Микрорайонное счастье

Середина 50-х годов – интересное время. Развенчали культ личности. Началась «оттепель». Из Гулага стали возвращаться реабилитированные «враги народа». Упал «железный занавес». Прошел первый Московский кинофестиваль и фестиваль молодежи и студентов. Советские люди впервые пообщались с остальным миром. А советская армия потопила в крови Будапешт…

Черно-белое время.

Никита Хрущев ставил четкие задачи. Советский человек должен иметь вдоволь еды, одежды, собственную крышу над головой, дачу и автомобиль. К решению приступили уже в 1954 году.

По всей стране появились гигантские предприятия по производству товаров народного потребления, бытовой техники, огромные автозаводы. Началась распашка казахстанской целины. Хрущев съездил на Айовщину, побывал на ферме Боба Гартса – и скоро все советские поля засадили кукурузой. И во время той же поездки он увидел сборные дома из деталей, привезенных с завода. А через некоторое время в Европе – домостроительное производство.

Выяснилось, что можно построить огромные комбинаты, монтировать дома прямо с колес, устроить соцсоревнование на скорость сборки – и в рекордные сроки обеспечить огромное количество новых квадратных метров. Перевезти людей в отдельное жилье. Советские города начали меняться.

Город-гроздь

Вообще-то, СССР в 1960-е годы уже почти не отставал от остального мира. Все, что было у нас построено, делалось как бы под копирку. Повторялось – с опозданием на 10 лет. Тем не менее Советский Союз успел догнать Запад и держаться с ним почти вровень до начала 70-х годов. Потом отстал навсегда. Но это уже другая история.

Пока же – для лучшего понимания ситуации – посмотрим, что происходило в мире. Сразу после окончания 2-й мировой войны – в конце 1940-х годов – в Европе началось широкое муниципальное строительство. Жилье возводилось крупными комплексами и поселками, вокруг больших городов стали строиться города-спутники (вокруг Лондона их появилось восемь, близ Парижа возникли жилые комплексы – Нантер, Рюэль-Мальмезон и другие). Дома строились массово и однообразно.

Через десять лет – как раз к нашей «оттепели» – тогдашняя архитектура стала действительно всемирной. Во многих странах сформировались свои архитектурные школы. Архитектура Финляндии приобрела своеобразие вследствие того, что здесь работал Алвар Аалто; Япония выдвинулась на одно из первых мест в мире благодаря работам Кэндзо Тангэ; яркой была послевоенная архитектура Бразилии, потому что там появились Оскар Нимейер и Люсио Коста. Это была естественная реакция на послевоенную разруху.

Еще шла война, когда градостроитель Патрик Аберкромби подготовил два предложения – «Проект для Лондонского графства» и «Проект для Большого Лондона», которые должны были сделать Лондон «упорядоченным, эффективным, красивым и просторным» городом.

Проекты Аберкромби предполагали существенную переброску населения в пределах самого города, с тем чтобы «создать сбалансированные сообщества, каждое из которых состоит из нескольких малых территориальных единиц»; восстановление разрушенных бомбами районов должно было сопровождаться рассредоточением жителей перенаселенных участков на основе представления о «зонах плотности».

Следовало соблюдать равновесие между строительством жилья, промышленным развитием и сохранением «свободного пространства»; связать воедино все разноликие сообщества должны были ключевые магистрали.

Планы Аберкромби осуществились частично, он построил те самые восемь лондонских городов-спутников – но его идея перераспределения населения в новые городские структуры получила в нашей стране развитие и привела к возникновению микрорайона. То есть основной единицы городской массовой застройки.

Город-матрешка

В Советском Союзе сама собой утверждалась все большая социальная однородность общества. Кстати, на Западе – тоже, но по другим причинам. В СССР появилась норма жилплощади на человека – гигиенический минимум в 9 кв. метров и норма заселения новых квартир, исходя из девяти метров жилой площади на человека при предельно допустимом минимуме «общей площади» (ванная, туалет, кухня и коридорчик).

