаза. Вздохнул – тяжело так.
- Дурак ты, Вася, - сказал Неизвестный Солдат с укором.
- Я Фао, - робко возразил я.
Неизвестный Солдат лишь грустно покачал головой.
- Нет, ты дурак, - повторил он.
- Ты дурак, дурак, дурак, - с новой силой загремели литавры.
- Дурак ты, дурак, дурачина, - надрывались где-то в стороне французские короли.
- Харе Кришна, Харе Рама, ты дурак – и в сердце рана!– заливался хор кришнаитов.
«А они-то тут откуда?» - подумал я и...проснулся.
Голова гудела, будто левое полушарие развернуло войну с правым. Или как улей, начиненный термоядерными пчелами. Да хрен с ними, с метафорами, при трещащей-то башке.
Я с отвращением посмотрел на виновницу моих несчастий. Бутыль лежала на траве, самодовольно поблескивая остатками содержимого. Казалось, что происходящее ее вполне устраивает…
Вспомнив далекое детство и дворовый футбол, я с силой пнул бутыль ногой. Она метко отлетела к дереву, разбившись с жалобным звоном. Я усмехнулся. Легкий дестрой всегда поднимал мне настроение.
Быстрый взгляд на часы. Шестнадцать, мать его, тридцать. Этот день что, вообще не собирается кончаться? Очень эгоистично с его стороны. Ну а мне-то что с этим делать?
Ноги, между тем, сами вывели меня к какой-то автобусной остановке. Так, стоп, не к какой-то, а к вполне знакомой. Насколько мне помнится, именно возле этой остановки находилась квартира моего старинного друга. А для чего существуют старинные друзья? Правильно, чтобы к ним заходить.
Особенно, если они – фрилансеры. Логика Винни-Пуха. Что ж, будем следовать ей, раз другой не нашлось.
Сказано – сделано. Вот я и стою на пороге квартиры. Дверь распахнулась прежде, чем мой палец успел дотянуться до кнопки звонка. Леха стоял в дверном проеме с донельзя довольной физиономией. Вот как ему это удается?
- А я тебя в окно увидел. На солнышко весеннее полюбоваться вышел – а тут ты идешь. Здорово, Вась! Сколько лет, сколько зим! – ликовал друг. Знаете ли, заходить к старинным друзьям очень полезно для самооценки. Весьма рекомендую.
- Вот, шел мимо, заглянуть решил. Я как раз переименовался. Решил, что Фао быть куда лучше, - сообщил я товарищу, крепко пожимая протянутую руку.
Леха засмеялся.
- Хорош ты на кликухи, братан.
Я пожал плечами.
- Хоть в чем-то я хорош.
- Лешенька, там пришел кто? Чего гостя на пороге держишь? – прозвучал из глубин квартиры девичий голосок.
- Это к нам Вася заглянул, Анют. Только он теперь Фао. Но все равно его вполне можно любить и жаловать, - ответил Леха обладательнице голоса.
Я мысленно вздохнул, поприветствовав подошедшую Анюту. И ведь живут же люди… Душа в душу живут. Анюте не надо, чтобы Леха был кем-то, кроме Лехи. И к мексиканским шаманам она потрясающе равнодушна…
- Слушай, а ты разве не должен быть на работе? Сегодня ведь только вторник, - вспомнил Леха.
- Нет. Больничный у меня, - сообщил я как можно будничнее.
- Ты приболел? Может, согреть чаю? – забеспокоилась Анюта.
- Нет, это психиатрическое, - честно сознался я.
Леха с Анютой переглянулись и засмеялись. К моему чувству юмора им было не привыкать. Моя психиатрия была им в новинку, но и к этому привыкнут. Дружба все-таки классная штука.
- Ань, ты вино ежевичное на всякий случай из холодильника вытащи. Пусть погреется. Вася… ой, то есть,Фао, не каждый день приходит, надо бы отпраздновать, - отсмеявшись, сказал Леха.
Аня отправилась доставать бутылку.
- Ну, как дела-то твои вообще? Как ты сам? Давай, выкладывай все как на духу, - велел Леха.
Я замялся. Ведь специально сюда и шел, чтобы высказаться, а вот поди ж ты… Даже на ум ничего не лезет. Разум чист, как свист.
- Ну…я сегодня заблудился, кажется. И понял, что с Алевтиной Ивановной лучше не иметь общих дел. Сны потом неприятные снятся. А ты знал, сколько, оказывается на Арбате французских королей? – спросил я.
Леха растерянно моргнул.
