На первый взгляд все обитатели подземки одинаковы. Хмурые, сонные, вечно спешащие. В немаркой одежде, которую в мясорубке часа пик не жаль отдать на растерзание соседу. Но московские социологи, понаблюдав за жизнью метро, уверяют, что у каждой ветки — свой портрет и нацсостав. С ними согласна и наш постоянный консультант, психолог Инна ИГОЛКИНА, много лет отработавшая в метро.

Таганско-Краснопресненская линия

«Все флаги в гости к нам» — это про нее. Здесь все диалекты бывшего Союза: от напористого «слюшай, выхады, да?» до раскатистого ивановского «то-о-о-оварищи пассажиры, для вас распрОдажа». На «Пролетарке» кавказско-славянская толпа получает инъекцию из нескольких «кубиков» афроамериканцев и вьетнамцев. Рядом с метро — общежитие одной из «банановых республик» и вьетнамский рынок. У «Выхино» сходятся десятки пригородных маршрутов. В ближайших городах-спутниках самое дешевое жилье — его снимают мигранты. Но в ближнем «заМКАДье» много и представителей мидл-класса — молодых москвичей, осиливших ипотеку. Правда, пока лишь в Люберцах, Томилине, Железнодорожном. Так и едут: немытый таджик в китайской шапочке «гуччи» и благоухающая «бербери» дамочка в шарфике в родовую песочно-красную клетку.

Больше всего пассажиров метро раздражают бомжи и огромные баулы попутчиков.

Филевская линия

Люблинско-Дмитровская и Серпуховско-Тимирязевская линии

Унылые ветки из однообразных станций. Наверху — не менее унылые спальные районы. Публика — этакий социальный «винегрет». Студенты, бюджетники, работяги, офисные клерки — обычные жители мегаполиса.

Пожалуй, самая интеллигентная ветка, на которой еще «понаоставались» коренные москвичи. Квартиры в Крылатском и вдоль Кутузовского проспекта дорогие. Их не снимают в складчину аулом. Поэтому на ветке доминируют те, кто благодаря штампу в паспорте с вызовом проходит мимо милиционеров. Из приезжих пассажиров преобладает «рублевская» обслуга. В область рано поутру едет медперсонал Бакулевки. В центр — остатки бюджетной академической и номенклатурной публики, получившей когда-то квартиры на Студенческой и Осенней улицах за заслуги, но не вписавшиеся в рыночные реалии. А потому и безлошадные. Интересен немноголюдный «аппендикс» от «Киевской» до «Международной». В «Москва-Сити» — гигантская стройка. Ближайшая парковка — за километр. В шубке безопаснее ехать в новом, курсирующем на этой ветке  современном поезде «Русич», цокая  шпильками по отдраенному до блеска мрамору новой урбанистической станции «Деловой центр», чем окунать болтающиеся по подолу норковые лапки в тягучую смесь из битума и глины, раскатанную на полкилометра от башен «Москва-Сити». Идиллическую европейскую картину портят изредка появляющиеся на станции   гастарбайтеры, вкалывающие на стройке  «Сити».

В метро, как в бане, все равны: и коренные москвичи, и гости столицы.

Замоскворецкая линия

Ветка путешественников. На ее пути — Белорусский и Павелецкий вокзалы, четыре станции, с которых можно добраться до «Домодедово» и «Шереметьево». Пассажиры перепрыгивают через «паровозики» из чемоданов. Мечтали познакомиться со стюардессой? Вам сюда. Вы узнаете ее из тысячи: по болтающемуся на поручне портпледу с отглаженной формой.

Сокольническая линия

Шумная и молодая. Одна из немногих веток, где утром не втиснешься в вагоны, идущие в область. Они забиты студентами МГУ и МГИМО. Да-да, и последними тоже! Не теми, конечно, кому дипломатические папы дарят на поступление ключи от «Туарегов», а теми, что живут в общагах цвета запекшейся крови на улице Кржижановского. В метро студенты спят, читают лекции, завтракают, целуются. Бывает, что сдают «хвосты» преподавателям-попутчикам. Но это на юге. На севере картина иная: «Комсомольская» с вокзалами, «Черкизовская»  с рынком и Институтом физкультуры.  Клетчатые сумки «челноков», остроносые ботинки гастарбайтеров и  треники студентов-физкультурников.

