Без заголовка |
|
|
КоШШка |










|
|
я плакал с этого лога... местами. |
|
|
Я снова пьян... |
Я вхожу в дом, и она, услышав писк домофона, уже ждет меня в коридоре.
Она не мнется в сторонке – она выходит в центр, под свет, встает во весь рост.
Она смотрит мне в глаза – прямо, открыто, снизу-вверх.
Она великолепна, и она знает это.
И я знаю это.
И она читает это в моем взгляде – она нежится в нем.
Она абсолютно-великолепна.
Она – Кошка.
Я иду в комнату.
Она следует за мной, шаг в шаг.
Не отступая.
Я иду в ванну.
И она следует за мной, шаг в шаг.
Она садится на бортик.
Она наблюдает за мной.
Я иду к себе, и она первая запрыгивает в постель.
Она никому не дается на руки и никого не терпит.
Но в моих руках она перестает существовать.
Она – Кошка.
Так было не всегда и не всегда мы дружили.
И не всегда я знал о ней то, что нужно.
Но я был настойчив узнавая, а мои руки запоминали все.
И проходило Время.
Я не уделял ей должного внимания и она пакостила.
Пакостила и получала от меня «на орехи».
Получала и надолго пряталась от одного вида ремня.
Но я знал, что вторых рук нет. Их миллиарды, но таких – нет.
Они знают тысячи Кошек, но мои - знают Ее.
И она тоже это знала.
Она смотрела на мои руки – и приходила снова.
Она не может без меня.
Она – Кошка.
Она – зверь.
А я – человек.
Но Психология – мост между всем, что способно получать удовольствие.
И я – зверь.
А она –
Кошка.
|
|
Без заголовка |
Ты спишь сейчас – тебе завтра на полные сутки...
Отдыхай, сутки в этих дребенях – не масло под лавкой хавать.
Я же приканчиваю очередную бутылку сорокапятиградусного бальзама – ох и полюбились же мне они... Свечи выдирают из темноты куски комнаты, и в их лучах, перемешанных с бледным светом монитора, сквозь сигаретный дым поблескивает стакан с едва прозрачной черно-красной дрянью. И так хочется потрепаться с тобой «за жизнь», выпустить табуны накипевших мыслей попастись, чтобы они перестали лягать меня изнутри. Но ты спишь, и я в молчании чокаюсь с монитором – что ж, я расскажу ему это, надеюсь, ты не будешь в обиде...
Конечно, раньше этот текст никогда бы не дошел досюда. Но я уже давно не боюсь ни твоих пушек, ни твоей реакции, и легко позволю себе просто так вот поговорить.
И если бы я рассказывал тебе это лично, я говорил бы своим тихим, спокойно-задумчивым, совсем чуть-чуть хрипловатым голосом – я знаю, тебе нравится его слушать, и каждый раз, когда я говорю им, ты всегда вслушиваешься в него, растворяешься в нем, плывешь в нем – мне даже замечали это люди, которые были рядом, когда я рассказывал что-нибудь тебе у тебя дома.
Ты хочешь знать мысли,
Сокровенные тайны
И чувства.
И знать, что
Любима,
Всей душой
и всем сердцем.
Ты знаешь, у нас с тобой всегда есть что друг другу сказать... И я даже не про последнее время, когда в основном я рассказываю тебе же о тебе, и это носит характер разбирательств и даже немного прессингует. Ничего, мне осталось рассказать совсем чуть-чуть, а дальше будет проще. Я о вообще, о том, что мы можем говорить друг другу абсолютно все, любую самую бестолковую хрень, которую никто из нас не скажет больше никакому другому человеку (и я помню вещи, которые ты не скажешь даже своей самой близкой подруге), и дружно над ней же покраснеть (правда, краснеть больше любишь ты), или, наоборот, зачехлив стволы, развернуться друг к другу мембраной – этой самой чуткой и тонкой стороной, дарующей понимание и единение, эту легкость полета – не ярость и мощь бешеного галопа, но момент затишья, едва слышимого голоса и почти незаметного прикосновения, каждое из которых дарует высшее наслаждение, мгновение полета и великий покой. Это – первая часть из тех трех (да, трех, не двух), из которых ты состоишь.
