Название (рабочее): Ночь
Фэндом: маньхуа (китайский комикс) "1/2 Prince"
Статус: в процессе
Слэш (если это можно так назвать, учитывая обстоятельства мира). Слэш - это описание любовных взаимоотношений между лицами одного пола. Однако учитывая, что речь идет об игровой виртуальной реальности и главный персонаж в реале - милая девушка, вполне любящая симпатичных парней. Так что вряд ли данную историю можно отнести к данной категории. В то же время, в игре наша героиня является парнем... События происходят в игре, соответственно - все-таки слэш.
Вместо эпиграфа:
Последняя ночь накануне Столетней Войны,
Когда белый снег вместо скатерти застил стол...
Я встретил Вас, когда вы были пьяны
И горящий помост с лихвой заменял Вам престол.
Я видел Вас, когда Вас вели на костер
И Вам в спину кидал проклятия королевский дом,
И черный дым над Вами свой зонт распростер,
А я полез в бутылку - и не помню, что было потом...
Позвольте вас пригласить
На танец ночных фонарей,
Позвольте собой осветить
Мрак этих диких мест.
Позвольте Вас проводить
До самых последних дверей,
Позвольте полезным быть
И обо всем забыть!
И вы сказали: O, yes.
Другая меня весь вечер тянула к огню
И шептала на ухо: - Диего, о как ты крут...
Но я ей не верил и лишь крепче сжимал броню,
Стараясь вырвать свой сонный взгляд из ее теплых рук.
Я видел лишь Вас, я верил в одну лишь Вас,
И только для Вас я пел и за Вас страдал...
А когда часы на ратуше пробили двенадцатый раз,
Я предложил вам уйти - и тут же разразился скандал!
Позвольте вас пригласить
На танец ночных фонарей,
Позвольте собой осветить
Мрак этих диких мест.
Позвольте Вас проводить
До самых последних дверей,
Позвольте полезным быть
И обо всем забыть!
И вы сказали:
Тук-тук -
Слышишь снаружи таинственный звук,
Будто бы - тук-тук -
Кто-то сплетает материю вьюг,
Это не вдруг, вдруг...
Видишь, в глазах затаился испуг,
Видимо, тук-тук -
Это мотив постоянных разлук,
Он попал на нашу волну,
Раздробив тишину
На шесть десятков минут...
Железная леди, звезда восходящих лет
Исчезла с рассветом, оставив на черный день
Овал от портрета, которого, в сущности, нет,
И надежду на миф - вместо веры в живых людей.
Но я не поэт и, слава богу, уже не учусь, -
Я констатирую факты, листая сухие сны,
И мне не вспомнить лица, хотя я выучил всю наизусть
Ту последнюю ночь накануне Столетней Войны...
Позвольте вас пригласить
На танец ночных фонарей,
Позвольте собой осветить
Мрак этих диких мест.
Позвольте Вас проводить
До самых последних дверей,
Позвольте полезным быть
И обо всем забыть!
И вы сказали... Вы промолчали...
Кто не в курсе: вот так выглядят некоторые персонажи.

Слева направо: Принц, Гуи, Викед, Саншайн
  - Лолидрагон
- а это просто красота....

Ночь стремительно приближалась, накрывая мир пушистым покрывалом, расшитым электронными пикселями звезд. Здесь, в виртуальном мире под названием «Вторая жизнь», ночь означала наступление нового дня в реальном мире – нового дня с новыми делами и заботами, а их электронные двойники засыпали там крепким сном до возвращения своих хозяев.
Обычная игра во вторую жизнь. Обычный ход игрового времени.
Но в этот раз для некоторых игроков все было иначе. В какой момент игра стала слишком сильно походить на реальную жизнь? Быть может, когда в ней появились обладающие самосознанием программы? Или когда появилась программа «ИЛ», которая позволяла неписи уничтожать электронные тела игроков не на время – навсегда? Или еще раньше, в тот момент, когда в душах игроков возникали любовь и ненависть, совершенно не связанная с реальным миром?