Но жизнь не ограничивается жильем и местом работы. Нужно, чтобы детей можно было отдать в детский сад, в школу – поближе к дому. Чтобы не очень далеко была поликлиника, прачечная, не нужно было через весь город везти хлеб и молоко. И так далее.

Как рассказывают профессора Алексей Гутнов и Вячеслав Глазычев, архитекторы и социологи собрали всю совокупность повседневных потребностей, включая потребность в безопасности уличного движения, подсчитали среднюю численность взрослых, детей и стариков на каждую тысячу жителей. Затем определили предельно допустимое расстояние от подъезда дома до детского сада (150–200 метров), школы (200– 300 метров), местного торгового центра, учреждений бытового обслуживания, поликлиники (500 метров).

Все вместе назвали микрорайоном, и именно жилой микрорайон стал базовой единицей городской структуры. Архитекторы сочли, что прежняя поквартальная форма застройки, имеющая 4-тысячелетнюю историю, больше не нужна. Внутри территории, очерченной магистралями для общественного и личного транспорта, застройку можно вести совершенно свободно. Лишь бы соблюдались санитарные нормы освещенности квартир за счет строгого соблюдения расстояния между соседними зданиями, приблизительно равного двойной высоте самого высокого из них.

Вместе это назвали принципом «свободной планировки».

Но архитекторы пошли дальше. Они вычислили и «периодические потребности». Кинотеатр, универмаг или химчистка получили свой радиус доступности – полтора километра (недолгая поездка на транспорте). Группа микрорайонов объединяется общим центром периодического обслуживания, получая наименование «жилой район».

Наконец, были определены эпизодические потребности вроде похода в театр, цирк или зоопарк. В результате появилась общегородская система специализированных центров, относительно равнодоступных для всех.

Все вместе получило название системы ступенчатого обслуживания – город-матрешка, внутрь которой вложены «матрешек» поменьше (жилые районы), а в каждую из них – несколько еще меньших (микрорайоны). Схема стройна и убедительна. Вполне подходит для «бумажного» гражданина. Или андроида.

Не учли, что среди фундаментальных потребностей человека есть особенно трудно поддающаяся нормированию, – потребность людей в общении друг с другом. Вспомнили об идеях домов-коммун 20-х годов. Познакомились с работами Аберкромби, интенсивно разрабатывавшего тему «соседства» как «молекулы» желаемого градостроительного порядка. Наложили одно на другое и получили сразу две идеи. Одна – микрорайон должен стать основной средой общения соседей, чему должны способствовать небольшие общественные центры-клубы. Другая – сделать «атомом» городского порядка жилой дом-комплекс с развитой системой обслуживания, с клубом и детским садом, спортзалом и библиотекой.

Идеи эти осуществили при проектировании и строительстве «хрущевских» микрорайонов 1960 годов. Так построены и московские Черемушки, и новые ленинградские районы, и новостройки по всему СССР (и не только его), и целые города типа Набережных Челнов.

Жизнь показала, что сам факт соседства отнюдь не сближает людей. С соседями по лестничной площадке мы можем годами раскланиваться, не зная их по имени. А общаемся там, где есть общие интересы. Поэтому и жизнеспособными «матрешками» оказались только Академгородки вроде новосибирского или Зеленограда.

Но сама по себе идея шаговой доступности и микрорайона как «встроенного микрогорода» с богатой зеленью и экономией времени на услуги стала вполне продуктивной. А жилые комплексы стали актуальны уже в наше время.

Отдельная мечта

Хрущевки – это однотипные пятиэтажки без лифта, с малометражными квартирами. Низкие потолки, совмещенные санузлы и крошечные кухни. Но именно хрущевки совершили переворот в жилищном строительстве середины XX века, а советский человек впервые получил возможность налаживать свой быт без посторонних глаз.

