7-ое августа. Сегодня рано утром разбудил нас орудийный выстрел. Подошедший красный бронепоезд начал обстреливать вокзал. Снаряды с воем несутся через нашу хату. Встаем. Стрельба прекратилась. Пошел в штаб полка. На площадь влетает на лошади казак и кричит: "В тылу красная конница!". Поднялась суматоха. По телефону запросили 2-й батальон, он стоял в конце станицы. Оттуда ответили, что на соседнем хуторе заметно какое-то движение. Один броневик покатил туда. Через час все выяснилось: наши брали на хуторе подводы; в это время откуда-то появились красные кавалеристы и погнали наших.

Вот так война! Прошли 80 верст, а в тылу противник бродит! Нет, видно, нам со своими силами не сделать дела.

... Вчера ген. Улагай созывал здесь станичный сбор, разъяснил казакам положение. Казаки-станичники кричали "Ура!". Да толку, как видно, для нас от этого мало будет...

... Сегодня у нас в 12 час. дня парад. Принимать парад будет ген. Бабиев; на площади в ожидании парада стоит его конница. Она только что пришла из Брюховецкой, разбив бригаду красных. Она имеет грозный вид со своими значками, черными знаменами и волчьими хвостами. Пришел наш полк. Пришли батареи, броневики, подошли Алексеевское и Константиновское училища. Все с нетерпением ждут Бабиева. Интересно его посмотреть.

- Смирно! - раздалась команда.

Не успели все сообразить, в чем дело, как вдруг из-за угла, как пуля, вылетел всадник и птицей пролетел по фронту.

- Здра-а-а! - закричал он.

- Здрав-гав-гав! - загалдели казаки.

Я не успел рассмотреть его. Видел только мелькнувшую фигуру и руку в воздухе, другой руки, говорят, у него нет, и повод он держит в зубах.

Жду - сейчас пойдем церемониальным маршем, но почему-то тишина. Никакой команды... Заминка...

- Разойтись! - раздалась команда.

Удивительно. Почему же не было парада? Иду в штаб полка. Меня ловит пор. Яновский:

- Идите в команду, сейчас выступаем!

Куда? Что?

- Неизвестно!

Быстро грузим на повозки аппараты, катушки, а в саду кипит борщ, неужели бросим его?!

Выезжаем на площадь. Бабиевцы уже выходят из станицы. Значки и конские хвосты грозно веют над колонной. Полк наш едет на подводах.

Но почему в такое время? Под вечер. И почему едем не вперед, а назад? Это уже совсем что-то непонятное! *)

Ночевали в станице Роговской. Там были красные, но ушли.

*) Как потом оказалось, пока отряд ген. Улагая отдыхал в Тимашевке, красные обошли ее и отрезали белых от моря и от Ахтарской станицы, где находилась база отряда. К тому же в самой Ахтарской военные корабли, пришедшие из Крыма, почему-то все ушли обратно в Крым, не оставив никакой охраны базы с моря, чем воспользовались большевики, высадили десант и заняли Ахтарскую. Восстановить положение была послана конница Бабиева и приданный ей Алексеевский полк. Несмотря на проявленный героизм, огромные потери и даже одержанные победы, очистить тыл от красных белым не удалось. Они не были побеждены, но и разбить красных окончательно у них не хватило сил. Красных было много, а белых (несмотря на взятых в плен) по сравнению с красными было чересчур мало. В течение недели шли непрерывные бои, белые брали пленных, трофеи, выбивали большевиков из станиц, шли дальше, а красные шли за ними по пятам, опять занимали только что взятые станицы, и нужно было возвращаться назад и опять выбивать красных.  



8-ое августа. Выступили до рассвета. Бабиев, узнав, что где-то близко бригада красных, пошел ей в тыл. У нас был сильный бой в Гарбузовой Балке. Наши пленные, Сибиряки и Уральцы, дерутся хорошо. Наконец, красные побежали. Мы взяли в плен целый полк; пленных ведем больше, чем нас. Среди пленных наш Башлаев нашел соседа по квартире в Ростове.

Ночевали в Джерелиевке. А Роговская и Гарбузовая Балка опять занята красными. С Тимашевкой связи нет. Если завтра возьмем опять Роговскую, в Джерелиевке будут красные...

Ну и война! С нами движутся повозки с ранеными. Их некуда деть и негде оставить!



