Ругать себя – противно естеству,
Но душу изливать кому-то надо,
И жухлую бумажную листву
Роняет в снег кленовая Канада.

Сказал бы пару слов, а слов-то нет,
Гори весь мир на медленном огне, Т-
ефлоновые сковороды чёрта
Зовут, и поздно сожалеть о чём-то.

Горюй, моя звезда, на вираже,
Благих порывов мелкое драже
Мешает удержаться в повороте.
Скажите, вы ведь тоже часто врете?

А я внутри молчу, снаружи вру,
Немого рта неровную дыру
Несу на суд с невинными глазами,
В виду имея выпускной экзамен.

На ранний завтрак злому божеству
Когда себя как рябчика поджаришь,
В груди коктейль потопов и пожарищ,
И сок стиха стекает по шесту.

Время года – зима, за границей не лучше, чем тут,
Ты ведь знаешь сама, что грибы в декабре не растут,
Сеют мел облака, мы по пояс в сугробе стоим,
Догорает закат, артиллерия бьет по своим.
Взвод устал, но бодрится, дыханием смерти согрет,
В каждой пачке по тридцать увитых в латунь сигарет,
Выводите ферзя, рокировка, мой конь на h3,
Дальше медлить нельзя, напоследок дадим прикурить.
Занимается зарево зла, говорю, заряжай,
Белена проросла, самый смак собирать урожай.
От больших поражений два шага до мелких побед,
Пробил час, мы уже не успеем на званый обед,
Мы в обрезках колбасных не петрим, такие дела,
Приходили в лампасах, уходим в чем мать родила.

Далекие предки, я ваш недалекий потомок,
Хотя не уверен, сам-то не умер ли,
Но для чего вы достали из ваших котомок
Ваши сдобные Покрова на Нерли?

Для чего прорезали на темных досках
Профиль Девы Марии и облако Бога-Отца?
Не затем ли, чтоб мы переели желаний плотских,
Отрыгнули и начали жаловаться?

А жалость - она хоть, говорят, унижает,
Но и выплакать боль позволяет слезам,
И теперь ничего уж нам не угрожает,
Поскольку сам собою открылся Сезам;

И оттуда на нас снизошли благодати,
Каковых и во сне не привиделось вам,
Спите с миром, у нас все спокойно в Багдаде,
Разве только чуть-чуть покосился вигвам.

Привыкаю к мысли, что под теми парнями,
Пауз не делающими на слове «бля»,
Шевелит историческими корнями
Древняя суздальская земля…

долго ли коротко ехали по кривой
второго порядка не наведет фашист
но если все щели заделать сырой травой
скоро на крыше вырастет мох пушист
раньше вот за морями жил говорят халдей
делал свою работу черную правоту
а ты воспылай к наукам к женщине охладей
и шланг от противогаза крепче держи во рту

может случиться так что выпадет на зеро
красное на зеленом вышито как лампас
у генерала моих провинций контра отнимет pro
что ему остается только в проем упасть
горе на старость мыкать, тюрю в стакан макать
годы в чулане прятать, пыль собирать в ладонь
к стенке поставлен в рамку втиснутый сын полка
я тоже был когда-то смелый и молодой

вот и приплыли кормчий время кормить акул
паруса на папирус хватит тебе едва
катится по наклонной карандашом катулл
я сосчитал страницы наших побед раз два...

вот на это: http://patashinsky.livejournal.com/481678.html

Беззаботная молодость курит дешевый гашиш,
Погибает под пулями палыми листьями лета,
Ничего невозможного, некогда, не совершишь
Преломления нужного ультра в лучах, Виолетта.

Проливается каплями совесть на пыль и жнивьё,
Но не всходит над крышами сонной свободы светило,
Я бы взялся за дело, и, может быть, даже свое,
Если б трепетных перьев писать пасторали хватило.

На свету выцветают обертки, смывается грим,
Назначая ничейной ночную начинку. Сначала
Мы сидим сложа руки, потом - говорим, говорим,
И безглазый старик нас веслом прогоняет с причала.

экспромт вот на это:
http://users.livejournal.com/_a_moi_5_kopeek/402465.html

не горгона, не ундина,
не принцесса на бобах,
говорю тебе, уйди, на…
сгинь, пока не грянул бах,

нагулялись, наплясались,
напились потом в запой,
лезут гомез и гонцалез
к нам в рейтузы всей толпой,

находя себе в награду с
красной коркой апельсин,
а любовь теряет градус,
словно мы в петле висим.

спит мадрид, толедо, прадо,
все спокойно на руси.

Ну, вот и попались вы здесь, и за то аз воздам,
По белому полю с пометкой в углу «всем постам»
На северный полюс скатилась бухая звезда,
Темнеет, и выкатил бочку холеный бастард
Прозрачного спирта спартанцам примерно трёмстам.

Малюте подали карету карательных дел,
И хули ты мне поменял Hewlett-Packard на Dell?
Летит паровоз, унося в предрассветную даль
Подметные письма, и жалобно так загудел,
Что выпало слов, о которых не слыхивал Даль.

И время курить на ветру и молчать о своем,
Поплевывать в дырку от зуба – на том и стоим,
Что некому в голос кричать, или петь соловьем,
Из этих широт не гнездо, так веревку совьем,
Ведь надо же что-то оставить и детям своим.

