2. Полвека по комсомольской путевке г. Киева. Амурская Краснознаменная флотилия (1931 – 1939гг.).

Я вступил в комсомол в 1926 году на киевском заводе «Металлпром». Конечно, тогда никто не предполагал, что благодаря комсомолу моя жизнь окажется так тесно связана с нашим военно-морским флотом.
В Броварской школе и в Киевской вечерней электропрофшколе, которую я закончил в 1927 году, а потом на заводе «Металлпром» мечтал стать инженером. Днем работал, а вечером посещал курсы по подготовке в политехнический институт.
Мечту мою разделяли и родители. Им очень хотелось, чтобы сын получил высшее образование и «вышел в люди».
Шло лето 1928 года. Однажды к нам в цех пришел секретарь заводской комсомольской организации. Он разыскал меня и сказал, что после работы нужно посетить секретаря райкома комсомола. Зачем я понадобился секретарю, этого он не знал.
Комсомольцем я был активным, охотно участвовал во всех военизированных походах, провинностей за собой не знал. И все-таки этот вызов меня тревожил. Без серьезного дела в райком не вызывают.
Наш завод помещался на улице Жилянской, 29, а райком был на бульваре Тараса Шевченко. После работы за полчаса я добрался туда. Принял меня Николай Михайлович Кулаков – наш секретарь райкома.
Раньше я несколько раз видел его, но беседовать с ним мне не приходилось. А тут, буквально просверливая меня своими черными глазами, он указал на стул и стал подробно расспрашивать о жизни, о работе, о том, что делают мои родители, что я читаю, что собираюсь делать в будущем.
Все еще не догадываясь о причине вызова, я сказал, что мечтаю быть инженером.
- Инженером тебе не придется стать. Готовься быть капитаном, поедешь учиться в Военно-морское училище в Ленинград.
От встречи с секретарем я ожидал чего угодно, но только не этого. Тщетно доказывал, что и моря-то никогда не видел, что давно мечтаю о Киевском политехническом институте, секретарь был неумолим. Он напомнил о взятом шефстве комсомола над флотом, о том, что для Красного флота требуются опытные кадры. Вот поэтому лучших комсомольцев по рекомендации райкома направляют в военно-морские училища. Стране нужны красные морские командиры. Трудно было что-то возразить против его доводов. А я был комсомольцем дисциплинированным.
Все-таки не удержался и спросил у секретаря, можно ли еще подумать, посоветоваться с родителями.
Думать всегда надо, и с родителями стоит советоваться. Но при всех обстоятельствах завтра к 10 часам надо быть в окружкоме комсомола и оттуда следовать на медицинскую комиссию. Твоя фамилия в списках окружкома уже есть.
Разговор этот с Николаем Михайловичем Кулаковым остался у меня в памяти на всю жизнь. Он положил начало моему новому – флотскому жизненному пути. Запомнилась и способность Кулакова убеждать своего собеседника, принимать нужное для дела решение.
Не знали мы оба, что через четыре года Николай Михайлович Кулаков по решению партии тоже пойдет служить на флот. Многие флотские ветераны и сейчас помнят этого самобытного человека, крупного политработника, вице-адмирала, активного участника Великой Отечественной войны, Героя Советского Союза.
Позднее при встречах мы не раз вспоминали наше знакомство в райкоме комсомола в Киеве, и Николай Михайлович, шутя, называл себя моим «крестным отцом».
Из райкома комсомола я помчался в Бровары к родителям. Мать от моих новостей заплакала, отец нахмурился. Им трудно было поверить, что их мечта – видеть сына инженером – рушится. Я, как мог, пытался успокоить их. Пытался рассказать что-то о будущей флотской жизни, которую и сам представлял довольно туманно, говорил о долге комсомольца. Все это мало помогало. Кажется, только младший брат согласился с моим новым выбором. Мальчишек за морскую службу агитировать долго не надо. Чтобы успокоить родителей, сказал, что все еще решено не окончательно. Может быть, еще медицинская комиссия забракует.
Парень я был крепкий, и в это все мало верили. Ночью я слышал, как родители несколько раз поднимались, о чем-то спорили. Слишком неожиданной была моя новость. А я все больше привыкал к ней.