Я думаю, ты поймешь.
Когда-нибудь, как только это будет уместно, я обязательно расскажу тебе сказку про двух птиц. Она очень печальна и трагична, но все, что велико – построено на скорби... она понравится тебе.
Ты хочешь
Кусать до крови губы,
Раздирать ногтями ладони до боли.
Ты хочешь
Страдать, любить...
Жить.
Ты хочешь
Кричать от боли,
От сердца
Отрывая
и вновь
Прижимая.
Ты хочешь
Любви и смерти
Одновременно.
Ты знаешь, я сам уже давно не тот... Говорят, что эльфы не обижаются – эльфы увядают... Но я уже давно не обижаюсь. И не увядаю. Моя перестройка, сноровистые лошади и добрый галоп трагично отразились на моих терпимости и спокойствии. И не так уж и много надо, чтобы ввергнуть меня в бешенство. Да, оно у нас по-разному проявляется, но даже если я улыбаюсь твоей улыбкой, а ты видишь напротив себя свои глаза, то хоть в чем-то мы должны быть различны, ибо став абсолютными копиями друг друга, мы просто умрем от скуки.
Но от скуки нам, похоже, умереть не светит... И в ярости я держу свое бешенство на тройной короткой цепи, без шансов унять его стараюсь просто отойти подальше, чтобы не выплеснуть и отвести огонь. Я не хотел бы перегнуть палку и все испортить по какой-нибудь глупой мелкой причине... Ты пока не умеешь тушить и направлять его, ты даже не видела этого еще, но я перестал забывать, и очаги огня, не потушенные и не компенсированные, не пропадают сами – тихо тлеют где-то там, глубоко внутри...
Когда-нибудь, конечно, я расскажу тебе и о себе... Я не знаю, сколько открыла ты, сколько разгадала и что есть у тебя кроме привычных, отработанных на других методов...
А бешенство вызывает многое, очень многое... я вспыхиваю как ракетное топливо, мгновенно, незаметно снаружи – и обжигающе внутри. И только утробный рык «мое!», бывает, прорывается наружу. Но – не мое. Я пока ничего не брал, чтобы это было моим. Да и политика у меня другая... И все же, не смотря на это, умом понимая все, чувства выдают именно такое.
Ты нашла этого конеглазого - ну да, я в отместку трахнул местную сучку, прямо на работе, посреди работающего склада и ездящих комплектовщиков, за холодильным отделением, среди вентиляционных холодильных труб и стеллажей, закрывших нас от посторонних взглядов..
Ох и глупые же у меня были смс-ки то, про небо и про то, что все мы рождены для счастья... и такой тупой толстый смайл в конце – ну да, это было именно тогда, как раз в тот момент, когда ты мне писала про «сдаться».
О да, конечно, ты можешь сказать – никто никому ничего не должен, все свободны и вправе делать, что хотят. И вообще мы нахрен не при делах и добрые друзья, епт! И ты будешь права, от первой буквы до последней точки! С поправкой - умом, технически. А со стороны чувств это будет всего лишь ширмой, тряпочкой для отвода глаз. Оправданием. Ибо я помню твои слова об этом. Ты реагируешь по-другому, всегда, но – в глубине души тебе далеко не плевать. Как ни странно, мне тоже! Настало время анекдотов?
По-моему, нам уже пора перерасти ширмы и тряпочки... но это отдельный разговор.
А про третью твою часть я расскажу тебе отдельно...
Ты хочешь
Меня,
так же
Как я тебя,
Ты хочешь
Сливаясь в едином порыве,
Любить
До последнего вздоха.
