серый_зайчик (Золотой_век_Поэзия) все записи автора

EGF (Золотой_век_Поэзия) все записи автора

"Я не суеверен; я прочел множество книг за свою жизнь; я, можно сказать, ученый в своем роде. Хотя мне минуло семьдесят, память у меня крепкая и ноги тоже. Таким образом, мое мнение - отнюдь не мнение невежды, а я считаю, что книги, подобной "Робинзону Крузо", никогда не было и не будет написано. Много лет обращался я к этой книге - обыкновенно в минуты, когда покуривал трубку, - и она была мне верным другом и советчиком во всех трудностях этой земной юдоли. В дурном ли я расположении духа - иду к "Робинзону Крузо. Нужен мне совет - к "Робинзону Крузо". В былые времена, когда жена чересчур надоест мне, и по сей час, когда  чересчур приналягу на стаканчик, - опять к "Робинзону Крузо". Я истрепал шесть новеньких "Робинзонов Крузо" на своем веку. В последний день своего рождения миледи подарила мне седьмой экземпляр. Тогда я по этому поводу хлебнул лишнего, и "Робинзон Крузо" опять привел меня в порядок. Стоит он четыре шиллинга шесть пенсов в голубом переплете, да еще картинка в придачу".

 

Уилки Коллинз "Лунный камень"

EGF (Золотой_век_Поэзия) все записи автора

"Усталость и рассеянность его исчезли, он встал и решительно заходил по горнице, глядя в пол. Потом остановился и, краснея сквозь седину, стал говорить:

   -- Ничего не знаю о тебе с тех самых пор. Как ты сюда попала? Почему не осталась при господах?

   -- Мне господа вскоре после вас вольную дали.

   -- А где жила потом?

   -- Долго рассказывать, сударь.

   -- Замужем, говоришь, не была?

   -- Нет, не была.

   -- Почему? При такой красоте, которую ты имела?

   -- Не могла я этого сделать.

   -- Отчего не могла? Что ты хочешь сказать?

   -- Что ж тут объяснять. Небось, помните, как я вас любила.

   Он покраснел до слез и, нахмурясь, опять зашагал.

   -- Все проходит, мой друг, -- забормотал он. -- Любовь, молодость -- все, все. История пошлая, обыкновенная. С годами все проходит. Как это сказано в книге Иова? "Как о воде протекшей будешь вспоминать".

   -- Что кому бог дает, Николай Алексеевич. Молодость у всякого проходит, а любовь -- другое дело.

   Он поднял голову и, остановясь, болезненно усмехнулся:

   -- Ведь не могла же ты любить меня весь век!

   -- Значит, могла. Сколько ни проходило времени, все одним жила. Знала, что давно вас нет прежнего, что для вас словно ничего и не было, а вот... Поздно теперь укорять, а ведь правда, очень бессердечно вы меня бросили, -- сколько раз я хотела руки на себя наложить от обиды от одной, уж не говоря обо всем прочем. Ведь было время, Николай Алексеевич, когда я вас Николенькой звала, а вы меня -- помните как? И все стихи мне изволили читать про всякие "темные аллеи", -- прибавила она с недоброй улыбкой.

   -- Ах, как хороша ты была! -- сказал он, качая головой. -- Как горяча, как прекрасна! Какой стан, какие глаза! Помнишь, как на тебя все заглядывались?

   -- Помню, сударь. Были и вы отменно хороши. И ведь это вам отдала я свою красоту, свою горячку. Как же можно такое забыть.

   -- А! Все проходит. Все забывается.

   -- Все проходит, да не все забывается.

   -- Уходи, -- сказал он, отворачиваясь и подходя к окну. -- Уходи, пожалуйста.

   И, вынув платок и прижав его к глазам, скороговоркой прибавил:

   -- Лишь бы бог меня простил. А ты, видно, простила.

   Она подошла к двери и приостановилась:

   -- Нет, Николай Алексеевич, не простила. Раз разговор наш коснулся до наших чувств, скажу прямо: простить я вас никогда не могла. Как не было у меня ничего дороже вас на свете в ту пору, так и потом не было. Оттого-то и простить мне вас нельзя. Ну, да что вспоминать, мертвых с погоста не носят".

серый_зайчик (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.

Как друга ропот заунывный,
Как зов его в прощальный час,
Твой грустный шум, твой шум призывный
Услышал я в последний раз.

Моей души предел желанный!
Как часто по брегам твоим
Бродил я тихий и туманный,
Заветным умыслом томим!

Как я любил твои отзывы,
Глухие звуки, бездны глас,
И тишину в вечерний час,
И своенравные порывы!

Смиренный парус рыбарей,
Твоею прихотью хранимый,
Скользит отважно средь зыбей:
Но ты взыграл, неодолимый,-
И стая тонет кораблей.

Не удалось навек оставить
Мне скучный, неподвижный брег,
Тебя восторгами поздравить
И по хребтам твоим направить
Мой поэтической побег.

