хромая собака 
на холодной земле 
спит. 

собака о счастье забыла, 
собака не знает про стыд, 
за кошками уже не гоняется. 

собаке больно. 

собака опять просыпается, 
открывает глаза, 
переворачивается, 
глядит на прохожих 
спокойно. 

хромая собака 
на холодной земле 
ждёт весны. 

вряд ли дождётся.

иногда бывает чувство, 
что город тебя наёбывает. 
и не то, чтобы очень грустно, 
но хотелось бы по-другому. 
иная погода, 
чуть длиннее улицы, 
больше места в барах 
и люди с разными лицами. 
и не то, чтобы как-то печально, 
но хочется разозлиться, 
вмазаться дешёвыми препаратами 
или чем-то похуже, 
изучить устройство самогонного аппарата 
и любить воробьёв, 
резвящихся в лужах, 
слушать ещё больше музыки, 
завязать с провалами в памяти, 
изменить цвет глаз 
или даже пол, 
разъебать пару окон, 
и чтобы папуля сказал, 
что со мною он не знаком. 
но, к сожаленью, в году 
определённо 365 дней, 
в неделе - семёрка, 
во мне целых три 
из тары обьёмом 0,5 
я терпеть не могу разговаривать 
и мне безумно хочется спать.

мы ушли из дома 
а где-то стоны 
и пальцы гниют 

мы ушли из дома 
в наркопритоны 
на героиновый суд 

мы ушли из дома 
раздувая снежные 
полотна 

мы ушли из дома 
но вернулись 
поздно.

вдруг

всё есть, всё на своих местах

наши петли запутаны в новые строки, и желаний закадровых гордость святая освещает неведомо синим пороки, горящие в облаке птичьей стаей.
и перьями тлеют сны в воскресенье, как снежные хлопья нечаянные в июне. что сбежит в одеяло закутано. что сбежит мильонами слов кочует.
опознание бытовой параллели, в монолог неожиданно затесавшееся, даст ожиданию две недели, чтобы сожрать остатки вчерашнего.

мама, возьми меня на ручки, 
я так хочу приключений 
в течение ночи, 
в течении света 
и тех ощущений, 
которые где-то 
по комнатам спрятяны 
в шкафах деревянных. 

мама, поймай меня, 
я падаю звуками, 
не зная, что будет 
на утро вчерашнее. 

мама, я слышу небо весеннее 
в раздумья канувшее

в чёрные дыры часы затекают медленно, 
верно, с душевным покоем, 
ночи быть днями обрекая 
и особо ни с кем не поспорив. 
вроде следы оставляют чёткие, 
но лишь до сна обрекая на существование, 
а потом отходят в сторонку 
то ли коньяку выпить, то ли чаю. 
и, выпив, начинают игры безбожные, 
не заботясь об абсолютной зависимости 
от социума, чувств и мыслей. 
потому что плевали они на данное, 
им не нужна подачка  
и понятия глупости, бездарности 
и разница между прошлым 

и настоящим. 

когда дружба весьма неприкаянна, 
заточена в каких-то "да" или "нет", 
и любое слово, даже самое ценное  
произносится, как в один конец билет. 
когда любовь неожиданная 
превращается в мятые простыни, 
а кровь в артериях становится жидкою 
в сравнении в веществом, 
ранее не опознанным. 
и теряется значимость каждой минуты, 
даже девственность не пропадает 
настолько болезненно, 
в знании о невозвращении ссуды  
за пропащее и непришедшее. 
и только глядя в зеркало 
формулировка фраз - адекватная, 
и только нечаянный взгляд назад 
делает ноги ватными. 
о, либо достойная доза, 
спертая в толстом стекле, 
и слова, как междометия среди глотков, 
о том, что ты такой же, как все. 
а внутри моря и пожары, для которых 
не хватит воды океанской, 
а снаружи смешки и борзые,  
виляющие хвостами чересчур часто. 
и неважно желание редкое 
о изменности бытовой сути, 
ибо каждое замечание мелкое ничуть, 
даже краем своим не осудит, 
насколько бы резок он не был, 
насколько бы горло не затыкал, 
ему на свалке таиться вечно - судьба. 