Каждый из этих ответов мог быть правдой. Для каждого этот ответ был своим. Был он своим и для того, кого ныне называли Кровавым Эльфом, правителем Центрального континента. Потому что осознание того, что все происходящее уже мало походит на игру, настигло его в тот самый момент, когда он смотрел в переполненные болью глаза друга и понимал, что причиной этой боли, этой муки стал он сам. Терять любимого человека всегда нелегко. Терять любимого человека навсегда – еще сложнее. Терять любимого человека, осознанно идущего навстречу неотвратимому уничтожению и осознавать, что ты сам приложил руку к созданию этой неотвратимости – стократ сложнее. Стократ мучительнее. Стократ горше. Терять навсегда, без возможности что-либо изменить и что-либо исправить.
Тяжелый выбор того, кому жить, а кому умереть дамокловым мечом висел над хрупким большеглазым юношей, таким сильным и таким любимым. И Гуи – Гуилиастос, он же профессор Мин Гуи – так отчаянно не хотел терять его. И не мог не потерять. Потому что его Принц должен был погибнуть при любом исходе – будь то победа или поражение над вышедшей из-под контроля программой. Стирание исходных кодов игры, на которое готовы были пойти разработчики «Второй жизни» гарантировало эту потерю еще более верно, однако в случае подобного развития событий умирал не только сам Принц, но и те немногие обретшие сознание и чувства программы, которые были на их стороне. Кеншин. Саншайн. Они не были ни в чем виноваты. Они итак страдали достаточно, лишившись не только реальных тел и жизней, но и изначального сознания. Для них «Вторая жизнь» была единственной.
Также, как и для Владыки Жизни.
Осознанное убийство человека, пусть человека лишь в прошлом, - это была тяжкая ноша. Слишком тяжкая для юноши двадцати лет отроду, живущего в мире без войн и насилия.
Но две человеческих жизни – не такая уж высокая цена за спасение мира, не правда ли?
Не правда.
И в этот вечер Кровавый Эльф покинул игровой мир, ставший слишком настоящим, лишь на пару часов, необходимых для улаживания небольшого списка насущных дел. Университет был отставлен в сторону, он стал совершенно не важным, и Сяо Лан была уверена – для большинства игроков реальный мир как-то разом утратил свои краски. Потому что это, возможно, были последние дни, которые они могли провести друг с другом в игре. И терять это драгоценное время было бы преступлением. По крайней мере, именно так и считала Сяо Лан, двадцатилетняя студентка филологического факультета Пекинского университета.
Как оказалось, также считал и профессор Мин. Гуи был здесь, как и не уходил – стоял на одном из многочисленных балконов дворца, и ветер трепал его длинные темные волосы. Догорал закат, внизу сверкал огнями Вечный город, название которого ныне казалось насмешкой над сложившейся ситуацией.
- Не спишь? – Тихий голос Принца заставил барда обернуться. Правитель Центрального континента стоял перед ним, слегка улыбаясь, и его белая рубаха ярким пятном света выделялась на фоне подступающей темноты. Без обычных доспехов и оружия, Принц казался тонким и гибким, словно ивовый прут, и в его глазах, слишком огромных на нечеловечески прекрасном лице, отражались первые звезды.
- Не могу, - обычно веселая улыбка словно поблекла и выглядела совершенно искусственной. Вопреки обыкновению Гуи даже не попытался обнять и потискать Принца, просто стал так, чтобы видеть своего возлюбленного и лорда. А Принц, чуть поежившись от налетевшего порыва ветра, сделал шаг на балкон и остановился, слегка опершись на каменный парапет.
- Я тоже, - и замолчал. Говорить было не о чем, или, наоборот, слишком о многом нужно было поговорить этой последней ночью. Их время ощутимо ускользало, словно песок сквозь пальцы. Но потом Принц обернулся и улыбнулся снова, и сердце барда в который раз замерло от этой улыбки. – Спой для меня, Гуи.