- И сколько же? Лично я ни одного не встречал.
- Что-то около пяти десятков. И все с литаврами. Странно, что ты не заметил. Они довольно громкие, - поведал я.
- Короли или литавры? – окончательно запутался друг.
- И те, и другие. Тут сразу и не поймешь, кто громче, – пояснил я Лехе.
Громче оказался Анютин мобильник. Взвыл, заорал, загремел какой-то незамысловатой панк-песенкой. Ни дать, ни взять иерихонская труба.
- Алло! Ой, привеееет. Не ждала твоего звонка. Как ты вообще? – радостно лепетала Анюта.
Я обратился в слух. Конечно, крайне нехорошо подслушивать чужие разговоры, но что поделать? Я всегда отличался абсолютно дурным любопытством. И губит оно, к слову, не только кошек…

- Ого, ничего себе! Так ты сейчас в наших краях? Вот это сюрприз! Сегодня приехала? – лучилась искренней радостью Анюта.
Так, спокойствие, только спокойствие. Мало ли у Анюты подруг в других городах…Какая-нибудь непременно может приехать в Москву. Да, да, именно сегодня. Почему нет? Не одной же N иметь тягу к странствиям…
- Да-да, конечно, приезжай к нам в гости. Можно прямо сейчас. У нас тут как раз Вася, - заговорщическим тоном проговорила Анюта.
- Фао, - на автомате поправил я.
В горле застрял предательский комок. Я почувствовал себя будто бы в ловушке. Хотя почему «будто бы»? Ловушка и есть. Куда мне бежать? Она, N, вот-вот приедет сюда.
Сомнений нет – это она сейчас разговаривает с Анютой по телефону. Кому еще Анюта разгласила бы мое присутствие? Или не она все-таки? Нет, ну мало ли в жизни бывает… Может, я – особо интересный экспонат. Может, место мне в музее или кунсткамере. Поэтому какой-нибудь подруге вполне можно сказать «А у нас тут Вася». Ну, знаете ли, интонацией экскурсовода…
- Так ты приедешь? Думаю, он тебя дождется. Вина ежевичного за встречу выпьем…Я чертовски рада, что ты приехала, N! Что ты говоришь? Да, конечно, Вася тоже рад. Он же тебя три года не видел! И не знает небось, что ты здесь.
Я мрачно ухмыльнулся. Да, конечно, не знаю и не ведаю. Не запоминал же я полгода назад случайно обмолвленную N фразу о том, что в этот день она приезжает в Москву. И не помню абсолютно, что Людвиг должен был встретить ее на вокзале. Только полный придурок держит в мозгу столь бесполезную информацию… Я же не полный придурок?
Шутка. Я полный придурок. Просто полнейший. Все это хранилось в моей памяти, разумеется. Моя память – она вообще как склад, знаете ли. Чего только в ней, болезной, не валяется…И жить с кучей хлама в башке сложновато.
Впрочем, N, конечно, никакой не хлам. Она живая, теплая, со смешными веснушками. Но я ей не нужен. И поэтому надо уходить. Нет, даже убегать.
Как Лола или Форрест Гамп. Там уж по пути решу.
Я стремглав бросился в коридор. Почти не сбавляя скорости, на ходу, натянул кеды. Затем я попытался надеть ветровку, но рука, сломанная дрожью, упорно не хотела залезать в рукав. Как же прекрасно я вас понимаю, товарищ Маяковский…
Друзья выскочили за мной и с отвисшими челюстями наблюдали за моим позорным отступлением.
- Ты куда это? – наконец вымолвил пораженный Леха.
Я почесал затылок. Правдоподобные объяснения упрямо не хотели лезть в голову.
- Ээээ… кажется, я забыл запереть квартиру. Или утюг выключить? В общем, что-то там у меня дома точно не так. Надо сходить и проверить. И остаться уж заодно. Время-то позднее… - вздыхаю я. Надеюсь, что устало.
Анюта и Леха удивленно переглянулись.
- Но ведь сейчас только шесть часов вечера… - почти с трагизмом прошептала Анюта.
Время, чертово время. Оно что, мать вашу, издевается?!
- Ого, правда? Только шесть? Ну и денек сегодня выдался…Я абсолютно вымотан. Спать хочу, - я зевнул. Пожалуй, слишком театрально.
Анюта посмотрела на меня с укором раненой лани.