Ты ждал, ты звал... я был окован;
Вотще рвалась душа моя:
Могучей страстью очарован,
У берегов остался я.

О чем жалеть? Куда бы ныне
Я путь беспечный устремил?
Один предмет в твоей пустыне
Мою бы душу поразил.

Одна скала, гробница славы...
Там погружались в хладный сон
Воспоминанья величавы:
Там угасал Наполеон.

Там он почил среди мучений.
И вслед за ним, как бури шум,
Другой от нас умчался гений,
Другой властитель наших дум.

Исчез, оплаканный свободой,
Оставя миру свой венец.
Шуми, взволнуйся непогодой:
Он был, о море, твой певец.

Твой образ был на нем означен,
Он духом создан был твоим:
Как ты, могущ, глубок и мрачен,
Как ты, ничем неукротим.

Мир опустел... Теперь куда же
Меня б ты вынес, океан?
Судьба людей повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.

Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы
И долго, долго слышать буду
Твой гул в вечерние часы.

В леса, в пустыни молчаливы
Перенесу, тобою полн,
Твои скалы, твои заливы,
И блеск, и тень, и говор волн.

серый_зайчик (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Какое счастие: и ночь, и мы одни!
Река - как зеркало и вся блестит звездами;
А там-то... голову закинь-ка да взгляни:
Какая глубина и чистота над нами!
О, называй меня безумным! Назови
Чем хочешь; в этот миг я разумом слабею
И в сердце чувствую такой прилив любви,
Что не могу молчать, не стану, не умею!
Я болен, я влюблён; но, мучась и любя -
О слушай! о пойми! - я страсти не скрываю,
И я хочу сказать, что я люблю тебя -
Тебя, одну тебя люблю я и желаю!

серый_зайчик (Золотой_век_Поэзия) все записи автора О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной,
Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,
Перстам послушную волос густую прядь
Из мыслей изгонять и снова призывать;
Дыша порывисто, один, никем не зримый,
Досады и стыда румянами палимый,
Искать хотя одной загадочной черты
В словах, которые произносила ты;
Шептать и поправлять былые выраженья
Речей моих с тобой, исполненных смущенья,
И в опьянении, наперекор уму,
Заветным именем будить ночную тьму.

серый_зайчик (Золотой_век_Поэзия) все записи автора В дымке-невидимке
Выплыл месяц вешний,
Цвет садовый дышит
Яблонью, черешней.
Так и льнет, целуя
Тайно и нескромно.
И тебе не грустно?
И тебе не томно?

Истерзался песней
Соловей без розы.
Плачет старый камень,
В пруд роняя слезы.
Уронила косы
Голова невольно.
И тебе не томно?
И тебе не больно?

EGF (Золотой_век_Поэзия) все записи автора

 
         ИЛИ

 

        ИВАНОВ ВЕЧЕР

До рассвета поднявшись, коня оседлал
  Знаменитый Смальгольмский барон;
И без отдыха гнал, меж утесов и скал,
  Он коня, торопясь в Бротерстон.

Не с могучим Боклю совокупно спешил
  На военное дело барон;
Не в кровавом бою переведаться мнил
  За Шотландию с Англией он;

Но в железной броне он сидит на коне;
  Наточил он свой меч боевой;
И покрыт он щитом; и топор за седлом
  Укреплен двадцатифунтовой.

Через три дни домой возвратился барон,
  Отуманен и бледен лицом;
Через силу и конь, опенен, запылен,
  Под тяжелым ступал седоком.

Анкрамморския битвы барон не видал,
  Где потоками кровь их лилась,
Где на Эверса грозно Боклю напирал,
  Где за родину бился Дуглас;

Но железный шелом был иссечен на нем,
  Был изрублен и панцирь и щит,
Был недавнею кровью топор за седлом,
  Но не английской кровью покрыт.

Соскочив у часовни с коня за стеной,
  Притаяся в кустах, он стоял;
И три раза он свистнул - и паж молодой
  На условленный свист прибежал.

"Подойди, мой малютка, мой паж молодой,
  И присядь на колена мои;
Ты младенец, но ты откровенен душой,
  И слова непритворны твои.

Я в отлучке был три дни, мой паж молодой;
  Мне теперь ты всю правду скажи:
Что заметил? Что было с твоей госпожой?
  И кто был у твоей госпожи?"

"Госпожа по ночам к отдаленным скалам,
  Где маяк, приходила тайком
(Ведь огни по горам зажжены, чтоб врагам
  Не прокрасться во мраке ночном).

И на первую ночь непогода была,
  И без умолку филин кричал;
И она в непогоду ночную пошла
  На вершину пустынную скал.

Тихомолком подкрался я к ней в темноте;
  И сидела одна - я узрел;
Не стоял часовой на пустой высоте;
  Одиноко маяк пламенел.

На другую же ночь - я за ней по следам
  На вершину опять побежал, -
О творец, у огня одинокого там
  Мне неведомый рыцарь стоял.

