"Бар в Фоли-Бержер". 1882 г.
Холст, масло. 97х130 см.
Галерея института Варбурга и Курто, Лондон.

"... В Салоне 1881 года Мане ожидает долгожданная награда - вторая медаль за портрет Пертюизе, охотника на львов. Теперь Мане становится художником "вне конкурса" и имеет право экспонировать свои произведения без согласия жюри Салона.
Мане надеется сделать "нечто" для Салона 1882 года - для первого Салона, где его полотна будут фигурировать с отметкой "В.К." ("вне конкурса"). Уж этого он не упустит!
Но сейчас, когда наконец к нему пришла слава, с таким трудом завоеванная, неужели ее дары попадут в бессильные руки? Неужели как раз тогда, когда ему наконец воздадут за труды и лишения. все будет кончено?.. Болезнь Мане неумолимо прогрессирует; он это знает, и тоска гложет его, и глаза заволакиваются слезами. Жить! Жить! Мане сопротивляется. Неужели его воля не сможет пересилить болезнь?..
Мане собирает всю свою волю. Его слишком рано хотят похоронить. И вот уже его можно встретить в кафе "Новые Афины", у Тортони, в кафе Бад, в Фоли-Бержер; у приятельниц, дам полусвета. И он всегда шутит, иронизирует, веселится по поводу своей больной ноги, своих "немощей". Мане хочет осуществить новый замысел: новую сцену парижской жизни, вид бара Фоли-Бержер - прелестная Сюзон за стойкой, уставленной винными бутылками; Сюзон, которую хорошо знают все постоянные посетители этого места.
"Бар в Фоли-Бержер" - произведение живописной тонкости и необычайной смелости: белокурая Сюзон за стойкой; позади - большое зеркало, где отражаются зал и заполнившая его публика. У нее на шее та же самая черная бархотка, что была у Олимпии, она так же околдовывающе неподвижна, ее взор холоден, он волнует своим безразличием к окружающему.

Это сложнейшее произведение продвигается с трудом. Мане бьется над ним, многократно переделывая. В мае 1882 года он познает счастье, созерцая в Салоне "Весну" и "Бар в Фоли-Бержер", сопровождаемые табличкой "В.К." Над его полотнами больше не смеются. Если кое-кто еще позволяет себе их критиковать, если, например, построение "Бара" с его зеркалом и игрой отражений находят слишком сложным, называют "ребусом", то все равно картины МАне рассматривают серьезно, внимательно, о них спорят как о произведениях, с которыми следует считаться. Впрочем, табличка "В.К." располагает публику к уважению. Волею этих двух букв Мане становится признанным художником; буквы эти призывают к размышлениям, поощряют симпатии (прежде их не решались высказывать вслух), затыкают враждебные рты... "

"В своем последнем большом произведении "Бар в Фоли-Бержер" художник словно прощался с жизнью, которой так дорожил, о которой так много думал и которой не уставал восхищаться. Пожалуй, никогда еще мировосприятие мастера не выражало себя в отдельном произведении с такой полнотой. В нем есть и любовь к человеку, к его духовной иживописной поэзии, и внимание к его сложным, незаметным поверхностному взгляду взаимоотношениям с окружающим, и ощущение зыбкости бытия, и чувство светлой радости при соприкосновении с миром, и ирония, возникающая при наблюдении его. "Бар в Фоли-Бержер" впитал все то, что Мане с такой настойчивостью и убежденностью искал, находил и утверждал в жизни ничем не примечательной. Лучшие образы, вошедшие в его творчество, сплелись воедино, чтобы воплотиться в этой юной девушке, стоящей за стойкой шумного парижского кабака. Здесь, где люди ищут радости в контакте с себе подобными, где царит кажущееся веселье, чуткий мастер вновь открывает образ юной жизни, погруженной в печальное одиночество. Мир, окружающий девушку, суетен и многолик. Мане понимает это и ради того, чтобы прислушаться только к одному, особенно близкому ему голосу, заставляет мир этот снова зазвучать "под сурдинку" - стать зыбким отражением в зеркале, превратиться в неясное, расплывчатое марево силуэтов, лиц, пятен и огней. Иллюзорная двойственность видения, открывающаяся художнику, физически как бы приобщает девушку к мишурной атмосфере бара, но ненадолго. Мане не позволяет ей слиться с этим миром, раствориться в нем. Он заставляет ее внутренне выключиться даже из разговора со случайным посетителем, прозаичный облик которого тоже принимает в себя зеркало, находящееся прямо за стойкой,где под углом видится со спины и сама барменша. Как бы оттолкнувшись от того отражения, Мане возвращает нас к единственной подлинной реальности всего этого призрачного зрелища мира. Затянутую в черный бархат стройную фигурку окружает светлое сияние зеркал, мраморной стойки, цветов, фруктов, сверкающих бутылок. Только она в этом цвето-световоздушном мерцании остается самой ощутимо-реальной, самой прекрасной и неопровергаемой ценностью. Кисть художника замедляет свое движение и плотнее ложится на холст, цвет сгущается, определяются контуры. Но возникшее наконец чувство физической устойчивости героини полотна неконечно: печальный, чуть рассеянный и недоумевающий взгляд девушки, погруженной в грезы и отрешенной от всего вокруг, снова вызывает ощущение зыбкости и неуловимости ее состояния. Ценность ее конкретной данности должна, казалось, примирить с двойственностью мира, ее окружающего. Но нет, далеко не исчерпанный до конца строй ее образа продолжает будоражить воображение, вызывать поэтические ассоциации, в которых к радости примешивается печаль.

Трудно поверить, что "Бар" создан умирающим человеком, которому каждюое движение доставляло жестокие страдания. Но это так. Эдуард Мане и перед смертью оставался бойцом, как в жизни был бойцом против буржуазной пошлости, обывательской лености мыслей и чувств, человеком редкостной души и ума. Он прошел трудный путь, прежде чем обнаружил ту подлинную красоту, которую искал в современной жизни: он хотел ее открыть и открыл в простых, незаметных людях, найдя в них то внутреннее богатство, которому отдал свое сердце."

(По материалам книги А.Перрюшо "Эдуард Мане" и послесловия М.Прокофьевой.)