- Так ты не будешь дожидаться N? Она ведь так давно тебя не видела…И как обрадовалась, когда узнала, что ты у нас! Сказала, что в таком случае непременно приедет, что очень соскучилась по тебе…Фао, ну задержись хоть на часок! Неужели ты не хочешь увидеть N?! – почти умоляла меня Анюта.
- Нет. Совсем не хочу, - соврал я. Убедительно, надо же!
Вот, вот, еще немного. Осталось только дернуть дверную ручку – и я свободен!
- Трус, - прозвучал сзади суровый приговор Анюты. Что ж, пусть так.
Я дернул ручку и торопливо выскочил за дверь. Ноги сами несли меня куда-то. Неизвестно куда, конечно, но главное – подальше отсюда. Настоящий марафонский забег в пустоту…
Через вечность дурацкого бега ноги все же решили отказать. Я рухнул на траву, как подкошенный, лицом вниз. Вечность – это, если что, десять минут. Да уж, бегун из меня хреновый. И человек, если честно, тоже…
Я тяжело вздохнул и перевернулся на спину. Стряхнул с лица прилипшие травинки. Может, все-таки зря я сбежал? N ведь ради меня к ребятам приедет… Приедет – а меня там нет. Расстроится, наверное…
Да с чего ей расстраиваться? Нужен я N, что ли… И не ради меня она к Анюте с Лехой едет. Они ведь и сами по себе, без меня, вполне интересны. Да и вообще – у нее вон Людвиг есть. Он крут, роскошен, галантен. И читал Кастанеду. В оригинале, прошу заметить. А я и английский-то толком не знаю. О крутости, роскошности, галантности промолчу лучше. Только настроение себе портить. Хотя… и портить-то уже нечего.
Я тяжело вздохнул. Вот зачем, зачем N вообще это делает? Зачем она меня… не отпускает? То забудет на месяц, то снова объявится, как ни в чем не бывало. И все одно твердит: «Я соскучилась, ты мне дорог». Не человек, а пластинка заевшая, честное слово. А я, я… что я? Я уши развешу и верю. Наивнее чукчи из стереотипных анекдотов. И что со мной поделаешь…
Впрочем, хватит обо мне. Уж лучше о ком-то поинтересней думать. О Неизвестном Солдате хоть. Вот что бы он сделал на моем месте?
Наверное, вызвал бы Людвига на дуэль. Интересно, носит ли Неизвестный Солдат перчатки? А шпагу? Или же они с Людвигом стали бы стреляться, как Пушкин с Дантесом?
А может, Неизвестный Солдат и не стал бы применять оружие. От битв он, поди, устал за столько-то лет. Может быть, ему больше по нраву дуэль стихотворная. Вот точно – будут они с Людвигом на пару сонетами щеголять. У кого, значит, красивее да чувственнее выйдет – тому и победа. И N в качестве приза, конечно же. Ради такого приза любой будет рад Шекспиром заделаться.
Нет, не стал бы Неизвестный Солдат биться ни в какой дуэли. Даже в стихотворной – и то не стал бы. А все потому, что не может быть в этой дуэли приза. N ведь не кусок мяса, за который грызутся две плешивые дворняги. Она живая, теплая, с веснушками. И выбирать, с кем ей лучше, сама может. Раз Людвиг – значит, Людвиг. Неизвестный Солдат – не эгоист какой и не собственник. Чужое счастье расстраивать не будет – уж лучше предпочтет оставаться неизвестным. Так оно правильнее…
Я закрыл глаза. Под веками закрутились радужные круги. Вслед за ними и жизнь решила пронестись перед глазами, подобно разноцветной карусели. Стоп, я что, умираю? А пусть бы и так…Хуже уже не будет.
Вот я мелкий совсем. Года четыре всего, не больше. Сижу в обнимку с огромным полосатым котом. Кот ласково уткнулся носом в мою щеку. Как сейчас помню, что звали кота Василием. Нет, не его назвали в мою честь, а наоборот. Все же не такое плохое имя, если подумать… Просто надо носить его с достоинством. Василий был моим самым первым другом. Мы все делали вместе: играли, спали в обнимку, даже ели – и то из одной миски. В детстве я был отчаянным парнем и даже возможность глистов меня не пугала. Но, увы, даже столь чудесная дружба не смогла просуществовать вечно. В одну из весен Василий свалил на улицу в поисках романтических приключений, да так и не вернулся. С некастрированными котами такое сплошь и рядом. Я прорыдал пять ночей подряд. Больше рыдать не позволило чувство собственного достоинства – мужчина же, пусть и четырехлетний.
А дальше-то что? Чем теперь похвастаешь, жизнь?