Бард кивнул и привычно взялся за инструмент. Покои наполнила нежная и пронзительная мелодия, которая рассказывала о радости и печали, нежности и сомнениях, боли и любви. Лорд слушал, и глаза его были непроницаемы, хотя на подвижном лице отражалась задумчивость. Когда мелодия иссякла и комнату снова заполнила тишина летнего вечера, Принц тихо выдохнул и, словно решившись, сделал шаг к старшему мужчине.
- Ты ведь и вправду любишь меня, правда? Ты любишь Принца, Кровавого Эльфа, лорда Вечного города и правителя Центрального континента…
- Нет, - чуть качнул головой бард, отвечая также тихо и тоже делая осторожный шаг навстречу. Слишком хотелось этого, слишком это было невозможно раньше, когда в ответ на каждую попытку прикоснуться с нежностью и заботой получал от любимого человека побои и угрозы. Но сегодня Принц явно не был настроен на свое обычное поведение, и Гуи ловил эти хрупкие моменты счастья, чтобы надежно сохранить их до того времени, когда кроме памяти у него уже ничего не останется.
- Нет, - повторил он. – Я люблю того Принца, которого впервые увидел на улице Звездного города и который в ответ на признание отправил меня в Точку Воскрешения. Того Принца, который смеялся, в клочья разрывая врагов. Того Принца, который любит вкусно поесть и стесняется принимать общую ванну. И Правителя города и континента я тоже люблю. Мне все равно, как тебя называют, я люблю – тебя.
- И тебя действительно не волнует, что я – парень?
- Нет, - бард снова покачал головой. – Не волнует. Я люблю твою улыбку и твой смех, твою силу и мужество, твою несгибаемую волю, твою искренность и гордость. Разве имеет значение все остальное?
- Не знаю, - Принц вздохнул. Они сейчас были так близко, что могли чувствовать тело друг друга. Это была иллюзия, возбуждение нервных окончаний в мозгу спящих в реальном мире людей, но здесь и сейчас это было неважно. Потому что не было иллюзией ни для одного из них. На самом деле, это все, что у них было. Этот мир. Эта жизнь. Они сами, такие, какие есть. – Я никогда не влюблялся, Гуи. Я просто не знаю. Но…
Принц замолчал. Он не знал, как сказать то, что сказать было нужно, но мгновенный проблеск тоски и почти-что-привычной боли в темных глазах друга разил не хуже острейшей стали какого-нибудь навороченного клинка. У них было слишком мало времени, чтобы тратить его на сомнения, да и не свойственно было Принцу терзаться сомнениями. И понимание, что этот мужчина, который так дорог ему, вскоре потеряет все, заставило молодого эльфа сделать последний шаг, заставило поднять руки и добровольно обнять, прижавшись так крепко и так естественно. Опустить голову на надежное плечо, пряча лицо в изгибе шеи и длинных волосах. Пряча смущение, стыд от своих действий. И почувствовать, как на мгновение судорожно напряглось тело под его руками, привычно ожидая удара, которого не последовало.
И руки поднялись – обнять в ответ, прижать покрепче к себе, чтобы хотя бы в этот момент убедить самого себя, что не отпустит, никогда не разожмет рук. Иллюзия, которой хотелось жить. Уткнуться носом в волосы, вдыхая знакомый запах свежего ветра, полыни, металла и крови. Этот запах давно стал для него родным. Запах, который мог быть только у одного-единственного существа во всех мирах, сколько бы их ни было.
- Не уходи, - криком сердца, всем существом своим, полным отчаянной безнадежности неизбежной потери. – Останься. Останься со мной.
- Сейчас я здесь, - тихий, успокаивающий голос, в котором звучат нежность, теплота, вина с привкусом сожаления. – У нас впереди есть целая ночь. Мы можем провести ее вместе, если хочешь.
- Конечно, хочу, - и задохнуться от минутной мысли. И осторожно спросить, боясь даже дышать и отчаянно гоня безумные надежды и не менее безумные желания. -  Но что значит «вместе»?