На медкомиссию собралось сорок пять человек. Нас проверили по списку и стали по очереди вызывать к врачу. Здесь же прошел слух, что на учебу в Ленинград пошлют не всех, а только двенадцать человек. И, странно, еще вчера я не был уверен в правильности этого выбора, а тут появилось беспокойство, вдруг скажут: «Не годен».
Медицинский отбор был очень строгий, но я его прошел без замечаний. Затем еще недели две нас проверяли различные комиссии и преподаватели. Крайком хотел направить в Ленинград хорошо подготовленных комсомольцев. Интересным и неожиданным для многих оказался экзамен по психотехнике. На нем проверялась внимательность, сообразительность, память, быстрота реагирования. Нам раздали тетради, и по команде экзаменующих мы то вычеркивали цифры, кратные трем, то обводили кружком нужную букву, делали и другие подобные действия. Все они были довольно несложными, но когда задание давалось сразу и учитывалось время, от волнения некоторые ребята терялись, путали, забывали, что надо делать. Словом, после этого экзамена у нас тоже оказались потери.
Завершала отбор кандидатов мандатная комиссия. И чем больше различных испытаний я проходил, тем больше мне хотелось поехать в Ленинград, стать морским командиром.
23 августа в Окружкоме комсомола, наконец-то, вывесили утвержденный список двенадцати кандидатов на поездку в Ленинград. Была в нем и моя фамилия.
Возглавил нашу группу один из секретарей окружкома комсомола Ефим Шима, прошедший вместе с нами отборочные испытания. Перед отъездом узнали новость: едем в военно-морское инженерное училище, значит, все-таки будем морскими инженерами, а это понятнее, чем «капитанами».
Провожали нас на киевском вокзале с цветами и музыкой. Представитель окружкома комсомола сказал напутственное слово, напомнил о том. что мы должны гордиться этим почетным направлением, доказывая на деле шефство комсомола над флотом. От имени уезжающих удачно выступил Шима.
Провожали нас на только родные, пришло много комсомольцев – наших товарищей. Мне на перроне вокзала было и радостно, и тревожно. Радостно от того, что началась новая жизнь, что скоро я увижу город, где жил и работал Ленин, город, о котором я много слышал и читал, но который пока не видел, скоро увижу море. Тревожило то, что предстояло сдать нелегкие экзамены, осилю ли я их, вытяну ли учебу в училище, как меня примет море. Беспокоило и то, что оставляю семью, не смогу помогать ей материально. Отец – учитель, жалование у него маленькое, а семья – большая (мать, брат и две сестры).
В поезде за сорок восемь часов дороги поближе познакомились друг с другом. У нас были одни заботы, всех волновало недалекое будущее. Много говорили о Ленинграде, о морской службе. Так и пролетела моя первая дальняя дорога.
Ленинград встретил нас осенним мелким дождиком и северным ветром. Сразу вспомнился теплый, цветущий Киев. Там еще лето.
На торцовой мостовой проспекта 25 октября, как тогда назывался Невский, бежали трамваи и автобусы. Мы на трамвае номер двадцать четыре доехали до Адмиралтейства. Предъявив свои документы, обратились к дежурному. И сразу же с огорчением услышали:
- Прием в училище закончен неделю назад. Можете возвращаться обратно. Если хотите, можно пройти в училище имени Фрунзе. Там прием продлится еще пять дней.
«Вот тебе и морские инженеры»!
Тут же в вестибюле устроили совещание: «что делать?» Возвращаться в Киев после теплых напутствий, цветов, музыки ох как не хотелось.
Единогласно решили идти в командное училище, попытать там счастья.
Расспросили дорогу и двинулись по набережной Невы с чемоданчиками, любуясь Адмиралтейством, памятником Петру I , громадой Исаакия.
Комсомольское пополнение в командном училище им. Фрунзе встретили охотно. Разместили в Балтийском флотском экипаже, где предстояло свыше месяца провести за учебниками, готовясь к вступительным экзаменам.
Что и говорить, не сразу мы привыкли к жесткому распорядку флотской жизни – дежурствам по казарме, по гальюну, к чистке картошки в огромном количестве, к разгрузке продуктов и к другим работам, которые обычно возлагаются на молодежь.
