Прототипом главной героини романа "Доктор Живаго" была Ольга Ивинская.

"Во втором послевоенном времени я познакомился с молодой
женщиной-Ольгой Всеволодовной Ивинской…
Она и есть Лара моего произведения,которое я именно
в это время начал писать…Она олицетворение жизнерадостности
и самопожертвования.По ней незаметно,что она в жиизни перенесла…
Она посвящена в мою духовную жизнь и во все мои писательскиие дела…"

Из переписки Б.Пастернака 1958 г.
(Ольга Ивинская.Годы с Бориисом Пастернаком)

У Б.П. есть известное стихотворение:

"Нобелевская премия"

пропал , как зверь в загоне.
Где-то люди , воля . свет ,
А за мною шум погони.
Мне наружу хода не
Темный лес и берег пруда ,
Ели сваленой бревно.
Путь отрезан отовсюду ,
Будь . что будет-все равно.
Что же сделал я за пакость ,
Я , убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.
Но и так , почти у гроба ,
Верю я . придет пора.
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра!

В его первоначальном варианте были и другие строчки, посвещённые Ольге, которая в то время была правой рукой поэта. Строчки были написаны в период разлуки.

Все тесней кольцо облавы
И другому я виной
Нет руки со мною правой ,
Друга сердца нет со мной!
А с такой петлей у горла
Я хотел еще пока ,чтобы слезы мне утерла
Правая моя рука.

"После публикации 11 февраля 1959 года английского перевода стихотворения "Нобелевская премия" в газете"Нью стейтсмен" Пастернак был вызван к Генеральному прокурору Р.А. Руденко.Ему предъявили обвинение по статье 64 в измене Родине и пригрозили арестом , если он будет встречаться с иностранцами".


Следующим днем он позвонил в редакцию и каким-то жалобным тоном проговорил: "Мне нужно немедленно сказать вам о двух очень важных вещах. Не могли бы вы сейчас подойти к Пушкину?"

Когда я пришла к памятнику, где мы обычно уже встречались, БЛ. ходил там встревоженный.

И вдруг — каким-то совсем не обычным тоном:

— Не смотрите на меня сейчас. Я кратко выражу вам свою просьбу: я хочу, чтобы вы мне говорили "ты"; потому что "вы" — уже ложь.

— Я не смогу вам говорить "ты", Борис Леонидович, — взмолилась я, — это для меня невозможно, это еще страшно...

— Нет, нет, нет, вы привыкнете, ну пока вы не называйте меня, ну давай я скажу тебе "ты"...

Я, смущенная, вернулась в редакцию... Чувствовала: что-то очень важное должно было произойти еще сегодня... Именно сегодня!

Около девяти часов вечера на Потаповском раздался привычный стук в батарею...

— Я ведь не сказал второй вещи, тебе не сказал второй вещи, — взволнованно и глухо говорил Б.Л. — А ты не поинтересовалась, что я хотел сказать. Я должен сказать. Так вот первое — это было то, что мы должны быть на "ты", а второе, я люблю тебя, я люблю тебя, и сейчас в этом вся моя жизнь. Завтра я в редакцию не приду, а подойду к твоему двору, ты спустишься ко мне и мы пойдем побродим по Москве.

Я вернулась домой и со всеми мучениями, со всей искренностью и беспощадностью к себе самой написала Б.Л. письмо. Точнее, это было не письмо, а исповедь — целая школьная тетрадка.

Я писала, что первый мой муж Емельянов из-за меня повесился; что я вышла замуж за его соперника и врага Виноградова; о Виноградове ходило много сплетен. Он казался обаятельным и широким человеком, но однако были люди, которые утверждали, что именно он написал на мою маму клеветнический донос, будто она в своей квартире, "порочила вождя", и бедная мама три года провела в лагере, в самые голодные и страшные военные годы. А я оставалась с ним (ведь у нас был сын, да и к Ире он относился как к родной), и только смерть его положила конец этому ужасу*.

* Только после его смерти я поехала за мамой, без билета, под солдатской шинелью, на страшную станцию "Сухо-Безводное", отвезла ей донорский свой паек, и даже удалось мне вырвать ее оттуда. Дождалась актировки негодных и больных, тогда еще было такое, и привезла полуживую нелегально в Москву. Много было страшного. Смерти, самоубийства.

Это отрывок из книги О.Ивинской "Годы с Пастернаком"