Вот мне уже одиннадцать лет. У меня есть самая лучшая в мире подруга – Таня из пятьдесят пятой квартиры. Она очень взрослая – ей почти четырнадцать. Мне немного льстит факт нашей дружбы. Жаль, что Таня много болеет и видимся мы нечасто. Но уж когда видимся, времени зря не теряем. Чем только не занимаемся! Например, пускаем бумажные кораблики в дальние странствия по ближайшим лужам. Или сортируем всех окрестных котов по расцветкам. И на деревьях шалаши строим, как же без этого? Лишь песочные замки не делаем – Таня не умеет. Совсем. Но очень их любит.
И вот, во время очередной Таниной болезни, я решаю построить под ее окнами замок. Пусть себе любуется, сколько хочет, лишь бы выздоравливала побыстрее. Я несколько часов лепил свое творение. Не реагировал даже на мамин крик из окна «Вася, обед!» В ход пошли даже ракушки, собранные пару лет назад на Черном море. И, наконец, все готово. Вот оно, рукотворное чудо – песчаная крепость, с разноцветной крышей и почти настоящими бойницами. Терпеливо жду, когда Таня подойдет к окну и увидит мои старания. Терпение кончается через десять минут. Я начинаю кидать камешки в окно. Раз камешек. Два камешек. Три камешек. Еще горсть камешков, от которых появляются трещины на стекле. Никакой реакции.

Начинается дождь. Капли быстро превращают мой дворец в груду мокрого песка. Я какое-то время сижу возле нее, отказываясь мириться с происходящим. Под дождь выбегает мама, и, выплевывая проклятия, тащит меня домой за ухо.
Днем позже стало известно, что Таня умерла. Болезнь оказалась серьезной. И умирала-то она в больнице, не дома. А это значит – песчаный замок был напрасен. Не могла она его увидеть…И теперь уже не сможет.
Нет, нет, не хочу здесь задерживаться. Что там дальше, жизнь? Что еще происходило?
Двадцать три…Ого, как промотало! Уже вырос. Уже институтские годы. Мы с другом Колей, зевая, плетемся на пары. На первую, конечно, уже безнадежно опоздали. Вчера опять до глубокой ночи пили пиво на какой-то богом забытой лавочке да болтали о том – о сем. Прав ли был Кафка в своем «Превращении»? А права ли была Маша, когда ушла от Коли к Игорю с параллельного потока? Ведь Коля-то, заметьте, вовсе не похож на ужасное насекомое! А у Игоря-то этого даже усишки какие-то тараканьи. И про сессию грядущую трепались, конечно. Вот этому козлу, Станиславу Олеговичу, фиг сдашь, конечно – валит немилосердно. А Ирина Павловна, как обычно, выйдет покурить и даже интересоваться не будет, кто какой билет вытащил. Золото, а не преподаватель!
Ну как можно было после такой ночной болтовни проснуться к первой паре? Правильно – никак. От старосты, конечно, влетит по первое число. Но уж как-нибудь переживем эту неприятность. А вечером снова ждут пиво и разговоры. И нет сомнений, что так будет всегда.
Уж лучше бы они были. Абсолютная самоуверенность, как известно – удел дураков. Вот и оказались мы полными идиотами. Таких еще поискать надо, честное слово…
Спустя годы всякая учеба была благополучно закончена. Экзамены сданы, дипломы получены, торжественные речи произнесены. Взрослая жизнь ударила как-то внезапно и болезненно, сразу по голове.
Маша, хорошенько подумав, вернулась к Коле. Все же просыпаться в одной постели с тараканом занятие не из приятных… Вернулась Маша с размахом – сразу замуж. Коля был не готов к браку, но принял его с мужеством самурая.
Потом все закрутилось: бытовые вопросы, внезапно появившаяся на свет двойня, новая работа, новый круг знакомых… Как-то незаметно мы стали видеться все реже и реже.
- Вась, ты извини, я сегодня опять не могу. У Пети зубы режутся, надо к стоматологу. Сам понимаешь, семейная жизнь – она такая… - бубнил в трубку Коля, отменяя очередную встречу.
И ведь он не был счастлив! В те редкие моменты, когда нам удавалось увидеться, прежнего Колю сложно было вычислить в этом измотанном уставшем мужике. И разговоры наши перестали радовать разнообразием.
