Все любимые игрушки
спят уже давно.
Только мишка-медвежонок
смотрит за окно.
Никогда не закрывает
он свои глаза,
и блестит под лунным светом
бусинка-слеза.
Покачаю медвежонка,
песенку спою.
Песню ту, что мама пела-
колыбельную.
«Спи малышка,
ночь спустилась
над землёй давно.
Месяц по небу гуляя
заглянул в окно.
Он тобой залюбовался-
маленькой моей.
Засыпай моя родная,
засыпай скорей».
Стало в комнате темнее,
спряталась луна.
В тучи серые, большие
уплыла она.
Убаюкала мишутку
песенка моя.
А теперь, пора в кроватку
буду спать и я.

Много есть песен
О мамах чудесных,
Но я сочинила свою.
Мама звучит как поэма,
                        как песня,
И я вам про маму спою.

Припев: Мама, родная
                Я знаю, я знаю,
                Что ты далеко, что ты ждёшь.
                Если порой написать забывала
                Ты простишь и поймёшь.

Помню в дорогу
Меня провожала,
Слёзы старалась скрывать
Ты об одном у вагона просила
Письма почаще писать.

Припев.

Вырастет дочка
Моя незаметно
Буду её провожать
Буду грустить,
И как ты до рассвета
Письма куда-то писать.

Припев.
 

Ты меня не любишь и не надо,
Думаешь, я стану умолять?
Как хотелось быть с тобою рядом,
А теперь, не стоит и страдать.
Я одна, но я не одинока,
Я одна, но друга я найду.
Думаешь, с тобою расставаясь,
Я к тебе как нищенка приду?
Ты не думай, ночью я не плачу,
И подушке слез я не дарю.
Может, только в мыслях я дурачусь,
Что тебя по-прежнему люблю.
Нет, я просто распустила нервы,
И не в силах овладеть собой.
Это от того - что ты был первый,
И вся жизнь наполнена тобой.
Буду я любить, или не буду,
Только клином не сошелся свет.
Верю, что когда-нибудь забуду,
Думаешь, на свете лучше нет?
Но боюсь, что рано или поздно,
Памяти тяжелой на подъем
Музыка и песни мне помогут,
Вспомнить  вновь об  образе твоём.
И тогда-то, возвратяс¬ь в долину,
Где текли прошедшие года.
Я скажу, что свет сошёлся клином,
На тебе одном и навсегда.
 

Я по тебе соскучилась Серёжка.
Истосковалась по тебе сыночек мой.
Ты пишешь мне, что ты скучаешь тоже,
А в сентябре воротишься домой.

Ты пишешь мне, что ты по горло
                                                занят.
А лагерь выглядит, суров и молчалив.
А как у нас на родине, в Рязани
Вишнёвый сад расцвёл, что белый дым.

Там за рекой, за низким косогором
Плывёт, качаясь, бледно-жёлтая луна
Поют по вечерам девчата хором
И по тебе скучает здесь одна.

Там за рекой, стоит цыганский табор
Цыгане ждут тебе, и я сыночек мой.
Там есть цыганка с чёрными глазами
Она верна и ждёт тебя домой.

Придёшь домой, облепят словно пчёлы:
«Когда же маменька вернётся ваш
                                                  Сергей?»
А у самой поблёскивают слёзы,
А в них печаль давно минувших дней.

Пришёл июнь, повыгнали скотину,
Зазеленела в поле сочная трава.
А под окном кудрявую рябину
Отец срубил по пьянке на дрова.

Пришёл сентябрь и пишет сынко
                                               маме:
«О, мама милая, не жди меня домой.
Суд лагерный судил меня по новой,
А это, значит, не вернутся мне домой».

«Мне дали срок огромный-приогромный
Какой служили солдаты при
                                          Петре
Пускай рябина вновь распустит
                                            корни,
А дева сыщет жениха себе».
 

В шапке беленькой, в шубке
                                 беличьей,
Она сразу в глаза бросается.
Так рассеянно и доверчиво
Пассажирам всем улыбается.
На колени какому-то дедушке
Она варежки положила
И уже рассеянной девушке
Улыбаются пассажиры.
Она добрая и красивая,
Из-под шапочки волосы пышные
Я не выдержал и спросил её:
«Вы стихи, скажите, не пишете?»
А она всё так же доверчиво,
Всё какими-то мыслями
                               занята,
Повернулась ко мне и ответила:
«Да пишу, а откуда вы знаете?»
 

Ей было 12, 13-ему
Им бы дружить всегда
Но люди понять не могли:
Почему такая у них вражда?
Он звал её «Бомбою» и весной
Обстреливал снегом талым.
Она в ответ его: «Сатаной»,
«Скелетом», и «Зубоскалом»
Когда он стекло мячом разбивал-
Она его уличала.
А он ей на косы жуков сажал.
Совал ей лягушек и хохотал,
Когда она верещала.
Ей было-15, 16-ему.
Но он не менялся
И все уже знали давно, почему
Он ей не сосед, а враг
Он «Бомбой» её по-прежнему звал,
Вгонял насмешками в дрожь.
И только снегом уже не швырял.
И диких не корчил рож.
Выйдет порой из подъезда она,
Привычно глянет на крышу,
где свист, где туманов кружит
                                        волна
И даже сморщится: «У, сатана
как я тебя ненавижу»
А если праздник приходит в дом,
Она нет-нет и шепнёт за столом
   «Ах, как это славно право, что он
   к нам в гости не приглашён!»
   И мама, ставя, на стол пироги,
Скажет дочке своей:
   «Конечно, ведь мы приглашаем
                               друзей,
Зачем нам твои враги?»
Ей 19, 20-ему,
Они студенты уже,
Но тот же холод на их этаже.
Недругам мир ни к чему.
Теперь он «Бомбой» её не звал,
Не корчил как в детстве рожи,
А тётей «Химией» величал
И тётею «Колбою» тоже.
Она же гневом своим полна
Привычкам не изменяла
И так же сердилась: «У сатана»
И так же его презирала.
Был вечер, и пахло в садах весной
Дрожала звезда мигая…
Шёл паренёк с девчонкой одной,
Домой её провожая,
Он не был с ней даже знаком почти,
Просто шумел карнавал,
Просто было им по пути,
Девчонка боялась домой идти,
И он её провожал.
Потом, когда в полночь взошла
                                          луна,
Свистя, возвращался назад.
И вдруг возле дома:
«Стой, сатана, стой тебе говорят.
Всё ясно, всё ясно
Так вот ты какой?
Значит, встречаешься с ней
С какой-то фитюлькой,
Пустой, дрянной!
Не смей! Ты слышишь? Не смей.
Даже не спрашивай почему?»
Сердито шагнула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась
                                        к нему:
«Мой! Не отдам, не отдам
никому! Как я тебя ненавижу».