Арбатско-Покровская линия

Здесь, как и на Сокольнической, много студентов. На ветке стоит цитадель российской науки — знаменитая Бауманка. Это ее студенты придумали самую массовую примету столичной подземки — тереть носы псам на «Площади Революции». Вполне культурная, по-особому московская ветка, на которой сохранились вагоны с дутыми сиденьями. Но за «Бауманской», как говорится, жизни нет — там начинаются обычные спальные районы. Конечная — «Щелковская». Там — автобусный вокзал. Еще одни широко распахнутые ворота, принимающие «понаехавших».

Калужско-Рижская линия

Оплот «понаостававшихся» москвичей. Профессорские квартиры наследники академиков, селившихся недалеко от свечки РАН и Университетского проспекта, отстаивают до последнего, вгрызаясь зубами в паркет. Еще одна каста коренных обитает в Теплом Стане. И на остатках этих «коренных» зубов — кариозные островки корпусов РУДН имени Патриса Лумумбы. Отдельный грустный мазок на полотне этой ветки — мамы детей из Российской детской клинической больницы: молодые женщины с серебром в волосах и тоской во взгляде.

В подземке есть свой зоопарк

В Интернете в Живом Журнале есть  сообщество ru_metro. Там девушка под именем _kaina_ с юмором, но психологически точно нарисовала обобщенные метротипажи. Сообщники согласились: «Очень похоже! Наше метро порой — настоящий зоопарк!» 

1. Тетеньки-бобры — во все стороны равны, абсолютно кубические тетеньки. Свои габариты утяжеляют нереальными меховыми шубами до пят. Шествуют степенно, заполняя собою пространство, время и дверные проемы. Обойти такую тетеньку без потерь — большая  удача.

2. Дяденька-крот — цепляет на нос бинокль, замаскированный под очки. Читает телепрограмму, аккуратно расставляя галочки напротив футбольных матчей, новостей  и концерта Петросяна. Может разгадывать кроссворды.

3. Люди-хомяки. Примечательны числом сумок на одну особь. Обвешаны пожитками, как елки шарами.  Вваливаются, плюхаются и начинают жевать. Булочки, бананы извлекаются из бездонных карманов и исчезают в недрах безразмерных «хомяков».

4. Еще одно сумчатое — человек-кенгуру. В отличие от «хомяков» сумка у «кенгуру» одна, но большая и тяжелая. Эти хотя бы веселые, особенно когда шумной толпой с рюкзаками на плечах возвращаются, например, с Грушенки.

5. Тяжелее сумки кенгуру лишь взгляд человека-удава. Нависая над жертвой, занявшей последнее свободное место, «удав» гипнотизирует и тяжело дышит несчастной в лицо. Давить может и авторитетом (от 100 кило и выше). Любимое время «удавов» — час пик.

6. Люди-суслики. Замирают на месте и смотрят вдаль. Замирают в дверях, когда входят, — соображают, куда едет поезд. Замирают, когда выходят, — а правильная ли станция? Замирают в центре перехода, задрав голову, читают указатели. Типичного «суслика» обязательно зажмет дверьми.

7. Прелестные девочки — райские птички, юные, ярко-цветные. Перемещаются небольшими стайками, заполняя вагон звонким щебетом на их забавном птичьем языке. С рук не едят. Больно клюются, если что.

8. Люди-сони всегда спят. Сидя (иногда и на полу), стоя, повисая на поручне, прислонившись к надписи «не прислоняться». Спят под музыку в плеере и над книжкой. Спят под суровыми взглядами людей-"удавов" и бабушек-"воробышков".

9. Бабушки-воробышки вкатываются в переполненный вагон и замирают над молодой «соней». Молчат, вздыхают, искоса поглядывая на спящего. «Случайно» наступают ему на ноги. Или пинают. Или пихают. Но никогда не попросят уступить им место.

10. Есть еще бабушки-крысы. Вихрем врываются в вагон и, не найдя свободного места, забиваются в угол, зыркают оттуда бусинками-глазками, выискивая, куда бы присесть. Едва место освобождается-уступается, юркая бабушка-"крыса" летит к нему, садится и цепенеет. Живыми остаются только глазки.