Прекрасное время - лето. Весь мир - как огромный шалаш.
Отрадный сезон для поэтов - возможна любая блажь.
Зевает ленивый город, молочники тарой звенят.
Подушки в каскадах оборок до вечера сны хранят.
За городом утром ранним артисты встречают рассвет
Приветственной тихой бранью. И солнце бранится в ответ.
Обычай бродячего цирка всегда однозначно суров:
Всё общее: кухня, стирка, фургончики, стол и кров.
Директор, спросонья хмурый, с сигарой в зубах натощак,
С нечёсанной шевелюрой, в плаще на худых плечах,
Обходит своих артистов - унылых и злых с утра.
Он видит: что-то нечисто. И точно - в строе дыра.
Нету двоих - самых лучших! Пожалуй, и в страшном сне
Немыслим подобный случай. Только не эти. О, нет!
Доходы у цирка изменчивы, но в труппе была своя мощь:
Большая Белая Женщина и Большой Краснокожий Вождь.
Директор ужасен в гневе (его любимая роль):
- Ах, вашу праматерь Еву! Ах вы, продажная кровь!
Большая Белая Женщина весила пару тонн.
Возможно, немного меньше; но зритель не знал о том.
Бросая томные взгляды, чаруя жестами рук,
Она в костюме наяды на лошади делала круг.
Толпа восхищалась ею, весь номер был очень прост;
Под тяжестью нежной феи сгибался тяжеловоз.
Потом выходил на арену Большой Краснокожий Вождь
И нежно смотрела сирена, не в силах скрыть свою дрожь.
Вождь на руки брал наяду, дарил ей влюблённый взгляд,
Отсвечивал смуглым задом и с ней уходил в закат.
Конечно, он был деревенщиной; таким же, как все. Шутом.
И нежно любил свою женшину, но не говорил ей о том.
Она же была застенчива, играя страстную роль.
И после плакала вечером: он был для неё Король.
Едва ли наивные эти могли друг о друге мечтать -
Артистам семья не светит, любовь - не для них благодать.
Но глупо сердцам приказывать; влюблённые дети страждут.
Да этих паршивцев хоть связывай - сильнее любовная жажда.
Гуляя прошедшим вечером, Вождь слышал стенанья наяды;
Большая Влюблённая Женщина не знала, что он был рядом.
От радости пламенея, Прекрасный Влюблённый Зверь
Любимую обнял за шею (сначала выломав дверь).
Советовались недолго: бежать и венчаться тайком!
Побег в никуда, самоволка! Не просто прогулка пешком!
И вот, под покровом лунным, едва друг для друга видны,
Двое прекрасных безумных ушли, воплотив свои сны.
Священик в церквушке старой был им не слишком рад,
Но их обвенчал устало (старик не любил маскарад).
Но что им до настроений, когда воплотилась мечта!
Закончены все мученья, заполнилась пустота.
А утром директор цирка сгорает от бранных слов:
У нас тут - уборка и стирка; у них, понимаешь, Любовь!
Но делать, похоже, нечего. Мерзавцев прийдётся прощать.
Повенчаны, так повенчаны. Но вечером - всем выступать!
И вот на арене цирка сверкает любовный огонь.
Директор презрительно фыркал. И фыркал под нимфою конь.
Директор ушёл с представленья, он был безутешен и хмур.
Глумился над ним в отдаленьи насмешливый мальчик Амур.
Нынешним ранним утром директор не вышел на смотр.
Артисты взволнованы смутно: он не просыпал до сих пор.
Они постояли немного, боялись ступить за порог:
Хозяин кибитки убогой всегда был надменен и строг.
Дверь открывается с визгом, шуршит по углам в темноте.
Белеет на стуле записка - две строчки на смятом листе:
"Прощайте, глупцы и уроды! Вы - стадо бродячих ослов!
Ушёл единиться с Природой. Придумали тоже - Любовь!"
Артисты вздыхают хором, идут по своим делам.
Полно у них стирок, уборок - привычный утренний хлам.
Директор упьётся свободой. Но мы-то всё знаем о нём:
Пущай единится с Природой. До вечера. Мы подождём.