- Ты правильно понял, - в голосе Принца слышится смущение и стыд, и это лучше всяких слов говорит о том, что именно он имел в виду, и сердце сладко замирает в груди от незнакомого чувства щекочущего счастья. Вообще после того, как он вошел в эту странную игру, у него многое впервые. Первая любовь – ненормальная, странная и такая сладко-горькая любовь к этому чуду ушастому. Неразделенная, но даже это не страшно, и можно было бы смириться, если бы не первое в обеих жизнях чувство неотвратимо надвигающейся потери. Неизбежной, лавиной надвигающееся на него. Той самой лавиной, под которой – он понимает это слишком отчетливо – он будет погребен без возможности когда-либо забыть или забыться. Потому что потом будет лишь опустошение, одиночество, боль и тоска – гремучая смесь, которую он попробует тоже впервые.
Но сейчас… сейчас у него есть эти бесценные мгновения, когда запреты и условности не имеют значения. И он осторожно извлекает покрасневшее от смущения лицо, и, наклонясь, мягко касается губами таких желанных губ, и окружающий мир исчезает, исчезают все миры и границы, и они остаются один на один посреди собственных чувств и мыслей.
Их тела – строчки компьютерного кода.
Их ощущения – стимуляция определенных точек коры головного мозга.
Их чувства и сердца… Их чувства и сердца – настоящие, живые. И потому все остальное не имеет никакого значения.
Их поцелуй неумел и трогателен в этой неумелой нежности. У них обоих нет опыта даже в поцелуях, и эту науку они постигают вместе. И Гуи чувствует легкое удивление от того, что его красавец-эльф также неопытен в подобных вопросах, как и он сам. Но это удивление мимолетно настолько, насколько мимолетной бывает утренняя дымка над рекой в разгар лета. И Гуи заглядывает в алые глаза под нависшими непослушными белыми прядями, и тихо спрашивает:
- Ты уверен? Я ведь не умею ничего толком. Только в теории.
И получает в ответ тихий смешок. Как бывало всегда, Принц уже взял себя в руки, и теперь в его глазах мерцает решимость. Та самая, с которой он выходил один на один против сильнейших воинов – и побеждал. Та самая, которая не позволяла ему отступать ни на шаг. Та самая, которая в итоге привела юного воина к финалу его судьбы.
- Для меня это тоже впервые. Но я даже теории не знаю. Плохой из меня студент, профессор Мин. Вы ведь позанимаетесь со мной?
- Кажется, ты все обо мне знаешь, - шепотом в такие сладкие губы, не обращая внимания на то, как горчит осадок от этих слов. – Откуда ты такой на мою голову?
- Не все, - мягкая улыбка зажигает алые искры в глазах. – И мы ведь уже давно решили никогда не говорить о реальности. Только здесь мы – настоящие. Разве этого не достаточно?
- Достаточно, - и снова губы накрывают губы, а когда этот поцелуй прерывается, обоим уже не хватает воздуха. И они отправляются в покои лорда, и эта ночь волшебна, эта ночь обнимает их обоих, пряча все происходящее за своим темным пологом. Вокруг никого из знакомых и незнакомых – уж в этом-то и Принц, и бард уже убедились, наученные горьким опытом дружбы с любопытными ворами и прочими темными личностями. Вокруг никого, и их шаги гулко отдаются в пустых коридорах дворца. Они идут неторопливо, не смотря на желание, сжигающее старшего мужчину. Но Принц не торопится, словно прощаясь с со своим домом, и Гуи не считает собственное нетерпением достойной причиной, чтобы мешать. Но его терпение вознаграждается, когда за ними закрывается дверь покоев лендлорда. Когда Принц оборачивается к мужчине и мягко улыбается, и в этой улыбке сквозит нежность и растерянность.
- Гуи…
Но бард уже делает шаг вперед, и обнимает это хрупкое, изящное тело, прижимает к себе снова, и просто зарывается лицом в растрепанные седые пряди своего возлюбленного. Он не торопится, он просто стоит, и Принц стоит тоже. Гуи чувствует, что его любимый лорд, такой храбрый и решительный, сейчас растерян и не уверен. Он не колебался, он просто не знал, что делать, и мужчина осторожно, на пробу, скользнул ладонью по спине, поглаживая так, как поглаживал обычно девушек в реальности. Гуи не сравнивал своего Принца ни с кем из тех девушек, но он был благодарен каждой из них за опыт, которого, судя по всему, у самого Принца не было. Именно этот опыт позволял сейчас барду действовать осторожно и нежно, успокаивая и давая уверенность неторопливостью самых простых ласк и поцелуев. Так сладко было целовать эти губы, ласкать и чуть покусывать их, и чувствовать отклик. Принц не желал его так, как желал Принца сам Гуилеастос, но мужчина не переживал об этом сейчас. Не место. Не время.