Подпершися мечом, он стоял пред огнем,
  И беседовал долго он с ней;
Но под шумным дождем, но при ветре ночном
  Я расслушать не мог их речей.

И последняя ночь безненастна была,
  И порывистый ветер молчал;
И к маяку она на свиданье пошла;
  У маяка уж рыцарь стоял.

И сказала (я слышал): "В полуночный час,
  Перед светлым Ивановым днем,
Приходи ты; мой муж не опасен для нас:
  Он теперь на свиданье ином;

Он с могучим Боклю ополчился теперь:
  Он в сраженье забыл про меня -
И тайком отопру я для милого дверь
  Накануне Иванова дня".

"Я не властен прийти, я не должен прийти,
  Я не смею прийти (был ответ);
Пред Ивановым днем одиноким путем
  Я пойду... мне товарища нет".

"О, сомнение прочь! безмятежная ночь
  Пред великим Ивановым днем
И тиxa и темна, и свиданьям она
  Благосклонна в молчанье своем.

Я собак привяжу, часовых уложу,
  Я крыльцо пересыплю травой,
И в приюте моем, пред Ивановым днем,
  Безопасен ты будешь со мной".

"Пусть собака молчит, часовой не трубит,
  И трава не слышна под ногой, -
Но священник есть там; он не спит по ночам;
  Он приход мой узнает ночной".

"Он уйдет к той поре: в монастырь на горе
  Панихиду он позван служить:
Кто-то был умерщвлен; по душе его он
  Будет три дни поминки творить".

Он нахмурясь глядел, он как мертвый бледнел,
  Он ужасен стоял при огне.
"Пусть о том, кто убит, он поминки творит:
  То, быть может, поминки по мне.

Но полуночный час благосклонен для нас:
  Я приду под защитою мглы".
Он сказал... и она... я смотрю... уж одна
  У маяка пустынной скалы".

И Смальгольмский барон, поражен, раздражен,
  И кипел, и горел, и сверкал.
"Но скажи наконец, кто ночной сей пришлец?
  Он, клянусь небесами, пропал!"

"Показалося мне при блестящем огне:
  Был шелом с соколиным пером,
И палаш боевой на цепи золотой,
  Три звезды на щите голубом".

"Нет, мой паж молодой, ты обманут мечтой;
  Сей полуночный мрачный пришлец
Был не властен прийти: он убит на пути;
  Он в могилу зарыт, он мертвец".

"Нет! не чудилось мне; я стоял при огне,
  И увидел, услышал я сам,
Как его обняла, как его назвала:
  То был рыцарь Ричард Кольдингам".

И Смальгольмский барон, изумлен, поражен
  И хладел, и бледнел, и дрожал.
"Нет! в могиле покой; он лежит под землей
  Ты неправду мне, паж мой, сказал.

Где бежит и шумит меж утесами Твид,
  Где подъемлется мрачный Эльдон,
Уж три ночи, как там твой Ричард Кольдипгам
  Потаенным врагом умерщвлен.

Нет! сверканье огня ослепило твой взгляд:
  Оглушен был ты бурей ночной;
Уж три ночи, три дня, как поминки творят
  Чернецы за его упокой".

Он идет в ворота, он уже на крыльце,
  Он взошел по крутым ступеням
На площадку, и видит: с печалью в лице,
  Одипоко-унылая, там

Молодая жена - и тиха, и бледна,
  К в мечтании грустном глядит
На поля, небеса, на Мертонски леса,
  На прозрачно бегущую Твид.

"Я с тобою опять, молодая жена".
  "В добрый час, благородный барон.
Что расскажешь ты мне? Решена ли война?
  Поразил ли Боклю иль сражен?"

"Англичанин разбит; англичанин бежит
  С Анкрамморских кровавых полей;
И Боклю наблюдать мне маяк мой велит
  И беречься недобрых гостей".

При ответе таком изменилась лицом
  И ни слова... ни слова и он;
И пошла в свой покой с наклоненной главой,
  И за нею суровый барон.

Ночь покойна была, но заснуть не дала.
  Он вздыхал, он с собой говорил:
"Не пробудится он; не подымется он;
  Мертвецы не встают из могил".

Уж заря занялась; был таинственный час
  Меж рассветом и утренней тьмой;
И глубоким он сном пред Ивановым днем
  Вдруг заснул близ жены молодой.

Не спалося лишь ей, не смыкала очей...
  И бродящим, открытым очам,
При лампадном огне, в шишаке и броне
  Вдруг явился Ричард Кольдингам.

"Воротись, удалися", - она говорит.
  "Я к свиданью тобой приглашен;
Мне известно, кто здесь, неожиданный, спит,-
  Не страшись, не услышит нас он.

Я во мраке ночном потаенным врагом
  На дороге изменой убит;
Уж три ночи, три дня, как монахи меня
  Поминают - и труп мой зарыт.