в чёрные дыры часы затекают медленно, 
верно, с душевным покоем, 
ночи быть днями обрекая 
и особо ни с кем не поспорив. 
не дают отвечать на звонки телефонные, 
глаза закрываться заставляют всё чаще, 
и, состоящие каждый из шестидесяти минут 
делают душу пропащей.

август выебан, разодран в клочья 
без учёта пространства и времени, 
и любое людское общество  
не несёт своего бремени. 
и голоса стираются в памяти, 
не находя для себя кроватей, 
а образы нежелательные 
место свободное тратят. 
быть может мы назовём прошедшее 
именами удобными, выдуманными, 
но плевать иногда хочется на слова, 
молчаньем пропитанные. 
и насрать на любую разницу  
меж согласьем и отрицанием, 
потому что всё не напрасно и 
раз в год ужинает желанием 
и запивает мнимой боязнью 
за окончание сеанса, 
потому что всё не напрасно, 
потому что я нахуй послала 
отчаяние.

всегда может случиться возможность, чтобы и любить безбожно, и градус повыше, и спокойнее, ну и минус 400 километров никчёмности.

нетникакогосмысла, ilovecunts

без алкоголя чувства не штампуются

мы любили друг друга без слов
на старом мятом белье.
ты готов был на память забрать
мой последний сон, чтобы
хранить его, мне неизвестно - где.
я, в согласие, стала считать
цветы на наволочке.
может это наркота, может отчаяние,
ибо неведомым остался ход мысли,
привычный мне до ночи последней.
а цветов было десятка два или три,
но не суть важна.

в окно дурманом лился свет
фонаря единственного, а мы
продолжали любить
порочно и искренне.
мне хотелось схватить в руки
приближавшееся утро, чтобы было
как можно тише, незаметно и не очень глупо.
трудно сказать, что всё было по совести,
скорее из-за невозможности
другого хода событий.
и нечего исповедываться
перед проёбаной гордостью.
и не думать об этом легче,
чем подобрать цветовую гамму
произошедшего, всё равно
в темноте той ночи сну ушедшему
будет теплее и проще.

бывают промежутки между пятью
и двенадцатью, когда в первой
подошедшей маршрутке
можно вернуться обратно.
 

Грязь! в каждом слове, мысли, деянии.
В идеальном своём одеянии - грязь.
В окнах, с включенным светом,
В тенях на теле раздетом - грязь.
Всласть, в гнилых листьях,
Золотой осенней пеной покрытых,
В коленях разбитых,
В бытовых разговорах,
В людских сворах,
В скамейках, в подъездах,
В билетах, в минутах,
В дождях, в неуютных кроватях,
В фотографиях, стопками напечатанных,
В алкоголе, в небе,
В согретом чужом белье,
В тебе, всюду -
Грязь!
И ты, паскуда, в эту грязь
Готов упасть с головой.
 

Ветрено тут,
ветрено, знаешь,
родная.
ветрено так,
что музыки не слышно.
только шорох карандаша
по тетрадным страницам,
да занавески скрипят
белым и красным.
и в пепельнице бычки-
серым.
бумага тлеет
иногда белым,
если избыток слов
бездушен.
ветрено так,
что нет никого
рядом, кроме толп
людских тел
нерадушных.
ветрено так,
что кто-то знакомый проходит
мимо.
Ветрено тут,
ветрено, знаешь,
родная.
ветрено жёлтыми фонарями.

 

гниение кварталов.
по колено в дерьме!
Петербург растлевает душу, как девку,
не слушавшую в детстве мать.
и я ничего не услышу,
а отходы можно продать
за копейки в метро, на предыдущей станции.
я уеду отсюда опять,
а они
останутся.
 

у тебя на руках город тает
сегодня мы вместе, а завтра
мы стаей собак разбежимся
в углы переходов.
собаки - не птицы,
и меньше свободы,
и больше шрамов
людских приключений,
и жажды в обители
вселенских влечений,
религии на задворках,
воплей машин,
лестниц, парадных
без вёсен и зим.
голода по выходным
и праздникам.