Когда Никита Хрущев принял руководство страной, она находилась в глубоком жилищном кризисе. В Москве 337 000 человек жили в бараках. В целом по стране на бараки приходилось 18 млн кв. м жилой площади, или 9% всего жилищного фонда. 54% жилой площади не было подключено к водопроводу, 59% – к канализации.

Государство не могло обеспечить квартирами всех нуждающихся, и дело было не только в деньгах. Плохая организация работ, преобладание ручного труда, нехватка строителей и материалов. Отсутствовало производство крупногабаритных бетонных изделий, лифтов, башенных кранов, большегрузного транспорта. Проектные и планировочные организации не были готовы к большому объему работ. Но Хрущев дерзнул искоренить жилищный кризис, преследовавший СССР со дня его основания.

Отметим, что такая попытка уже была в1923 году, когда начали строить рабочие поселки на 3200 человек, где 90% жили в квартирах с покомнатно-посемейным заселением. В ноябре 1929 года в «Революции и культуре» вышла статья А. Склонского «Социалистический город», где говорилось, что в городе будущего человеку нужно будет только помещение для жилья. А надобность во многих «собственных» предметах домашнего обихода просто отпадет.

То есть пищу готовят фабрики-кухни, а кормятся члены коммуны в столовых. Белье стирает механизированная общественная прачечная. Уборка жилищ механизирована и выполняется специальными работниками.

От довольно дорогостоящих домов-коммун быстро отказались в пользу более дешевого жилья. А конец «домам-коммунам» был положен постановлением ЦК «О работе по перестройке быта» от 16 мая 1930 года.

Основным типом советского жилья была объявлена индивидуальная комфортабельная квартира. Но чтобы получить такую квартиру, надо было входить в номенклатуру. Строителям же светлого будущего доставались «дома облегченного типа», то есть – бараки.

Лицом к народу

Некоторый опыт в области прогрессивного строительства жилья был уже накоплен как в Европе, так и в СССР. Например, в 1949 году на Хорошевском шоссе в Москве вырос целый квартал четырехэтажных домов из готовых заводских элементов. На стройплощадке осуществляли только монтаж и окончательную отделку зданий. Сроки строительства уменьшились почти втрое, вдвое – затраты труда и потребность в квалифицированных кадрах. Но стоимость квартир все равно оставалась высокой.

После выхода Постановления 1955 года был намечен курс на возведение жилья по наиболее дешевым типовым проектам. Были устроены конкурсы на лучшие типовые проекты жилых домов в два, три, четыре и пять этажей. Программа конкурса содержала строгие требования ко всем помещениям, а также устанавливала среднюю стоимость одного кв м жилой площади – не более 28 тыс. руб. (в деньгах того времени).

Начались поиски путей удешевления жилья. Подсчитали, что на лифте удается сэкономить 8% стоимости. Выяснилось, что пять этажей – максимум, на который врачи разрешают подниматься пешком без ущерба для здоровья. Без вреда для жильцов оказалось возможным снизить высоту потолков на 30 см, добившись экономии в объеме стен, лестниц, длине коммуникаций. Уменьшило затраты и вынесение мусоропроводов, устанавливавшихся ранее в кухнях или подсобках.

Дубовый паркет заменили доской или ДСП (линолеум был весьма дорог). От филенок, всевозможных раскладок и профилей отказались – двери должны быть гладкими и хорошо окрашенными, а оконные переплеты – цельными. Упростили плинтусы и наличники.

Серьезному пересмотру подверглись площадь и планировка квартир. Новые нормы жилья (9 кв м на человека) возникли согласно теории «прожиточного минимума», разработанной в 30-е годы архитектором Лазарем Чериковером.

Например, этот специалист выяснил: для глажения белья человеку достаточно пространства в 90 см, для вытирания банным полотенцем – 110 см, для надевания ботинок – 85 см. Уборная шириной 75–80 см – вполне просторна, чтобы стоять с согнутыми в локтях руками, а прихожая, шириной 110 см – чтобы раздеться и повесить одежду.

Были просчитаны и нормы мебели, ее количество для одной семьи и необходимый максимум одежды, который смог бы поместиться на выделенных советскому человеку 50 см шкафа.