И только небо знает правду...
Как на галопе, вжавшись в коня, чувствуя ход каждой его мышцы и любое самое неуловимое его движение...
Я помню, как в последний раз на конюшне, после моих слов ты критичным взглядом начала осматривать себя, поправляясь и «незаметно» прихорашиваясь. Прости, что не среагировал тогда, и даже не знаю, повторится ли это когда-нибудь после того, как я сейчас рассказал тебе об этом, но мне так нравятся такие моменты. Я же все вижу...
И ничего не забываю.
За каждым из нас – длинные списки оглушительных побед и не менее сокрушительных поражений. И пусть каждая шкура отмечена не раз, и давно не густа – какие наши годы, емае!
Мы слишком похожи, чтобы быть вместе?
Так чего же мы, еб твою мать, ждем?
Ехать по проторенной сухой дорожке, или на галопе свернуть в очередные ебеня?
Я даже не буду спрашивать, с какой стороны «или» наш стиль.
Я хочу тебя видеть.
Я думаю, ты меня тоже не против.
Все есть.
Чего нет – допишем наскаку.

|
|
Навели вот... |
Не сказать, что про меня все - наверное, максимум четверть.
Но я не стал выкидывать ни строчки, ибо знаю людей, к которым это относится почти что целиком...
Мы смеёмся над смертью и покупаем килограммы таблеток в аптеке;
Мы говорим, что жизнь прекрасна и идём в магазин за ещё одной бутылкой водки;
Нам насрать на общественное мнение, и мы постоянно спрашиваем: "как я выгляжу?";
Мы любим одиночество и крепко сжимаем в руке мобильник;
Мы считаем, что наш дом - наша крепость, и по ночам мы боимся, что его взорвут вместе с нами;
Мы уверены, что абсолютно спокойны и тянемся рукой к очередной сигарете;
Мы шокируем людей и боимся сказать "люблю";
Мы не доверяем людям и, как минимум, раз в неделю плачемся кому-нибудь в жилетку;
Мы не верим в любовь и по ночам плачем в подушку;
Мы живём сегодняшним днём и строим планы на завтрашний;
Мы из принципа не смотрим новости по телевизору и читаем их в интернете
Мы очень самокритичны и любим только себя;
Мы ненавидим наше правительство и с удовольствием отмечаем день независимости;
Мы прощаем себе все ошибки и косо смотрим на тех, кто их совершает;
Мы не верим в идеальных людей и каждый день в толпе высматриваем свой идеал;
Нас тошнит от толпы в метро по утрам, и мы каждый день терпеливо стоим на платформе в ожидании поезда;
Мы выбираем, что нам слушать и невольно подпеваем "фабрике" где-нибудь на улице;
Мы всегда говорим то, что думаем и почти разучились искренне улыбаться;
Мы хотим, чтобы люди принимали нас такими, какие мы есть и часами торчим перед зеркалом;
Мы любим умные фразы и не понимаем сами себя;
У нас куча нераскрытых таланов, и мы ничего не делаем для того, чтобы они раскрылись;
Мы ненавидим дни рождения и всегда их отмечаем;
Мы обожаем спать до полудня и ставим будильник на 6 утра;
Мы всегда добиваемся того, что хотим и боимся быть никому не нужными;
Мы пишем свои личные дневники и хотим, чтобы их читали.
Можно расправить крылья и улететь от всего этого навстречу ветру. Но у нас нет крыльев. Потому что мы их недостойны
|
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
Медленно истекать...
-Надеждой?..
-Да нет, не осталось.
-Чувством?..
-Давно все выжжено.
-Кровью?..
-Раны зажили.
-Жизнью?..
-Не смеши. Забудь. Плюнь и смейся.
-Думаешь, поверят?..
-Не важно.
-А что важно?..Что, черт подери, важно?!.Есть ли хоть что-нибудь, что по-настоящему важно?!.
-Ты знаешь, что важно.