Он с тобой, он с тобой, сей убийца ночной!
  И ужасный теперь ему сон!
И надолго во мгле на пустынной скале,
  Где маяк, я бродить осужден;

Где видалися мы под защитою тьмы,
  Там скитаюсь теперь мертвецом;
И сюда с высоты не сошел бы... но ты
  Заклинала Ивановым днем".

Содрогнулась она и, смятенья полна,
  Вопросила: "Но что же с тобой?
Дай один мне ответ - ты спасен ли иль нет?.."
  Он печально потряс головой.

"Выкупается кровью пролитая кровь,-
  То убийце скажи моему.
Беззаконную небо карает любовь,-
  Ты сама будь свидетель тому".

Он тяжелою шуйцей коснулся стола;
  Ей десницею руку пожал -
И десница как острое пламя была,
  И по членам огонь пробежал.

И печать роковая в столе вожжена:
  Отразилися пальцы на нем;
На руке ж - но таинственно руку она
  Закрывала с тех пор полотном.

Есть монахиня в древних Драйбургских стенах:
  И грустна и на свет не глядит;
Есть в Мельрозской обители мрачный монах:
  И дичится людей и молчит.

Сей монах молчаливый и мрачный - кто он?
  Та монахиня - кто же она?
То убийца, суровый Смальгольмский барон;
  То его молодая жена.

 

EGF (Золотой_век_Поэзия) все записи автора

 

ЗИНКА

         Памяти однополчанки —
         Героя Советского Союза
         Зины Самсоновой

  1

Мы легли у разбитой ели.
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, гнилой земле.

- Знаешь, Юлька, я - против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня - лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет...
Знаешь, Юлька, я - против грусти,
Но сегодня она не в счет.

Отогрелись мы еле-еле.
Вдруг приказ: "Выступать вперед!"
Снова рядом, в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.

  2

С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам
Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы.-
Мы хотели со славой жить.
...Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав...
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.

  3

- Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом стоит весна.

И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
...Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала?!

1944

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.

В простом углу моем, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный спаситель -

Она с величием, он с разумом в очах -
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.

Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Всё подсохло. И почки уж есть.
Зацветут скоро ландыши, кашки.
Вот плывут облачка, как барашки.
Громче, громче весенняя весть.

Я встревожен назойливым писком:
Подоткнувшись, ворчливая Фекла,
нависая над улицей с риском,
протирает оконные стекла.

Тут известку счищают ножом...
Тут стаканчики с ядом... Тут вата...
Грудь апрельским восторгом объята.
Ветер пылью крутит за окном.

Окна настежь — и крик, разговоры,
и цветочный качается стебель,
и выходят на двор полотеры
босиком выколачивать мебель.

Выполз кот и сидит у корытца,
умывается бархатной лапкой.

Вот мальчишка в рубашке из ситца,
пробежав, запустил в него бабкой.

В небе свет предвечерних огней.
Чувства снова, как прежде, огнисты.
Небеса всё синей и синей,
Облачка, как барашки, волнисты.

В синих далях блуждает мой взор.
Все земные стремленья так жалки...
Мужичонка в опорках на двор
с громом ввозит тяжелые балки.

EGF (Золотой_век_Поэзия) все записи автора

Когда Чичиков взглянул  искоса  на  Собакевича,  он  ему  на  этот  раз показался  весьма  похожим  на  средней  величины  медведя.  Для  довершение
сходства фрак  на  нем  был  совершенно  медвежьего  цвета,  рукава  длинны, панталоны  длинны,  ступнями  ступал  он  и  вкривь  и  вкось   и   наступал
беспрестанно на чужие ноги. Цвет лица имел каленый, горячий, какой бывает на медном пятаке. Известно, что есть много на свете  таких  лиц,  над  отделкою которых натура недолго мудрила, не употребляла никаких мелких  инструментов, как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со своего плеча: хватила топором раз - вышел нос, хватила в  другой  -  вышли  губы,  большим сверлом ковырнула глаза  и,  не  обскобливши,  пустила  на  свет,  сказавши: "Живет!" Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был у  Собакевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей не ворочал вовсе и в  силу  такого неповорота редко глядел на того, с которым говорил, но всегда  или  на  угол печки, или на  дверь.  Чичиков  еще  раз  взглянул  на  него  искоса,  когда проходили  они  столовую:  медведь!  совершенный  медведь!  Нужно  же  такое странное сближение: его даже звали Михайлом Семеновичем.