Побудка и прием пищи по сигналу горна, отбой в точно установленное время, строевые занятия нравились далеко не всем. Два раза в неделю нас увольняли в город, который с первого дня всем понравился. Ленинградцы относились с большой теплотой к приезжей молодежи, охотно показывали достопримечательности города, объясняли, что лучше посмотреть и как найти нужную улицу.
Но главное в это время была учеба. Мы уже знали, что претендентов на одно место четверо, поэтому приходилось усиленно готовиться. В конце сентября начались вступительные экзамены. Труднее всего, труднее математики и физики, к которым я готовился в Киеве, оказалась география, а для меня еще русский язык. Я изучал его в украинской школе, а в то время на него должного внимания не обращали.
По всем предметам у меня были только отличные и хорошие оценки. А вот по русскому языку я получил неудовлетворительно.
Рушилась моя новая мечта стать флотским командиром. Казалось, придется возвращаться обратно в Киев. Но командование училища очень внимательно подходило к кандидатам, тем более прибывшим по комсомольской путевке. Со мною побеседовали, выяснили, почему слабина в русском, обязали заниматься языком факультативно, а в училище все-таки приняли.
20 октября 1928 года нам прочли приказ. Из двенадцати киевлян только трое – Николай Иванов, Виктор Иовенко и я были приняты на первый курс. Пять человек зачислили на подготовительный курс, а четверо, не сдавших экзамены, возвращались обратно. Среди принятых на подготовительный курс оказался и Ефим Шима.
За это время желание стать моряком окрепло. После флотского экипажа мы уже имели представление, чем занимаются флотские командиры. Поэтому приказ о зачислении приняли с большой радостью. В тот же день нас перевели в училище на набережную лейтенанта Шмидта, подстригли, помыли, переодели в курсантскую форму. Одно было плохо: ленточек на бескозырки пока не выдали. Сказали, что получим их ? ноября в день присяги.
Первые дни мы с трудом узнавали друг друга – остриженные, в одинаковой форме, все как близнецы походили друг на друга. А все равно часто бегали к зеркалу посмотреть на свое отражение.
Занятия по программе начались на следующий день. Первая половина дня уходила на строевую подготовку и на изучение морской терминологии.
И вот, наконец, подошел этот памятный день – 7 ноября, день принятия присяги. На площади у Зимнего Дворца в присутствии Всероссийского старосты М.И. Калинина и командующего войсками Ленинградского военного округа М.Н. Тухачевского мы торжественно клялись честно служить своему народу и быть готовыми по приказу Партии и Правительства, не щадя своей жизни, защищать Родину.
Более полувека прошло с тех пор, а остался в памяти тот осенний день, строй моряков на площади, командующий Тухачевский на черном коне, на трибуне М.И. Калинин.
Мы дали присягу, стали полноправными воинами, получили личное оружие – винтовки. В мечтах своих были уже далеко: видели себя опытными моряками, командирами Красного флота.
При первой же возможности сбегали в фотографию и послали карточки родителям и друзьям.
Начались нелегкие, но интересные дни, месяцы и годы учебы. Каждый день приносил новые знания. А с ними росла и наша ответственность. Мы все лучше понимали, что профессия защитника Родины не только почетная, но и очень ответственная.
Вскоре меня избрали секретарем комсомольской организации курса, а через полгода приняли кандидатом в члены Коммунистической партии. Работы прибавилось, учиться стало труднее.
Навсегда запомнились и комсомольские воскресники по разгрузке транспортов в Ленинградском порту, культпоходы в клубы, театры, встречи с шефами – работниками фабрик им. Урицкого и «Красная работница».
Первое обстоятельное знакомство с морем произошло летом 1929 года, когда мы, молодые курсанты, только перешедшие на второй курс, участвовали в учебном походе на крейсере «Аврора» и крейсере «Профинтерн» в Германию .
Этому предшествовала напряженная подготовка – изучение корабля, шлюпочные учения под веслами и парусами, корабельные вахты по всем специальностям, корабельные учения со стрельбами, несение военной и дежурной службы и т.д.
Наш поход в Германию был первым походом советских кораблей в эту страну. Приняли нас хорошо. Незабываемые встречи с немецкими комсомольцами. Мы вместе с ними пели «Интернационал», разучив его на немецком языке.
Расставаясь, обменивались фотографиями, сувенирами.