Сейчас и здесь было место для нежности и тепла, ласковой неторопливой страсти и бесконечного доверия между ними. Бард прекрасно осознавал, насколько друг доверяет ему, особенно учитывая обычное отношение Принца ко всем проявлениям нежности или привязанности, проявляемым ранее. Принц никогда не принимал их ни от кого, вероятно, путая с чем-то другим. А может, просто не принимал. Гуи ничего не знал о реальном человеке – кто он, почему ведет себя так, что с ним произошло или происходит…. Барду всегда казалось, что его любимого эльфа что-то тяготит, терзая изнутри. Что это за тяжесть и почему Принц не может оставить ее позади, мужчина не знал, но он ощущал ее так, словно она лежала на его собственном сердце.
Гуилеастос никогда ни о чем не спрашивал с того памятного разговора перед финалом Турнира. Он держал слово, даже когда весь мир искал Принца. Он держал слово даже сейчас, когда верность данным обетам грозила обернуться потерей, более окончательное, чем даже смерть. Знать, что его возлюбленный живет где-то в мире – и знать, что никогда не встретишь его больше. Не коснешься, не заглянешь в глаза, не увидишь улыбку, которую так отчаянно стремился защитить…. Знать все это – и все же ничего не спрашивать. Гуи понимал: если бы Принц хотел его видеть, он бы давно уже сообщил свои координаты, пусть лишь адрес электронной почты. Но лорд молчал, и Гуи не настаивал, покорно принимая крохи внимания и отчетливо ощущая извращенную ненормальность собственных чувств. Иногда ему казалось, что Викеда терзают похожие ощущения, но мысли эти обычно смывались волной раздражения, гнева и ревности, особенно сильной в свете отношения Принца к этому высокомерному мечнику. Гуи понимал, что знакомство в реале в течение восьми лет не сможет перечеркнуть ничто, но лучше ему от этого понимания не становилось.  
И все же бард был благодарен за то, что раз за разом Принц все же возвращался. 
Теперь все было иначе. Острее, четче, ярче. Словно проявился, наконец, огромный реализм этой странной игры. И целуя эти губы, и лаская это тело, прижимающееся сейчас к нему так доверчиво и решительно, Гуи просто старался быть счастливым этими мгновениями. Напиться ими на всю оставшуюся жизнь, понимая, что больше уже никогда в его жизни не повторится подобное отчетливо-яркое чувство. Грань между реальным миром и виртуальностью стерлась давно и прочно – когда тихий шепот зацелованных губ просил не останавливаться, когда краска стыда, такая яркая, заливало бледную кожу щек. Когда ломался чарующий, всегда уверенный голос, привыкший петь или отдавать команды, - а теперь сбивающийся, жаркий, хриплый от проявившегося, наконец, желания. Физиология любого мужчины, Гуи понимал это. И был счастлив, что сумел вызвать этот отклик. Он так отчаянно старался доставить любимому как можно больше удовольствия, что собственное было всего лишь фоном, приятным дополнением, которое невозможно было сдержать. Уровень реализма игры позволял сполна испытать все ощущения, которые испытывали бы тела в реальной жизни, и Гуи обнимал и ласкал любимого, и Принц терял себя в удовольствии, забывая о всякой осторожности, и их вздохи и стоны, и тяжелое дыхание, и гулкий стук сердец слышен был, казалось, в каждом уголке дворца. И неловкость неопытности давно растворилась в пламени желания. А когда все закончилось, выплеснувшись обжигающим вулканом, они пытались отдышаться, прижимаясь друг к другу на смятых простынях постели. И барду так не хотелось размыкать объятий, отпускать такое родное, такое дорогое и любимое существо…. Но удержать было невозможно, и Гуи не настаивал, как всегда, предоставляя выбор своему возлюбленному. Но тот, казалось, не стремился отдалиться, оставаясь задумчиво-расслабленным, и его голова так уютно лежала на плече, и бард наслаждался ее тяжестью, и прикосновениями коже к коже, и уже тихим дыханием, щекочущим шею. Он любил так, что сердце замирало. Он так его любил…
- Ты в ванную… не хочешь?