EGF (Золотой_век_Поэзия) все записи автора

"Ноздрев был в некотором отношении исторический  человек.  Ни  на  одном собрании, где он  был,  не  обходилось  без  истории.  Какая-нибудь  история
непременно происходила: или выведут его  под  руки  из  зала  жандармы,  или принуждены бывают вытолкать свои же приятели. Если же этого не случится,  то все-таки что-нибудь да будет такое,  чего  с  другим  никак  не  будет:  или нарежется в буфете таким образом, что только смеется,  или  проврется  самым жестоким образом, так  что  наконец  самому  сделается  совестно.  И  наврет совершенно без всякой  нужды:  вдруг  расскажет,  что  у  него  была  лошадь какой-нибудь голубой или розовой шерсти, и тому  подобную  чепуху,  так  что слушающие наконец все отходят, произнесши: "Ну, брат, ты, кажется, уже начал пули лить". Есть люди, имеющие страстишку нагадить  ближнему,  иногда  вовсе без всякой причины. Иной, например, даже  человек  в  чинах,  с  благородною  наружностию, со звездой на груди, будет вам жать руку, разговорится с вами о предметах глубоких, вызывающих на размышления, а потом,  смотришь,  тут  же, пред вашими глазами, и нагадит вам. И нагадит так,  как  простой  коллежский регистратор,  а  вовсе  не  так,  как   человек   во   звездой   на   груди, разговаривающий о предметах,  вызывающих  на  размышление,  так  что  стоишь только да дивишься, пожимая плечами, да и ничего более.  Такую  же  странную страсть имел и Ноздрев. Чем кто ближе с ним сходился, тому  он  скорее  всех насаливал: распускал небылицу, глупее которой трудно  выдумать,  расстроивал свадьбу,  торговую  сделку  и  вовсе  не  почитал  себя  вашим  неприятелем; напротив, если случай приводил его опять встретиться с  вами,  он  обходился вновь по-дружески и даже говорил: "Ведь ты такой подлец, никогда ко  мне  не заедешь". Ноздрев во многих отношениях был многосторонний человек,  то  есть человек на все руки. В ту же минуту он предлагал вам ехать куда угодно, хоть на край света, войти в какое хотите предприятие, менять все что ни  есть  на все, что хотите. Ружье, собака, лошадь - все было предметом мены,  но  вовсе
не с тем, чтобы выиграть: это происходило  просто  от  какой-то  неугомонной юркости и бойкости характера. Если ему на ярмарке посчастливилось напасть на простака и обыграть его, он накупал кучу всего, что прежде попадалось ему на глаза в лавках: хомутов, курительных свечек, платков  для  няньки,  жеребца, изюму, серебряный рукомойник, голландского холста, крупичатой муки,  табаку, пистолетов,  селедок,  картин,  точильный  инструмент,   горшков,   сапогов, фаянсовую посуду - насколько хватало денег. Впрочем, редко случалось,  чтобы это было довезено домой; почти в тот же день  спускалось  оно  все  другому, счастливейшему игроку, иногда даже прибавлялась собственная трубка с кисетом и мундштуком, а в другой раз и вся четверня со всем: с коляской  и  кучером, так что сам хозяин отправлялся в коротеньком сюртучке  или  архалуке  искать какого-нибудь приятеля, чтобы попользоваться его  экипажем.  Вот  какой  был Ноздрев! Может быть, назовут его характером избитым,  станут  говорить,  что теперь нет  уже  Ноздрева.  Увы!  несправедливы  будут  те,  которые  станут говорить так. Ноздрев долго еще не выведется из мира. Он везде между нами и, может быть, только ходит в другом кафтане; но легкомысленно  непроницательны люди, и человек в другом кафтане кажется им другим человеком."
 

ansinuelle (Золотой_век_Поэзия) все записи автора На солнце темный лес зардел,
В долине пар белеет тонкий,
И песню раннюю запел
В лазури жаворонок звонкий.

Он голосисто с вышины
Поет, на солнышке сверкая:
Весна пришла к нам молодая,
Я здесь пою приход весны.

Здесь так легко мне, так радушно,
Так беспредельно, так воздушно;
Весь божий мир здесь вижу я.
И славит бога песнь моя!


В.А.Жуковский. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1956.

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора С м и р н о в и Л у к а.

Л у к а (входит). Чего вам?
С м и р н о в. Дай мне квасу или воды!

Л у к а уходит.

Нет, какова логика! Человеку нужны дозарезу деньги, впору вешаться, а она
не платит, потому что, видите ли, не расположена заниматься денежными
делами!.. Настоящая женская, турнюрная логика! Потому-то вот я никогда не
любил и не люблю говорить с женщинами. Для меня легче сидеть на бочке с
порохом, чем говорить с женщиной. Брр!.. Даже мороз по коже дерет - до
такой степени разозлил меня этот шлейф! Стоит мне хотя бы издали увидеть
поэтическое создание, как у меня от злости в икрах начинаются судороги.
Просто хоть караул кричи.


VII

С м и р н о в и Л у к а.

Л у к а (входит и падает воду). Барыня больны и не принимают.
С м и р н о в. Пошел!

Л у к а уходит.