Никто и не предполагал, что через четыре года к власти придет фашизм.
После этого похода крейсер «Аврора» участвовал в большом учении Балтийского флота1. То обстоятельство, что в конце учения все корабли попали в сильнейший шторм, дало мне возможность убедиться, что море меня приняло – на качку я реагировал повышением аппетита и не терял работоспособности. В январе 1930г меня приняли в члены КПСС. Навсегда остался в памяти и второй большой поход осенью 1930г1. на учебном корабле «Комсомолец» и с крейсером «Аврора» вокруг Скандинавии, через Датские проливы, Северное, Баренцево и Белое моря в Мурманск и Архангельск с заходом в Берген и Христианзанд.
Везде нас принимали хорошо, а в Норвежских портах мы даже выступали с нашей самодеятельностью. Там мы все познакомились с советским послом Коллонтай.
Заканчивая училище с артиллерийским уклоном, я имел возможность в 1931г. летом плавать на линкоре «Марат», крейсере «Аврора» и бригаде эсминцев. На всех кораблях мы выполняли много стрельб, получили основательную артиллерийскую практику. Нам посчастливилось на линкоре «Марат» плавать со слушателями Особого курса Военно–морской академии, где в течение года училась группа известных военачальников: Киреев, Озолин и др. Бывший командующий Амурской флотилией Я. И. Озолин, узнав, что мы заканчиваем училище с артиллерийским уклоном, провел с нами несколько бесед. Подробно рассказал о конфликте на КВЖД и активном участии в нем Амурской флотилии. Мы от него узнали, что флотилия стала Краснознаменной, что в боевом составе флотилии есть замечательные артиллерийские корабли – мониторы, с мощной артиллерией (120мм, 130мм и даже 152 мм.), узнали, что на Амурской границе неспокойно. Несколько человек, в том числе и меня, он сагитировал.
После практики на линкоре «Марат» нас расписали по два человека на бригаду эсминцев. Я попал на эскадренный миноносец «Урицкий», где, к моему счастью, обстоятельно познакомился со старпомом Ф. В. Зозулей и минером А. Г. Головко.
Гораздо позже наши служебные пути неоднократно пересекались. Они отговаривали меня ехать на Амур, но я уже дал слово и обязан был его выполнить.
Мне пришлось исполнять обязанности командира БЧ –2 на эсминце «Урицкий». Командир БЧ –2 Познахирко заболел, его положили в госпиталь. И на пять месяцев меня, стажера – курсанта военно-морского училища, допустили исполнять его обязанности. Эти пять месяцев мне никогда не забыть. А особенно на таком соединении, как 12ая эскадра миноносцев на Балтике.
В октябре 1931г. состоялся выпуск. Закончил я с отличием (седьмой из 134) и, имея право выбора, был назначен на Амурскую Краснознаменную военную флотилию.
Четверо (Козлов Е. А., Цыбульский А. И., Копылов А. А. и я) отправились на Дальний Восток. До Хабаровска из Ленинграда мы ехали 11 суток.
Нас хорошо встретили на флотилии, сначала разместили на минзаге «Сильный». Корабли уже были подготовлены на зимовку в затоне. В связи с тем, что монитор «Сун – Ят – Сен» стоял на заводе в ремонте, меня временно назначили командиром и политруком Отдельной флотской команды. Я проверял гарнизонные караулы на объектах флотилии и одновременно преподавал в учебном отряде, где и жил. Один раз даже заменял преподавателя механики, и мне пришлось давать урок по паровым котлам.
В 1939г. служба на мониторе «Сун – Ят – Сен» пошла хорошо. Будучи заместителем командира БЧ-2, я одновременно исполнял обязанности корабельного ревизора. Вскоре получил должность командира БЧ-2 этого корабля.
За отличную стрельбу в Татарском проливе осенью 1932г. я был награжден велосипедом, что в те времена было весьма ценно.
В 1933г. во время закладки тов. Блюхером В. К. первого камня в строительство г. Комсомольска на Амуре были организованы шлюпочные гонки под веслами и парусами. Я командовал шлюпкой от монитора «Сун – Ят – Сен», и за первое место на гонках от командующего ОКДВА маршала Блюхера наша шлюпка получила для корабля пианино. Я сорвал голос, пришлось обращаться к врачу. В это же время я получил очень грустное известие из Киева, что на Украине голод. Несмотря на то, что я регулярно посылал деньги семье, мой отец умер от голода, так как на деньги нечего было купить. Отец, заботясь о семье, отказывал себе в необходимом. Я очень любил отца, смерть его была для меня большим горем.