Нам свойственно на ночь вдыхать керосиновый смрад,
Оставьте минут докурить, не сочтите за труд,
Я нарочным был наречен, нумерованный смерд,
И в каждой глазнице граненый горит изумруд.
По замыслу Зевса замес заместителя крут,
А первый паяц распоясаться только и рад.
За дверью поставлена велеречивая смерть,
Седые собаки которой и кости сожрут,

Не то расплодились ягнята паршивой овцы,
Побитые молью тельцы золотого руна,
Про всякого зверя заводятся в стаде ловцы,
Иные еще без вины, только завтра война.
Принявшие постриг нанизывать постный шашлык,
Алкавшие славы неймут ни воды, ни угля,
Обманчивый компас, уже ли с тобой мы пришли к
Намеченной цели с табличкой «0000».

Русь понимают лишь евреи
Л. Губанов

да будет путь твой тих и светел,
седая родина моя,
мне двери оборвало с петель
и кисы с косами стоят,

наутро выплесни младенца,
куда макар макал му-му
и привяжи за полотенце
к траве неверного фому.

в края, где ты прошла босая
по дну оврага на врага,
заря златая, угасая,
зальет багровым берега.

там от кабула до гулага
славо-охотливый грузин,
и ты не спрашивай, салага,
оккульт-походах в магазин

Горный парк Рускеала

Подумаешь, какая ерунда –
Не стоит жизнь напрасного труда,
Какая все же, право, чепуха –
Ни друга нет, ни повода бухать.
Ты в праздности себе вообрази,
Как пешки устремляются в ферзи,
Но, в сущности, на том краю доски
Такое же количество тоски,
И даже если сам, не ровен час,
Туда дотянешь, жертвуя и тщась,
То помни, что у пешки проходной
В друзьях фигуры нету ни одной.

Новый год приходит без подарка,
Видимо опять не заслужил,
На столе картонная «Кадарка»
И салатик в шубе - старожил

Ходишь в пресной темноте на ощупь,
В небе только виден тонкий серп,
В молодости жизнь казалась проще –
Меньше палок было в колесе

Если не фортуны, так сансары,
А теперь уже не тот расклад,
Мина на лице – молчать, гусары!
И к тебе тропинка заросла

Пригородный снег не слишком чистый,
Говор гастарбайтера грудной,
Хоть от меланхолии лечись ты,
Хоть бери навечно выходной.

Круглые корыта крытых кортов
Высятся вопросами вотще,
Ненавижу этот праздник чертов,
Словно муху в праздничном борще

Снежок, колесами прижатый, озноб, простуда на губе,
Вагоно-выгодно-вожатый счастливый свой на букву «б»
Никак продать не может к ряду последних пару тысяч лет,
Ты выйдешь. Я войду и сяду. Мы мух отделим от котлет.
Накроем стол на ровном месте, чтоб не упал случайно нож,
И водки, грамм, пожалуй, двести на два, пожалуйста, умножь.
Так выпьем, милая подруга, пока еще горит свеча
Во мгле, и маятник упруго века не устает качать.

Декабрь. Кусать себя за локоть,
Хлебать дырявым лаптем щи,
Кутью березовую лопать
До появления морщин

На гладком лбу гидроцефала,
Но что поделаешь – восток,
Цена на фьючерсы упала
И пар опять ушел в свисток.

Чернила для восьмого класса,
Тетради в розовый кружок,
Что пригорюнился, дружок,
Как Бананан из фильма АССА?

На гладкий глобус Ленинграда
Надет петлёй какой-то Шнур,
Что ты, кудрявая, не рада –
Гудят Плесецк и Байконур,

Ракеты рэкета в натуре
К нам возвратятся из тюрьмы,
Восславим же в литературе
Туркмен-баши и мать Кузьмы.

Метнутся маши и медведи
На Мерседесе в Магадан,
И мы куда-нибудь уедем…
Все в сад!
На долгие года.

торжественен я нынче не затем,
чтоб петь осанну женской красоте,
печален я сегодня от того так,
что краток век капроновых колготок:
лишь миг, и вот они висят в углу, к
тому ж внутри уже не ноги – лук…

мне туфли жмут, пиджак короткий, кровать узка,
а в тесной черепной коробке лежит тоска –
слегка поблескивает гранью пустых надежд,
терзает голову баранью…
а счастье где ж?
оно шатается ночами по пустырям,
чужие паруса качает, иным морям
закаты кровью обагряет по берегам,
зато ему благодаря я черню пергам-
енты, листы и свитки, но письмена
вертлявы, суетны и прытки, похожи на
лукавых чертовых малюток, страшней отца,
не нужно только, я молю, так печалиться

не устану так простыну
да перстами непростыми
достигая до досуга
ты другая тоже сука
не любая не любовь
погибая в толще лбов
дай мне руку на реке
реет ругань в парике
дождь идет всю жизнь косой
черный идиот с косой
минет мертвого меня
в синий сумрак семеня

Не стой, майор, у брошенных орудий,
Отдав и срам, и честь,
На матери поруганные груди
Не отверзай очес,

Ступай себе с добром в свои казармы,
Мамону возлюбя,
Здесь как-нибудь ответим за базар мы
И без тебя.

Глаза твои прозрачные навыкат
И днесь неймут стыда,
Но твой стакан с полонием не выпит,
И никогда…

Грядет рассвет, и сны сырыми выпьет,
Из атмосфер светило снизойдет
Высвечивать тернистый путь в Египет –
И твой черед

Настал покинуть верные пенаты, –
Во тьму кромешную, где зной и хлад,
И не успеешь отхлебнуть вина ты,
Как виноват.

Тут злаков не пожнем и не посеем
Не сохраним единого зерна,
Земля, куда мы шли за Моисеем,
Разорена.