Больны и не принимают! Не нужно, не принимай... Я останусь и буду сидеть
здесь, пока не отдашь денег. Неделю будешь больна, и я неделю просижу
здесь... Год будешь больна - и я год... Я свое возьму, матушка! Меня не
тронешь трауром да ямочками на щеках... Знаем мы эти ямочки! (Кричит в
окно.) Семен, распрягай! Мы не скоро уедем! Я здесь остаюсь! Скажешь там
на конюшне, чтобы овса дали лошадям! Опять у тебя, скотина, левая
пристяжная запуталась в вожжу! (Дразнит.) Ничаво... Я тебе задам - ничаво!
(Отходит от окна.) Скверно... жара невыносимая, денег никто не платит,
плохо ночь спал, а тут еще этот траурный шлейф с настроением... Голова
болит... Водки выпить, что ли? Пожалуй, выпью. (Кричит.) Человек!
Л у к а (входит). Что вам?
С м и р н о в. Дай рюмку водки!

Л у к а уходит.

Уф! (Садится и оглядывает себя.) Нечего сказать, хороша фигура! Весь в
пыли, сапоги грязные, не умыт, не чесан, на жилетке солома... Барынька,
чего доброго, меня за разбойника приняла. (Зевает.) Немножко невежливо
являться в гостиную в таком виде, ну, да ничего... я тут не гость, а
кредитор, для кредиторов же костюм не писан...
Л у к а (входит и подает водку). Много вы позволяете себе, сударь...
С м и р н о в (сердито). Что?
Л у к а. Я... я ничего... я собственно...
С м и р н о в. С кем ты разговариваешь?! Молч-ать!
Л у к а (в сторону). Навязался, леший, на нашу голову... Принесла
нелегкая...

Л у к а уходит.

С м и р н о в. Ах, как я зол! Так зол, что, кажется, весь свет стер
бы в порошок... Даже дурно делается... (Кричит.) Человек!


VIII

П о п о в а и С м и р н о в.

П о п о в а (входит, опустив глаза). Милостивый государь, в своем
уединении я давно уже отвыкла от человеческого голоса и не выношу крика.
Прошу вас убедительно, не нарушайте моего покоя!
С м и р н о в. Заплатите мне деньги, и я уеду.
П о п о в а. Я сказала вам русским языком: денег у меня свободных
теперь нет, погодите до послезавтра.
С м и р н о в. Я тоже имел честь сказать вам русским языком: деньги
нужны мне не послезавтра, а сегодня. Если сегодня вы мне не заплатите, то
завтра я должен буду повеситься.
П о п о в а. Но что же мне делать, если у меня нет денег? Как
странно!
С м и р н о в. Так вы сейчас не заплатите? Нет?
П о п о в а. Не могу...
С м и р н о в. В таком случае я остаюсь здесь и буду сидеть, пока не
получу... (Садится.) Послезавтра заплатите? Отлично! Я до послезавтра
просижу таким образом. Вот так и буду сидеть... (Вскакивает.) Я вас
спрашиваю: мне нужно заплатить завтра проценты или нет?.. Или вы думаете,
что я шучу?
П о п о в а. Милостивый государь, прошу вас не кричать! Здесь не
конюшня!
С м и р н о в. Я вас не о конюшне спрашиваю, а о том - нужно мне
платить завтра проценты или нет?
П о п о в а. Вы не умеете держать себя в женском обществе!
С м и р н о в. Нет-с, я умею держать себя в женском обществе!
П о п о в а. Нет, не умеете! Вы невоспитанный, грубый человек!
Порядочные люди не говорят так с женщинами!
С м и р н о в. Ах, удивительное дело! Как же прикажете говорить с
вами? По-французски, что ли? (Злится и сюсюкает.) Мадам, же ву при...* как
я счастлив, что вы не платите мне денег... Ах, пардон, что обеспокоил вас!
Такая сегодня прелестная погода! И этот траур так к лицу вам!
(Расшаркивается.)
_______________
* я вас прошу (франц. je vous prie).