В 1933 г. я был избран делегатом на комсомольскую конференцию Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока, проходившую в г. Иркутске.
На флотилию прибыл новый командующий с Черного моря, Кадацкий – Руднев И.Н. Там он командовал соединением крейсеров, и с первого дня на Амуре он завел крейсерские порядки и строго по уставу требовал их исполнения. Он уволил лоцманов (на каждом мониторе был гражданский лоцман), он заставил нас на память изучить Амур от Благовещенска до Николаевска, он приучил нас даже ночью ходить по компасу. Это был моряк до мозга костей. Очень много нам от него доставалось, но мы по-доброму запомнили его на всю жизнь.
В 1935г. я был назначен помощником командира монитора «Сун – Ят – Сен», а в 1937г. – командиром монитора «Дальневосточный комсомолец».
В этот период (1937 – 38гг.) обстановка на флотилии была очень неспокойная. Шли массовые аресты командиров кораблей, соединений и других офицеров. Нам стало известно, что вызванный в Москву наш командующий Кадацкий – Руднев, был арестован как «враг народа». Как потом выяснилось, он погиб в тюрьме. Позже он был реабилитирован (посмертно).
Было арестовано много моих товарищей, с которыми я учился в училище (Козлов, Цыбульский, Копылов, Хван, командир БТ – 5 Федоров, Польский). Я хорошо их знал. Поверить, что они – враги было невозможно.
На флот прибыл новый командующий Октябрьский Ф. С.
В июне 1938г. я получил назначение командиром дивизиона мониторов, а в июле был арестован и 8 месяцев находился под следствием в тюрьме г. Хабаровска. Все попытки заставить меня подписать обвинение, что я – враг народа и т.д. не увенчались успехом. Я ничего не подписал ни на себя, ни на других. Пока я находился в тюрьме, умерла на Украине моя мама. Младшей сестре Шуре, которая училась в Хабаровске в педагогическом институте, друзья посоветовали молчать и никому не говорить обо мне. Иначе ее выгнали бы из института.
Расстреляли очень хорошего офицера – артиллериста корейца Хвана. (Он вместе с нами учился в училище). Многих командиров мониторов – тех, кто старше нас: Хоменко, Бирина, Кузнецова, Герасимова, Копылова. У Копылова отец – рабочий-большевик, но раньше был эсером.
Жену одного нашего командира посадили в 37 году за то, что сказала кому-то, что хорошо была знакома в Москве с Зиновьевым. Выпустили в 39 году. Выяснилось, что ее знакомый был однофамилец. Командир за это время женился. Написал на нее бумагу, будто она интересовалась его служебной деятельностью. Оказалось, она спрашивала, когда он вернется из плавания. Есть ли жены, которые не интересуются этим? Он не дал ей ни одного платья, денег, чтобы уехать в Симферополь к родным. Мы объявили ему бойкот. Нам выдали деньги, я получил сразу за 8 месяцев. Мы купили этой женщине (Лека ее звали) билет и одежду, денег дали.
Командовал кораблем офицер хорошо, рос быстро. А вот как человек оказался плохим .
В феврале 1939г. я был полностью реабилитирован, мне вернули все документы, партбилет, деньги. Я срочно позвонил сестре Шуре, успокоил ее. Я вновь вступил в должность командира соединения мониторов. Получил путевку в г. Сочи в санаторий имени Ворошилова отдохнуть и поправить здоровье после пережитого ужаса.
Ф. С. Октябрьский недолго оставался на Амуре, но люди запомнили его как заботливого и умного руководителя. Он был назначен командующим Черноморским флотом, а к нам прибыл командующим контр-адмирал Головко А.Г., с которым я был хорошо знаком с 1931г. по бригаде эсминцев Балтийского флота.
С этим командующим мы прошли на мониторе «Дальневосточный комсомолец» по всему Амуру от Хабаровска до Благовещенска и затем – до Николаевска. А.Г. Головко – волевой, энергичный, требовательный в работе и очень доброжелательный, тактичный, интеллигентный в общении с людьми. Его эрудиции приходилось удивляться.