Голос лорда все еще был несколько хриплым, но уже вполне спокойным. От недавней страсти не осталось следа, но в голосе звучала ленивая нежность удовлетворенного тела. От этой нежности, от выражения расслабленной неги и довольства на таком любимом лице сладко дрожало сердце. Гуи старался держать себя в руках, но вновь зарождающее желание сдержать было сложно, особенно теперь, когда он узнал, наконец, вкус этой бледной кожи, этих губ, узнал, каким может быть этот неприступный, гордый и сильный человек. Не доверяя своему голосу, бард только кивнул в ответ, и поднялся с постели. Смущаться своей наготы уже не имело смысла, так что мужчина не заморачивался условностями. Его любовник, судя по всему, считал также, поскольку тоже встал, не пытаясь ни дотянуться до одежды, ни замотаться в покрывало.
Принц встал, поморщившись от легкого укола боли и тихо радуясь про себя тому, что при всем реализме боль чувствуется лишь на тридцать процентов от реальной. Кажется, секс между мужчинами представляет собой довольно болезненный процесс. Впрочем, особого значения для лорда это не имело, и подобные мысли исчезли также быстро, как и появились. Но не замеченными, судя по всему, не остались, поскольку бард нахмурился и, быстро обойдя кровать, просто и без затей подхватил любовника на руки. Тот только пискнуть протестующее успел, обхватывая мужчину за шею.
- Ты что делаешь?! Гуи, поставь меня немедленно!
- Нет, - мужчина уже направлялся в небольшую ванную комнату, примыкающую к покоям лорда. Это была одна из привилегий положения, которую сам Гуилеастос, проектировавший замок, предусмотрительно добавил в план дворца. – Тебе больно. Прости, я не хотел причинить тебе боли.
- Это ерунда, - Принц улыбнулся. Его друг был в своем репертуаре, беспокоясь о нем сильнее, чем о себе. Эта боль действительно была ерундой. Принц был воином, и за время игры во «Второй жизни» привык получать раны, многие из которых были гораздо более болезненны. Тревожило Принца сейчас совсем другое. – Тебе было хорошо, Гуи? Хорошо со мной?
- С тобой не может быть плохо, ваше высочество. Я люблю тебя.
- До рассвета еще есть время, - шепнул лорд, и сердце барда в который раз замерло от безумной нежности, благодарности и боли. Обрести, чтобы потерять, - он никогда не понимал действительного смысла этой фразы. До этой ночи, до этого часа. Принц был в его руках, Принц подарил ему себя – прощальный подарок друга. Горько-сладкая ночь плыла за стрельчатыми окнами дворца, горько-сладкая ночь теснилась в сердце барда, делая его таким смелым, каким он никогда не смог бы быть при дневном свете со своим прекрасным любимым. Здесь и сейчас не было лорда и его барда, не было масок и условностей.
Здесь и сейчас были просто два человека, один из которых вскоре должен был умереть. А второй… второй любил. Здесь и сейчас было прощание и прощение, нежность и страсть, преданность и необходимость, и безудержное, всепоглощающее чувство единения.
Гуи думал, что, должно быть, Принцу сейчас страшно.
Гуи думал, что, должно быть, ему самому тоже страшно.