Главный архитектор Москвы Иосиф Ловейко был убежден, что 14 метров общей комнаты достаточно для набора мебели семьи из четырех человек, спальня размером 10,8 кв м – для трех мест. Четырехметровая кухня вполне вмещает комплект стандартного оборудования.

В совмещенном санузле можно было использовать один кран для раковины и ванны, а если еще заменить обычную ванну на сидячую, помещение можно уменьшить до 2,5–3 кв м. Говорят, что Хрущев самолично тестировал туалет и вынес вердикт: «Я смог, значит и все смогут!»

Дома растворимые, с осадком

Один из окраинных районов Москвы – Черемушки – стал опытной стройплощадкой. Под эксперимент отвели три квартала. Предстояло выбрать наиболее удобную и экономически выгодную для массового внедрения планировку.

Строительство вели по строгому графику. Конструкции доставляли с заводов в четко определенное время, принимали с автомашин с помощью кранов и сразу же монтировали. Благодаря такому поточному методу полная сборка пятиэтажного дома продолжалась 54 дня, с отделочными работами – 90.

Эксперимент удался. Подобные стройплощадки появились во многих городах. Но квартиры оказались тесными и неудобными. Число жильцов росло, в том числе за счет родственников, перебравшихся к новоселам. Результаты инспекций, с которыми новоселов периодически навещали специалисты по типологии жилища, были неутешительными – нормы следовало пересмотреть. И тогда вся домашняя жизнь была поделена на 83 процесса, как-то – приготовление пищи, личная гигиена, «умственные и любительские занятия, «внешняя связь» и т. д. При проектировании следующих поколений квартир нормы были изменены.

Тем временем, страна требовала увеличить темпы строительства. В 1958 году руководитель первой мастерской Моспроекта Виталий Лагутенко разработал уникальную конструкцию типовой пятиэтажки. Ничего подобного отечественное домостроение еще не знало: дом собирался из элементов как этажерка. Метод, позволявший монтировать здание без раствора, обеспечивал высокий темп строительства. Вообще же идея экономных и быстрых в постройке домов такого типа принадлежит французам.

Так появилась К-7 – серия легких быстровозводимых домов, технологично простых не только при монтаже и отделке, но и при производстве их элементов. Естественно, первые здания были далеки от идеала. Стены плохо держали тепло, а толщина межкомнатных перегородок составляла всего 4 см. Спустя два года четырехсекционная пятиэтажка серии К-7 монтировалась за 12 рабочих дней. Количество исчислялось уже сотнями. В 1959 году из общего числа зданий, введенных в строй, только половина получила оценку «хорошо». Оказалось, что быстро не значит качественно.

Индустриальное домостроение, которое призвано было стать антиподом коммунального жилья, где предусмотрены «все виды обслуживания, которые только могут быть и должны иметь место в новом социалистическом строительстве», не слишком радовало новоселов.

Со временем Н. Хрущев стал задумываться, не возводить ли более высокие жилые здания. Дешевые пятиэтажки не оправдали ожиданий. Затраты не были тщательно рассчитаны, в результате уже в конце 50-х годов перерасход средств городского бюджета составил 20 %.

Хрущева волновала судьба построенных домов. Он даже предлагал надстроить их еще пятью этажами и оборудовать лифтами. Нецелесообразность пятиэтажкек, которые получили прозвище «хрущебы», была осознана: к 1964 году на их долю приходилось всего 18 % от общего объема жилищного строительства, остальные 82% принадлежали домам в девять этажей и выше.

Хрущевки строили с 1959 по 1985 год, всего в России было построено 290 млн кв метров общей площади. Это примерно 5,8 млн квартир – 10% нынешнего жилого фонда. Предполагалось, что хрущевки прослужат максимум 25 лет, а затем будут заменены современным комфортабельным жильем. Но «хрущебы» продержались намного дольше – люди живут в них и поныне.

Источник: http://www.spbren.ru