П о п о в а. Не умно и грубо.
С м и р н о в (дразнит.) Не умно и грубо! Я не умею держать себя в
женском обществе! Сударыня, на своем веку я видел женщин гораздо больше,
чем вы воробьев! Три раза я стрелялся на дуэли из-за женщин, двенадцать
женщин я бросил, девять бросили меня! Да-с! Было время, когда я ломал
дурака, миндальничал, медоточил, рассыпался бисером, шаркал ногами...
Любил, страдал, вздыхал на луну, раскисал, таял, холодел... Любил
страстно, бешено, на всякие манеры, черт меня возьми, трещал, как сорока,
об эмансипации, прожил на нежном чувстве половину состояния, но теперь -
слуга покорный! Теперь меня не проведете! Довольно! Очи черные, очи
страстные, алые губки, ямочки на щеках, луна, шепот, робкое дыханье - за
всё это, сударыня, я теперь и медного гроша не дам! Я не говорю о
присутствующих, но все женщины, от мала до велика, ломаки, кривляки,
сплетницы, ненавистницы, лгунишки до мозга костей, суетны, мелочны,
безжалостны, логика возмутительная, а что касается вот этой штуки (хлопает
себя по лбу), то, извините за откровенность, воробей любому философу в
юбке может дать десять очков вперед! Посмотришь на иное поэтическое
созданье: кисея, эфир, полубогиня, миллион восторгов, а заглянешь в душу -
обыкновеннейший крокодил! (Хватается за спинку стула, стул трещит и
ломается.) Но возмутительнее всего, что этот крокодил почему-то
воображает, что его шедевр, его привилегия и монополия - нежное чувство!
Да черт побери совсем, повесьте меня вот на этом гвозде вверх ногами -
разве женщина умеет любить кого-нибудь, кроме болонок?.. В любви она умеет
только хныкать и распускать нюни! Где мужчина страдает и жертвует, там вся
ее любовь выражается только в том, что она вертит шлейфом и старается
покрепче схватить за нос. Вы имеете несчастье быть женщиной, стало быть,
по себе самой знаете женскую натуру. Скажите же мне по совести: видели ли
вы на своем веку женщину, которая была бы искренна, верна и постоянна? Не
видели! Верны и постоянны одни только старухи да уроды! Скорее вы
встретите рогатую кошку или белого вальдшнепа, чем постоянную женщину!
П о п о в а. Позвольте, так кто же, по-вашему, верен и постоянен в
любви? Не мужчина ли?
С м и р н о в. Да-с, мужчина!
П о п о в а. Мужчина! (Злой смех.) Мужчина верен и постоянен в любви!
Скажите, какая новость! (Горячо.) Да какое вы имеете право говорить это?
Мужчины верны и постоянны! Коли на то пошло, так я вам скажу, что из всех
мужчин, каких только я знала и знаю, самым лучшим был мой покойный муж...
Я любила его страстно, всем своим существом, как может любить только
молодая, мыслящая женщина; я отдала ему свою молодость, счастье, жизнь,
свое состояние, дышала им, молилась на него, как язычница, и... и - что
же? Этот лучший из мужчин самым бессовестным образом обманывал меня на
каждом шагу! После его смерти я нашла в его столе полный ящик любовных
писем, а при жизни - ужасно вспомнить! - он оставлял меня одну по целым
неделям, на моих глазах ухаживал за другими женщинами и изменял мне, сорил
моими деньгами, шутил над моим чувством... И, несмотря на всё это, я
любила его и была ему верна... Мало того, он умер, а я всё еще верна ему и
постоянна. Я навеки погребла себя в четырех стенах и до самой могилы не
сниму этого траура...
С м и р н о в (презрительный смех). Траур!.. Не понимаю, за кого вы
меня принимаете? Точно я не знаю, для чего вы носите это черное домино и
погребли себя в четырех стенах! Еще бы! Это так таинственно, поэтично!
Проедет мимо усадьбы какой-нибудь юнкер или куцый поэт, взглянет на окна и
подумает: "Здесь живет таинственная Тамара, которая из любви к мужу
погребла себя в четырех стенах". Знаем мы эти фокусы!
П о п о в а (вспыхнув). Что? Как вы смеете говорить мне всё это?
С м и р н о в. Вы погребли себя заживо, однако вот не позабыли
напудриться!
П о п о в а. Да как вы смеете говорить со мною таким образом?
С м и р н о в. Не кричите, пожалуйста, я вам не приказчик! Позвольте
мне называть вещи настоящими их именами. Я не женщина и привык высказывать
свое мнение прямо! Не извольте же кричать!
П о п о в а. Не я кричу, а вы кричите! Извольте оставить меня в
покое!
С м и р н о в. Заплатите мне деньги, и я уеду.
П о п о в а. Не дам я вам денег!
С м и р н о в. Нет-с, дадите!
П о п о в а. Вот на зло же вам, ни копейки не получите! Можете
оставить меня в покое!
С м и р н о в. Я не имею удовольствия быть ни вашим супругом, ни
женихом, а потому, пожалуйста, не делайте мне сцен. (Садится.) Я этого не
люблю.
П о п о в а (задыхаясь от гнева). Вы сели?
С м и р н о в. Сел.
П о п о в а. Прошу вас уйти!
С м и р н о в. Отдайте деньги... (В сторону.) Ах, как я зол! Как я
зол!
П о п о в а. Я не желаю разговаривать с нахалами! Извольте убираться
вон!