А спустя некоторое время Гуи больше ни о чем не думал, потому что Принц сам поцеловал его, и перед глазами барда с новой силой закружился мир пьянящих ощущений страсти и нежности. В итоге они занялись любовью еще раз прямо в ванной, и в этот раз старший мужчина был гораздо осторожнее, пустив в ход лишь руки и губы. Впрочем, чего Гуи точно не ожидал, так это ответных действий. Бард был счастлив уже тем, что Принц позволил ему любить себя, но ответа не ждал – а Принц ответил. Неумело, но без тени сомнения или нерешительности, и удовольствие накрыло с головой. Захлестнуло разум. И дрожали руки, и с губ срывались жалобные стоны и отчаянные мольбы, и всякие нежные слова и трогательные признания, глупые, сентиментальные и такие отчаянно необходимые. Те, которые невозможно не сказать. Те, которые в другое время сказать невозможно. Гуи не продержался долго, просто не смог, словно мальчишка, словно неопытный юнец, и непривычный к подобному эльф отчаянно закашлялся, пытаясь снова начать дышать и при этом удержать от непроизвольной рвоты свой вдруг взбесившийся организм. И Гуи, у которого тряслись руки, успокаивающе гладил его по спине и мокрым взлохмаченным волосам, поддерживал и обнимал, успокаивая расстроенного любовника. Уговаривал, что все хорошо, что это нормально и пройдет. Снова и снова повторяя слова любви и нежности, будто они были заклинанием, которое сумеет уберечь его возлюбленного от грядущего утра. Будто эти слова сумеют остановить стремительно надвигающийся рассвет.
Именно этот рассвет они встречали в постели. Утомленные этой ночью, вымотанные, выпитые друг другом до самого донышка, до самой последней капли. Они лежали и смотрели, как за окном медленно и величественно вставало солнце виртуального мира, бывшего таким реальным. Они лежали, не размыкая рук до самого последнего момента. И лишь когда в парке за окном заливисто запели птицы, а на улицах начали раздаваться первые голоса просыпающихся жителей Вечного города – только тогда разомкнулось кольцо рук, и последний прощальный поцелуй поставил точку, подводя итог этой ночи.
И когда бард уходил, он не обернулся назад. А лорд не смотрел вслед своему другу и первому за всю жизнь – и реальную, и виртуальную – любовнику. Мысли Кровавого Эльфа были о грядущем сражении. А бард… а что бард? Бард его высочества уносил в своей памяти то, что никогда уже не повториться ни в одном из миров. Уносил теплый свет алых глаз, мягкость волос и поцелуи с привкусом солнечного ветра. И осознание того, что теперь нужно начинать заново учиться жить без любви и цели…. 

- Что произошло у тебя с Гуи? – Лолидрагон, как всегда, была в курсе всего. Наблюдательность воровки давно слыла притчей во языцах среди игроков, так что Принц даже не удивился. Удивляло то, что ныне уже не тайный модератор до сих пор не выяснила сама все пикантные подробности произошедшего. – Он с самого утра ходит пришибленный.
- Он переживает, - в нечеловеческих алых глазах правителя пряталась грусть. В самой-самой глубине. И воровка предпочла сменить тему. Потому что ей тоже было грустно. И пусть она знала, что со смертью Принца ничего не закончится, ей все равно было чертовски грустно. Ну и своих поводов для тревоги хватало, чтоб еще чужими грузится. В отличие от того же Гуилеастоса или Феникс, практичная Лолидрагон никогда не забывала, что «Вторая жизнь» - всего лишь игра, виртуальная реальность. Иногда казавшаяся слишком настоящей, но именно казавшаяся. Даже наличие в ней NPC с самосознанием не меняло отношения дочери владельца компании к ситуации. Даже наличие в игре того, кто ныне именовал себя Владыкой Жизни. Это ничего не меняло. Впрочем, свои взгляды девушка предусмотрительно держала при себе.
- Ладно, какие у нас планы?
- Корабль готов, так что, думаю, можно объявлять общий сбор, - Кровавый Эльф растянул губы в холодной улыбке. – Нас уже заждались, а путь на Северный континент отнимет уйму времени.
Лоидрагон согласно кивнула, передавая по общей связи приказ командирам объединенных сил людей. Все были в готовности, но она нарочно немного тянула время. А Принц стоял на стене, и его взгляд, обращенный на город за дворцовыми стенами, лучился мягкой грустью. Но вот он вскинул голову, словно сдерживая слезы, которых не было, и резко развернулся по направлению к выходу. Лолидрагон молча последовала за ним. А что тут можно было сказать? И вправду ведь нечего.