9-ое августа. Сегодня опять прошли Гарбузовую Балку. Красные за нами следом заняли Джерелиевку. В общем, мы окружены кольцом красных. Связи ни с кем не имеем. Мы ли выбиваем красных из нашего "котла", или они нас выкуривают - не разберешь. Бабиев посылает нас в одну сторону, сам мчится в другую. Нам жарко с ним работать. Конница на лошадях мчится, а мы пешком да на подводах не успеваем за ними. Лошади наши выбились из сил.

Бабиев нас послал на ст. Брыньковскую. По дороге подошли к какому-то хуторку. У хутора вырыты окопы, там красные. С нами батарея, она бьет по их окопам. Черти красные тоже здорово бьют. Мы лежим в траве. Стебли осота и будяка подлетают на воздух и шелестят от пуль. А у нас, как на подбор, у всех фуражки с белым верхом. Перебегаем ближе и ближе. Оглянешься назад, много наших осталось лежать неподвижно навеки. Сестры милосердия ходят по цепи и делают перевязки. Одну убило (фамилии не знаю). Тяжело ранен командир офицерской роты полк. Непенин.

Мы бросились на ура. Пробегаем окопы, там никого, только лежат убитые.

Вдруг сзади, из камышей, бьют по нас. Красные отошли влево в камыши и пропустили нас. мы отхлынули назад, расстреливаемые в упор. Много упало со стоном на землю. Полковник Логвинов бежит вдоль цепи. Его лицо перекошено гневом, борода растрепана.

- Батальон стой! - кричит он, испуская миллион матов.

- Ура! - опять вспыхнуло на левом фланге.

- Ура-а-а! - подхватили все и повернули обратно.

Перед хутором произошла короткая штыковая схватка. Красные удрали. Мы ворвались в горящий хутор.

Хаты, амбары, скирды хлеба объяты пламенем. Ружейная стрельба, треск горящего дерева, вой баб, бегающих по дворам, рев коров и телят, блеяние овец - все смешалось вместе. Вокруг хутора валяются трупы красных. Два красноармейца лежали как бы обнявшись; у одного оторвало левую ногу, у другого - правую.

Батальон остановился, пройдя хутор. Решили ночевать здесь. В темноте наступающей ночи виднеется зарево горящего хутора. Спим в поле. Вверху над нами ласково мерцают небесные лампочки. Природа неизменная, как всегда. Изменились только люди. Они спят, чтобы утром с новыми силами кинуться друг на друга в новую кровавую, может быть, для них последнюю схватку.



10-ое августа. Сегодня будем брать станицу Брыньковскую. По очереди бегаем на соседний баштан за арбузами. Арбузы здесь громадные, сочные. Уже третий день по выходе из Тимашевки мы живем одними арбузами, почти без хлеба и воды.

..... Перед Брыньковской поле ровное, как стол. Ясно видны хаты и колокольня. Из станицы затрещали пулеметы, но мы идем вперед. С нами в цепи идет много пленных. Они почти не ложатся. Даже командир полка один раз крикнул им: - Ложитесь!

- Чаво там, г-н полковник! - хладнокровно ответили они и шли вперед. Удивительные эти кацапы! Они и там дерутся отчаянно, и здесь молодцами.

Идет страшно жаркая перестрелка. Около меня ранило пленного. Он хватает руками траву и страшно стонет. Ползет фельдшер, рвет у него рубаху и хочет его перевязать. Фельдшер кричит мне:

- Приподымите его и помогите пропустить бинт!

- Ой, бросьте, бросьте, - кричал раненый, царапая землю, - оставьте меня... - У него была рана в живот.

- Держите, держите! - говорит мне фельдшер. - И с вами может то же самое быть!

..... Брыньковская уже взята нами. Наша команда едет на подводах. По дороге лежат убитые красные. Стоят воткнутые штыками в землю винтовки. Это красные сдавались нашей коннице.

Один молодой парень, раненый, очевидно, в грудь, - гимнастерка вся была в крови - протягивал руку и что-то кричал. Один из наших соскочил с подводы и подбежал к нему. Раненый схватился за голову руками, очевидно ожидая, что сейчас его заколют. Наш дал ему фляжку с водой. Раненый жадно припал к ней. Я долго оглядывался, он все не отрывался от фляжки.

..... Догнали полк в степи. Полк шел опять на Джерелиевку. Темно. Наши подводы сильно подскакивают. На дороге что-то лежит. Я соскочил с подводы для естественной надобности. Потом бегу за своей подводой. Споткнулся о что-то. Упал. Труп, другой, третий. Тут их масса. Это работа Бабиевцев. Влез обратно на подводу. Спать очень хочется. Я растянулся и заснул.