мы стаей собак падаем наземь
и корчимся,
корчимся,
корчимся
по ночам под кошачьи визги.

монотонность движения кистей, располагает к хорошему сну и теплому будущему. позитивные завывания под все возможные мелодии британии\польши\америки\россии\франции и прочих позиций на карте мира заставляет мерить разницу между east & west. все чувства расселены по прищепкам на туго натянутой нити. мне кажется, что либо динамики, либо барабанные перепонки, либо голосовые связки должны взорваться, и желание этого, на самом деле, непоколебимо. нет, глобальным проблемам, я распрощалась с вами сегодня, и на ближайшие несколько суток. нет, подробным размышлениям, пока-пока. 

тут есть люди, беспокойные. эй, люди. счастье же! громко - СЧАСТЬЕ. до сухих губ. кричать

к встрече себя намеренно приговариваешь,
не опуская в надежду намалёванные чёрным глаза.
на пустое себя растрачиваешь,
и ты вроде не против, но и не за.
упуская в рассказах былое,
ждёшь подружек и тонн алкоголя,
как последняя шлюха - своего героя.
но об этом умалчивает история,
как о сперме на твоих губах.
в подъезде с каким-то уродом
пытаешься вспомнить о времени года,
прогнозируя дождь или снег,
а может быть зной.
но проще - раздвинуть ноги,
чем взглянуть на небо,
прожжённое огнями прошлого
лета.

нас провожают перроны, встречают пожары,
огни телефонов,
входящие вызовы
слышишь?
ещё громче стали
крики в динамиках
частоты, сигналы.
чёрт его знает, чем это вызвано.
стираются пальцы
в терновнике клавиш,
и стук создаёт
мелодию мыслей
щелчок за щелчком.
в сообщениях сердце оставишь,
и призма реальности,
теперь, действительно-"призма".
ты слышишь, опять
сны будто бы ярче,
и спать,
и не спать
до утра.
и глупые с этим живут дальше,
не помышляя,
о том, что
остановиться пора
давно.
ибо любовью
нельзя дышать,
верить,
ждать
с моря погоды.

мне снятся потопы
и воды тонны
кубометры
отражают в небе
кометы с хвостами рыбьими
бесстыжими
теплыми до безумия
как листья осенние
первые
шуршания которых ещё не слышно
но скоро
дадут о себе знать
и о таком сне можно спать
после рассвета.
 

мечты уплывают в открытое море-
проповедники нашей нации.
обескураженные, обездоленные,
как после осени-листья, ждут эксгумации.
 

кто-то блюёт, а у кого-то рыбы ночуют в изголовье кровати. привет, это всё обо мне. мир рушится, на самом деле, после очередного проёба, на этот раз более материального, хотя всё зависит от стороны взгляда, на это самое, "материальное". так вот, музыки больше нет, ребятки, в ушах музыки больше нет. и лошади, серые, кажутся теперь довольно-таки опасными. лёшенька проорался, до очередной ёмкости конины, и снова я о конях, как будто бы невзначай.

допустим, что-то на грани измены
 

Стены наизнанку вывернуты,
Отражают бархат пола.
Я говорила, что будет хуже,
Мне отвечали, что только "плохо".
А в бархате - валяются бляди,
Нежно лаская бранью общество.
Я говорила, что всё хорошо,
Мне отвечали, что жизнь - ничтожная.
И пальцы, сведенные судорогой, разодраные,
Как черви, на части.
Я говорила, что всё по любви,
Мне отвечали, что в похоти счастье.
И стрелки часов секундные
Заглушают шагов звучание.
Я говорила, как всё бездушно,
Мне в ответ начинали биться в отчаянии.

И молча блюя от взглядов бесстрастных,
Слова убегали куда подальше.
Немота пожелала остаться на ночь,
Перевернулась на другой бок
И уснула пораньше.
 

я пью полгода за проёбаную эстетику и знаю, что сегодня под утро мне обязательно приснится конец лета.