EGF (Золотой_век_Поэзия) все записи автора

Русь! Русь! вижу  тебя,  из  моего  чудного,  прекрасного  далека  тебя   вижу:   бедно, разбросанно и неприютно в тебе; не развеселят, не  испугают  взоров  дерзкие дива природы, венчанные дерзкими дивами искусства,  города  с  многооконными высокими дворцами, вросшими в утесы, картинные дерева  и  плющи,  вросшие  в домы, в шуме  и  в  вечной  пыли  водопадов;  не  опрокинется  назад  голова посмотреть на громоздящиеся без конца над нею и в вышине каменные глыбы;  не блеснут  сквозь  наброшенные  одна  на   другую   темные   арки,   опутанные виноградными сучьями, плющами и несметными миллионами диких роз, не  блеснут сквозь них вдали вечные линии сияющих  гор,  несущихся  в  серебряные  ясные
небеса. Открыто-пустынно  и  ровно  все  в  тебе;  как  точки,  как  значки, неприметно торчат среди равнин невысокие твои города; ничто не  обольстит  и не очарует взора. Но какая же  непостижимая,  тайная  сила  влечет  к  тебе? Почему слышится и раздается немолчно в ушах  твоя  тоскливая,  несущаяся  по всей длине и ширине твоей, от моря до моря, песня? Что в ней, в этой  песне? Что зовет, и рыдает, и хватает за сердце? Какие звуки болезненно лобзают,  и стремятся в душу, и вьются около моего сердца? Русь! чего же  ты  хочешь  от меня? какая непостижимая связь таится между нами?  Что  глядишь  ты  так,  и зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня  полные  ожидания  очи?..  И еще, полный недоумения, неподвижно стою  я,  а  уже  главу  осенило  грозное облако, тяжелое грядущими дождями, и онемела мысль пред твоим пространством.
Что пророчит сей необъятный  простор?  Здесь  ли,  в  тебе  ли  не  родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь  ли  не  быть  богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему? И  грозно  объемлет  меня могучее   пространство,   страшною   силою   отразясь   во   глубине   моей; неестественной властью осветились мои  очи:  у!  какая  сверкающая,  чудная, незнакомая земле даль! Русь!..
 

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора

Зима недаром злится,

Прошла ее пора-

Весна в окно стучится

И гонит со двора.

И все засуетилось,

Все нудит Зиму вон-

И жаворонки в небе

Уж подняли трезвон.

Зима еще хлопочет

И на Весну ворчит.

Та ей в глаза хохочет

И пуще лишь шумит...

Взбесилась ведьма злая

И, снегу захватя,

Пустила, убегая,

В прекрасное дитя...

Весне и горя мало:

Умылася в снегу

И лишь румяней стала

Наперекор врагу.

 

Василий_Костенко (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Василий Костенко
Пушкин и дуэли.

Хоть сослан был младой поэт,
Чуть боле двух десятков лет,
Но автор,изданной "Людмилы",
Уж чувствовал себя кумиром.

И Кишинёвский тусклый свет,
Дразнил немало наш поэт,
И в карты крупно он играл,
А как- то Зубову сказал:

- "Что он играет против правил,
И зря ва-банк, ему он ставил."
- "Извольте сударь объясниться"
- "Ну чтож, за мной не залежится."

И вот уж едут в виноградник,
Дуэлей местных всех рассадник,
С названьем сладостным в "малину",
Найдя для драки сей причину.

Стреляет Зубов - офицер,
Но мимо, плох его прицел.
А Пушкин вовсе не стреляет,
И дуэлянта вопрошает,

Не чувствуя ничьей вины,
"Сударь - Вы удовлетворены?"
И ожидав ответный выстрел,
Обнятся бросился тот быстро.

Но Пушкин,отстранясь при том,
Ответил холодно кивком.

А как-то раз, средь танцев в свете,
Неуважение отметив,
Разгорячённый от вина,
Старый герой бородина,

Полковник, в орденах мундир,
Над егерями командир,
К барьеру Пушкина зовёт,
А на дворе метель метёт.

Стреляют дважды на рассвете,
Но им мешает сильный ветер,
И отложив сию дуэль,
Уж ресторана ищут дверь.

И в заведеньи "Никколети",
Утих и ссоры буйный ветер,
И Алексеев - друг поэта,
Их тут же помирил приэтом.

-"Полковник, я Вас уважал",
герою Пушкин там сказал -
"Поэтому и вызов Ваш ,
Я тот час принял не как блаж".

На что полковник отвечал:
-"Под пулями не раз стоял,
Вы пишите стихи умело,
И также Вы в дуэлях смелы".

Не раз был Пушкин на дуэли,
Но пули мимо пролетели,
А вот январским стылым днём,
На Чёрной речке, пуля в нём.

Представить страшно нам теперь,
Когда в распущенные нравы,
Вдруг сохранилась бы дуэль,
Как дело чести, без забавы.

Когда за оскорбление мужчина,
За слово пулей отвечал,
И без разбора званья,чина,
К барьеру запросто вставал.

Когда отказом от дуэли,
Суда был строже приговор.
Те кто позора не хотели,
Стрелятся шли за каждый вздор.

Да, в наше время нет дуэлей,
К барьеру больше не зовут,
А на словах все осмелели,
И брань нещадную несут.

Порой так хочется,чтоб слово,
Как в тот жестокий,славный век,
Могло ответить пулей снова,
Чтоб цену знал им человек.

25 августа 2008г. К ВаМ.
,