Эта битва была самой тяжелой из всех, сквозь которые доводилось проходить даже самым закаленным игрокам. Огромное количество тварей стеной стояли на пути, и дорогу приходилось буквально прорубать. Уровни развития выживших стремительно повышались, но легче от этого не становилось никому. Слишком большими были потери союзных армий, слишком силен был враг. Слишком многое было поставлено на кон. И негде было взять ресурсов, и неоткуда было придти подмоге. Некогда веселая игра обернулась чудовищным кошмаром. Но все же они медленно продвигались вперед. По колено в своей и чужой крови, измученные непрерывными боями, они все-таки теснили противника вглубь континента. Но даже это не вызывало радости.
С момента исчезновения Принца и Викеда прошло уже больше двух недель, а война и не думала заканчиваться. Он знали: Викед погиб почти сразу. Активация программы «ИН» была зафиксирована программистами, поддерживающими работу «Второй жизни». А это значило, что Принц остался один. С его топографическим кретинизмом и без своего верного Черного Меча. Меч этот был найден на поле боя на второй день от начала вторжения и теперь хранился у Гуилеастоса. Бард его высочества никому не позволил даже коснуться клинка, казавшегося враз осиротевшим. Видимо, даже оружие сумело привязаться к своему хозяину….
Никто из них не знал, что происходит там, на севере. Цветочный город и его окрестности были недоступны для наблюдения даже самим разработчикам, и это яснее всего указывало на серьезность сложившейся ситуации. И то, что Принца не могли отследить оставляло единственный вариант: он находился как раз там, куда с таким трудом вторую неделю прорывалась объединенная армия континентов.
После похищения Принца, командование принял на себя Страшный Волк или, как с легкой руки Принца повадились называть его окружающие, братец Волк. Помогал ему в этом Совет правителей всех континентов, а также сильнейшие воины. Все работало, как часы, даже без лидера, но каждый из них ждал и верил в него. Даже те, кто знал Принца слишком мало, даже они – верили. Принц обязательно победит, и тогда в этом мире снова наступит покой. И лишь горстка людей и нелюдей знала: спасение мира равняется жизни одного человека. Они знали и молчали. Они приняли это давно, хотя так и не смогли смириться с выбором своего друга до конца. Но они понимали и принимали его решение также, как понимали и принимали решение Викеда последовать за любимым человеком. На самом деле, Гуи мечнику даже завидовал. Наверняка тот умер, защищая Принца до последнего. Бард хотел бы быть на его месте. Но не его это судьба. 
Тогда, той самой, последней ночью, Принц попросил – и Гуи не сумел отказать в этой просьбе. Тогда, когда рассвет золотил крыши первыми лучами, и приходило время прощаться, тогда Принц попросил Гуи присмотреть за оставшимися друзьями: за малышкой Долл, за Булочкой, за безнадежно влюбленной Ледяной Феникс, за Кеншином и Саншайном…. Гуи не смог отказать, и теперь выполнял обещание, понимая, что ничего на самом деле не сможет сделать, если кому-то из них будет грозить настоящая опасность. Он помнил то столкновение с одним из Четверки Королей, едва не закончившееся его, Гуи, смертью. Сейчас, когда сердце разрывали на части боль и надежда, он иногда думал, что предпочел бы умереть в тот день в тронном зале Вечного города на руках у любимого человека. Но потом слабость проходила, и бард одергивал себя. Если бы он умер тогда, то никогда не узнал бы, каким может быть Принц, когда по-настоящему открывается кому-то. И снова мужчина приказывал себе идти вперед и быть осторожней, и мелодия его гуицинь сплеталась со звоном клинков и взрывами заклинаний.
Медленно, но верно они шли вперед.
Медленно, но верно двигалось время к назначенной точке невозвращения.
Бушевала война.
Вестей от Принца до сих пор не было. 

Продолжение следует...