- Машка вчера опять истерику закатила. Мол, Любке из двадцать пятой квартиры ее муж последний «айфон» презентовал. А Наташка, подруга ее, на Кипр с мужем летит. А ты, говорит, все учителем литературы пашешь. Зарплаты твоей, говорит, только на еду и хватает. Шубу я ей купить не могу, видите ли. Задолбался я, Вася! Задолбался! Разве это жизнь? – громко жаловался Коля, сидя рядом на скамейке.
Я мог лишь сочувственно кивать в ответ. Все это звучало страшно, но незнакомо.
А потом Коля пропал. Нет, его не похитили злоумышленники с требованиями выкупа. Да и газеты не пестрели статьями о его исчезновении. Просто общаться мы перестали, только и всего. Без ссор, конфликтов, выяснений. Просто потухло все, будто и не было многолетней дружбы. Тоски и то не осталось – сплошная скука…
Скучно. Серо. Грустно, пожалуй… Не хочу тут быть. Дальше, дальше, дальше…
А вот оно уже, совсем недавнее
Какой-то весенний дворик, пустынный по случаю раннего часа. Два придурка качаются на качелях и громко смеются. Что еще делать порядочным людям в пять тридцать утра?
В круглосуточное кафе нас почему-то не пустили. Может, все-таки не стоило ломать тот автомат с антисептиком на входе? Хотя, кажется, он был сломан еще до нас… А мы всего лишь-то решили проверить его работоспособность! Да кто нам поверил…Неубедительны мы с N. Чертовски неубедительны.
Официантка встретила нас гневными криками и тряпкой, подозрительно напоминающей половую.
- А ну, кыш отсюда! Я сейчас милицию вызову! – завизжала она.
Пришлось убегать крайне резво.
- Ну вот, а я только настроился перекусить бургером-другим… И что на нее нашло? Впервые такое гостеприимство там встречаю… - бурчу я. Понарошку, конечно. Настоящее ворчание рядом с N просто не получается.
N поднимает голову и смотрит на меня каким-то подозрительно мрачным взглядом.
- Это все потому, что я проклята. Привыкай, - с пафосным видом выдает она.
Спустя секунду N не выдерживает и заливается звонким смехом.
- Ну что, попался? – торжествует моя спутница.
Смеюсь в ответ. Конечно, попался. И уже давно. Впрочем, ни о чем не жалею.
И мы разговариваем. Болтаем обо всем на свете, без разбору. Нужно успеть наговориться вдоволь – ведь уже через пару часов прибудет поезд, который увезет N домой. Ужасно несправедливо жить в разных городах!
Но время у нас еще есть. Я рассказываю N про Бальмонта, любящего убегать через окно. Она заливисто хохочет, видимо, представляя в красках картину бегства. Потом обсуждаем разнообразные легенды и предания. Ранним утром одинаково легко верится и в симуранов, и в кицунэ.
- Интересно, а кентавры женского пола бывают? – любопытствует N.
- Никогда с ними не встречался. Но, может, они просто очень застенчивы. Девушки все-таки… - со всей серьезностью предполагаю я.
N улыбается так, будто верит в то, что встречаться с кентаврами мужского пола для меня обычное дело.
Говорим о книгах, о впечатлениях, о случаях из жизни. Говорим, говорим, говорим.
- Представляешь, неделю назад меня цапнул рак! – жалуется N, показывая синяк на руке.
- Не рановато ли для заплывов в местной речке? – удивляюсь я.
- Ты не понял! Это было не в реке, а в супермаркете. В пивном отделе, кажется – там живых раков продают. А я их гладить люблю. Шершавенькие они такие на ощупь, как камешки морские… Ну вот, я его глажу, а он возьми и цапни. Хвостом! Ладно бы клешнями, они для того и предназначены… Но хвостом!!! Не ожидала такого от раков, - N недоуменно разводит руками.
- Надо же, совсем как люди! Не меньше нас способны удивлять! – смеюсь я.
Но время проходит. Тише смех, глуше разговоры… Мы с N одинаково расстроены тем, что уже стоим на вокзале. Вот прибывает поезд – зеленый, как дракон, похищающий юных дев. А я, увы, не рыцарь, и смиренно позволяю N отправиться в его чрево. Потом три года корю себя за малодушие, но толку от этого, понятное дело, мало…
Откуда, интересно, возник Людвиг? Откуда вообще всегда возникают такие Людвиги? Безжалостные, как сама природа, они приходят, чтобы отобрать у тебя тех, кем ты особенно дорожишь. Останавливать их также бессмысленно, как пытаться задержать ураган. Всегда приходят, всегда забирают свое.