-Не я, ты знаешь.
-Это одно и то же...
Выдохнуть ненависть. Сплюнуть душу. В грязь втоптать. Раскинув руки, пойти в Небо.
- Это что, слезы?
- Нет, дождь.
|
|
Так. |
|
|
Хорошо. |
|
|
Без заголовка |
Это болезнь? – Нет, я здоров.
Привязанность? – Нет, я независим.
Очарование Смертью? – Нет, я неуязвим.

Это когда всего миг назад тихая и милая обстановка превращается в бешенный вихрь вперемешку с орудийной канонадой под шорох осыпающейся с Неба земли.
Это когда только что сильное и упругое тело, оседлавшее тебя, уже дрожит в твоих руках – и его уже можно, в принципе, заваливать на бок...
Это бешенный, ебнутый на все части тела галоп по каким-нибудь тридевятиебеням, вперемешку со смехом, сигаретой и каким-нибудь уже слабым матом на очередной раз пытающуюся опустить в траву чайник лошадь – на потом, после. Эта моя на голову ебанутая любовь к лошадям убьет меня когда-нибудь? Хер вам! Я их слишком их ненавижу, чтобы просто вот так сдохнуть, а они останутся как ни в чем ни бывало. От меня не так просто избавиться.
И еще много-много, безгранично много всего, ибо даже Боги не могут предсказать, что будет, если свести в один Танец двух Охотников, в разные периоды времени являвшихся абсолютным универсальным оружием друг против друга.
|
|
Без заголовка |
|
|
Загадочно улыбаясь... |
|
|
епрст. |
Сегодня ночуем на Московской.
А у папы в квартире такой срачь, что даже Костикова квартира, наверное, испугалась бы соседствовать.
А еще у него есть Интернет.
В дальней комнате ворчит бабка, старая настолько, что уже давно пора сдохуть – ан нет, епт.
А еще у папы есть сетка. /которая Интернет, для непосвященных/000
В одной со мной комнате сидит дочка его новой жены, при одном взгляде на которую начинаешь задумываться о том, что в импотенции тоже есть свои плюсы и моменты, в которые эти ребята о ней вовсе не жалеют.
И у папы есть.... да, да догадайтесь, что у него есть!
Гребаный, долбанный, ебаный в жопу через рот ИНТЕРНЕТ, твою мать.
И вот я сижу, в темной страшной комнате, сраной настолько, что страшно снимать обувь, освещаемый бледным светом монитора и у меня за спиной в постели лежит эта жертва чернобыля, ни то из DOOMa, ни то Quake’a, ни то Silent Hill’a – хрен их знает, где таких делают. Спасает только одно – это точно НЕ ДОЧЬ моего отца, ее успела сделать его незнамо какая по счету жена (вот ебырь то!) до него. Я просто не поверил бы, что от моего сильного, умного и красивого отца может родиться такое.
Очень мило было со стороны папочки засунуть меня в эту комнату – но мне, честно говоря, насрать. Папа у меня юморист, да я не меньший - у меня есть монитор, сетка, и хоть нет Linux’a, зато есть хоть сраные винды, а их уж мы умеем трахать. И еще у меня есть Хомворлд. Значит, сегодня я не умру.
А еще у этого гада НЕТ ГОРЯЧЕЙ ВОДЫ!
Ибо фишка в том, что я приехал к нему за сеткой и БЛЯ голову помыть, ибо плескать мой хайр в тазике – удовольствие, скажу вам, не из приятных. С головой обломалось, в итоге. Зато не обломалось с сеткой.
Дело в том, что еще сегодня утром меня послал далеко и надолго птн!
И ведь даже все счета оплачены, епт!
Взял, сука, и послал. Вот хамло...
Но свобода – это когда тебя посылают на хуй, а ты идешь, куда захочешь. Цы.