- Тра-та-та-та! - Что такое? - Стучит пулемет. Подводы стоят, все спят. В хвосте стрельба.

- Ура-а-а! - раздалось сзади. Пулемет стих. Подводы двинулись. Все спят, дремлют возницы.

Куда едем? Что происходит? Ничего не пойму. Опять стрельба, сквозь сон слышу залп. Подводы останавливаются. Залпы стихли. Прыгают повозки. Кажется, опять трупы. Мы движемся. Куда? Зачем? Кошмарная ночь. Спать страшно хочется.



11-е августа. Утро солнечное, теплое. Красные нас совсем окружили. Мы идем цепью по высокой кукурузе. Вправо и влево белеют фуражки Алексеевцев. Пули беспрерывно шлепают по желтеющим листьям кукурузы. Наши кинулись на "ура". Красные отступают. Бабиев крошит их где-то справа. Мы бежим через бахчи. Обоз наш бешено понесся вперед и обогнал нас на полверсты. Наша батарея бьет на шрапнель по нашему обозу.

- Передайте на батарею: бьют по своим! - несется крик по полю.

Мы прорвались из окружения. Опять едем на наших повозках. Мы впереди, артиллерия в середине, Бабиев сзади.

Рядом с нами скачет на лошади артиллерийский офицер, он смеется и говорит:

- Знаете, за всю войну, с 14-го года, я сегодня впервые видал, как обоз понесся в атаку на неприятеля! Разве могли мы не обстрелять его, - шутит он, - когда увидели, что впереди наших цепей несутся повозки?!

Сзади затрещали винтовки. Бабиев пошел куда-то влево. Мы рассыпались в цепь.



12-ое августа. Целую ночь были в походе. Потеряли всякую связь с остальной группой. Настроение у всех паршивое. На казаков повстанцев нет надежды. Правда, под Джерелиевкой, еще в начале похода,к нам присоединилось несколько партизан в соломенных шляпах с винтовками, но едва мы прошли их станицы, они дальше не пошли, а разошлись по домам. Их психология - свою хату отбил и достаточно!

Днем прилетал аэроплан. Он крутился над нами и спускался всё ниже и ниже.

- Наш! Наш! Ура! - раздались крики. С аэроплана сбросили вымпел. Длинные разноцветные ленты закружились в воздухе и отнесли вымпел далеко в кукурузу. Человек 50, как сумасшедшие полетели туда. Вымпел нашли и понесли ген. Бабиеву. Через 10 минут весь отряд знал, что аэроплан прилетал от ген. Улагая. Он стоит в ст. Старо-Нижне-Стеблиевской и приказывает нам идти туда. Это отсюда верст 30. Все вздохнули облегченно. Ну, теперь, если соединимся, все-таки нас будет больше.

Подьезжаем к плавням, за ними бугор, за которым виднеется колокольня. Очевидно там какая-то станица. Через плавни плотина. Едва мы приблизились к плотине, как справа застучал пулемет, пули засвистали над нами. Слева показалась масса красной конницы. Видимо, поджидали нас здесь, чтобы загнать в болото, когда мы будем переходить плотину, и перебить всех. Алексеевцы рассыпались в цепи. Отбиваемся, пока повозки и Бабиевцы переходят плотину. Командир полка полк. Бузун на лошади носится по цепи, за ним его молодой ординарец Пушкарев с полковым значком. Вдруг справа раздалось "Ура!" и на нас ринулась лава красной конницы. Правый фланг начал отходить.

- Ни шагу назад! - закричал командир и поскакал туда. Вдруг командир склонился на бок и едва не упал с седла. Его ранило. Две красных тачанки вылетели вперед и начали осыпать нас из пулеметов. Мы бросились в болото. Я шлепал по болоту почти по пояс в зеленой грязи. Пули впивались в грязь, чмокая то сзади, то спереди. Слава Богу, выбрался на сухой бугор. Офицерская рота залегла на этом бугре, открыв огонь по красной коннице. Я тоже лег. Рядом плотина, а сзади станица, куда прошли наши обозы и Бабиевцы. Красные перенесли огонь на станицу - гранатами.

..... Мне приказано провести отсюда линию в штаб, в станицу. Из телефонистов я здесь один, где остальные, не знаю. В станице ад кромешный...

(Теперь, лёжа на брюхе под повозкой в станице Гривенской и описывая этот день, я удивляюсь, как я вырвался из этого ада!)

..... Вечером выступили дальше и ночью прибыли в ст. Старо-Нижне-Стеблиевскую, она же, по-казачьи, Гривенская.

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