Вот и с N произошло также. Не могла она не влюбиться без памяти – уж таков был Людвиг. А, влюбившись, забыла все старое, прежнее, незначительное. Меня в том числе. Нет, изредка она что-то писала и даже звонила, но вдруг не стало глубины. Не стало тех милых разговоров обо всем на свете, которые могли длиться часами. Даже такой простой вопрос «Как дела?» перестал звучать из уст N. К чему ей теперь были мои дела?
Я и сам-то теперь кем был? Не более, чем смешным фразеологизмом. Что там говорила доблестная Елена Борисовна на лекции по крылатым выражениям? Как назвать человека ненужного, лишнего, абсолютно ерундового? «Отставной козы барабанщик», о. Коза в отставке, а барабанщик – вот он, неприкаянный. Ходит себе и ходит, стучит в барабан, нарушая тишину. Лишь прохожие из окон выглядывают да нецензурной бранью поливают. Кто-нибудь, может, соригинальничает – ведро помоев выльет. А коза что? Пасется себе на лугу, травку жует. В отставке же, имеет право на отдых…
Но барабанщику, конечно, унывать не полагается. Нельзя опускать руки, когда в них барабан. Вот сейчас назло всем как настучу что-нибудь бодрое! Военный марш, например. Хотя нет, на кого войной-то идти? На окружающий мир, что ли? Глуповато, пожалуй. Может, что-нибудь из рок-н-ролла? Да-да, «Роллинг Стоунз» отлично подойдет. Вот и мелодию песни кто-то включил внезапно. Мироздание, небось, больше некому. «love is strong?» Милое мироздание, ты упоролось? Там же нет барабанов, только губная гармошка… Как прикажешь играть?! Ну ладно, ладно, я постараюсь. Бью-стучу, стучу-бью. А музыка все громче и громче, громче и громче. Не успеваю попадать под ритм. Все громче, громче, оглушительно громко…
И я…просыпаюсь. Стоп, так это был всего лишь сон? И никакого предсмертного трипа с «жизнью перед глазами»? Вот это новость…Значит, буду жить, что ж поделать. Однако «love is strong» звучит уже и в реальности. До чего техника дошла – музыку из снов в явь транслирует! А, нет, это всего лишь мой мобильник. На него звонят. Долго и упорно так. А я не отвечаю. Какое свинство с моей стороны! Надо исправляться.
Я беру телефон в руки. Подношу трубку к уху. Задерживаю дыхание, как перед прыжком в воду.
- Алло? – голос почти не дрогнул. Браво, какое самообладание!
- Вася? Я так давно не слышала твой голос! – N, кажется, была в восторге.
- Вот теперь ты его слышишь. Наслаждайся, - милостиво разрешил я.
N предпочла не заметить колкость.
- Я соскучилась жутко! Ты почему сбежал-то? Я к ребятам только ради тебя и поехала… - с укором сказала она.
Молчим. Я – ошарашено, она – с обидой.
- Я и в Москву ради тебя приехала. Не виделись же сколько… Нормально не говорили давно. А ты…сбежал. Не увиделись даже. Как твои дела? – робко спросила N.
А я ведь не умею отвечать на формальные вопросы. «Как дела?» Неужели хоть кто-то может адекватно ответить на этот вопрос? Как они на самом деле, эти хреновы дела?
- Лежу вот. На траве, - зачем-то уточнил я.
- На траве сейчас холодно. Простыть можно, - растерянно сообщила N.
- Я сегодня чуть не умер. Два раза. Даже Неизвестного Солдата видел. Что мне теперь какая-то простуда? – почти буднично сообщаю я.
Молчит. Ну а что тут скажешь? Зачем вообще общаться с инфантильным полудурком, сбежавшим, как последний трус? И все это ради чего? Чтобы на леденистой апрельской траве поваляться? Или чтобы самогоном нажраться до зеленых чертиков и французских королей? Нет, внятные причины не найдутся. Я просто сбежал – и все тут. Позорнее Наполеона сбежал. Все еще молчит. Молчит, но трубку не бросает. Хороший признак.
Я понимаю, что надо что-то сказать. И я говорю.
- Слушай, раз уж такое дело… может, на Арбат сходим? Время не сильно позднее… Думаю, музыканты еще играют что-нибудь веселенькое. У меня и подарок для тебя есть. Специально в честь твоего приезда купил.
Где-то далеко, с охраняемых небес, мне улыбается Неизвестный Солдат…

DKE-tHAWAAEnWbv (500x500, 76Kb)