О нем мне хотелось бы рассказать более подробно в своих воспоминаниях. Я хорошо был знаком с его семьей. В 1940 – 46 гг. он командовал Северным флотом.
Осенью 1939г. я поступил на командный факультет Военно-Морской академии, которую закончил в мае 1941г. и был зачислен в адъюнктуру этой академии (вопреки моему желанию) на кафедру тактики надводных кораблей.
Закончив академию, я должен был командовать крейсером. Я даже просил об этом замминистра, так как всегда служил на малых кораблях.
Но перед самым выпуском узнаю, что я назначен адъюнктом кафедры тактики надводных кораблей. Сразу же пошел к начальнику факультета Ставицкому. Из старых офицеров, во время ВОВ он был начальником Боевой подготовки ВМФ.
- Вызнаете, мы пришли к выводу, - встретил он меня, что нам кафедру надо укреплять. И выбор пал на вас.
- Но со мной даже не поговорили. У меня даже качеств таких нет.
- Я тоже так думал. А потом привык.
- Мне климат ленинградский не подходит.
- Я тоже болел, потом привык.
Вот таким был вице-адмирал Сергей Петрович Ставицкий, интересный и умный человек.
В свое время, будучи на линкоре артиллеристом, он вынес на руках горящий снаряд из погреба и выбросил его за борт. При этом поседел. Это было после революции. И хотя Ставицкий был офицером, получил орден Красного Знамени.
После разговора со Ставицким я понял, что вопрос обо мне решен.
Был я капитаном 3 ранга, по возрасту – одним из самых молодых2.
Война помешала проверить, получился бы из меня профессор или нет.
В тяжелые годы испытаний для всей страны мне довелось быть и оператором в Главном штабе ВМФ, и командовать бригадой кораблей на Волге, потом стать начальником штаба Волжской военной флотилии.
С расформированием флотилии меня в 1944 году снова вернули в Главный штаб. С 1952 по 1956 гг. командовал Беломорской флотилией.
Этот период своей службы вспоминаю с особым удовольствием, хотя там было и нелегко. Знакомство с выдающимся конструктором С.П. Королевым, совместная с ним интересная работа, обеспечение важнейших испытаний, знаменующих новый этап в строительстве и развитии нашего флота, стрельбы, штормовые походы, учения – этого не забыть никогда. Там я был избран депутатом Верховного Совета РСФСР 4 созыва, там избирался членом Пленума Архангельского обкома КПСС.
С Беломорской флотилии меня Горшков решил назначить начальником оперативного управления ГШ ВМФ. Я отказывался, просил: «Зачем вы меня берете в Москву опять? Я же и квартиру в Москве сдал, хотя можно было забронировать». Не нравилась мне Москва.
Горшков: «Вопрос решен».
И снова Москва, Главный штаб. С 1964 по 1977 годы я был начальником Главного штаба ВМФ – первым заместителем Главнокомандующего Военно-Морским флотом. Это очень важный и сложный период моей службы. Работа под непосредственным руководством выдающегося флотоводца – Адмирала Флота Советского Союза С.Г. Горшкова навсегда останется в моей памяти.
В 60-70 годы под руководством ГШ ВМФ были развернуты научно-исследовательские, опытно-конструкторские и экспериментальные работы, направленные на дальнейшее совершенствование системы управления ВМФ. Мне, как начальнику ГШ ВМФ, пришлось координировать эти работы, опираясь на Оперативное управление. Был создан Центральный пункт управления, создана единая автоматизированная система связи и управления силами флота.
В 1977 году я перешел в группу Генеральных инспекторов МО СССР в качестве военного советника.
Более 60 лет я не расстаюсь с морской службой. Путевка Киевского окружкома комсомола Украины определила мой жизненный путь. И тем, что мне удалось сделать полезного для Родины, для Военно-Морского флота нашей страны, тем, что мой труд отмечен правительственными наградами, тем, что мне присвоено звание Лауреата Государственной премии СССР – я обязан, прежде всего, Ленинскому комсомолу, великой Ленинской партии коммунистов.
Сергеева Н.С «Жизнь, отданная флоту», М., 2005, Часть II