Меня вообще последнее время куда-нибудь отправлять можно разве что очень мягко, нежно, тактично и дипломатично в верхней степени. В противном случае может последовать реакция весьма неадекватная и нихрена не ожидаемая. И в то же время, далеко не сахарная.
Не хотите лишнего бабла? Ну и облизывайте свои CD-ROMы перед тем, как палку туда сунуть.
В общем, такой сегодня веселый день...
Надеюсь, жертва чернобыля меня к утру не загрызет. Выживу – свидимся...
|
|
Я расслаблюсь немного, вы не против? Очень красивые слова... Это Бах. |
…я буду ждать тебя темной безлунной ночью, когда на небе загораются миллиарды звезд, когда Солнце скрывается за краем земли, оставляя нас до следующего утра, и на улицах расцветают огоньки фонарей…
…в моем окне будет гореть свеча, и ты найдешь меня, среди тысяч других огней ты узнаешь огонь моего сердца…
…и мы встретимся ранним утром, когда просыпается все вокруг, когда роса еще серебрится на лепестках цветов, когда первая птица встречает новый день своей песней…
…и ты уснешь у меня на руках, убаюканая шепотом ветра…а я расскажу тебе, как я искал тебя всю жизнь и как ждал каждую ночь…
(с)
|
|
Что-то весел я сегодня... Не иначе, к бою. |
|
|
Немного меня. |






|
|
Саморазнос. Давно пора. |
Как я не люблю этого и как много времени было потрачено, чтобы это исправить – эту нелюбовь и невозможность прощать, эту память, фиксирующую все и не пропускающую ничего. Наверное, это кровь – кровь Рода, приходящего с Неба, чтобы убивать. Потомственных охотников на людей.
Мне уже давно казалось, что все это под контролем, что я спокойнее самого натурального трупа, что я не горд и не обижаюсь. В конце концов, мы не обижаемся – мы увядаем...
(переделанное старое «Эльфы не обижаются – Эльфы увядают».)
Последние мои внутренние перестройки сильно дисбалансировали привычный покой покрытых льдом скал – и вот, оно проявилось.
Тебе не нужен мой снисходительный тон, родная моя? – Говно вопрос, я посплю.
Разберешься сама? – говно вопрос, разбирайся!
Справишься? – говно вопрос, флаг в руки, флагшток по усмотрению.
Быть может, это была хуйня, мелочь, не достойная внимания и даже не замеченная сознательно. (Бессознательно замеченная ЕЩЕ КАК и не одним мной – я слишком отчетливо это почувствовал.) Но сила выстрела и вес снаряда сейчас значения не имеют – сейчас значит щелчок. Механизм сработал, будто у не заряженного пистолета нажали на курок. Механизм, всхоленный и взлелеянный некогда, догнанный до идеала, вовсе не проявил старости и слабости – будто только что смазанные, все шестерни исправно выполнили свою работу, клацнув челюстями.
И ведь прошло дохрена времени, и были сказаны нужные слова. Ан – нет...
Нет, конечно, прямая причина совсем не в этом. Я прекрасно знаю, в чем дело, тот крохотный момент потом, чуть позже, что пробудил холод. Я прекрасно знаю, что можно было сделать, ибо нет мины, которую невозможно обезвредить. Я вижу эти тонкие багровые нити, что тянутся по колодцам и штольням этого не знамо сколько миллионов лет назад заброшенного древнего дредноута, где тихонько посвистывает ветер, шелестя ошметками пепла. Казалось бы, команда давно мертва, а рваные борта являют миру обожженные разорванные внутренности - но там, сквозь тусклые лучи света, безнадежно пытающиеся прорваться сквозь дыры и щели, тянутся багровые нити, провалами уходящие куда-то вниз, вглубь, к тому, что вовсе не спит – дремлет. И закопченные башни вовсе не запылившийся хлам, как может показаться со стороны.
Найдется ли в этом мире человек, который сможет разрядить стволы и разомкнуть цепи, успокоить воспаленное встревоженное сознание, хоть на время – шутка природы, больной разум...
А может, научиться, смочь выпустить эту энергию в другое русло, использовать ее – возможно, даже себе в удовольствие?
Это невозможно.
Для этого надо быть еще больнее и извращеннее, чем я.
Легко ударить и легко победить – а как насчет того, чтобы что-то создать?
Просто в бою – подача, затвор, рама, огонь. Подача...
Я был не прав.
Это надо уметь признавать.

|
|
От Сен-Дени до Цусимы... |
|
|
Без заголовка |
|
|
Памяти достойного человека... |
|
|
Не мое. Ян, Diary.ru |
|
|
Без заголовка |
|
|
как красиво... |
|
|
Без заголовка |
Или
Перед отъездом творится явно какое-то ебантяйство.
Ну, во-первых, я не смог перед отъездом повидать Миртуху – что уже есть быть «хренотень невнятная.»
Нет, конечно, я мог подорваться и поехать – пусть найдется та блядь, которая сможет не пустить меня к моей любимой лошади. Но, по правде, справедливо будет заметить, что к тому времени я был уже в состоянии не самой полной трезвости, мягко так скажем. Продолжая рассуждения, следует так же добавить, что самой Миртухе, проведаю я ее перед отъездом или нет, вероятнее всего, глубоко насрать. Ну а уж пьяная моя рожа ей вообще никуда не впилась.
Рассудив таким разом, я продолжил свою душевную беседу с коньяком.
Кроме меня в квартире: мать, крестная мать, моя дЭвушка.
Крестная – женщина крайне культурная и всесторонне воспитанная.
А я, в общем-то, собирался поговорить с коньяком и часам к 23 остаться в гордом одиночестве – полазать ночью по сетке да дел потворить, благо таких найдется.
ДЭвушке на работу, причем дохрена рано.
Бля, сказать «накушался» - значит просто заткнуться и промолчать.
Наебенился в хлам, в доску, стельку, жопу, прочую херню и просто в пиздец.
ТАКИМ пьяным меня видело за жизнь человек – да всего ничего, епт, брат мой наверное разве что.
Хотя... как это ни странно, хотя я не люблю пить вне дома, примерно наподобие меня видел Ворон на одном флэту, когда нас собралось там что-то около шести и мы хорошенько намешали чего только не, убравшись в хлам. Единственное исключение.
И то тогда мы правда убрались, а тут я так чудесно застрял на том волшебном пороге, когда зрачки уже погрузились (и даже не булькает), но на что-то постоянно распирает.
Как результат, все мои благородные планы канули в самую что ни на есть Жопу.
Последнее, что я внятно помню – как кого-то угораздило пошевелиться и я на кого-то прыгаю, а мать в темпе танго захлопывает ко мне дверь и уволакивает Таньку (крестная) в комнату подальше.
Методом математического исключения выясняем, на кого я прыгал – ну слава Богу, хоть тут все в порядке.
Ох, чую, в поезде маман мне выскажет просто ВСЕ, что она думает по этому поводу – пока вроде только косится малек время от времени.
Коньяк оказался просто чудесным, к утру я даже смог сползти на пол на своих четырех и даже вполне пристойно после этого распрямиться.
Дэвушку тоже откачивать не пришлось – что так же есть факт по сути просто восхитительный.
Хотя этого я не видел, но уходила вроде ничего, попрощались, вся фигня...
Не, ребят, так пить низя.
На самом деле, конечно же, я все помню, я вообще никогда и ничего не забываю.
Все было абсолютно-ахуитительно, но пить так все равно низя.
стопудоФф.
|
|
О том, как надо проводить ночь перед экзаменом. |
|
|
Без заголовка |
|
|
Музыка |
|
|
Навеянное только что |
|
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
"Сердце находится в равновесии лишь на острие бритвы"
Пьер Реверди
|
|
| Страницы: [1] Календарь |